Moscow

Limb.

Тo Katherine Kinn, без которой этот текст не существовал бы вдвойне.


Записки на кожаном свитке, принадлежащем начальнику гарнизона.


Настоящий текст был записан на полуразрушенном свитке из кожи, найденном при раскопках Харали-3, безымянной для нас крепости, расположенной на основном северо-восточном рубеже большинства военных держав с центром в районе Рйаанского моря; такая конфигурация границ была задана, как полагают сейчас, скорее геоэкономическими, чем геополитическими факторами. "Записки"... - условное название, данное публикатором; они представляли собой своего рода меморативное введение к записям фольклора полулегендарного народа "авари", часть из которых уже появлялась в печати, а часть еще ждет опубликования. Текст "Записок..." не всегда читается с уверенностью, а его заключительная часть вообще поддается только изложению, но не связному переводу - как из-за плохой сохранности соответствующих витков, так и по причине неоднозначной, ускользающей от ясного понимания манеры авторского повествoвания в этой части; как выразился один из первопубликаторов текста, к его концу мы присутствуем словно при самозаписи некоего мерцающего сновидения, без какого бы то ни было посредства того, кто, собственно, его видел. Автор текста был, как явствует из изложения, комендантом Харали-3 за один-два века до Наводнения (исход Эона IV).

***

...Не зная, с чего начать, начну с самого себя; ибо в ком еще, кроме нас самих, видим мы центр мира и начало и скрещение всех путей, когда продолжение их во внешнем кажется нам темно и запутанно (да не всегда ли оно таково)? По преданиям моего рода, которым мне подобало бы доверять, мы происходим от благородной крови племен каспе, основавших Йекерэн за много веков до того, как здесь поселились кочевники с Востока; однако скорее, думается мне, я происхожу от тех самых кочевников, в чем едва ли усомнится всякий, кто, не зная преданий моего рода, знает однако же мое лицо. Как бы то ни было, из поколения в поколение мы служили Йекерэну, Великому Государству Рун, как называют его на западном языке; и даже если мои предки видели когда-то воды Восходных Морей, сердцем мира для нас давно уже стало Море Каспе, Рунное море наших землеведцев, которые до сих пор держатся в своих трудах мертвого языка мертвых людей, или, что хуже, неумирающих чужаков, обитавших когда-то на далеком западе.

Мой дед, как и отец, были начальниками этой крепости; и я унаследовал начальство над ней, и надеюсь передать его своему старшему сыну, когда придет мой час. Нас мало касались велике дела, потрясавшие государство, и из Горгана редко приходили приказы, которые могли бы в чем-то изменить размеренную жизнь, сложившуюся в нашем кругу. Перед тем, как приступить к главнейшему, следует мне, быть может, вспомнить, что, будто в некое предзнаменование новых грозных событий, в детстве я был не в меру охоч до сказок о волшебстве и волшебниках, и среди них была одна, увлекавшая меня особенно. Она называлась: "Как боги моря стали богами неба", и в ней говорилось о том, как много богов из-за небес боролись с одним-единственным богом срединной земли, и никак не могли побороть его. Бог земли был очень хитер и имел два имени - Меккар и Сарэн; он менял их, когда хотел, чтобы обмануть своих врагов и отвести от себя их оружие, а иногда притворялся, что его и вовсе нет или что он исчез куда-то, и так сбивал их с толку. Сперва они хотели поразить его, ударяя снизу вверх, и расположились в морях; однажды они выпрыгнули из моря, затащили его в воду и утопили, но он смог выбраться и вноивь вернулся на землю. Тогда, разочаровавшись в прежнем способе, они навсегда покинули моря, перебрались на небо и стали пытаться губить его, ударяя сверху вниз, но и тут у них ничего не вышло, так как Меккарсарэн был очень хитер и все время увертывался от них, подставляя им вместо себя пустые личины. Тут он возгордился и в знак презрения к своим врагам сделал себе перстень, заключил в него свое имя и бросил в воду рек, говоря: "Эй вы там, наверху, вы все такие глупые и неуклюжие, что и не найдете его!" И они вправду не могли найти его, ибо были точно такими, как он говорил; но речная крыса, которую когда-то обидел бог земли, а потом отказался извиниться перед такой мелкой тварью, нашла перстень и отдала его богам неба; они расплавили его в огне, и бог земли тут же расплавился сам. У этой сказки было три урока, как говорила мне кормилица: хитрость спасает, гордость губит; и малый может погубить великого; если обидишь и малого, извинись перед ним, иначе его месть может оказаться для тебя страшнее, чем оружие великих.

