Песни Времени Саурона

Первый назгул.

Черный панцирь мне защита; черный плащ меня одел.
На Закраине Забытой канул в море мой удел.
Я лечу дорогой новой в чужедальной стороне
на коне орлоголовом, на крылатом скакуне.
Не воспомнить ли былое? Вновь встает из давних пор
предо мной страна покоя, Дом Блаженных, Валинор;
там, за гладью из сапфира край отрадою согрет;
там цветет царица мира, роза рая, Элберет.
Как хотел я в дни былые жизнь сложить к ее ногам,
как мечтал я в дни иные быть рабом ее рабам!
Но бессмертные не бросят взор на тех, чей путь темней:
в песнях Лэтиен возносят, только кто пойдет за ней?
Черной клятвой я поклялся: будет знать любой предел, -
я с бессмертными сравнялся, я надменных одолел!
И настало лихолетье, предреченное стране:
Враг, дарующий бессмертье, стал отцом и братом мне!
С той поры страна внимала бою многие века;
неизменно поражала всех врагов моя рука.
Лишь немногие меж ними рвали счет простых побед:
грудь мою пронзало имя розы рая, Элберет!
Я ли песен не достоин, гром ли битв моих затих?
Первый всадник, первый воин, Первый из Девятерых!
По моей дороге торной сотни сильных шли за ним;
под моей рукою черной Минас-Моргул нерушим!
Ни о чем жалеть не надо: жди годины из годин!
Неиссчетные отряды двину я за Андуин;
и когда над Средиземьем мы покончим бранный спор,
за своим освобожденьем я отправлюсь в Валинор.
Никому мы не послужим, ничего не утвердим!
Счастлив я - мое оружье будет прахом перед ним.
И тогда, в желанный вечер, там, где край ее лежит,
имя той, кого не встречу, кость мою испепелит.

*  *  *

Боевая песнь Эред Нимрайса

Когда покой лежал в горах, когда зацвел в долинах хмель,
они пришли на кораблях из Заокраинных земель!
И горла рвали нам клинки, и небо рвал нам рев рогов:
их броненосные полки топтали головы врагов.
Змеилась, брошена во прах, народа моего тропа.
Восстали замки на горах, как каменные черепа.
Мятеж? Но гнет неодолим: противник ли тельцу слепень?
И солнце выел черный дым казненных наших деревень.
Потом иной нагрянул срок: наскучив горестью своей,
они на север и восток угнали наших сыновей.
А нам и рабство не в позор! В пустынях на краю земли
стрелковые отряды с гор во славу Гондора легли.
Но бог велик! Ударил час: палаты рухнулись с вершин,
девятикратно им за нас вмещает Черный Властелин!
Хвала! Слепят его значки! Хвала! Гремит его война!
Хвала! Испытаны полки! Хвала! Немеряна казна!
Так предадимся же Ему, чей путь победами звенит!
И я пою: я видел тьму, облегшую Минас-Тирит!
Победа будет дорога, но неизбывно торжество:
кто видел вестников Врага, тот знает доблести Его!

*  *  *

Второй назгул

Четыре минуты осталось мне, я властен над собой,
сгинул в пылающей вышине бывший моей судьбой.
Но не подначален никому, не стану я другим:
свободным я приходил к нему, свободным уйду за ним!
Три минуты осталось; хэй, что прокричать живым,
пока я мчусь к столице моей, обратившейся в черный дым?
Но воем откликнется мне земля и не различит мой зов,
ибо сегодня песня моя, как конь мой, быстрее слов!
Две минуты, тает мой мир; вперед, крылатый, вперед!
Он звал меня на бой и на пир, теперь на смерть зовет.
Раб за хозяином не влеком, - закон говорит о том,
но я был солдатом, а не рабом, и волком, а не псом!
Минута; не изменить лица! Успею еще сказать,
о том, что тяжко Людям Кольца приходится умирать,
о том, что Запад победил, но я не побежден,
о том, что начни я сначала путь, не лег бы иначе он!
Слава...

*  *  *

Третий назгул

Нам наутро рандеву с эльфами назначено,
вся готовность к трем ноль-ноль - стало быть, пора!
А у нас все схвачено, да за все заплачено,
а генералов я найду, были б унтера.
Лишь бы Первый не пропер, дело-то знакомое:
не узнает ни хрена, да во весь опор, -
а послушать: "Я, да я!", морда ты наркомовая,
да я, что надо, все возьму - ты возьми Анор!
А не трави ты мне ля-ля, я и сам не каменный,
что поделаешь - приказ; атакуем в лоб.
Да отводи госпиталя - здесь не будет раненых,
раз эльфийская стрела, значит, сразу в гроб.
Вот допрутся до Горы чертовы уродыши,
тут она и кончится, славная стезя,
а семь последних тысяч лет мы в победах по уши,
и продолжать не хочется, и отступать нельзя.
А ты мне карой не грози, мы тут все откараны,
сдохнешь ты и сдохну я, - всем нам свой черед.
Ну что, давай-ка, первый полк, за Родину, за Саурона! -
а с ними Манве, с нами бог и, может, повезет...

