Что такое социум?

«Вас, моих подданных, род
да будет единым, как волчья стая.»
Лабарнас I Хаттусилис, XVII в. до н.э.

Социум («общество») - основной, самый крупный и сложный, «высший» реальный субъект исторического процесса. Интуитивно все мы достаточно хорошо представляем себе, что значит это слово, и в разговорной речи легко употребляем как синонимы слова: «страна», «народ», «общество», «государство» - для обозначения указанной разновидности человеческого коллектива. Правда, все эти термины обозначают то, что нам нужно, лишь в своем перекрывающемся, синонимическом смысле, а сами по себе имеют и другие, частные значения (свои у каждого слова в отдельности). Чтобы не путаться, условимся называть интересующий нас тип коллектива принятым в науке латинским словом «социум» (точный эквивалент русского «общества»). США, Франция, Россия, любое первобытное племя или союз племен, римская гражданская община «цивитас», греческая гражданская община «полис» - все это социумы, от занимавшей большую часть Евразии средневековой Монгольской империи до мельчайшего горного клана, способного разместиться в одном ауле. Что же такое социум? Ясно, что это организованная группа людей, функционирующая как система, а не просто механическая совокупность отдельных лиц. Иными словами, в пределах социума люди координируют свои действия друг с другом по детально разработанным правилам. Тем самым социум оказывается наделен определенным единством действий, которое и дает нам право рассматривать его как субъект исторического процесса (разумеется, упрощенно). Можно заметить, что поверх границ социума сколько-нибудь регулярная координация действий по таким общим правилам уже не поддерживается: любые международные союзы легко возникают и распадаются, а человечество в целом пока вообще ни в какой степени не обнаруживало организованного единства действий (хотя, возможно, и идет к этому). Таким образом, социум - это самое большое по масштабам множество людей, которое можно рассматривать как единый субъект исторического действия (в то время как отдельный человек составляет наименьшее из таких множеств). В результате мы говорим: «Англия стремилась к тому-то», «для Рима было неприемлемо то-то» и т.д. и прекрасно понимаем друг друга, хотя, конечно, отдаем себе отчет в том, что стремиться, достигать, избегать, - словом, осуществлять целеполагающую сознательную деятельность, - могут на самом деле только отдельные люди, а «действия» и «воля» социума в действительности являются результатом сложнейшей интереференции индивидуальных человеческих действий и воль.

Спокойно применять такие упрощения и представлять историю как процесс взаимодействия отдельных социумов (аналогичным образом в механике целое тело может моделироваться как точка) мы вправе только потому, что в социуме упомянутая интерференция и в самом деле происходит не «абы как», в результате стихийной «войны всех против всех» (как это готов был представлять себе Гоббс), а по предсказуемым, единым и общим правилам. Общий итог является здесь не просто объективной равнодействующей игры индивидуальных сил и воль, а результатом их сознательного, постоянного и регламентированного взаимного согласования. [1]

Вообще-то все это можно сказать о любом коллективе - от социума до футбольной команды. Отличительные особенности социума как определенной (и наиболее важной) формы человеческой организации заключаются в следующем. Во-первых, согласование и регламентация тех или иных форм человеческой жизнедеятельности именно в социуме наиболее всеобъемлюща и касается наиболее важных сторон человеческого существования. Социум регламентирует семейные связи, личную безопасность, возможности обогащения и роста власти и влияния, необходимость жертв со стороны своих членов; в человеческих коллективах всех прочих уровней организации подвергаются гораздо более ограниченные и менее существенные стороны жизни человека. Во-вторых, членство в социуме наследственно, в норме подневольно и нерасторжимо по одному лишь желанию данного лица. Шахматный клуб или партию можно покинуть по собственной воле без всяких ограничений, социум - нет [2] .

В-третьих, в силу первых двух факторов, члены социума оказываются психологически «своими» друг для друга, испытывают друг к другу привязанность, близость и солидарность неизмеримо большую, чем «усредненная» близость между людьми, как бы высчитанная без учета границ социумов. Граница своего социума - это основная граница «своего» и «чужого» в мире для подавляющего большинства людей.