Когда же я подрос, немалым удивлением было для меня узнать, что это не простая сказка, ибо о борьбе этих богов на западе было сложено множество историй и сказаний; нашлись даже люди, которые слепо поверили в сказки и побасенки, существyющие, чтобы поучать простым истинам малых детей, которые иначе не поняли бы их, - но вовсе не взрослых. Однако нашлись и взрослые, что, как дети, уверовав в эти сказки, положили их в основание своих суждений о себе и обо всем внешнем, хоть и не могли ничем доказать своих слов; у них завелись свои собственные наставники и учителя, и за свои нелепости они держались так крепко, как и лучшие государи Йекерэна не держатся за Правду Йекерэна. Сами себя они называют Верными, а свое учение Верностью. Среди их выдумок есть истинно отвратительные, например, такая, что было бы нечто правое и справедливое в том, чтобы не дать людям долголетия, когда дающему было бы вольно и безраcxодно дать его; или что детей можно топить в воде за вину родителей или вождя, даже если есть возможность разобраться с делом более пристально, справедливо и осторожно. Кроме того, они плохи тем, что всякое иное мнение считают ниже своего, и как бы чем-то неверным и злым, хотя сами-то как раз не могут привести в пользу своих выдумок никаких доказательств, и только надеются на то, что они случайно могут оказаться правдой. Эту-то слепую надежду они называют "йистылыр", приравнивают, - да что там, ставят неизмеримо выше, чем надежнейшее из умозаключений, и на нее-то, как на нечто великое, опирают все свои суждения и мысли, равняя по ней свой ум. Все это плохо, но что хуже (а впрочем, для них не более, нежели естественно) - это то, что благодаря всему этому они превозносятся над всеми иными мнениями и бранят их, не имея к тому ни малейшего основания, так что в этом отношении поступают и обращаются с людьми вовсе не по-соседски.

Из-за этих и подобных дел их недолюбливают; но, и то сказать, несмотря на все свое злоумие, которое должно было бы, казалось, толкать их на различные лихие дела, они творят зла ничуть не больше, чем всякий прочий, а свои провинности признают даже охотнее, чем обычно делаем мы; их враги говорят, что это только доказывает, как мало в них чести, оттого, мол, они легко готовы унизиться перед другими. Но с этим никак нельзя согласиться, ибо видно, что это им вовсе не легко, и делают они это не из страха перед теми, кого обидели, а для того, чтобы очистить свою совесть; прощение они также дают - или, по крайней мере, считают себя обязанными дават, - немного охотнее, чем мы, и чаще отказываются от мести, что подает повод к толкам об их трусости и склонности к обману; но они об этом нимало не заботятся, чем, думаю, обнаруживают большее величие души, чем те, кто поносят их из всех их истинных или ложных зол именно за это. Словом, если поглядеть на их дела, не обращая внимания на то, что они говорят, когда садятся на свои излюбленные повозки - йистылыр и деяния Сотворителей - то среди них не больше и не меньше неплохих людей, чем среди всех других, кого я знаю - по крайней мере до тех пор, пока их наставникам не дают большой власти; чего никогда не было и никогда не будет, разве что все человечество станет глиной, сгорит или утонет, а останется на Земле только кто-нибудь из тех самых наставников, да и тогда не будет он править никем, кроме своей семьи, и то самое малое время. Ибо хоть у него было бы и три сына, один уж непременно посмеется над ним - так говорят у нас, желая иной раз уязвить в разговоре Верного, а впрочем, будущее темно, и в нем могут случиться и эти, и еще более удивительные вещи.

