После того, как 140-миллионное население нашей страны в течение десятка лет в четвертый раз по доброй воле голосует за режим, бесконечно разоряющий 75 % этого самого населения, - совершенно ясно, по крайней мере, одно: классические марксисты с их схемами «социальных групп, борющихся за свои объективные социальные интересы» были неподдельными идиотами. Зато простые просветители XVIII в. с их лозунгом «мнения правят миром» были людьми достаточно разумными. Да, человек значительную часть своего времени и сил отдает борьбе за свои интересы - так, как он их понимает. И вот в этой последней области в последнее время наблюдаются такие навороты, что первоначальные «объективные интересы» как-то даже неинтересно и вспоминать. Что осталось от «объективных интересов» у психа, увлеченно сокребающего с себя лезвием всамделишную кожу вместе с примерещившимися вшами?

Поскольку наше отечество уподобилось именно такому психу, ключевым звеном вытаскивания воза из пропасти являются не столько те или иные экономические судороги, сколько предварительная нормализация информационного поля страны. А для этого надо понять, что его в первую очередь денормализует.

1. КАК ЭТО ДЕЛАЕТСЯ. Открываем «Новую газету», читаем очередной репортаж о бедствиях наших сограждан - невиновных жителей Чечни - которых армия и власть с исключительной лихостью гробят, чтобы дорваться до виновных. Нормальный читатель (иное дело, что нормальных здесь процентов 15 - так ведь и результат налицо) к середине всякого такого репортажа должен испытать всепоглощающее чувство глубокой и сознательной ненависти к верховной власти, политтусовке, информверхам, чеченским ворлордам и высшим российским военачальникам - т.е. (в порядке убывания ответственности) силам, виновным в том, что с сентября 1999 г. по весну 2000 г. государственная измена и клятвопреступления, творившиеся в Чечне, многократно возросли в количестве и качестве. Я, смею надеяться, как раз такой нормальный. И вот, дочитав один из таких репортажей до середины, я натыкаюсь в нем на пассаж следующего содержания: «Господи, да когда же Россия отстанет от этого несчастного народа, который она утюжит вот уже четыреста лет!»

Стоп машина. Это - кадр из совершенно другого фильма - из того фильма. где чеченцы - не «свои», не граждане России, а какой-то отдельный народ, веками отстаивающий от нее свою национальную независимость. Но ведь весь пафос негодования, на котором меня подкатили к этому месту, держался в точности - и только - на том, что в Чечне - «свои», а не «отдельные». А если все-таки отдельные, то речь у нас пойдет совершенно другая. Тогда, значит, это мы имеем дело с таким отдельным народом, что на его землю из нашей страны угоняют рабов и заложников, а оттуда боевые отряды вторгаются на нашу территорию (Дагестан), в то время как правительство этого отдельного народа пресекать зло не хочет и не может. Все знают, что положено делать с такими отдельными народами. С ними положено воевать. Их положено долбить до тех пор, пока уцелевшие и инвалиды не закаются близко подходить к нашим границам. Об их женщинах и детях оккупационные войска будут заботиться исключительно в меру своего вкуса, никакого долга на этот счет нет. Никаких беженцев на нашу территорию не пустим - с ума сошли, что ли? Может, и американцам надо было у себя размещать немцев, пострадавших от союзных бомбардировок? Если из города стреляют, его долбят (а если не стреляют, долбят на всякий случай); все детские сады, отправившиеся при этом в полном составе на тот свет, рассматриваются как неприятные, но естественные издержки войны и целиком падают на головы тех, кто эту войну сделал необходимой своими действиями - т.е., в данном гипотетическом случае, на головы чеченских клановых вождей и их дружинников.

Короче, если я от большого сочувствия бедам чеченцев, разогнавшись, перемахну на ту площадку, куда меня на топливе этого самого сочувствия так услужливо разогнали ребята из газеты, так это сочувствие сразу утратит для меня всякий смысл, а я утрачу всякое на него право. И пойду я с той площадки с высоко поднятой головой рассуждать о преимуществах применения ковровых бомбардировок в войне с обидчиками-чужаками.

Спрашивается, понимают ли это ребята из газеты? Разумеется, понимают. А чего ж они такое пишут? А пишут они такое, потому что знают: дай бог, чтоб один из тысячи проговорил про себя все сказанное. Подавляющее большинство на топливе ярости за безвинно гибнущих «своих» (большинство, разумеется, из тех, кто вообще испытывает такую ярость; таких, напомню, подавляющее меньшинство) преспокойненько проскочат на позицию признания их «чужими», и у них в мозгах так и осядет: «Плохо убивать своих старушек - поэтому надо дать независимость Масхадову». Именно ради последнего результата и был затеян весь репортаж (журналист-то, конечно, работает на Масхадова, а не на старушек).