На чем же держится единство социума, или, иными словами, что является основным социообразующим фактором? Проще всего сказать, что это единая власть, общая для всех членов социума, и определять «социум» просто как совокупность людей. Однако такое определение окажется необходимым, но явно недостаточным. Оттого, к примеру, что территория державы-оккупанта и оккупированных ею стран подчиняются общей власти, ни они сами, ни посторонний наблюдатель не сочтет их частями одного социума. В 1942 году никому не пришло бы в голову причислять поляков и белорусов к членам Великогерманского социума на том основании, что они подчинялись общей с немцами власти. В действительности социообразующим фактором являются взаимные обязательства составляющих социум людей, - обязательства, направленные на улучшение возможностей выживания каждого из них. Указанные обязательства действуют именно и только внутри границ социума. Этот фундаментальный и ключевой для уяснения сути любого социума факт легко установить на примерах. Так, в 1609-1611 году жители и гарнизон Смоленска, выдерживая осаду польских войск, почти целиком вымерли от голода, сначала - чтобы не пропустить поляков в глубь страны, а потом - чтобы просто сковать их силы и отвлечь от Москвы. Никакой компенсации за это они получить не могли и не рассчитывали, поскольку мертвецам награды не нужны. Все - и сами смоляне, и прочие жители России, и их враги-поляки, и писавшие впоследствии об этом разноязыкие авторы - расценивали поведение осажденных в самых превосходных степенях; напротив, если бы они с ходу сдали город, все посчитали бы это предательством. Таким образом, здесь принесение в жертву одних людей ради других считается обязательным (еще более простой пример такого рода: в случае войны все общество посылает за себя на фронт парней определенных возрастных категорий; они и отдуваются за всех). Пример, казалось бы, того же рода: в августе 1914 года Россия сознательно принесла в Восточной Пруссии в жертву две собственных армии ради того, чтобы ослабить немецкий натиск на Францию. Эта акция считалась и считается оправданной лишь теми, кто полагает, что иначе Франция была бы выведена из войны и Россия осталась один на один с Германией - то есть что вся эта жертва была нужна в конечном счете самой же России. Если отказаться от такой оценки, августовское наступление станет (как его и изображали советские историки) ярким примером антинациональной политики и жалкой зависимости от иностранцев. Здесь, как видим, принесение в жертву одних людей ради других заслужило прямо противоположную оценку наблюдателей, нежели в случае со Смоленском. Между тем вся разница между этими ситуациями заключается в том, что первое жертовоприношение приносилось «внутри», а второе - «поверх» границ социума. Итак, любой социум обрекает часть своих членов на военные лишения и гибель во имя всех прочих; принесение такого рода жертвы считается обязательным, уклонение от нее - изменой. Поверх же границ социума таких отношений не возникает, и принесение правящей верхушкой «своих» в жертву «чужим» само рассматривается как предательская безответственность. В данном примере речь идет о взаимопомощи, которую члены социума обязаны оказывать друг другу в чрезвычайной ситуации ценой тяжелейших личных жертв; однако обязательная взаимопомощь менее напряженного вида является уже постоянным и необходимым условием существования социума. Речь идет о совместной хозяйственной деятельности в первобытные времена и об уплате налогов и выполнении регулярных повинностей во времена исторические. В самом деле, выплата дани иной стране воспримается как тягчайшее унижение и ущерб; однако выплаты, которые дотирующие регионы через общероссийскую казну производят в пользу дотируемых, считаются самым почтенным и обязательным делом даже в самих этих регионах (иное дело - доля этих выплат). Таким образом, первым краеугольным камнем социума являются обязательства взаимопомощи.

