Был ты видом ужасно противен, сердцем подл, но не в этом суть.
Исторически прогрессивен оказался твой жизненный путь.
Коржавин

Политика Влада Цепеша была направлена на укрепление централизованного феодального государства.
Советская Историческая Энциклопедия.

Влад Цепеш, за подвиги прозванный Дракул,
сплеча посадил пол-Валахии на кол.
(медиевистский стишок)

И наконец, в виде наиболее яркого примера, приведем рассуждение, по слухам принадлежащее одному из крупнейших гуманитариев этого столетия, Арнольду Тойнби. Оно звучит так: «Мистер Смит утром вышел из дому голодный и раздраженный. Поэтому, увидав своего соседа, которого он давно недолюбливал, он обругал его и вступил с ним в драку. Что нам могут сказать об этом различные науки? История опишет, как все это происходила. Экономика скажет, что и откуда мистер Смит взял на завтрак, а также почему его заработок оказался низким и не позволил ему поесть поплотнее. Социальная психология объяснит, как это повлияло на его настроение. Политология многое расскажет о том, как мистер Смит строил свои отношения с соседом. Культурная антропология поведает, в какие формы и почему он облекал эти отношения, а также что именно навеяло ему выражения и образы его ругани. Филология объяснит, на каком языке он ругался. Философия тоже скажет нечто по этому поводу, увязывая мистера Смита воедино с миропорядком. Юриспруденция изложит, как именно квалифицирует деяние мистера Смита та или иная юридическая система, и что ему причитается по тем или иным законам. Искусствоведение опишет татуировку на руке мистера Смита и цветовую гамму под глазом его соседа. Они скажут все это и многое, многое другое. Но никакая, слышите, никакая наука не объяснит, хорошо или плохо поступил мистер Смит, обругав и избив своего соседа». (Сам Тойнби относил этот вопрос к компетенции религии).

Гуманитарный разговор - это разговор людей, о людях и для людей. Естественно, он не может обойтись без оценок всякого рода. Но дело в том, что оценки бывают двух типов - технические и модальные. Первые (присущие всем наукам) бесстрастно сообщают нам, насколько важно то-то и то-то для того-то и для того-то. Это, по сути, не оценка, а особый способ констатации причинно-следственной связи в ее изменениях. «Щелкни кобылу в нос, она махнет хвостом». «С точки зрения ускоренного достижения хвостомахания кобылой полезной и высокоэффективной мерой является щелканье ее в нос». Массвые казни невинных, учиненные Владом Цепешем, способствовали «укреплению централизованного феодального государства».

Не такова модальная оценка (от слова modus, «наклонение»). Она сообщает о том, как к этому «тому-то» относиться, и насколько оно может быть желательным, возможным, должным или дозволенным при разных обстоятельствах. Она указывает, допустимо ли в целях достижения махания хвостом щелкать кобылу по носу, даже при прочих равных и при наличии полной технической возможности оного, - а если да, то когда и с какой силой. Техническая оценка объективна - она попросту констатирует связь нескольких параметров, существующую независимо от нас. Модальная оценка условна и субъективна; она всецело зависит от склонностей и договоренностей того, кто его дает (точнее, «тех», потому что модальная оценка возникает только во взаимодействии людей друг с другом). Базовое правило: никакая наука в принципе не дает, не давала и не может давать модальных оценок. Это делают люди (в том числе, конечно, и ученые, но не как ученые) по совершенно другим соображениям - религиозным, этическим, эстетическим, узко-корыстным, но только не научным. В компетенцию науки входит только выявление и познание реальности - то есть оценки технические. Разумеется, поскольку оценивать вещи мы хотим по их реальным, а не иллюзорным свойствам, наука, изучающая и проясняющая реальный мир, играет важнейшую роль при подготовке материалов для модальной оценки. К ней самой она, однако, не имеет никакого отношения. Литературоведение может объяснить те или иные особенности художественного мира автора NN, но абсолютно бессильно сказать, хороший ли это писатель или нет - это дело вкуса.