Только что мы продемонстрировали классический тип «информационной химеры» (соединения несоединимого), сколоченной на коленке. Общая схема подобной химеры такова. Допустим, наша задача - впарить аудитории, что 4х4 = 29. Правильный рецепт: надрывно, с пафосом, на самых сильных примерах в течение часа орать: «1х1 = 1!» Потом еще час: «2х2=4»! Потом еще час: «3х3=9»! Потом совсем легко, коротенечко и бегло: «Кстати, а четырежды-четыре-то, аналогичным образом, двадцать девять, ежу понятно», - а потом устало добавить, как следствие, что 5х5=25, а 6х6=36. В большинстве случаев аудитория все проглотит пакетом [1] .

Итак, подытожим: информационная химера - это ложное представление об обязательной связи («пакетности») разных вещей, созданное специально для того, чтобы отвлечь жертву химеры от вещи полезной и / или привлечь к вредной, убедив ее в том, что полезная вещь А нерушимо связана с куда более важным по своей вредоносности явлением Х, а сама по себе вредная вещь Б нерасторжимо связана с какой-то опережающе полезной вещью Y - и что, соответственно, пользой А в первом случае и вредом Б во втором можно и должно пренебречь ради Х и Y. Информхимера, как правило, создается простым соположением А с Х, а Б с Y, т.е. приведением (или придумыванием) таких примеров, где Х по какой бы то ни было причине оказалось в паре с А, а Y - с Б. Отличную игрушечную модель подобной информхимеры дал в прошлом веке А.К.Толстой:

Как-то Карп Семенович
сорвался с балкона,
а на нем суконные
были панталоны.
Ах! В остережение
дан совет нам оный:
Братья! Без стеснения
скинем панталоны!

2. ЛИБЕРАЛИЗМ КАК ХИМЕРА.

Одной из самых губительных (если не самой губительной) для нас химер является так называемый либерализм. Под «либерализмом» всеми у нас одинаково понимается (даже не столько понимается, сколько ощущается) некое кажущееся единство, сложная совокупность, на деле состоящая из нескольких достаточно разнородных и связанных чисто механически постулатов. Определим и перечислим их, а потом откомментируем.

Постулат 1, или Принцип Вавилонской Блудницы (ПВБ) гласит, что общество существует для обеспечения максимального комфорта, безопасности, свободы и удовольствий своих членов (т.е., говоря в целом, возможностей их наиболее надежного и приятного выживания и наиболее полного удовлетворения их совместимых коренных желаний). «Что угодно сверх этого, ничего против этого». Именно ради этого даются и выполняются взаимные социообразующие клятвы (и если уж такие, определенные такими ценностями клятвы потребовали от тебя личной жертвы - вот тогда вперед на всю катушку). Патриарх Алексий именует этот принцип «крайним персонализмом» и формулирует совершенно точно: «Идеальное общество, согласно данным представлениям, призвано прежде всего обеспечивать всем своим членам максимально комфортную в материальном смысле жизнь, а также образование, доступ к интеллектуальным ресурсам; при этом личность не должна ни в чем самоограничиваться, за исключением посягательств на другую личность, выраженных в достаточно явных формах и уголовно наказуемых» (от себя добавим, что эта личность должна самоограничиваться еще и тогда, когда это будет действительно необходимо для функционирования самой системы, обеспечивающей все вышеприведенные цели - а нужды у такой системы в каждых условиях свои). Поскольку именно так жил древний Восток, в частности, Вавилон (и именно за это иудео-христианская традиция так его ненавидит - впрочем, с полной и заслуженной взаимностью), мы для красоты назовем описанный принцип принципом Вавилонской Блудницы (далее ПВБ).

Поскольку автор - вполне фанатичный адепт ПВБ, комментировать этот постулат, а уж тем более наводить на него критику он не будет. Замечу только, что в промышленном обществе независимо от желаний и воли граждан единственными реальными альтернативами ПВБ являются: либо (а) вялотекущая уголовно-ницшеанская грызня всех со всеми колумбийско-ельцинского образца, либо (б) принцип ННО, о коем см. гл.IV, или, говоря проще, нечто вроде раннего большевизма или нацизма, либо, наконец, (в) смесь того и другого в разных дозах. Sapienti sat.