Приведем пример другого рода. В 70-х гг. нашего века арабские страны, сговорившись друг с другом, повысили цены на нефть. Для миллионов людей по всему миру это было тяжким ударом: отныне им приходилось покупать то, что им было нужно, по более высокой цене. Однако в нефтепокупающих странах никому и в голову не приходило обидеться на арабов: их поступок считался малоприятным и неудобным для Запада, но совершенно нормальным и правомерным сам по себе. Зато едва ли кто-нибудь стал бы негодовать, если бы нефтепокупающие страны оказали на арабов давление, вплоть до военного, чтобы те снизили цену снова (так, кстати, частично и случилось). Теперь представим себе депутата Госдумы РФ от, допустим, Ярославля, который предложит взимать с Дальнего Востока тройную дань за энергопоставки под угрозой блокады: выхода у тамошних жителей все равно не будет, и запрадноцентральные районы страны получат больше золота и рыбы. Совершенно очевидно, что такое предложение не пройдет (пока) даже в Госдуме РФ. Таким образом то, что считается вполне допустимым делать в борьбе за свои интересы поверх границ социума, воспринимается как бред сумасшедшего и немедленно гасится при конфликтах внутри этих границ. Римляне формулировали это очень точно: «Что частному лицу преступно, то обществу дозволено».

Вообще, естественным разрешением антагонистического конфликта интересов между разными обществами исторически будет война, и, во всяком случае, в своих действиях относительно друг друга они будут руководствоваться только собственными интересами. Если такой же конфликт случится между членами одного социума, он будет локализован и разрешен по определенным правилам, а действия сторон окажутся строго ограничены, и им придется определенным образом считаться с интересами друг друга и не посягать на определенные позиции врага; в противном случае на них обрушится с тяжелым наказанием их общая власть.

В данном случае речь идет о взаимных обязательствах по ненападению, составляющих второй краеугольный камень всякого социума.

Именно организации и гарантии выполнения этих обязательств и служит единая власть социума. Без такой власти они становятся пустым звуком: некому и нечем будет обеспечивать взаимопомощь и взаимное ненападение членов социума. Однако если какая-либо общая власть вообще не ставит себе целью обеспечивать подобные отношения между подвластными ей субъектами, социума она не образует. Именно поэтому никому бы и в голову не пришло числить граждан Германии и белорусов в 1942 году «своими» друг для друга, членами одного социума.

Итак, подведем итоги. Наибольшим субъектом исторического процесса, обладающим единством действий, является социум (общество) - продолжающий и воспроизводящий себя во времени коллектив людей, "своих" друг для друга, т.е., наследственно обязанных друг другу ненападением (регламентированным и ограниченным разрешением конфликтов) и некомпенсируемой взаимопомощью (чрезвычайной в различных формах и постоянной в форме налогов и повинностей), гарантированными и организованными единой властью социума. Социум, таким образом - это «поле» взаимной наследственной клятвы о взаимопомощи и ненападении.

Тем самым именно социум обеспечивает удовлетворение фундаментальных желаний человека, его потребностей в безопасности и помощи в случае нужды. Иными словами, социум делает для своего взрослого сочлена то же, что семья для ребенка - откуда и происходит стандартное для практически любой культуры сравнение своего социума с матерью или отцом.

Основной психологический парадокс социума заключается в том, что социум, в сущности говоря, выступающий как структура дающая (то есть окрашенная позитивно) и даже осознаваемая в этом качестве, непосредственно ощущается индивидуумом как сила в основном берущая (то есть окрашенная негативно). Благодеяния социума подобны воздуху: в их отсутствие задыхаются, но их наличия не ощущают. С ограничениями и жертвами, составляющими неизбежный взнос, который платит всякий член общества за эти благодеяния, дело обстоит прямо противоположным образом. Описанный парадокс имеет ключевое значение для социальной психологии и этики (в области соотношения личного и общего) и является источником неисчислимого количества реальных, литературно-художественных и философских коллизий. В общем, человечество выработало две модели разрешения этого парадокса. В рамках первой общество взыскивает с индивидуума по открыто декларируемому правилу «долг платежом красен». Индивиддум должен жертвовать в пользу социума (то есть, собственно говоря, других индивидуумов, входящих в него) разнообразными благами только потому, что самим своим выживанием и возможностью приобретения этих благ он обязан именно этому социуму. Такая модель смягчает конфликт личного и общественного начал, поскольку опирается исключительно на исходные «заслуги» социума перед самим данным человеком, то есть, во-первых, ставит во главу угла в конечном счете именно личность, а, во-вторых, делает сам социум личной ценностью. С другой стороны, принцип «постольку - поскольку», лежащий в основе данной модели, приводит к тому, что члены общества крайне обостренно реагирует на ситуации, в которых требуемые от них жертвы кажутся (или действительно являются) несоразмерными предыдущим «заслугам» и грядущим приобретениям социума. Такой подход к делу иногда оказывается неудобен с точки зрения будущего всего социума и всегда - для его правящей верхушки.