Но довольно о них, об их злоучении и иных делах; и я бы не останавливался на них, если бы не то место, которое суждено им было занять в моей жизни. Ибо и в нашей крепости было немного Верных, и они приходились всем остальным добрыми товарищами, хотя слушая то, что они говорили на своих праздниках об иных вещах, непривычному человеку было бы нелегко в это поверить. Впрoчем, они сами говорят: "йистылыр - Одинокому, дружба - доброму человеку, служба - хагану Йекерэна"; и мне всегда казалось, что не стоит доискиваться до того, как все это уживается в их головах, коли уж оно уживается в них. Два "копья" в гарнизоне - почти 50 солдат - состояли из Верных, и о командирах их стоит рассказать чуть больше.

Карут, командир первого копья, будь моя воля, давно был бы полусотенным, ибо дрался на редкость хорошо. Его единственной слабостью была привычка громко распевать песню "попирают землю Божьи отряды", которой он обучил и свое копье; напрасно говорил я ему, что в Йекерэне нет иных отрядов, кроме отрядов хагана, и что до тех пор, пока он не оставит своих привычек, или, по крайней мере, не будет предаваться им столь громко, ни один Командующий Границы не утвердит его в новом чине. Однако, если Карут вбивал себе что-либо в голову, сдвинуть его с места не смог бы и сам хаган, ибо он, нисколько не горячась и отвечая мне с отменной вежественностью, повторял мне на все мои уговоры одно и то же на разные лады, так что в конце концов я отступился от него и предоставил ему быть до гроба командиром единственного копья. Передавали мне, что в западных лесах, откуда был родом Карут, подобное упорство и спокойствие не в диковинку, но у нас оно попадается куда реже.

Во главе второго копья Верных в нашей крепости, к смятению и удивлению прочих, и вовсе стояла женщина; когда Хин-хана, ее брата, убили в стычке с неприятелем, который в наших местах никогда не переводится, сестра не пожелала принять надел, причитающийся ей за его смерть, но потребовала у меня, чтобы я назначил ее на смену убитому; тут же обнаружилось, что он и раньше брал ее в бой вместе со своим копьем, ибо она не могла усидеть дома, когда все ее родные и друзъя, да к тому же единоверцы, уходили в поход. Все это было до крайности в ее духе, - да к тому же и само копье Хин-хана просило за нее, заявляя, что она справляется с делом лучше, чем любой ветеран, и что в их копье она, даже и не будучи еще его командиром, ревностно наставляла их в правилах вежественности и добрых нравах, так что вывела из употребления множество скверных привычек, - и все это не говоря об отваге, которую ей доводилось проявлять в бою. Что касается меня, то я в жизни не хотел бы, чтоб от скверных привычек отучала меня женщина - существо, само сотканное из всевозможных скверных привычек, - но сам я не служил да и не мог бы служить в этом копье, так что без особенных колебаний утвердил госпожу Хатархайн в должности его командира, наказав, однако же, старшим воинам следить за ней, чтобы, бывая в деле, она не вырвалась иной раз слишком далеко вперед по свойственному ей в подобных обстоятельствах безрассудству. Про нее ходил слух, что, получив в какой-то схватке рану в колено, она стала не так легка на бегу, как была раньше, и я не удержался от того, чтобы при назначении не осведомиться у нее, не помешает ли это ей в ее новом деле; на что она ответила, что мне, должно быть, приходилось очень много и быстро бегать от врага, раз я так беспокоюсь об этом; между тем она, как командир копья, на врага будет выезжать верхом, а убегать от него не собирается вовсе. Я не мог не признать, что ответ был под стать вопросу; впрочем, она всегда была достаточно быстра на язык, и покойному Хин-хану не раз приходилось жаловаться на это.