*  *  *

Пересечение параллельных

За Восходными горами наблюдается восход,
за Закатными морями - там закат, наоборот.
Там, за тучей всякой хмари есть блаженный Валимар,
а в блаженном Валимаре есть почтенный Дуремар.
Был он Вардой в одночасье унесен за сто морей
от реакционной власти тарабарских королей.
Это Варда приказала Дуремара отличить,
чтобы мог великих вала он пиявками лечить.
Между тем за гладью моря замечается страна.
Мiddle-earthом в разговоре именуется она.
Там блестит полночным часом под луною Карадрас,
и грустит под Карадрасом безутешный Карабас.
Он за другом Дуремаром Средиземье обошел,
но дороги к Валимару, как ни странно, не нашел.
Ну, валары, вы и хрюшки: разлучили двух друзей!
Выпьем с горя; где же кружка? Сердцу будет веселей...

*  *  *

Боевой гимн Ар-Паразона

Слышишь, в Армэнэлосе пробили войну?
Дело, что не делалось: Запад на кону!
Кораблями алыми вспыхнули моря,
поспешают в гавани Верные Царя!
Кто уходит в плаванье, тем неведом страх;
Как прекрасны гавани в боевых кострах!
Вот суда расцветились голубым огнем,-
слыхано на свете ли о флоте таком?
По слову Гортаура, чья мудрость крепка,
с криками гортанными проходят войска;
барабаны гордостью сотрясают мир:
Дай победу доблести, Моргот Бауглир!
Поет сердцам каменным пламенная медь:
Кто достигнет Амана, одолеет смерть!
Веселится конный строй, без вина хмельной:
Златокованный король ударил войной!
Если выждет короля смерть издалека,
будет помнить нас земля долгие века;
если нас его рука вырвет из тюрьмы,
будем долгие века землю помнить мы!
Слышишь, в Армэнэлосе пробили войну?
Дело, что не делалось: Запад на кону!
Кораблями алыми вспыхнули моря,
поспешают в гавани Верные Царя.

*  *  *

Таурон - Тар-Мириэль

Белый бархат, алый шелк - это мой знаменный полк.
Волей бога моего ты прекраснее его.
Башни гор моей страны отразили три войны.
Силой демонов твоих ты могущественней их.
Под рукой моей стоят сотни бронзовых солдат.
Знаю я - сильней полка эта детская рука.
Этим телом славен я, эти губы - кровь моя,
этот взгляд меня ведет на закат и на восход.
Служба - горечь, служба - мед, отнимает и дает.
Жизнь моя - до дней ножа быть с тобою, госпожа.

*  *  *

Завершение переговоров

Прощай, посол! Кто знает, сколько лет
еще мы будем взысканы судьбой?
На этот раз я дал тебе ответ,
а больше нам не встретиться с тобой.
Посол, ты помнишь конников моих?
Взгляни на них - ты не вселил в них страх
речами эльфов, взятыми из книг,
и западною ложью на устах!
Ты Валинором клялся предо мной;
решил ли ты, что я прощусь сейчас
с той радостной, слепой, горячей Тьмой,
вином и медом напоившей нас?
Когда томит твой мозг дневная твердь,
она покой дает твоим глазам -
а белый цвет окрашивает смерть,
Валарами дарованную вам!
Смотри, во тьме восходит муж к жене;
во тьме волхвы внимают зов земли;
во тьме ночной при факельном огне
с дружинами пируют короли!
Она с тобой, она всегда в уме,
она целует ласково в висок,
и жизнь твоя, зачатая во тьме,
уйдет во тьму, когда ударит срок!
Ступай же вспять, гордыней напоен!
Сердца солдат, детей моей страны,
прекрасной Тьмы, творения времен,
не предадут для мертвой белизны.

*  *  *

Моление о чаше

Когда от развалин Замка
ты выйдешь на путь далекий,
туда, где дом Элендила
сжигает страны Востока,
едва минуешь в покое
былых крепостей руины,
как грянет перед тобою течение Андуина!
О, река вожделений!
Здесь слава Его померкла;
даров не бывало краше,
но ты сватовство отвергла,
полки упокоив наши.
Смирись, склони свои взоры,
смотри, сколь жалок твой жребий:
идут водяные горы,
радуги пляшут в небе!
В реве пенного хора
туманы над ним роятся,
равнинами Пеленнора
воды его гордятся!
Помнят ли эти степи
о казни Черного Дома?
О, мертвая желчь и пепел,
медленный вкус разгрома!
Сила и слава гордых, -
все, чем мы были когда-то, -
рассеяны, смыты, стерты
колдунами Заката!
Поля Пеленнора! Трубы
пели, когда их недра,
как несытые губы,
в себя принимали щедро
боевые порядки;
с того великого часа
здесь тучные почвы сладки,
словно гнилое мясо.
Без приказа и счета
за ротой ложилась рота,
умбарская пехота,
харадская пехота.
В последнем беге к столице
застыли мороком рваным
ржавые колесницы
панцирных сотен Рьана.
Песни о них не спеты,
в их честь не подымут флага,
од не сложат поэты
выполнившим присягу!
Только в детской потехе
старший примерит хмуро
чешуйчатые доспехи
гвардейца из Барад-Дура.
О то, что статься могло бы,
о ты, что осталось с нами, -
Отечество, чаша злобы,
разрубленная богами!
(помнишь, тот конунг клятый
чужого юного мира;
найдут ли и здесь расплату
обрушившие секиру?)
Пой же, последний в роде,
как пели отцы когда-то,
о проклятом походе
на чужеземный Запад;
четырнадцать стран сгорело,
народы стали тенями,
лишь слово Его и дело
вечно пребудет с нами.