Вторая модель строится на том, что жертва во благо социума окружается исключительным пиететом и провозглашается благом сама по себе (горацианское «красна и сладка смерть за Отечество»). Такой принцип открывает обществу большие возможности быстрой мобилизации и совершение сверхусилий в любой чрезвычайной (и даже обычной) ситуации. С другой стороны, он противоречит целому ряду базовых личных и социальных инстинктов человека, и его возможно провести в жизнь только в условиях иррационализации общественного сознания и повышенной эмоциональной напряженности.

Простые и «составные» социумы. В современном мире все мы привыкли к простым, одноуровневым социумам, где всех членов общества непосредственно охватывает один и тот «общественный договор». В древности и средневековье были гораздо шире распространены сложные социумы-матрешки, включающие различные группы, внутри которых действовали такие же взаимные обязательства (свои для каждой группы), как между этими группами в рамках общества в целом. Например, союз племен состоит из племен, а те, в свою очередь - из родов и больших семей; каждое из этих подразделений является мини-социумом, члены которого хранят свою, особую клятву о взаимопомощи и ненападении и прямо подчиняются только своей особой власти, обеспечивающей эту клятву. Единство всего социума формально обеспечивается на каждом уровне только через соответствующие власти. Другой пример такого рода - царство, включающее автономные и освобожденные от налогов и большинства повинностей города. В итоге, например, если в сегодняшней России губернатор Брянска приказал бы горожанам выступить войной на соседнюю область, то выполнивший этот приказ оказался бы преступником перед всеми гражданами страны (включая брянчан), а не выполнивший - лояльным гражданином той же страны. Если же в клановом обществе глава клана начинает ссору с соседним кланом, вместе с которым они входят в одну племенную организацию, то не выполнивший приказа член клана оказывается изменником перед тем единственным коллективом, в который он входит - собственным кланом, а выполнивший сохраняет верность тому единственному долгу, который у него в этой ситуации остается (Именно этим объясняется всеобщее распространение кровной мести в обществах архаики, кажущееся нам на первый взгляд столь экзотическим и чуждым. В самом деле, представляется явно бессмысленным убивать невиновного гражданина за преступление его родственника. Однако любой современный человек не увидит ничего странного в том, что на войне ему придется убивать любого вражеского бойца, не разбираясь, успел тот выстрелить или нет, в кого он стрелял и стрелял ли он вообще. Принцип коллективной внешней ответственности членов одного потестарного (связанного единой властью) коллектива признавался всеми и всегда; в самом деле, если заведомо известно, что А обидел Б, а С в случае любой вражды обязан всемерно помогать (и помогает) А, то Б более чем вправе автоматически считать своим врагом и самого С. Между тем в обществах архаики отдельные роды - это маленькие государства, и в случае межродового конфликта обрушиваться без разбора на членов вражеского рода для них такое же естественное и разумное поведение, каким является поведение современного человека в разобранном выше примере. Разница здесь не в отношении к «групповой» ответственности в коллективе, спаянном единой властью (в обоих случаях считается нормальным в случае борьбы с таким коллективом действовать против любого его члена), но в том, что род архаики является таким коллективом, а современная семья - нет. Отсутствие обязанности беспрекословно исполнять приказы главы семьи естественно влечет за собой право не отвечать за его действия, принимающие отныне индивидуальный характер).

В современном мире некую аналогию сложным социумам архаики составляют те федерации и конфедерации, в которых общегосударственная власть не имеет права распоряжаться важными делами напрямую, а действует только через посредство отдельных субъектов федерации.

Что такое этнос?