Оставим теперь на время Верных и обратимся к тому, ради чего я взялся записывать все это, - к авари, Теням Леса. Ибо это воистину колдовской и удивительный народ, с которым мне приошлось познакомиться ближе, чем я когда-либо мог опасатъся или надеяться. Некогда они часто выходили из тайги, чтобы вести с нами те ини иные дела; и при моем деде и в раннее время моего отца они даже водили дружбу с людьми Крепости, так что деду моему было вручено ими, как большая честь, звание "Друг Авари", которое ему было вменено ими в право передавать по наследству старшему в роде. Тогда-то они и рассказали моему деду всевозможные истории о прежних временах, которых не помнят короткоживущие люди; сами же авари помнят их ибо они, как уверяют, бессмертны. Мой дед записывал их рассказы, и я сохраняю эти записи и передам их своему старшему сыны; и я пишу все это только для того, чтобы мой род лучше представлял себе тех, кто сложил и рассказывал их предкам эти странные истории, ибо мне довелось узнать их в большей степени, чем я хотел бы, и при таких обстоятельствах, о которых не мог бы и подумать мой дед. Ибо времена меняются к худшему, и слышно, что дочери людей начали рожать сыновей-великанов от демонов Неба. Трудно представить себе, что может выйти из таких дел, и то, что пережил я, может быть, не так далеко по своим корням от этих новейших и нечаянных бедствий, как можно было бы подумать по их несходству, ибо порча редко поражает что-либо одно, а чаще отдается в одном месте так, а в иных - иначе.

Впрочем, об этом я передам в своем месте, пока же вернусь к рассказам авари. Странным образом они и впрямь подходили к человеческим повествованиям о былых временах, будь то детские сказки или тайные предания, или даже россказни Верных. Однако то, что говорили авари, во многом разнствовало с тем, что говорят иные люди, а то - отличалось от речей других людей, и потому в Крепости было много споров и кривотолков обо всем подобном. Дело в том, что из слов авари выходило, что их предки - или они сами, кто мог бы это понять, ведь с виду они совсем не различались по возрасту, - видели тех самых богов моря и неба и того самого бога земли (или двух богов, ибо авари говорили, что Муккар и Сарэн - два совсем разных бога, и только усмехались, слыша, как мы полагаем, что то был один бог, нарекавшийся двумя именами из хитрости и менявший их когда вздумается; да, они усмехались, но не смеялись громко, ибо они вообще никогда не смеялись и не разговаривали громко, а когда слышали, что кто-либо из людей хохочет от всего сердца, они приятно улыбались и говорили: "это совсем как смех рауков или смех Фэннара и его сыновей", - и никогда не поясняли свои слова; но глаза их при этом не улыбались). При этом они прибавляли, что сочувствовали богу земли, а их общий отец даже оказал этому богу важную услугу, и быть может, даже помог бы ему, если бы его не отвлекало множество других дел. Вот это именно в рассказах авари вызвало противотолки в Крепости. Ибо Верные утверждали, что истинные авари, как называли себя Тени Леса, никогда не могли бы вступить в союз с упомянутым богом земли или сочувствовать ему, ибо в их Книгах написано, что авари - "добрый народ", и по природе не могут отойти от Добра иначе как под пытками или чарами, а бог земли был врагом Добра и Верности, и потому авари никогда не стали иметь с ним дела по доброй воле. Командир Карут рассказывал об этом всем, кому мог, приводя на память то одно, то другое место из Книг Верности; все дивились его памяти, но никак не могли объяснить ему, что написанное в Книгах - слабая подпора, ибо Книги лгут не меньше людей. Однако Верные, вопреки очевидности, никогда не признают, что в их Книгах может быть хоть слово неправды, разве что какая-то ошибка вкралась туда при переписке; да и тут их йистылыр гоиворит им, что судьба не допустит, чтобы из-за этого было бы утрачено хоть нечто важное. Поэтому они, слыша рассказы авари, уверялись в том, что это никакие не авари, по названной выше причине; и когда их спрашивали о том, кто же это такие, и почему же тогда они сами нарекаются авари, они отыскивали в тех же своих Книгах побасенку о том, что некогда злые духи земли, аккарэльтары, служившие богам земли, нарочно притворялись, что они авари и другие народы той же крови, что и авари; они принимали их облик, и приходили к людям под видом авари и их родичей, чтобы обманывать людей и учить их всяким ложным и небывалым вещам. На этом основании Карут ходил по всей крепости и уверял всех, кто хотел слушать его, что с этими новыми "авари" нельзя иметь никаких дел, ибо, как сказано, они вовсе не добрый народ авари, а воплотившиеся злые духи, мелкая нечисть из гоблинов, аккарэльтар, подобные авари только с виду, но не помыслами; и дружба с ними погибельна. Хатархайн неизменно поддерживала его и отказывалась верить, что Тени Леса могли быть кем бы то ни было, кроме аккарэльтар.