*  *  *

Песня о гибели колесничих Востока.

Как в поход мы выступали, трубы пели нам
о гордыне и печали вышедших к врагам.
Как Отрекшийся от веры, Господин венцов
рабство любящему Эру посмотрел в лицо;
как в своей пустыне дикой с темною судьбой
Тангородрима владыка вел великий бой;
как потом из бездн сожженных вышел Младший Брат
и восстал, Вооруженный, ликом на закат;
как кричал он, погибая в пене вод, когда
доблесть Западного Края двигала суда;
как он клялся в черной дали судьбы обороть,
окунуть сиянье стали в валарову плоть!
И, услышав это пенье, рек войскам туртан:
"Будь же радостен в сраженьях, громоносный Ран!
Вправду нашего похода в мире нет верней,
ибо я не знаю года от Начальных дней,
чтоб от снежных пиков горных до приморских скал
род людской в союзе с Черным воли не искал!"
Шли мы, ветрами объяты, с дивной высоты;
у руин Осгилиата навели мосты.
В корчах выли вражьи страны, видя у Реки
многобашенного Рьана конные полки.
И воздев перчатку к небу, не открыв лица,
бросил нас на дело гнева Человек Кольца!
Речь моя ведется честно, истинно пою:
не вместил бы свод небесный павших в том бою!
Словно змей чешуелапый, в лязганье цепей,
сотни рушились на Запад бурями степей.
Но судом иного тинга свеян ураган,
пала бронза истерлингов под клинки врага.
Совершилось злое дело: умерли войска;
долго кровью наших рдела Долгая Река.
Государь! Не устрашитесь, слыша эту речь!
С той же доблестью решитесь в битве правой лечь;
да не слабнет ваше рвенье, как до этих пор,
ибо потерять сраженье правым не в позор!
Правота собой прекрасна, дар ее таков;
это изменить не властны сонмища богов.
Будь же, смертный, вечен славой, нет на то улик!
Не рассчитывает правый, царь не ростовщик!
Ибо память нам и силу песни донесли
о делах Ромендакила, Палача Земли:
"Зная злую долю края, зная свой исход,
кюнинг выступил, стеная, в горестный поход,
и, уверовав, что мало жизнь сберечь свою,
вышли в бой его вассалы - умереть в бою".

*  *  *

Волшебство орк'айев

- Смотрите, вот идет старик; кафтан весь бур от пыли.
Но нет, не годы этот лик морщинами покрыли.
Эге, да это ты, сосед! Я рад, скажу по чести:
с тех пор прошло немало лет, как ты пропал без вести.
- Немало лет? Да что за вздор! Глупец несет, что хочет.
Я пировал с народом гор четыре дня и ночи.
Не позабыть мне с этих пор их лица боевые,
гортанный быстрый разговор и чаши огневые.
- Ты пировал с народом гор? Святая сила с нами!
Смотри, изгрызен твой топор двуострыми клыками!
- О дивный, дивный тот народ! В краях за Гундабадом
они хранят из рода в род серебряные клады.
Давно не слышен шум боев, они же и поныне
поют под звук своих рогов о Черном Властелине.
- Так ты им друг? И видел сам красавиц с кожей грубой,
и ночью прижимал к устам их мерзостные губы?
- Но этой лжи я не снесу! Сравнишь ли, воин зоркий
эльфиек бледную красу со стаью девы орков?
Их бедра созданы детей рождать в горах свободных, -
не для забавы королей, бессмертных и бесплодных.
- Но если духи темноты твою вскормили веру,
куда же путь направил ты, покинув их пещеры?
- Лишь юных жизнь зовет на пир, а я иду к закату,
и тесен мне широкий мир, что был моим когда-то.
Я буду жить среди степей, где дышится легко мне,
ни о погибели своей, ни о родных не помня.

*  *  *

Эрэ вираде утром выступает на Лориэн

Жратвой накачаны плотно - до приступа полчаса -
под матерок пехотный строятся корпуса.
Моим будто с камнем в воду - не дернутся, не дохнут,
А я - ну так я ж комвзвода, Сам без пяти минут!
Победный марш далек, далек,
а смерть близка, близка.
Но в сердце эльву шлет клинок привычная рука!
И если Запад ищет встреч,
встаем навстречу мы -
уирги, Бауглиров меч,
орк'айи, Молот тьмы!
Кто с Нурна, а кто с Удуна, - к удунским-то я привык, -
а тот добровольцем дунул - перечитался книг;
уж больно ты, парень, гордый, а так ничего, сойдет.
Сейчас проорут "За Мордор!", и мы пойдем вперед...
На Юге при каждой стычке сплошной тебе ток щедрот,
а здесь заработать лычки трудней, чем стрелу в живот;
здесь славы не приумножат, колонн не погонят в плен -
здесь просто нас всех положат в атаках на Лориэн.
Смотри, свивается в кольца молочно-белый туман.
О, мертвые колокольца, "Лаурелиндоренан"!
Сквозь звон золотой капели плывет зеленая твердь,
и в каждом звуке - свирели, и каждый - это смерть!
Не бойся! Если упрямый, пробьешься сквозь трупный дым,
ударишь, красивый самый, по Лугбурзу строевым,
услышишь, счастливый самый, как воют офицера
- Первая ро-та пря-мо, ос-таль-ны-е напра- во!
Победный марш далек, далек,
а смерть близка, близка.
но в сердце эльву шлет клинок
привычная рука.
А если Запад ищет встреч,
встаем навстречу мы -
уирги, Бауглиров меч,
орк'айи, Молот тьмы!