Пожалуй, нет сейчас гуманитария (да и не гуманитария), который хотя бы на минуту затруднился с ответом на этот вопрос. Беда в том, что таких ответов лишь ненамного меньше, чем самих гуманитариев. Не вдаваясь в научные тонкости, дадим читателю - конечно, не ответ, но некое подспорье в ответе. Начать следует, очевидно, с функционального определения этноса (то есть определения, указывающего на то, в чем он проявляется). Если какие-то члены социума (различных социумов), независимо от своего места в социальной иерархии и вообще от принадлежности к данному социуму, ощущают себя "своими" друг другу по признакам общего происхождения, языка и культуры, и обнаруживают однотипность, а то и солидарность в своей деятельности, - они составляют этнос. Этнос - аморфное единство, в чем-то подобное социуму без «общественного договора», то есть без обязательственного характера солидарности. Противоречия этнической и политической солидарности и мотивации ведут в силу этого к тяжелым конфликтам. Практических сомнений все это ни у кого не вызывает. Основные споры вертятся вокруг того, что является этнообразующим фактором, то есть чем порождается этническое единство. Классическая этнология кивает на т.н. объективные факторы (языковое родство, культурная и даже антропологическая общность) и один фактор субъективный - этническое самосознание, то есть отнесение себя к тому или иному этносу. «Неклассическая» этнология, в том числе всевозможные «биологизаторские» склонны рассматривать этносы по аналогии с локальными популяциями животных, прослеживая значение генетической общности [3] в истории каждого этноса и включая его в состав определенного биогеоценоза (взаимосвязанного единства живых существ и природы на естественно выделяющейся территории).

Кто же из них прав?

Все объективные и субъективные факторы «классической» этнологии в самом деле присущи подавляющему большинству этносов. Однако некоторые исключения, пожалуй, мешают признать их этнообразующими. Евреи и цыгане разных стран имеют разный язык, культуру и даже религию, что нисколько не мешает их общей и чрезвычайно устойчивой самоидентификации (а также ино-идентификации, то есть этнического опознания со стороны соседей). Точно так же значительное большинство народов Крайнего Севера России, утратив родные языки и перейдя на русский, не смешались от этого ни с русскими, ни друг с другом в один этнос, а сохранили - каждый свою - этническую идентификацию. Таким образом, «объективные факторы» почти неизбежно сопутствуют этническому единству, но не образуют его. Значит ли это, как полагают многие западные исследователи, что главным фактором является субъективный? Если бы это было так, то этническому украинцу достаточно было бы вообразить себя этническим китайцем, чтобы стать им. Боюсь, что над таким гипотетическим украинцем будут помирать со смеху все реальные украинцы и все реальные китайцы. Значит, дело и не в этническом самосознании: оно, конечно, следствие, а не причина. В чем же корни этнического единства?

Вспомним, что практически, в быту, почти все безошибочно определяют этнос сразу - по родителям. В случае смешанного брака, как говорится, возможны варианты, но что сын эвенка и эвенкийки будет этнически эвенком, сомнения нет ни у кого. Итак, правильно будет сказать, что этнос - это прежде всего люди общего происхождения. Но общего происхождения от кого? Эвенк - это сын эвенка и эвенкийки, но как его родители догадались, что они - эвенки? Очевидно, по своим родителям; но кто же был первым в этом ряду? Можно ли представить себе некую гипотетическую пару прародителей, которая вдруг ни с того ни с сего объявила себя «эвенками»?

Вообще говоря, сами древние народы никакого иного объяснения не нашли, да и не искали. С их точки зрения все нынешние греки (по самоназванию - эллины) - потомки одного человека по имени Эллен, поляки (ляхи) - потомки человека, по имени Лех и т.д. Названия этносов таким образом объясняются попросту как наследуемые фамилии, вроде «Петров» от когдатошнего предка-Петра. Современной науке это наивное объяснение, конечно, не подходит. Внимательное наблюдение помогает установить, что практически во всех случаях «общность происхождения этноса» - это общность происхождения от членов некогда существовавшего социума.