К сожалению, гуманитарные науки всегда претендовали на то, чтобы давать модальные оценки самостоятельно. А в этом веке они обнаглели до такой степени, что объявили себя их главным источником. Большевизм, нацизм, современный технократический либерализм, все прочие ценностные учения сходного типа - все были (или считали себя) «научно обоснованными», причем именно гуманитарными дисциплинами. Последствия этого для жизни и культуры были таковы, что (учитывая полное сохранение и даже приумножение гуманитарных амбиций в нынешнее время), можно смело перефразировать общеизвестный афоризм следующим образом: «Если XXI век будет веком гуманитарных наук, то его не будет с гарантией».

Почему гуманитарные науки так много на себя берут, и, главное, почему в этом вопросе им так доверяет их общественная аудитория - выяснение этой животрепещущей проблемы не входит в наши задачи. Однако, с нашей точки зрения, читателя, доверчиво погружающего в мир гуманмтарных наук, следует заранее вооружить противоядием от их попыток вторгнуться в его модально-оценочную систему, сиречь совесть, и овладеть ей. Для этого достаточно указать два основных приема, которыми бессознательно пользуются гуманитарные науки, творя свое злое дело. Приемы эти - вполне демагогические, и потому, чтобы не поддаться им, их вполне достаточно назвать и распознать.

Итак, приём 1:
О чем бы то ни было говорится, что оно было или будет закономерно и неизбежно (то есть, говоря по-русски, статистически наиболее вероятно), и этот факт подается как положительное свидетельство в пользу модальной ценности указанного чего-то, и, что еще хуже, всего, что ему служит и способствует. На этой простенькой подтасовке держалась вся этическая сторона российского марксизма, хотя ни П.Б.Струве, ни В.И.Ленин не приветствовали бы своего немедленного расстрела по одному тому соображению, что их смерть в любом случае останется неизбежна и закономерно. Еще более курьезный случай: бедняк Белинский, уверовав в гегелевский тезис о том, что «все действительное разумно» (то есть появилось не без должных причин и занимает свое место в системе мирового динамического равновесия), вывел из этого, что, коль скоро самодержавие существует, оно разумно, а бороться против него поэтому нехорошо. «Мысль гарна, метода погана»: Белинский не сообразил, что по гегелевскому принципу не только самодержавие, но равным образом и борьба с ним, и даже поедание маленьких детей, коль скоро они вообще происходят, «разумны» в гегелевском смысле, и никаких оценок на этом построить нельзя.

Приём 2:
Некое явление оценивается как модально положительное. Далее доказывается техническая связь между ним и другим явлением. На это другое явление немедленно ложится отблеск «положительности» первого, и гуманитарий радостно закрепляет этот отблеск как принадлежность самого второго явления. Здесь, таким образом, техническая оценка незаконно конвертируется в модальную. Именно по этой схеме работают бесчисленные «научные оправдания» принципа «цель оправдывает средства».

Приём 3:
Некое явление оценивается как модально положительное само по себе, в то время как на деле его ценность целиком определяется последствиями, зависящими не только от него, но и от других явлений и обстоятельств, которые в расчет не берутся. Пример: политическая демократия ценна именно тем и только тем, что она увеличивает социально-психологический и политический комфорт членов общества, а также способствует его общему процветанию и принятию правильных решений Однако при определенном уровне и характере сложившихся на данный момент общественных отношений политическая демократия не прибавит, а радикально сократит этот комфорт. Чтобы не произносить здесь рокового слова «Россия», поведем речь об Испании, в которой до конца правления Франко любая демократия означала полный хаос, а республиканского (то есть наивысшего) сорта демократии, там как черт ладана боятся и посейчас. Это не мешало, не мешает и не будет мешать множеству испанских гуманитариев, требовать для Испании полной политической демократии как самодовлеющей ценности. Основа подтасовки: эффект, вызываемый данным рецептом в большинстве случаев, экстраполируется на случаи заведомо иного рода, причем провальные результаты никого не смущают, поскольку гуманитарий объявил самостоятельным и великим приобретением сам рецепт. Стратегия Керенского в 1917 году определялась формулой: «пусть падение личной и общественной безопасности, но зато свобода», хотя относительная ценность свободы и определяется тем, что она повышает личную и общественную безопасность. В этом случае гуманитарий действует, подобно врачу, назначившему от головной боли аспирин пациенту с сильнейшей аллергией на него, и с умиленнием говорящему над трупом: «Пускай ты помер, зато по науке!»