Постулат 2, или Гайдаризм. Сводится к тому, что постулат 1 якобы в обязательном порядке требует от общества либеральной (т.е. частнокапиталистической) экономики, парламентской демократии при гражданском равенстве, свободы партий и масс-медиа и, наконец, правового государства. Для начала - шо цэ такэ.

О частнокапиталистической экономике смотри раздел II.1 настоящего полезного руководства. Там объясняется, при каких обстоятельствах она работает на благополучие и комфорт элиты и нации, а при каких - на комфорт элиты за счет закабаления, разорения и вымирания нации.

Парламентская демократия и политические свободы сами по себе никакого сколько-нибудь существенного комфорта, как совершенно очевидно, не несут. Есть такая фундаментальная человеческая потребность, сформулированная римлянами - «думать, что хочешь, и говорить, что думаешь». Всякий поймет, что человеку нескурвившемуся очень тошно жить в мире, где за анекдот про генсека или рассуждение о лживости марксистской прессы можно угодить в концлагерь. Однако речь здесь всюду идет именно о частной свободе. Тиражировать свои анекдоты и рассуждения на двухсотмиллионную страну через масс-медиа, выходить с ними в виде лозунгов на демонстрации, выбирать своих начальников, а не подчиняться наследственным - такой фундаментальной природной потребности у человека нет.

Таким образом, все перечисленные права ценны вовсе не сами по себе, а тем, что они могут существенно повышать комфорт и безопасность членов общества (например, ограждать их от произвола и паразитизма властей). Но дело в том, что при определенных обстоятельствах эти же самые права понижают комфорт и безопасность. Например, если в обществе велик разлет между верхом и низом, а внизу нет привычки к поддержанию прочных и широких корпоративных связей «по горизонтали», - то политическая демократия и весь прочий антураж на деле гарантированно становятся всего лишь обеспечением безграничной власти «сильных домов» (говоря по-китайски), или «жирных котов» (говоря по-испански), т.е. частных магнатов. А власть сотни частных магнатов неизмеримо хуже власти одного диктатора - если этот диктатор нормальный (сравнительную оценку всевластия частных магнатов и государства смотри, опять же, в разделе II.1).

Правовое государство. На сотню человек, употребляющих этот термин, едва ли один понимает, что он значит на самом деле. А значит он следующее: правовое государство - это государство, где (1) практически любое недовольство одного гражданина другим может быть вынесено на состязательное гласное рассмотрение особой власти, отдельной и независимой от государственной (т.е. третьей, судебной власти). Та справится в своем гроссбухе, как быть, и вынесет решение; (2) почти любое давление одного гражданина на другого должно осуществляться по такому независимому суду, независимо от властных полномочий. А если оно осуществляется без таких экивоков - сам подавай на «давителя» в суд. Если губернатор по своей законной компетенции имеет право своим личным произвольным решением административно выслать тебя из губернии (как было в Российской Империи) - то государство «слабоправовое». А если губернатор, чтобы удовлетворить такое свое невинное желание, должен подавать на тебя в суд (как всякий рядовой человек), а уж там как получится - то государство «сильноправовое».

В общем, государство тем правовее, чем меньше в нем оставлено законного места для административного, полицейского и вообще любого произвола, т.е. действий, не подлежащих оспариванию и обжалованию в независимом суде.

Соль здесь в том, что правовое государство (а) очень дорого - гораздо дороже неправового (надо содержать неимоверно большую и дорогую полицию, юриспруденцию, прокуратуру и адвокатуру); (б) правовое государство одновременно увеличивает безопасность в одних отношениях и уменьшает в других. Приятно знать, что губернатор штата тебя никуда не вышлет, даже если захочет. Неприятно знать, что заведомого босса наркоторговли, ежегодно губящего сотни людей, невозможно посадить, потому что по правилам «правового государства» на него нельзя даже толком собрать улик. А при неправовом государстве приятно знать, что на такого босса можно настучать Аксакалу (воеводе, секретарю обкома, областеначальнику), и если тот - приличный человек, то, глядишь, этот босс будет у него петь Лазарем под обычным административным (внесудебным) нажимом. Зато неприятно знать, что если Аксакал захочет сжить со свету тебя - сживет несколько легче, чем тот губернатор. Наконец, при сильном разгуле преступности просто нет никакой здравой возможности соблюдать все паньски вытребеньки «правового государства». В общем, правило такое: бедному и разгульному обществу правовое государство не по карману и не по возможностям, а в обществах с мощными магнатами и слабыми корпоративными связями внизу правовое государство становится наилучшей формой обеспечения полной беззащитности слабых перед сильными, а равно и полной безнаказанности сильных (при этом при малейшей необходимости сильные разбираются со слабыми, уж конечно, не через суд). Произвола при этом население терпит гораздо больше, чем при Великих Начальниках имперской иерархии (реально подотчетных лишь собственным начальникам по нескольким линиям, а никакому не суду) - при том, однако, условии, что те не одержимы сверхценной идеей. Когда в России было безопаснее жить и слабый был менее подвержен произволу и насилию сильных? От Хрущева / Брежнева до Горбачева (включительно). Гораздо хуже стало в последние десять лет. А еще хуже по этой части было при Сталине.