Пример. Век XVIII: существует три племенных союза (жуза) казахов. Это, естественно, социумы: они подчиняются каждый соответствующей единой власти. Век XIX: казахские жузы прямо включаются в состав другого социума - Российской империи. Формальные взаимные «межказахские» обязательства перестают существовать, растворяясь в более широком всероссийском «общественном договоре». Однако солидарность и осознание единства потомков людей, когда-то состоявших в одной «команде» продолжает существовать и продолжается веками; тем самым казахи перестают быть социумом и становятся этносом. Естественно, за время сосуществования в рамках одной «команды» (а то и еще раньше) они нажили либо сохранили общее культурное и языковое наследие. Теперь они, конечно, продолжат удерживать его по инерции, и осознание этого общего для них наследия будет подпитывать и сохранять живым их ощущение своего особого, повышенного «родства» друг с другом. Такая «инерция» может длиться добрую тысячу лет, а то и дольше.

Мы привели пример, в котором этнос - это форма существования былого социума (точнее потомков его членов) после поглощения этого социума другим. Но точно такая же ситуация возникает, если общество распалось, а потомки его членов, распределенные по другим обществам, продолжают ощущать друг друга как "свои". И третий вариант: социум усилился и поглотил другие социумы, но потомки его первоначального, «коренного» состава сохраняют повышенную общность и солидарность и четко отличают себя этнически от «новичков» (именно такова - разумеется, с неизбежными упрощениями, - этническая история русских).

Итак, этнос - это почти всегда «призрак» былого социума или былой формы его существования. Иногда этот призрак может снова обрести плоть, с разрывом установившихся было новых границ социумов: поляки в XX в. воссоздали свою национальную государственность, воссоединив свой особый социум из элементов трех других - Российской, Германсой и Австро-Венгерской империи.

Как видим, ближе к истине оказываются сторонники толкования этноса как человеческой популяции. Однако следует подчернуть, что это «популяция» носит совершенно специфический и чисто социальный, а не биологический по природе характер. [4]

Первобытность и ранняя древность практически не знает развитого этнического сознания, отделившегося от самоидентификации по социуму. Иными словами, чужака старались вообще не принимать в свой социум, а если уж принимали, то его воспринимали как обычного «своего», независимо от его родного языка и обычаев. В итоге «этнические» границы совпадали с границами социумов (или, по крайней мере, социумов низшего порядка, входящих в состав более крупных). Именно этим объясняется отсутствием этнической вражды внутри социумов в древности. Начиная с более поздних времен, после образования больших и сложных государств, включающих самые разные группы людей, этническое "свойство" становится самостоятельным фактором, начинает конкурировать с социальным и иногда даже разрывает его, приводя к групповым конфликтам на этнической основе.

Что такое класс? Статусы и социальные группы.

Из-за крайней сложности межчеловеческих отношений всякий человек может занимать самые разнообразные и разноприродные положения по отношению к другим людям, обществу в целом и его подразделениям. В свою очередь, для удобства своего функционирования общества проводит самые разнообразные деления своих членов на иерархические категории по различным признакам. В результате всякий человек может быть, например, одновременно, работодателем, наемным работником, начальником, подчиненным, другом, врагом, младшим / старшим или сильным / слабым в той или иной системе общественных категорий или оценок для самых разных лиц. Всякое такое положение, коль скоро оно устанавливается, гарантируется, санкционируется или хотя бы учитывается обществом как важное для него, обычно называется в литературе «статусом». Например, положение «друга» само по себе не является «статусным»; но стоит дружбе быть формализованной в виде, например, куначества, освященного и регламентированного обычаями общества, как положение такого друга становится «статусом». Положение богача будет упоминаться в литературе как «статус», поскольку оно считается важным в глазах прочих членов общества и отмечается ими как значимое.

Если общность того или иного статусам объективно порождает у людей существенную общность образа жизни и интересов (тем более, если такая общность прямо и формально выделяется обществом, как, например, сословие «рабов»), совокупность таких людей называется социальной группой. Понятие это нужно нам для того, чтобы при изучении того или иного процесса мы могли моделировать этот процесс как результат взаимодействия соответствующих социальных групп (а не отдельных людей, что сделало бы всякий анализ физически невозможным). Таким образом, наша цель заключается в том, чтобы для лучшего уяснения ситуации строить ее упрощенные (обобщенные) модели, точно так же как механика оперирует телами, а не атомами. Это стандартный и главный метод исследования в любой науке.