Все это достойно смеха уже потому, что сами те Книги Верных, из коих Карут и Хатархайн вычитали про своих аккарельтар, назывались "Первой и Второй Книгой Утраченных Историй"! Не то же ли это самое, как если бы на Книге было прямо написано: "все, что здесь говорится - ложь и пустые вымыслы"; ибо если история утрачена, как же ее можно записать и сохранить, а если она и впрямь сохранена в Книге, то какая же она тогда "Утраченная"? Выходит, в их Книге уже в названии так или иначе содержится бессмысленная ложь; как же можно верить тому, что в ней написано? Но даже этим соображением, которого нельзя было бы и придумать проще и яснее, нельзя было убедить Верных в том, что они твердят пустое и ловят ветер; ибо правду говорит пословица: "Уперся осел - кнут его не сдвинет, уперся Верный - само Вечное Небо не сдвинет".

Впрочем, иные из Верных считали, что за тысячи лет притворства эти гоблины и сами поверили, что они авари (как это часто бывает с теми, кто выдает себя за другого, а не того, кто он на самом деле), и поэтому могут даже иной раз делать что-нибудь доброе в подражание настоящим авари, так что водить дела с ними можно, хотя этого стоило бы избегать и остерегаться.

Прочие люди в гарнизоне, да и я сам, смеялись над всеми этими россказнями. Ибо что бы ни писали в книгах, на свете нет ни "добрых", ни "злых" народов; да и в том, что Верные называют "Добром", куда больше злого, чем доброго. И, значит, ничего не мешало бы ни авари, ни кому бы то ни было иному служить хоть самой Прожорливой Матери Пауков, если она придется им по душе или если они найдут в этом пользу. А ведь всегда в любом народе найдется кто-нибудь, кто захочет отыскать такую пользу или расположить свию душу хотя бы и к Матери Пауков, которая не ищет ничего, кроме того, чтобы проглотить и погубить все живое и неживое во всех Кругах Мира. Так что, стало быть, и авари могли бы служить кому угодно и держат дружбу с кем бы то ни было. К тому же обо всех делах тех времен все говорят надвое; и девушки Полынного Братства, бродя по дорогам и играя на лютнях, поют совсем иные, хотя часто и не менее странные вещи, чем те, что написаны в Книгах Верности (впрочем, называть их соединение Братством было бы не самым правильным делом, так как туда совсем не допускают мужчин; и, как можно было бы заключить отсюда, это скорее сестринство, чем братство).

Наконец, некий из этих новых умных людей, что в последнее время развелись в Горгане (не скажу, чтобы это мне так уж нравилось), присланный, к тому же, к нам в Крепость Доглядывающим от хагана (что не прибавило обоим друзей, - первому - из-за рода его занятий, второму - потому что он, несомненно, мог бы сделать куда лучший выбор даже и для этого рода занятий, чем тот, что сделал) - так вот, этот доглядывающий поговаривал в новомодном духе, что все это бабьи сказки, и на свете нет и никогда не было ни богов, ни бессмертных, а Тени Леса - это просто дикари, вообразившие себя невесть чем; наслушавшись сказок иных людей, они и впрямь решили, что ведут род от тех несуществующих нелюдских племен, подобно тому как на Черном Юге разные роды дикарей ведут себя кто от черепахи, кто от крокодила, а кто и от чего-нибудь похуже - но кто же даст всему этому хотя бы тень веры? Быть может, в своих лесах Тени наткнулись на какую-то воду, которая удлиннила их дни, или так на них действует чистый лесной воздух, вот они и вообразили себя бессмертными; дальше, наткнувшись в старых сказках на упоминания бессмертных в былое время, они, разумеется, решили, что это и есть их предки, и сочинили об этом новые сказки.