*  *  *

Речи орков

Я откосил два раза, - да это все фигня, -
а с третьего приказа достали и меня.
Прощай, короче, Дуня, - я исполняю долг:
военкомат в Удуне, Второй Пехотный полк!
Полкан нас не обидел: хоть жучил, да любя;
а назгула, брат, видел, ну, прямо как тебя!
Его все звали батей, за ним - хоть пить, хоть бить...
Ну надо ж было, мать их, такого загубить!
Ему не лезть бы в дело в последнем-то бою,
а он - про Глорфиндейла, про пифию свою;
а тот все эдак глухо - без кружки не понять -
кто б знал, что эта шлюха попрется воевать!
Сперва-то все беседы, кормежка через край,
а как пошли победы, так хоть не вспоминай.
Ты только победитель, и сразу гонят вон:
победа при Тирите, победа в Мораннон!
Теперь-то все стратеги, раскладывают враз,
как этот Фродо пегий прогресс упас от нас;
слыхал я эти бредни, подумать - смех и стыд:
его же гном последний соплей перешибит!
А ты задай, ворона, работу кочану,
и сам поймешь: масоны прогадили войну!
Кольцо - одна, брат, слава, а Голлум - подставной...
Он был мне не по нраву: уж больно тормозной.
Ни с кем не пил ни разу, - ну, ни в одном глазу!
А пел-то как, зараза, аж сам пускал слезу:
"Ищи, кто хочет, в море богатых янтарей,
а мне - мое колечко с надеждою моей!"
О драке на ночь глядя рассказывать облом:
орел, тот сверху гадит, а тарк дает копьем,
полкан-то сразу смылся, - а че же он, дурной?
А тут и Сам накрылся, и я пошел домой.
Чего брюзжишь, зеленый? Ты, что ли, воевал?
Что - "зенки на погонах"? Не ты мне их давал!
Чего? Ах, мало дали? Молчали бы, умы!
Кого ж мы, блин, спасали от западной чумы?
Ну и пошел народец... куда ж ты лезешь, гад?!
Да ты не плюй в колодец, побереги фасад!
Эх, брат, заныли раны, дорога далека -
поставьте ветерану бутылочку пивка!..

*  *  *

"Уирги Тангородрима не желают сдаваться..."

