Ардианское

 
Сийярза (*) о Карн-Думе
 
Прямо на землю налил сургуча,
стукнул печаткой...
 
Через тысячу лет ледник найдет столицу моей страны.
Я так давно не видел ее, что она и не снится мне.
А должно быть улицы сейчас листвою заметены
и луна лежит в городском пруду на звонком кирпичном дне.
 
Через тысячу лет ледник придет, даже если вернемся мы.
Не отзовутся людским делам пути воздушных пластов.
Но если смогу, я буду встречать начало Большой зимы
там, где небо скользит по карнизам крыш и рыжим ребрам мостов.
 
Где не выдержат дерево и гранит, обожженная глина – пой.
Мы живем водой, мы живем огнем, мы считаем впрок – на века.
И рифмуется с домом, стеной, мостом привычный пехотный строй,  
и ложится узкий красный кирпич на дороге у ледника.
 
(*) перевод моего ника на Черную Речь
 
 

*  *  *


Сийарза: "Они пришли с севера"
   
Они говорят, что нас – не счесть,
а нам известен счет.
Вновь семафор веселую весть
вдоль по холмам несет.
И откликаются на зов
деревянной руки
люди предгорий и городов,
люди большой реки.
 
Они говорят, что мы – саранча,
чума, орда, пустота.
Но должен быть точен удар меча
и втрое – пролет моста.
мы каждый миг берем в оборот –
слишком короток день.
И из года в год пшеница растет,
где им не поднять ячмень.
 
Они говорят, что нас просто нет –
есть Враг и его дела,
да войско неисчислимых бед
страшащееся тепла.
Ну что же – ветер смыкает круг,
будит предзимний гром.
Не ждите, мы не разрушим юг -
мы просто его возьмем.

*  *  *

Сийярза.  Wrath and pride
 
Получить стрелу под ключицу
на третьей южной войне.
Отделаться легким испугом
и, конечно, потерей тела.
Должно было случиться...
Но где-то на самом дне
жива еще память о плоти
и том, что она умела.
 
На столетия погрузиться
В лихорадку штабных забав,
Подхватывать, при оказии,
дорожный ветер осенний.
Заключить, что вечный противник
по-своему тоже прав -
но от этого не меняется
ни единое из уравнений.
 
Крутиться колесной спицей.
В один из множества дней
увидеть на месте столицы
кипящую дымом реку.
Распадаясь, решить, что все же
уютнее – и верней -
умирать за пределы фантазии,
доступные человеку.

*  *  *

Мастер Элронд в Гаванях 
   
Океан рокочет как сердитый старик.
Говорит «Зажился в гостях.»
А в твое дыхание пророс материк
И осел пыльцой на костях.
 
Лунная дорожка неизбежно верна,
Давним обещаньем поет.
Город-на-горе тебя осушит до дна
И воды прозрачной нальет.
 
Так откуда тяжесть и откуда беда -
все прошло и все прощено.
Только отступает, оплывает вода,  
Обнажив скалистое дно.
 
Оглянись, пока еще колышет прибой
Юную хмельную луну.
Ты уже не сможешь возвратиться домой.
- Или проиграть войну.   

*  *  *

Мастер Элронд: Тол Эрессеа  
 
За окном поединок жаворонка и скворца,
И гора выплывает из утреннего тумана,
И огромный мир лежит в ладонях Творца
словно остров на поверхности океана.
 
...А над узкой долиной колеблются облака,
Поднимает ветер рыжие листья клена
И калечит берег бешеная река,
Отзываясь воле владыки укрепрайона.
 

*  *  *


Перед Нирнаэт

А над озером флейта поет -
отсюда едва слышна.
Задыхается, уснуть не дает...
Здравствуй, война.
Хочешь, я тебя домой провожу -
долго ли налегке?
Угадаешь, что я держу
в правой руке?

*  *  *

*  *  *

Стихотворение, вплавленное в объект 1.2б. Приписывается Царю Огненной Горы.

Я не могу сказать,
что ярость моя права -
слишком давно родилась она
и мне уже не связать
разнопрошедшие времена.
Война растет как трава,
и все, что досталось на долю мне -
узнать ее и назвать.