Вообще, заявлял он, все, что говорят о тех временах - не более чем пустые выдумки, что легко заключить хотя бы из того, что от тех стран, краев и городов, где все это якобы происходило, не осталось и следа даже по словам тех, кто верит в их былое существование. Ак-Белерын бесследно утонул от одного чуда, Айланна бесследно утонула от другого, крепости Страны Мор осыпались и исчезли без единого следа от третьего - этак легко будет рассказывать сказки о прошлом, если заранее отгвориться от всех вопросов тем, что все, о чем ты рассказываешь, чудесно исчезло, не оставив по себе и праха праха, иначе как в слове; но такого не бывает. Стоит ли, говорил он, копаться во всех этих россказнях, хотя бы и Теней Леса, да еще и записывать их, как это уже три поколения делают достойные во всем прочем уважения командующие крепости, тем более что они не воздержались и от того, чтобы принять звание "друзей авари", в то время как в Йекерэне не должно быть никого иного, кроме друзей хагана, а все и так являются ими, кроме не уличенных пока изменников, и потому и такая прибавка к именованию была бы ни к чему.

Я никогда не одобрял подобных разговоров, ибо, прежде всего, мы, конечно, не знаем ничего толком о богах; но настоящие боги скорее простят нам, если мы будем неверно судить о том, каковы они есть, чем если мы попросту объявим, что их никаких и нет и вовсе никогда не было. В последних же словах Доглядывающего я не мог не усмотреть уже и прямого вызова и угрозы по отношению ко мне самому.

Быть может, сами Тени Леса могли бы что-то сказать нам об этом, но горе в том, что нам некого было больше спрашивать; ибо вот уже 40 лет, как после походов йеке-хагана Сагаракти Сурьяш-хагана к воде Восходных Морей Тени Леса затворились в своей тайге и перестали показываться людям; так что их невозможно стало ни увидеть, ни отыскать. Мой отец еще видел их, я - уже нет. Я хранил рассказы авари, потому что так завещали мне мой отец и дед, но не придавал им никакого значения, и еще меньшее - прозванию "друг авари", доставшемуся мне по наследству от моих предков и не имевшему никакой цены не только сейчас, когда авари исчезли, но и при жизни отца моего и деда; ибо они ни разу не прибегали к силе этого имени, да и не знали, когда и почему можно - если можно - прибегать к ней и что это может дать; ибо авари не обмолвились об этом ни единым словом. Мог ли я думать, что судьба сплетет мой путь, путь Верных и путь авари в такой узел, что мне еще предстоит убедиться в силе этого имени?



To be continued

Исправлено (Mogultaj, 05.04.2003 20:34).

"Профессор был неправ, я лучше знаю, как все было"...

Пояснение о найденных рукописях.

Итак, каковы свойства рукописей найденных разными литераторами в Сарагосе, в ванной и под кроватью, а также запечатанными в бутылке?

Во-первых, эти рукописи начинаются с истории о том, как они были написаны или обретены - то ли некий офицер в Сарагосе нечаянно нашел тетрадку, то ли некто Робинсон Крусо (он же Робинзон Крузое) написал мемуары о своей удивительной жизни. Заметим, что и сарагосская тетрадка была таки жизнеописанием некоего юноши. То, что рукопись начинается с жизнеописания автора ее, служит порукой истинности изложенного, и того, что автор видел описываемое собственными глазами и слышал собственными ушами. Либо же ему рассказал о событиях достоверный свидетель.