..."Уирги Тангородрима не желают сдаваться!"
Слыша слово такое, Эонвэ засмеялся.
- Не смейся, не смейся, владыка битвы!
Уирги страшны, умереть решившись!
Полки испепелены, - а они не дрогнут,
господин их пал, - а они все воюют!
Если ты не устрашишь их могучим словом,
много крови тэлери сегодня прольется,
а еще того больше крови ваньяров.
Не похвалят за Пелором такое дело!
И послушался властитель.
Как возговорит Эонвэ к победоносному войску:
- О, эльдары и айнуры, все правые верой!
Внемлите обиду, что чинят нам уирги:
Черного Врага, царя их, мы одолели,
а они не говорят покорного слова!
Полки испепелены, - а они не дрогнут,
господин их пал, - а они все воюют!
Если мы не устрашим их могучим словом,
много крови тэлери сегодня прольется,
а еще того больше крови ваньяров.
Выйдите, кто храбр, увещевайте уиргов!
Войска Эонвэ гибели не боятся,
по сказанному господином их они поступают.
Выходит перед войском ваньяр ужасный,
к уиргам речет боевое слово.
И уирги услыхали:
- Рассудите причину, что вы рубитесь с нами!
Воистину ведают Элберет и Манве,
что за царей своих стоять - это правое дело.
Если вот, смотрите, казна оскудеет,
то недолго останется она пустою:
извоюет народ соседние страны,
закрома царя наполнит добычей.
Если слово враждебное царь услышит,
люди этого дела так не оставят:
не пощадят и дыханья, и драгоценной жизни.
Обида царю, а они кровь свою проливают!
А и царь округам воздает сторицей,
к преуспеянью страны прилежит душою:
военные замыслы для князей возвышает,
дружину свою одаряет щедро,
от мятежа и голода уводит землю.
Размыслите, таково ли дело Мелькора?
За дело свое оружия он не поднял,
сам бессмертный, а вас на смерть посылает!
Не пастырь он вам, не вы его стадо -
жертвенный скот на алтаре у него, и только!
Не вам держит клятву, а своей вере!
Жилы силачей его орлы расклевали,
а ему что? И захочет умереть, не сможет!
Чтоб учение его напиталось кровью,
как сухую солому вас сжег в сраженьях.
Жизнью вашей вере своей жизнь покупает,
вас обрек, чтоб себя прославить.
Такому ли государю храните верность?
И пошел к своим обратно.
Совещаются меж собою злые уирги:
на речи ваньяра мерзкого кто ответит?
"Пусть ответит Туйжератта, уирг сраженья,
Туйжератта, уирг сраженья, скажи свое слово!"
Выступает из рядов Господин Туйжератта,
шлем его клювастый камнями усыпан,
горло, вместилище жизни, воротом укрыто
чешуя его панциря на солнце сверкает,
колчан на тысячу стрел за плечами,
копье за спиной не дарует жизни,
лук его кто сможет согнуть? Не сумеет!
Нож по правую руку, меч по левую руку,
боевая секира так напитана кровью,
что отмыть ее не в силах Господин Туйжератта.
А на щите его не черный двузуб Мелкора,
а Прекрасного Таурона небесные знаки.
Выйдя к ворогу, ведет военные речи.
И услышали ваньяры:
- Что слова твои правдивы, в том нету спора.
Не нам служит Моргот, а своей вере.
Так ему и тверди твое обличенье,
позора не пожалев, покрой его имя!
А нам, что нам до его согрешений?
Каждый в ответе за свои деянья.
А что не муж господин наш, как ты порочил,
так тому удивляться причины нету:
Господину Таниквэтиля он брат по крови,
так откуда бы доблести ему набраться?
Иль не знаем мы, что дважды и трижды
заключал он мир с Королем Заката?
Не ему наша дружба - вам вражда наша!
Началась она на восходе мира,
когда приняли вы даянье валаров,
отреклись от рода и обычая предков.
Предки наши доблесть за добро почитали,
в высоких помыслах укрепляли сердце,
а вы смирением оковали руки,
искать в кругах мира лучшего не хотели,
злой порядок мира приняли в душу,
зло это - смерть - добром нарекали.
А не вы ли судили людей по крови,
знаться с иноплеменными запрещали?
"Каждому - свой путь и своя погибель,
а нам - возносить благодарное слово!"
Вот, четыре крови текут в наших жилах,
все четыре хотите пролить? Не будет!
Называете уиргов народом гнева?
Воистину, гнев наш на детях ваших.
Что хотел, я сказал, договорит железо!
И ударили сраженье.

*  *  *

Речи орков - II

Как на восходе мира
мы услыхали трубы,
свернули командиры
на этот голос грубый.
Мы Господу служили?
Ну, это, брат, едва ли;
мы в веру не входили.
Мы просто воевали
и даже брали пленных.
Зачем мы воевали?
Так мы же не глухие!
Нам тонко объясняли
премудрые Стихии,
что в жизни нет покоя,
что в смерти есть отрада...
Ну как стерпеть такое?
Ведь это, брат, неправда.
Неправда хуже смерти.
Теперь другие были,
в каких мы не бывали:
мол, мы не ложь там били,
а Правду добывали.
И нам неинтересно
столбить в тех песнях место:
мы с чертом дрались честно,
а боги нам безвестны,
да их и нет на свете.
А кто и есть, заметил,
с ослушником не споря,
что темненькие дети
при деле в белом хоре.
По этой-то причине
с тех пор и по сегодня
сбылось на нашем чине
пророчество Господне.
А мы ведь брали пленных.
Простятся годы бойни
безумным многознатцам;
астахе - тем спокойней,
и нечему прощаться.
Ты помнишь губы-крылья,
что пели их печали?
Они на свете жили,
а злого не свершали!
На это есть уирги.
Да ладно, взятки гладки:
ведь нужен прокаженный
в большом миропорядке,
на Западе зажженном.
И это место - наше.
Да, мы на этом месте,
где всяко лыко в строку, -
знамен Его бесчестье
и смерть Его пророка.
Не дышит к нам участьем
ни та, ни эта вера -
уж нам такое счастье,
любимцам ДжейЭрЭра!
А мы ведь брали пленных.
Отстроена геенна,
каких и не бывало.
А мы ведь брали пленных.
Пожалуй, скажешь: "Мало"?
Ты бога, брат, обидел:
во всем великом крае
я лучшего не видел
и большего не знаю,
чем чтобы брали пленных.