Далее, ясно, что человек одновременно состоит в разных социальных группах, выделяющихся по разным критериям. Например, он может быть одновременно чиновником, помещиком, главой патриархальной семьи и членом неполноправного сословия. При изучении той или иной стороны жизни общества мы должны позаботиться о том, чтобы выделенные при этом социальные группы - составные части нашей модели - выделялись по критериям, существенным для нашей задачи. При изучении общественного строя, социально-экономических и социально-политических процессов на первый план для нас выходят такие социальные группы, как классы. Независимо от своего отношения к малопопулярному сейчас марксизму, разумному читателю не следует морщиться при упоминании этого термина. Оттогоо, что отечественные марксисты часто абсолютизировали это понятие и употребляли его к месту и не к месту, оно не теряет ни смысла, ни ценности.

Зхдесь нам необходимо будет сразу усвоить одно ключевое понятие, кажущееся подчас «схоластическим» для начинающих, да еще обремененное всевозможными пропагандистскими ассоциациями, но в действительности имеющее совершенно четкий научный смысл. Это понятие эксплуатации. Так называют, вообще говоря, всякое присвоение или использование одним человеком имущества, продуктов труда или рабочей силы другого; такая эксплуатация составляет суть любых общественных отношений (cоциум по определению является полем взаимного использования людей; в этом и состоит его предназначение); она может быть взаимной и эквивалентной. Чаще, однако, тем же термином без оговорок называют особую классообразующую эксплуатацию, о которой можно вести речь, если некая группа людей начинает существовать за счет эксплуатации. В этом случае, эксплуатация, понятно, неэквивалентна: ведь жить за счет процесса, в котором ты отдаешь столько же, сколько получаешь, невозможно.

Классы (общественно-экономические классы) короче всего будет описать следующим образом: классовый статус человека определяется по самому общему характеру его жизнеобеспечения, по тому способу, которым он добывает себе основные средства к существованию. К примеру, некий человек вовсе не участвует в материальном производстве, но пользуется его благами, т.е. живет за счет чужого труда (причем в целом законным, то есть санкционированным данным обществом образом). Это, несомненно, достаточно характерный и специфический способ жизнеобеспечения для того, чтобы мы могли выделять его в качестве классообразующего (т.е., объединять подобных людей в класс эксплуататоров, он же господствующий). Подчеркнем, что эти термины лишены какой-либо моральной окраски, вопреки традиции всяческих агитаторов ими злоупотреблять. Речь у нас шла лишь о материальном производстве; между тем любое сколько-нибудь сложное общество нуждается в профессиональных и хорошо обеспеченных правителях и организаторах, будь то власти, культуры или экономики. Именно из этих людей состоит в основном господствующий класс (да в противном счете ему и не удалось бы наладить классобразующую эксплуатацию: она идет тогда и только тогда, когда необходимость господствующего класса признается всем обществом, хотя бы мера эксплуатации и вызывала недовольство). Разумеется, господствующий класс может быть в большей или меньшей мере паразитарен. «На пальцах» господствующий класс - это часть общества, в целом сочетающая наибольшую власть, влияние и богатство по сравнению с большинством его членов. Отметим, что если для господствующих классов архаики характерно было жесткое сочетание наибольшей власти и богатства у одних и тех же лиц, то для современных так же типично их расхождение: высшие степени власти сами по себе не связаны с наибольшим богатством. Древнеегипетский фараон - самый крупный экономический субъект своей страны, чего не скажешь о президенте США. Классовым называется общество с выделившимся господствующим классом (это происходит в конце первобытной эпохи, когда властная верхушка налаживает эксплуатацию и начинает жить за ее счет).

Перейдем к классам людей, участвующим в непосредственном производстве материальных благ и услуг, или, что то же самое, трудовому населению (так называемым непосредственным производителям). Их способы жизнеобеспечения, т.е. классовые статусы, различаются по тому, каким способом их эксплуатируют и эксплуатируют ли вообще. При этом различия между ними проводится по двум главным критериям. Во-первых, насколько свободно они распоряжаются тем, что необходимо им для производства (то есть приснопамятными средствами производства), и, главное, самим произведенным продуктом. На одном полюсе здесь находятся собственники своих средств производства и всего на них произведенного, на другом - те, кто работают в чужом хозяйстве и отдают все, что произвели, его собственнику. Второй критерий - это большая или меньшая свобода работника бросить свое производство. Одни работники свободны покинуть производство по своей воле (именно в этом случае говорится об экономическом принуждении их к труду), другие прикреплены к нему по чужой (внеэкономическое принуждение). По комбинации этих параметров и выделяются следующие классы: [5]