Во-вторых, в рукописях таких излагаются обычно события удивительные, мистические и фантастические, кои только фигура автора, безыскусного и правдивого рассказчика, заставляет считать действительно когда-то бывшими. Однако удивительные похождения господина Робинзона на необитаемом острове особенною мистикой не отличаются, и оттого автор попросту описывает события, не обременяя себя иными доказательствами подлинности рассказанного. А вот сарагосская рукопись содержит множество таинственных и мистических историй, произошедших с молодым человеком в Испании, и события эти явно доказывают существование джиннов, колдунов, оживающих злобных висельников, приходящих с того света грешников и небесных духов. Однако к концу юноша выясняет в конце концов, что все эта череда духов, колдунов, джиннов и чудес есть лишь испытание, которое с должным искусством разыграно с ним. Однако даже после сего материалистического объяснения остается ясное ощущение, что в этом деле не так все было просто. И к тому же даже при материалистической тарктовке событий остается разяительный контраст с реальностью времени и места, куда отнесено действие - ибо ну какие же подземелья инквизиции возможны накануне и во время наполеоновских войн?

В-третьих, бывает и так. что в рукописи просто пересказываются некие повествования, о коих нам известно из другой книги или истории. Такие рукописи бывают двух видов - одни согласны в основном с книгой или реальностью, а отличия объяснимы тме, что автору было нев с еизвестно либо же он не все запомнил точно, другие же несовместимы, ибо явно видно, что либо книга, либо рукопись ложна.
Если автор пересказывает то, что ему поведали, и повествование это не совпадает с изложенным в подлинной книге, то либо автор перевирает рассказы, кои записывает, либо рассказчики ему врали.

Господин автор "Записок..." производит впечатление человека честного и к сочинительству несклонного, однако ежели приводимые в предыдущие разы рассказы об авари взяты из его текста, то его жестоко ввели в заблуждение. Ибо не может в одном мире существовать Единый (а Он существуют, ибо мир этот - Арда) и эльфы-авари, что служат его врагу.

Есть и третий пункт. Когда рукопись сама представляет собой вымысел, роман или фантастическую историю придуманную ее автором. Тому пример - извлеченный из сантора одного космического корабля текст о древних временах. Будучи основан на реальных событиях, он добавляет к ним много выдуманных, но сие не предосудительно для беллетристики такого рода. А вот в мемуарных рукописях подобное искжаение картины мироздания относится за счет недобросовестности либо рассказчика. либо автора рукописи.

Так что вопрос о том, мемуарные ли перед нами записки, излагающие истинные сведения об авари, или же плод фантазии, остается открыт.

Moscow

Стало быть, уважаемый бард должен прийти к выводу Верных: речь идет о фольклоре авароморфных каукарэльдар, НАЗЫВАЮЩИХ себя авари и давно смешавшх свои предания с их преданиями и собственной выдумкой, как Гомер-Картафил у Борхеса искренне включил в свои воспоминания воспоминания другого человека.

"вопрос о том, мемуарные ли перед нами записки, излагающие истинные сведения об авари, или же плод фантазии, остается открыт".


Это мемуарные записки, излагающие истинные сведения о некоем народе Теней Леса, _называющем себя_ авари. Правду ли они говорят, автор повествования знать не может; а не веруя Единому, он не может и отвергнуть их претензии на то, что они авари, ибо не имеет к этому, в отличие от Верных, никаких данных. Записки будут еще продолжены.

Исправлено (Mogultaj, 05.04.2003 21:58).

:-)))

Я прошу прощения, Могултай, но у вас графика включена?

Moscow

Vklyuchena.