*  *  *

Уклонение от веры

Пирует оркская земля; поди ее возьми!
Указ Большого короля равняет нас с людьми.
И распри умереть должны: чтоб сгинул их пожар,
дает нам земли и чины Четвертый Тэлконтар!
И в вере нет обиды нам: иссяк ее поток.
Не верят никаким богам ни Запад, ни Восток!
Их ремесло - великий бой, от века он не тих,
так мы покамест над землей управимся без них!
И прахом стал давнишний прах, и другом - прежний враг,
и крест Тирита на плечах, носивших алый знак.
Дивись, дивись, лесной народ, из-за высоких стен:
неужто йирг идет в поход бок о бок с тан-эдэн?
И вот дозором по холмам я шел в ночной тиши
и вижу: позабытый храм и рядом ни души.
И я вступил под темный свод на черное крыльцо,
и мне навстречу восстает безмерное лицо!
Завыли лучники: "Беда!"- и кинулись бежать,
а мне смешно в мои года Моргота не узнать.
Давно знаком мне твой портрет, осанка и фасон:
отец мой дрался в Нирнаэт, я был при Мораннон!
Тебя я стану забывать и не смогу забыть.
Тебя печальным не назвать - скорбящим, может быть.
Но слишком чист негромкий свет зрачков из хрусталя, -
сдается, ты не видел бед, какие видел я!
Сдается, ты скорбишь о том, что в мире много зла.
И дух твой с вечностью знаком, и скорбь твоя светла.
А вот отцов и сыновей ты проводил бы в гроб,
так был бы взгляд твой тяжелей и пасмурнее лоб.
И изменился темный лик на каменной стене,
и вместо юноши старик слепой явился мне:
"Я богом был, но бремя зла рука моя взяла,
чтоб жизнь таких, как ты, текла свободна и светла!"
- С тех пор, как горевать я мог, я бога не видал!
Когда страдал бы в мире бог, так мир бы не страдал.
Еще спрошу, отец скорбей, бессудный судия:
Ты принял муки за людей, за что их принял я?
Когда ты можешь дать приплод в семью мою и скот,
тебе хвалу воздаст мой род и жертву принесет!
Но не зови, отец, меня большое зло избыть:
не для того бессчастен я, чтоб мне безумным быть.
"Я мог бы дать тебе ответ, бронею звезд одет,
но детям мира зла и бед непостижим мой свет."
- Когда и вправду в мире бед непостижим твой свет,
его иль вовсе в мире нет, иль все равно, что нет!
"Ну что же, гордость не беда, иди своим путем,
но никогда тебя Звезда не осенит крылом!
Ты можешь строить города, покорствовать судьбе,
но крик деревьев никогда не услыхать тебе".
- Зачем мне слышать крик дерев? Я слышал вдовий крик!
Твои глазницы выжег гнев, и ты - слепой старик.
Возденься в ад, сойди в эдем, будь трижды чародей, -
а не найдешь иного, чем добро и зло людей!
И я разрушил старый храм; очищена земля.
Ночами девок любят там солдаты короля.
Как встарь, неукротим их нрав и непокорен пыл,
и я не знаю, был ли прав.
И думаю, что был.

*  *  *

Песня авари

Пусть малы твои дела: нет ни в чьем моленье зла.
Только тот виновен был, кто Закон провозгласил.
- Нет, достоинство не в том! Будь мечом и будь щитом.
За отчаявшийся свет на себя возьми ответ.
Битва длится все века, да расплата велика:
и приказы все не те, и молитвы - пустоте.
Тот, кто был Царем рожден, - зверем жил и умер он.
Кто колени преклонял - меч тем сердце разрубал.
Сила не спасет и страх на земле и в небесах.
Жизнь напрасно не губя, сам будь богом для себя.
Выходи без страха в путь, укрывай покоем грудь
и не бойся: все пройдет; свой у каждого черед.

*  *  *

Нуменорцы выходят в море

Радуйтесь, дети неверного лета,
Разницы нет между степью и морем;
весла воздеты, девицы раздеты
(и никакой солидарности с горем).
Вина разлиты, наряды богаты,
нам ли ты, Аман, поставишь пределы?
Люди Восхода и боги Заката -
сказано слово, и дело за делом.
Ходят буруны, как дедово стадо;
даром ты, ветер, овец своих лупишь!
Вечного света нам тоже бы надо,
только его не продашь и не купишь.
Нет в нем ни веса, ни счета, ни меры,
так отвратись от благого известья:
лучше погибнуть не знающим веры,
чем распрощаться с торговою честью!
Так говорю, и поход мне не страшен:
начал не рано и кончусь не поздно;
мир мой измерен, велик и украшен:
палуба, женщина, волны и звезды.
 

Небесные Знаки

Ждем вестей.

В этом храме скверный запах,
трупы вялены в дыму...
Корабли ушли на Запад -
я-то знаю, почему.
Я словцо шепнул об этом -
и они исчезли с глаз...
Пусть зовут его советом,
только это был приказ.
Пусть поет им шум прибоя,
как расстрига и слуга
не своей – чужой рукою
дотянулся до врага!
Где Пелоры распростерли
снеговое торжество,
я сожму ее на горле
господина моего.
Колдовство твое немало,
да меня ему не взять:
ты, глупец, ковал металлы –
я людей сумел сковать!
Ты еще уставы пишешь –
только времени в обрез...
Как ты дышишь? Что ты слышишь,
государь мой Аулэз?
В этой плоти неподъемной
вязну я, как в кости нож...
Ты, смотри, меня припомни
перед тем, как упадешь.

*  *  *

Барад-Дур - Ортханк.

Привет, приятель! Давно мы не видались с тобой.
Три войны прошло, да случались дела и еще похлеще.
Сколько лет, сколько зим... А теперь ты здесь, пришел за моей головой,
и о вас пятерых рассказывают интересные вещи.

Как там наши? В общих чертах. Подробности не нужны...
Первому ученику еще не в сон его королева?
Я и сам бы мог при ее дворе протирать штаны
после той заварухи, ну как ее... Войнушка Гнева.