Подытожим: постулат 2 ложен сам по себе и не вытекает, вопреки своей формулировке, из постулата 1. В богатой стране с сильными низовыми коммунальными структурами «по горизонтали» ПВБ потребует политических свобод, а в бедной стране с неразвитыми гражданскими структурами - их авторитарного «цезаристского» подавления. В стране с лидирующей экономикой ПВБ требует либеральной экономической политики, в отстающей - государственно-корпоративной (см. раздел II.1) [2] .

Истинный смысл постулата 2 очевиден. Частный капиталист, которому еще и предоставлена социально-политическая свобода, будет вкладывать добытые им средства в самую развитую из мировых экономик - т.е. в западную экономику. Таким образом, постулат 2, сам по себе будучи вполне абсурден, как пропагандистский вымысел оказывается чрезвычайно выгоден для стран Запада (которые его и распространяют). Если бы люди Запада были почестнее, они завершали бы постулат 2 так: «Граждане! Все перечисленное в формулировке постулата нужно вам исключительно для того, чтобы ваши богатства были как можно полнее и легче перекачаны к нам». Сознают ли на Западе этот истинный смысл постулата 2, или там давно и искренне поверили в собственное вранье, доселе неизвестно.

Постулат 3, или Мондиализм. В общем виде формулируется так: «Поскольку все люди в основном похожи друг на друга, и разных эзотерических / провиденциальных путей и миссий у них нет, то, значит, для всех людей существует некая общая, единая правота, т.е. единая система отсчета правого и неправого». Частное следствие постулата 3: «Международное право (выражающее эту самую единую правоту) должно быть выше национального для каждого гражданина любого национального коллектива».

Весь этот постулат - вообще вранье, причем выстроенное именно как информхимера. Люди действительно похожи друг на друга, являются обычными приматами и не имеют никаких миссий, ни различных, ни одинаковых, - что создает для них потенциальную возможность построения поля общей правоты (да и то не всегда), но никак не требует и не подразумевает автоматически такого построения. Одинаковые (и по-человечески вполне и взаимно понятные обеим сторонам) желания Израиля и Палестины владеть Иерусалимом могут привести их исключительно к антагонизму, но никоим образом не к конструированию «общей правоты». Таким образом, в формулировке постулата 3 из бесспорной посылки совершенно произвольно выводится некое псевдоследствие.

В действительности поле «общей правоты» / «правовое поле» (т.е. этически авторитетная единая система перерасчетов и взаимозачетов разными субъектами разного добра и зла как своего / «общего») может быть конституировано только по доброй воле разными чувствующими субъектами и неотделимо от их обязательств взаимно помогать и не вредить друг другу. Я тогда буду считаться добром и злом с соседом, когда мы договоримся о взаимопомощи и ненападении, осуществляемым по неким взаимополезным общим правилам, и считаться мы с ним будем как раз по этим правилам, подводя наши действия под их санкцию или запрет. Только такие правила - правила, обеспечивающие своим носителям взаимопомощь и ненападение, т.е. наиболее гармоничное и безопасное выживание - и называются «правом» [3] . Если же данные правила не призваны меня защищать, то какой этический авторитет они могут иметь в моих глазах? Для меня и американца тогда будет существовать общая правота, когда мы с ним будем в обязательном порядке помогать и не вредить друг другу в важных делах (т.е., по сути, когда составим единую страну). Пока же выясняется, к примеру, что, оставаясь целиком в пределах международного права, американцы вполне могут чинить нам всевозможный, в том числе и совершенно погибельный вред (как в последние десять лет), то, ясное дело, международное право не может и не должно пользоваться в моих глазах никаким авторитетом, хотя бы отдаленно сопоставимым с национальным (которое такого рода действия внутри своего поля как раз исключает, т.е. защищает меня неизмеримо лучше и крепче, нежели международное). Такой же вывод следует и из самой сравнительной обязательности международных и национальных норм. Национальный суверенитет, уважаемый самим международным правом, по определению означает возможность для каждого государства свободно выйти из любых международных сделок и организаций. Взаимные же обязательства членов одной стаи / социума наследственны и нерасторжимы (в самом либеральном случае - не расторжимы иначе, как с разрешения и по распорядку, установленному стаей). Неужели я стану отдавать приоритет почти безразличным ко мне и непрочным нормам перед постоянными и фундаментально благорасположенными?