:-) Тогда обратите внимание на облик Эленхильд - это женский портрет :-)))

Moscow

Та же история о разделении авари, которую мы подробно знаем по преданию киннлай-авари о Рауко, Аваре и Айлда, в сильно сокращенном изложении виндан-авари (другая из шести главных групп авари)

Было время.
Из селения авари сбежали две своры плохих негодных собак.
Одна побежала на север и попала к злому Северному Хозяину. А другая побежала на запад и попала к доброму Западному Хозяину. Все эти собаки долго жили среди авари и научились немного подражать им. Их новые хозяева совсем не видали настоящих людей, и решили, что эти собаки и есть настоящие люди. От первой своры пошли рауки, а от второй - эльда.
А авари сами себе хозяева.
Все.

Сидней/Сидней

Стихотворение, вплавленное в объект 1.2б
Приписывается Царю Огненной Горы.

Я не могу сказать,
что ярость моя права –
слишком давно родилась она,
и мне уже не связать
разнопрошедшие времена.
Война растет как трава,
и все, что досталось на долю мне –
узнать ее и назвать.
[подстрочник мой]

С уважением,
Антрекот

В ответ на:

---

Mogultaj пишет:
Та же история о разделении авари, которую мы подробно знаем по преданию киннлай-авари о Рауко, Аваре и Айлда, в сильно сокращенном изложении виндан-авари (другая из шести главных групп авари

---

Санкт-Петербург

Могултай, я, конечно, что смогла, то скачала, но ты обещал мне при встрече послать все это на e-mail вместе с еще одним юмористическим стихотворением ;)) Я терпеливо жду посылки ;)

Удачи тебе. Дома почитаю более внимательно, а пока что, скажу, что история, рассказанная тобою при встрече, в написанном виде совсем не хуже выглядит, очень и очень даже.

Moscow

Владимиру:
Именно так, постскриптумом/эпилогом.

Могултай, а когда будет продолжение "Лимба"?
там написано "to be continued" :-)
Народ ждет. :-)

Санкт-Петербург

В ответ на:

---

Antrekot пишет:
Стихотворение, вплавленное в объект 1.2б
Приписывается Царю Огненной Горы.

---

Санкт-Петербург

Могултай, маленький чисто литературный комментарий к тексту, момент, на который, видимо, не только я уже обратила внимание: иногда в речах Авара, обращенных к Оромэ, мелькают слова: "Ни один _человек_...", "Люди..." - говорит он о Воплощенных, не аннойр, и т.п. Сбивает несколько. Знали ли эльфы, только что пробудившись, о том, что в мире ожидаются люди вообще? ;))
Ладно, придирка оно мелкая, но взгляд на ней останавливается. Увы.

Moscow

Слово "Квенди" в наиболее общем смысле слова ("говорящий инкарнат") разом служило и первичным самообозначением эльфов. Переводить его иначе как термином "человек" мне показалось невозможным, тем более, что образец такого словоупотребления дает сам Толкиен, у которого men в основном значении - "Люди" (а не эльфы, орки и пр.), а в более широком и более редком, как в выражении "мен оф Мелько" (причем имеются в виду орки) - "разумные говорящие инкарнаты".

Rostock, Germany

Действительно, не "эрухини" же?! А еще в "ВК" Келеборн называет Леголаса "kinsMAN". Так что, имхо, всё логично.

Присоединяюсь к ждущим продолжения.

Санкт-Петербург

В ответ на:

---

Mogultaj пишет:
Слово "Квенди" в наиболее общем смысле слова ("говорящий инкарнат") разом служило и первичным самообозначением эльфов. Переводить его иначе как термином "человек" мне показалось невозможным, тем более, что образец такого словоупотребления дает сам Толкиен, у которого men в основном значении - "Люди" (а не эльфы, орки и пр.), а в более широком и более редком, как в выражении "мен оф Мелько" (причем имеются в виду орки) - "разумные говорящие инкарнаты".

---

Нью-Йорк

В ответ на:

---

Mogultaj пишет:
образец такого словоупотребления дает сам Толкиен, у которого men в основном значении - "Люди" (а не эльфы, орки и пр.), а в более широком и более редком, как в выражении "мен оф Мелько" (причем имеются в виду орки) - "разумные говорящие инкарнаты".

---