Я тебе скажу - у меня на душе покой.
Если как-нибудь соберемся устроить встречу,
ты меня не узнаешь. Сам черт не поймет, какой я теперь такой,
а на нашем давно говорю с акцентом, типичным для Черной Речи.

Десять тысяч военных лет - не слабо для одного?
В этом всем, конечно, найдут стопудовый План. В головах-то сыро...
У меня другая печаль: я же сам был в наследниках у Того -
а теперь не знаю, кому, так сказать, перебросить лиру.

Вспоминая по временам обстоятельства наших дел,
я не вижу причин отказываться от того, чем еще владею.
Мне сдается, я получал только то, что всегда хотел,
и я рад, что ты разделяешь эту идею.

Последние двести лет, дожидаясь какого-нибудь конца,
я прислушиваюсь к голосам одного недальнего мира.
Как сказал один местный скальд, сочинив письмо за неясного мне отца,
“отвечать мне не надо”. В крайнем случае доберешься по палантиру.

*  *  *

Комендант крепости Тол-ин-Гаурхот говорит, подыгрывая себе на цитре.

Орокаи мои твердят
о «твердыне Таллын-Гархат»!
До чего надоел их лающий гром...
Ну, надо, так надо.
Каждый третий – Наполеон....
А вот я б так был удивлен,
если б этот старый каменный лом
пережил осаду.

До чего довела тюрьма -
господин-то свихнул с ума.
К побрякушкам, положим, душа легла –
прикупи у казад...
Каб я был на фартинг умней,
я б забил на Войну Камней,
хрен бы в жизни делал еще дела
по чужим указам!

Люди, квенди, орки и Ко –
этот сон смотреть нелегко.
На кого ни нажмешь, стоит чуть начать –
лезет грязь из князя...
Как взглянуть на их детский грех –
веревольфы приличней всех.
Оттого-то теперь я главный волчатник на этой хазе.

С гармонями двинуть на Юг ?
Или сдаться к чертям на круг?
Можно много чего напридумать, друг,
развлечений масса...
Время катит – что за беда ?
Вот его-то вдосталь всегда..
Ну-ка, Серый, поди сюда –
поешь мяса.

*  *  *

По ту сторону от Фродо

Не быть добру от этого похода,
уж лучше бы мы про него забыли.
Идет к закату черная пехота,
давно уже бесцветная от пыли.
Ни слова не сказать без аллегорий,
невольных, но тем более опасных..
И верховые горбятся в дозоре,
перекликаясь на одних согласных.
В больших приготовленьях мало проку -
доказано (в числе других и нами).
Небесные едва ли нам помогут.
А местные? А местные мы сами.
Полки ползут, за горизонтом тая -
сто первая последняя атака...
Поменьше бы в войсках великих майа -
повеселее было бы, однако.
С надеждой хвалят наше изобилье
прислужнички, союзнички, соседи.
И мы бы, может, даже победили,
когда б посмели думать о победе!
Равнения в рядах не держат строго.
На кой оно?.. С осанкой слабовато.
Легла на Запад дальняя дорога;
командующий помнит слишком много -
раз в сотню больше, чем его солдаты

*  *  *

Доброе орочье дело. Фельдфебель варгалерийской роты орков - хильфу-истерлингу. Посв. Лесю Поддеревянскому.

Эх, союзник, эх, браток, а мотал бы ты до хаты.
Да не гладь мою Жужу, а чеши к своим друзьям.
Вас прислал сюда Восток уработать супостата,
только я тебе скажу - карачун-то будет нам.
Как он может победить - он же сам уже не хочет!
"Се на смерть грядет Жених", все предвидя наперед,
слышь ты, мать твою итить - слишком гулко в них бормочет,
слишком сыплется из них пэпиль дерева Нимлот!
Слишком много черных арф, слишком громко песни льются,
слишком часто воют майа: "Смерть-де лучше, чем позор!"
Слишком часто гнут базар, как помрут, но не сдадутся,
слишком часто вспоминают, как умыли Нуменор.
Я не первый день гребусь, у меня лет двести строя,
кто вывозит тех героев? Только мы да унтера...
Хош на "Сильме" поклянусь - хоть бы нас тут было втрое,
я бы с этаким настроем не пошел на комара...
Нам-то нечего терять, нас не доведут до штаба...
Мы и сами не пойдем - лучше всем до одного...
А тебе что помирать? У тебя, небось, и баба,
у тебя, небось, и дом, и детишки ничего!
Так что, друг, бери свой взвод, и вали отсюда на хрен.
Мне тебя не то что жалко, а чего сдыхать щенку?
Нас прикончит этот год - только что-то будет завтра?
И тогда твоя махалка пригодится Новичку!

*  *  *

Мифология истерлингов. Война Кольца.

Как от Запада вышли молодцы
на злую работу,
перед Мелькором плачет-молится
Дракон Горгорота.
"О отец богов, видящий бои,
не даруй мне смерти!
Облегли меня вороги мои
небывалой твердью!"
Царь Богов в ответ: "Дай тебе исход -
осилишь меня ты!
Ты испей, испей от подземных вод,
позабудь утрату".
"Пил я воду рек, пил вино земли,
пил кровь Гиль-Эстеля!
Славились красой женщины мои
и пиры гремели".
Как Отец Моргот в небе загремит
в рог черного тура,
как Гортаур-царь cxоронен лежит
в земле Барад-дура.