Далее, понятие «права» неотделимо от власти, принудительно гарантирующей его исполнение. Учитывая это, кликушество о международном праве, стоящем выше национального, на русский язык переводится однозначно: «существует некая надгосударственная международная власть, более авторитетная для гражданина любой страны, чем власть его собственного государства». Иными словами, уважать волю каких-то неизвестных мне, ничем со мной не связанных и ничем мне не обязанных международных чиновников-иностранцев я, оказывается, должен больше, чем закон собственной стаи, которая от рождения обеспечивала мне выживание и члены которой воюют и платят за меня (как и я за них). Это противоречит как справедливости, так и здравому смыслу, и ничем, кроме предательства собственного государственного суверенитета (то есть просто предательства), называться не может. Закон своей стаи, конечно, не является абсолютным авторитетом, но он уж точно вправе рассчитывать на более серьезное отношение, чем какие-то международные договоренности стай чужих, в каковые договоренности, к тому же, все поминутно «входят и выходят» [4] .

Все это совершенно очевидно. Истинный смысл постулата 3 заключается именно в последней из разобранных нами черт: коль скоро для всего мира есть некая общая правота, то у нее должны быть гаранты, толкователи и исполнители. А на эту роль естественно выдвигаются именно те, кто в мире всех сильнее - т.е. Запад. Иными словами, концепция «общей правоты» - это всего лишь удобное для Запада (как с точки зрения самолюбования, так и с точки зрения создания структур влияния в чужих странах) пропагандистское, причем чрезвычайно лживое прикрытие его политической экспансии [5] . Никакого отношения к постулатам 1 и 2 постулат 3 по теме и природе не имеет.

Постулат 3а, или Прогрессорство. Сводится к тому, что «хорошее государство» может и должно вести внешнюю политику, руководствуясь не только своим, но и чужим благом, и активно лезть в чужие дела ради блага неразумных чужаков. Постулат ассоциативно связан с предыдущим («общая правота» подразумевает взаимный контроль и взаимное приведение к порядку), но реально представляет собой очевидное вранье. Так не живут даже отдельные люди (когда кто-то лезет в дела другого «исключительно ради его же собственного блага», это вранье в 99,9 в периоде случаях из 100). Так тем более не живут государства (то государство, которое поступало бы подобным образом, действовало бы предательски по отношению к собственным подданным, так как тратило бы силы и средства «своих» ради чужаков). Это обычное пропагандистское самооправдывающее вранье, причем древнее как мир и совершенно нелиберальное. Еще хеттский царь Суппилулиумас возвещал всем, что господствует над городом Кадешем исключительно на том основании, что «освободил князя Кадеша от другого господина», хотя из другого текста того же царя выясняется, что князь Кадеша до того не рад был «освобождению», что выступил против двинувшегося освобождать его хетта с войском и был разбит наголову. Надо думать, либералов среди упомянутых деятелей не значилось, что не мешает хетту использовать на всю катушку наш постулат 3а.

Постулат 4, или Интегризм. Провозглашает интеграцию (интеграцию вообще, как таковую) вещью самой по себе ценной, а разъединение, открытую вражду и силовую борьбу (за исключением случаев, предусмотренных постулатом 5, см. ниже) - как вещи недопустимые («экстремизм»). В частности, Запад с воплями крайнего ужаса шарахается от экспансионистских войн и пропагандирует «политическую корректность», по которой вообще вспоминать о том, что все мы разные (и порой антагонистически противоположные по необходимо занимаемым позициям), надо как можно реже (откуда столь удручающая своей несправедливостью, инфантильностью и идиотизмом безграничная «защита» всех и всяческих «меньшинств»). У нас же в стране либералы с пафосом хвалятся тем, что интегрировали страну в мировую экономику, как если бы это было замечательно само по себе, независимо от последствий (каковые от подобной интеграции для нас могут быть только катастрофическими, см. главу III). Постулат 4 - в основном просто отталкивающая глупость, ассоциативно (но не логически!) связанная с постулатом 3.