- независимые производители . Они относительно свободно пользуются находящимися в их распоряжении средствами производства и практически всем произведенным с их помощью продуктом, а, во-вторых, свободны бросить производство, не носящее, таким образом, для них принудительного характера. Таков, например, член соседской общины позднепервобытной эпохи. Преобладают в эпоху первобытности, однако аналогичные по образу жизнеобеспечения группы продолжают существовать и в классовых обществах.

- «рабы» (термин не особенно корректный, потому что на самом деле раб - это правовой, а не классовый статус) или «подневольные работники». Работают по команде, отдают все произведенное. Живут на выдаваемый им паек, на размер которого не влияют. Уйти не могут. Самая типичная фигура для обществ ранней древности. Именно таковы были строители египетских пирамид (по сословию, кстати, вовсе не рабы - их нельзя было не продавать, ни убивать), советские рабочие с конца 30-х до конца 40-х годов (когда по случаю военной опасности они были прикреплены к своим заводам) и настоящие «классические рабы» античности.

- «крепостные» или «феодально-зависимые» (тоже термин не особенно удачный, но другого нет). Распоряжаются какой-то частью средств производства, отдают эксплуататору часть произведенного продукта, живут на остаток. Уйти не могут (или это для них законодательно затруднено). Самая типичная фигура для поздней древности и средневековья.

- «арендаторы» - пользуются долей в средствах производства и произведенном продукте, то есть живут по тому же принципу, что и предыдущая категория. Однако по своей воли могут уйти и покинуть производства. В России так жило большинство крестьян после 1861 года. Самая типичная фигура для эпох, переходных от средневековья к Новому времени.

- и, наконец, «наемные работники» - производители, не имеющие доли ни в средствах, ни в продуктах производства, но свободные его покинуть. Работают на чужих средствах производства, отдают все произведенное их владельцу и живут за счет выдаваемой им взамен зарплаты. Этот признак у них общий с «подневольниками». Однако они свободны бросить свой труд, и угрозой сделать это способны влиять на размер зарплаты. Самая характерная фигура Нового времени и современности.

Подчеркнем, что хотя способ эксплуатации определяет классовую принадлежность, вещи это все-таки разные. Один и тот же человек может быть разом втянут в цепочки эксплуатации разного типа (например, крепостной, отправленный барином зарабатывать оброк на отходный промысел и нанявшийся там на какую-нибудь работу). В таких случаях классовый статус определяется по преобладающему из способо эксплуатации, в которую он вовлечен. Именно этим объясняется кажущийся парадокс: все формы труда, в том числе арендные и наемные, существовали уже в древности, но ни арендаторов, ни наемных работников как классов за редкими исключениями она не знает. Иными словами, таких людей либо было очень мало, либо наемный и арендный труд играли в их жизни второстепенную, дополнительную роль, а по главному для них способу жизнеобеспечения они были втянуты в эксплуатацию другого типа.

Наконец, надо помнить, что изображая и исследуя общество как совокупность взаимодействующих классов (ради чего, собственно, мы и старались, выделяя их), мы получаем эффективную модель только для, так сказать, «физиологии» общества - его социального строя и экономики. Для изучения его «психологии», в том числе многих политических и большинства культурных явлений такая модель ничего или почти ничего не даст.

Отметим, что любом обществе имеются люди (от иждивенцев, воров и нищих до слуг и лиц ряда свободных профессий), не участвующие в материальном воспроизводстве ни как его организаторы, ни как его непосредственные исполнители. Наша «классовая модель», предназначенная изображать именно систему этого воспроизводства, таких людей, естественно, не включает. Добавим, что низший административный персонал, «производители информации» и армия функционально, по способу обеспечения и психологически так тесно связаны с организацией социального воспроизводства и эксплуатацией, что справедливо рассматриваются как периферия, либо как инструмент господствующего класса.