*  *  *

Руками варваров побеждать варваров. (Aвари, первая эпоха).

Не страшись гнилого запаха -
славной хитрости внемли:
как отбились мы от Запада
кровью Северной земли!
Не сдвигаясь с места - ай да мы!
рать низринули на рать:
рауки воюют с альдарэ,
рауки воюют с аданэ,
рауки воюют с наугрим -
квенди вольны отдыхать!
Чашу с боем и с победами
пусть другие пьют уста...
В Тангородриме неведомо,
кто выписывал счета!
Чьи советы в обе стороны
понесет невидный люд...
Рауки - добыча воронам,
альдарэ - добыча воронам,
аданэ - добыча воронам,
квенди Силу берегут!
Жди, неложны обещания -
жди, и мгла Закатных вод
в схватке с Северным сиянием
вихрем пара изойдет!
И тогда за вечным пламенем
ты в миры пошлешь копье -
рауки в загробном Амане,
альдарэ в загробном Амане,
аданэ в загробном Амане -
квенди могут взять свое!

*  *  *

Разговор в трактире

Почему это странный наш вид? Ничего и не странный.
Что зеленый такой? Маскируюсь под иву, долдон!
Мы - особый патруль Дориатской секретной охраны
Очень Важных Персон.
Да, за Береном смотрим. Приказано - рады стараться.
А по правде - за что ж человеку такая-то честь?
Вы про Чары, хранящие Тингола, слышали, братцы?
Ну так мы эти чары и есть.
Сам велел не светиться при детях. Ну надо, так надо.
Только нас здесь, при парочке этой, с полтысячи душ.
Ох и тяжкое дело - в количестве полубригады
имитировать полную глушь!
Да еще Лэтиэн, в комбинации "смерть пионеру",
носом к носу столкнулась со мной, понимаешь, вчера!
Притворился кустом - а чего тут придумать-то, Эру?
А потом шелестел до утра!
По ночам Даэрон в меру сил добавляет веселья.
Исцарапал какими-то "рунами" сотню дубов,
а неделю назад из дворца заявился в похмелье
И давай распевать про любовь!
А когда он завел о ее удивительной силе - ,
веревольфы на этот скулеж набежали зараз.
Так ему-то до лютни, ему они даже подвыли...
а потом как полезли на нас!
Мы, конечно, отбились, чего там чаевничать с ними.
Но рука до сих пор не сгибается, как не своя...
Не люблю веревольфов. Уж больно еврейское имя.
А кусаются - мама моя!
Нет, служить на границе, я вам доложу, это что-то!
Только-только уснул - и опять затыкают в наряд.
От такого житья не захочешь - подашься к Морготу...
Эх, родной Дориат!

*  *  *

Заря Четвертой эпохи (пролетарско-интернационалистический дуэт)

- Острые ушки, кошачьи глаза...
С орчанкой водиться - кто против, а я за!
Она косы разбросает,
в страсти бурной искусает,
в общем, не девка, а гроза!
- Ровные зубы, прямая борода...
С парнем водиться - кто нет, а я так да!
Руки коротки, да хватки,
ласки коротки, да сладки,
в общем, для смертных хоть куда!
- Мам, ну без пены про их лихую стать -
мне до Ниенны, кем их велят считать!
Выкинь ты к свиньЯм в загоны
наши расовы законы -
сам разбираюсь, где мне спать!
- Пап, ну не тычь мне про Нирнаэт опять,
всем твоим притчам уже лет тысяч пять!
Только и слыхала сроду
про трагедию народа -
что ж мне, с трагедией гулять?!
/Хором/ -
Эх, расцветай, любви пожар!
Вот вам купец, а вот товар!
Мальчик будет или дочка -
регистрируемся. Точка.
Лопни от злости, Джей-Ар-Ар!

*  *  *

Оркская военно-техническая

Время прыгает с кочки на горочку,
и эпох-то осталось в обрез,
а в наших горных убежищах орочьих
идет научно-технический прогресс!
Не на Кольца со всей их хренацией
ставит тот, кто остался живой,
а на подземные коммуникации
с конфигурацией кольцевой!
Разложу-ка на камне бумаги я,
нарисую две оси и круг -
мы слишком долго работали с магией,
пора заняться баллистикой, друг!
Убеждать больше нечего и некого -
надо двигать науку быстрей!
A не фурычат ни черта Законы Мелькора,
Законы Ньютона много верней.
Не считаясь с затратами и сроками,
мы нынче с техникой стали на ты:
взамен щитов с разномастными Оками -
распределительные щиты.
Руки длинные, зато умелые,
жизнь сладка и порой хороша -
вот аркебузу мы первую сделали -
значит, скоро доживем до "Калаша"!
А вот тогда мы соберем народ покряжистей
и поглядим, кто бы что ни говорил,
как держит пулю со смещенным центром тяжести
ваш хваленый плетеный мифрил!
Не на Кольца со всей их хренацией
ставит тот, кто остался живой,
а на бетонные коммуникации
с вентиляцией, термолокацией,
с конфигурацией кольцевой!

*  *  *