Кое в чем, однако, это глупость весьма последовательная и нужная Западу. Так, именно Запад заинтересован в интеграции среднеразвитых и слаборазвитых стран в мировую экономику, - поскольку самый сильный конкурент, естественно, заинтересован в том, чтобы более слабые выходили на ринг и быстро становились его добычей, а не отсиживались от него в безопасных автаркических крепостях «закрытых экономик». Точно так же Запад, как уже состоявшийся коллективный «царь горы», от любой агрессивной войны - т.е. потрясения, перекройки существующего и уже сформатированного под Запад мирового порядка, - может только потерять. Поэтому он и борется с таким пафосом со «злыми парнями» - агрессорами. Пока же такой выгодной для Запада ситуации не сложилось, западные страны сами были экспансионистами за милую душу. Иными словами, Запад желает наложить запрет на азартные игры как аморальные исключительно в тот момент, когда сам сорвал весь банк и от дальнейшей игры может только потерять.

Итак, постулат 4 является в основном пропагандистской уловкой, призванной защитить современную гегемонию Запада от любых встрясок и коррекций.

Постулат 5, или Закон Джефферсона («Право на мятеж»). Констатируется, что у формально законных властей твоей страны / стаи есть некий люфт, в котором они могут творить всякие идиотские, пакостные и преступные дела, но поднимать против них восстание при этом все равно нельзя в силу разумных и справедливых обязательств перед этой самой стаей (если отказаться от этого принципа, то каждый будет восставать ежесекундно, крича, что вот это как раз и есть те самые дела). Однако при превышении указанного люфта власть превращается в «тиранию», и у членов стаи появляется моральное право, а то и обязанность, восстать против нее (если отказаться от этого принципа, власть сможет делать все, что захочет). В последнем случае возможны лишь технические споры о том, имеет ли мятеж хорошие шансы на победу и не перекроет ли цена мятежа (включая ущерб от самого прецедента формально внезаконных действий против собственной власти и вытекающего отсюда мучительного междоусобия) цену преступлений этой власти (включая ущерб от нее для имени, чести и справедливости стаи). Честно говоря, все это было совершенно очевидно всем людям во все времена. Однако либеральное оформление всех этих истин как «права на мятеж» попросту абсурдно. Дело в том, что право по определению формализовано, а найти формальные критерии для различения «нормального» (совершенно необходимого в данных обстоятельствах) приказа А от ненормального, но не подлежащего силовому сопротивлению из одного уважения к социальной дисциплине приказа Б, и, наконец, их обоих - от преступного приказа С, которому как раз следует оказывать такое сопротивление, несмотря ни на какое уважение к социальной дисциплине - совершенно невозможно. Критерий легитимности здесь не действует заведомо, поскольку опровергается самой концепцией «права на мятеж»: коль скоро формально нелегитимный мятежник против формально легитимной «тирании» может быть «прав», то, получается, нелегитимность сама по себе не может быть индикатором «тирании» и «неправоты». Иными словами, всякий «тиран-узурпатор» может оказаться «мятежником по праву на мятеж» против предыдущего тирана.

Подчеркнем несколько вещей. Во-первых, постулат 5 в своей разумной основе не имеет никакого отношения к «либерально-демократическому» пакету. То, что плохому царю (атаману, генералу) в широких пределах все равно следует подчиняться просто потому, что он царь (атаман, генерал), но тем не менее определенная степень «плохости» сделает оправданным и даже должным его низвержение и убийство, знают в любой абсолютной монархии (банде, армии), хотя это совершенно нелиберальные по своим основам организации. Во-вторых, специфически-правовая форма постулата 5 - дань тому же «правовому идиотизму» англосаксов, который заставил их изгадить Нюрнбергское дознание и Нюрнбергскую казнь Нюрнбергским же «процессом» (юридически совершенно абсурдным). В-третьих, практическое значение постулат 5 приобретает только в комплексе с постулатом 3а. Дело в том, что формальное неразграничение «тирана» и «мятежника по праву» позволяет любому желающему по своему произволу объявлять любую из противоборствующих в данной гражданской смуте сторон «тиранической», а постулат 3а позволяет вмешаться в эту смуту на стороне, объявленной «мятежной по праву». Вмешательство в чужие дела ради своей пользы под подобным соусом также практиковалось на земле от начала времен и с либерализмом не связано. Современные либералы разве что доводят его, как упоминалось, до абсурда ложной формализацией - попыткой в пропагандистских целях придать правовой характер тому, что его заведомо не имеет, чем, кстати, разрушается и подрывается сама структура восприятия права и справедливости (последняя, кстати, правом не исчерпывается и не охватывается; право - лишь ее частный формализованный случай в определенных - в норме достаточно широких - пределах).

Подытожим сказанное. «Либеральная идеология» в своем нынешнем виде состоит из нескольких положений, в действительности не связанных друг с другом и часто даже противоположных друг другу как по своей природе (ПВБ - рационально-релятивистский принцип, следующие постулаты произвольно абсолютизируют те или иные ценности, на деле относительные), так и по практическим последствиям (для среднеразвитых обществ ПВБ запрещает как раз все то, чего требуют последующие постулаты либерализма). Между тем продаются и покупаются эти положения исключительно пакетом (и отвергаются тоже пакетом). Подавляющее большинство либералов, как и антилибералов, убеждены в том, что внутри описанного конгломерата все теснейшим образом связано со всем и взаимно подразумевает друг друга. Поскольку это убеждение совершенно абсурдно, лишено внутренней логики и при желании может быть опровергнуто за три минуты, его прочность может быть только результатом массированной пропаганды, при которой человеку такое желание попросту не придет в голову и он не станет проверять на прочность внутреннее единство конгломерата, восприняв его как нечто привычное и самоочевидное.

Далее, легко заметить, что по-настоящему привлекательным и полезным во всем «либеральном» конгломерате является только первый постулат, ПВБ. Все остальные отталкивают своим безапелляционно-нерассуждающим, иррациональным характером, оказываются в силу указанного характера вредоносны для человеческого разума и чувства справедливости во всех странах, а по своим практическим последствиям совершенно губительны для ключевых сфер жизни в большинстве стран за пределами «золотого миллиарда» [6] .

Таким образом, современный либерализм - это типичная информхимера, т.е. такое распространяемое пропагандой сочетание идеологем, в котором идея здравая и приятная призвана «на хвосте» втащить в сознание идеи ошибочные и вредоносные. Логический разрыв между ними успешно замазывается самой их пропагандой в «пакете».

Кто и зачем использует эту информхимеру? Ответ совершенно очевиден. «Хороший» ПВБ по определению имеет самый общий вид, и его практическое применение в рамках «либерального комплекса» раскрывается именно постулатами 2-5. А все эти постулаты, как было продемонстрировано выше, разнородны, ментально и ценностно вредны по своей воинствующей бездоказательности и в большинстве случаев неверны, зато все очень хорошо прикрывают и обеспечивают экономические и политические интересы Запада в окружающем мире: их реализация в прочих странах обычно разрушительна для самих этих стран, но очень выгодна Западу. А пропагандирует их в этих странах тот же Запад. Комментарии излишни.

Либеральная информхимера особенно замечательна тем, что заставляет работать на пользу Запада не только тех, кто ее принял, но и тех, кто ее отверг. В этом смысле она уникальна среди прочих информхимер, а ее безвестные мне (интересно, сознательные или бессознательные?) творцы 40-х - 50-х гг. этого века должны быть признаны подлинными информационными гениями. Согласитесь, что пропаганда, обращающая в нужную тебе сторону не только деятельность завоеванных ей для тебя друзей, но и восстающих против тебя врагов, действительно может считаться абсолютным (по крайней мере, по зоне поражения) оружием. Как это происходит?

Либеральная информхимера предстает перед своей аудиторией как нечто целое, распространяется в пакете и отвергается поэтому тоже в пакете. Более того, поскольку в рамках самой информхимеры главным объявляется, по сути, именно ПВБ (смотри культовый документ информхимеры - Джефферсонову Декларацию прав, на языке XVIII века излагающую в точности ПВБ), а прочие постулаты представляются, против истины, его неизбежными следствиями, - то негативная реакция на весь пакет оказывается направлена в первую очередь именно против ПВБ. (Сравни: у наших патриотов при упоминании Декларации начинается натуральная трясучка, хотя они ее в своем подавляющем большинстве в глаза не видели, а если бы увидели, не нашли бы, что возразить). Тем самым враги Запада отбрасываются к идеологиям, противостоящим ПВБ, т.е. к лозунгам подчинения людей иррациональным надличностным («сверхценным») началам, отвращения к «плотскому», пренебрежения комфортом, прославления жертв и страданий во имя служения «вертикали». Ярким примером сказанному является круг авторов и коренная аудитория газеты «Завтра», которые на деле возмущены вовсе не обездоливанием отечественного населения, а лишь тем, что на знамени, под которым это обездоливание производится, начертано не «сверхгосударство», а «комфорт» [7] .

Большего подарка Западу ожидать трудно. Неизбежные следствия описанного положения дел таковы:

1) Поскольку большинство нормальных людей очень даже дорожит своим комфортом, т.е. подсознательно, полусознательно, а то и сознательно исповедует, пусть в сколь угодно деформированном виде, ПВБ, - то «героически-дионисийская» риторика антизападных сил, проповедующая жертву «земным» во имя «сверхценного» (смотри сочинения Дугина как наиболее яркий сегодняшний пример), маргинализирует и изолирует эти силы в собственной стране.

2) Население мало-помалу привыкает к тому, что против Запада выступают только мрачные (или буйно-веселые, типа самого Дугина) изуверы. Отныне, появись на свет какой-нибудь нормальный антизападник, он немедленно получит клеймо такового изувера (фашиста, шовиниста, тоталитариста, нужное подчеркнуть), будет проассоциирован с оным и сойдет на нет, угрызаемый с обеих сторон (т.е. и от либералов - потому что он антилиберал, и от антилибералов - потому что он нормальный). Пример: прискорбная судьба Эжен Максимыча.

3) Если же, паче чаяния, антизападным силам удается победить (что при описанном раскладе бывает крайне редко), то обычно для Запада и в этом не обнаруживается ничего, кроме пользы. «Сверхценная» и «антикомфортная» идеология победителей приводит их к сложному сочетанию параноидальной внешней и внутренней политики, нищеты или достаточной бедности подданных, бесконечных притеснений и репрессий, нарушений элементарных норм социального общежития и вытекающего отсюда массового психологического дискомфорта (не всегда осознанного). ПРИМЕРЫ: нацистская Германия, исламский Иран, исламский Судан, социалистическая Эфиопия (не все перечисленные компоненты присутствуют здесь одновременно, но их ядро - принцип ННО, о коем см. гл. IV и в коем следует видеть главный источник почти всякого социального зла - ярко выражен всюду). Короче всего характер такого общества передал Борхес, определивший нацистский идеал как «государство, причиняющее бесконечное беспокойство» [8] . В этом ему, кстати, вторил не кто иной, как Муссолини, говоривший: «В чем самая суть фашизма? - Мы против удобной жизни».

Развив в себе такие блестящие качества, дорвавшиеся до власти антилибералы закономерно являют собой столь необходимый Западу пример «плохих парней», демонстрирующий окружающему миру, что кто против Запада пойдет, тот заведомый тиран и самодур, а народ его на этом только потеряет и в достатке, и в безопасности, и в свободе. Замечательно, что западным политико-пропагандистским интересам отлично служит и скорый крах таких антилибералов (как в нацистской Германии или социалистической Эфиопии), и их долгожительство (как в КНДР или Иране). В первом случае весь мир видит, до какого разгрома доводит собственную страну антилиберализм. Во втором наблюдателя отпугивает безысходно-звероподобный характер соответствующего режима и бедная или психологически перенапряженная жизнь подведомственного ему населения. Запад справедливо предпочитает иметь дело с десятком столь полезных в системе его пропаганды врагов, чем с одним не столь идейным, но зато нормальным государством типа Египта национальных военных правителей (после революции 1952 г).

Этот порочный круг может быть разорван только путем опознания и уничтожения самой информхимеры. Пока она присутствует в общественном сознании в своем задуманном, целостном виде, общество, лежащее вне стран «золотого миллиарда», обречено быть залито либо потом и слезами миллионов, разоренных и униженных «жирными котами» (при либералах), либо потом и кровью сотен тысяч или опять же миллионов, на чьих костях антизападная элита возводит очередную примстившуюся ей утопию (при антилибералах). Не случайно вне этой ловушки в мире, за редкими исключениями, остались только страны Восточной, Передней и Южной Азии - поскольку у них с самого начала были осознанные традиционные представления о комфорте и безопасности, не связанные с обязательными абсолютизированными «свободами» информхимеры, а скорее противопоставленные им. Здесь либеральная информхимера отторгается национальным организмом с самого начала, так как в психологии общества заранее значится, что поданные ей «пакетом» вещи на деле вовсе не обязательно связаны друг с другом, а ПВБ с рядом модификаций и так провозглашался испокон веков (так что теперь никак не может играть заданную ему в рамках информхимеры роль живца).

Менее счастливые общества (вроде нас) должны ликвидировать химеру постфактум. Изничтожение же информхимеры может, естественно, вестись только на информационно-коммуникативном уровне: ее убивает слово, а не автомат.