*  *  *

Четвертая эпоха

Непрозрачный вечер, чума перелетных птиц,
календарь еще девственно чист - ни числа, ни срока,
но откуда-то сбоку слышен скрип половиц
и, напоминая о хрупкости всех границ,
непрерывно, упорно идут облака с востока.

English collection

In translation, Russian poetry
smells of mothballs and Shakespeare,
overblown nursery rhymes,
jingling with alliterations.
 
Under the gliding coils of English
there’s a wrongness, a tension,
a tang of predestination,
a landslide waiting to happen.
 
In the original this force is held
by a rigid scheme of rhythm and rhyme,
else it’ll rush into the world,
upsetting every balance.
 
The verses twirl into spirals,
the rhymes are interlocked,
so music won’t drown the universe,
so it won’t lose itself in space.
 
While mellow English flows away
this fierce harmony’s still there,
still trying to contain the pulse
within the chalky limits of a rib cage.
 
It has not been told yet
that the center cannot hold.
Russian poetry, in translation…
 
*  *  *

A Harbour Bridge Rhyme
 
A heady premonition
encased in steel and stone.
A point of no return.
The instincts are subverted
converting “fright” to “right”
to “flight”.
 
Look, on the cape across the strait
there’s a jacaranda blooming.
You do not stir
reading your book,
riding your train,
reining in chaos.
 
Otherwise  
you’d have to embrace
a net of empty spaces
a spine over your head.
 
Look across the strait…
 
Where the angular head of a giraffe
mirrors Centerpoint,
across the strait,
where the monorail vine
twists among the rocks,
across the strait,
where it’s always teatime.
 
A bridge,
a perfect rhyme,
a life designed to funnel
the tensions of the day,
a way to conquer pain.
 
So
what do you think
coming home from work,
sliding down the globe,
tracing the path of a Cheshire moon
across the glimmering dome?
 
At that moment the train  
enters the tunnel.
 


*  *  *

I speak both Russian and English,
I read in Polish and French,
and my Ukrainian might be called fair
if truth can survive such a stretch.
I revel in useless knowledge
and dabble at verbal chess.
So who am I?
Guess.
 
I come from a limestone city
on the post-deluvian beach
and my children won’t master its jingling speech,
for it’s not a thing you can teach.
But I hear its lateral grammar
making offers I can’t refuse.
So is that me?
Choose.
 
So what am I:
a tilt of a head,
a ricochet of a thought,
the force of entropy wants me dead
and harmony wants me not.
 
My bones change to the very marrow
every time someone says my name,
and whatever language I speak tomorrow
will probably be the same.

*  *  *

January tune

From the melting glaciers the South wind comes
banging upon my door.
It doesn’t even know if I’m at home,
what is it knocking for?
 
Over the ridge the ochre reigns
and drought eats up land like a tide.
And the North wind needn’t bother to knock
for the heat is already inside.
 
Hold fast.  It’s January
on the edge of the sea,
on the edge of the desert,
in the place where the Earth is flat.
 
So the wind whistles down the winding streets
and the ocean riles at the beach,
and polysyllabic herbage slides
its roots into every breach.
 
And while chasing after a sneaky rhyme
through the suburbs of dark renown
you can walk the night in the molten light
of the moon that hangs upside-down.
 
Hold fast.  It’s still January
by the alien sea,
on the alien land,
in the place where the Earth is flat.
 
And whatever present tomorrow brings
there is always a past to forge
with our thoughts and longings layering up
all the way from Olduvai Gorge.
 
So we fill empty spaces and flood the air
with our knowledge and love and strife,
so this city may answer the howling wind
with the subliminal roar of life.
 
Hold fast.  It’s January
by the changing sea,
in whatever land,
in the place where the Earth is flat.
   
 *  *  *

Jinny Mae
 
What are you going to do, Jinny Mae?
What are you going to do now?
The wind is rising, my Jinny Mae,
don’t you hear it howl?
I’ll find myself a cloak so blue,
I’ll wrap myself in that cloak.
I’ll go out to meet my true love
and the Devil may take you all.  
 
But there’s no “cloak” or “love”, Jinny Mae,
and “blue” is a colour no more now.
The wind is here, my Jinny Mae,
it’s blowing the words away.
Then I shall pray to the Powers Above,
I’ll give my life to that prayer.
I’ll ask for this raging wind to abate
and never again hold sway.
 
But you have no will or voice, Jinny Mae,
you have no life of your own now.
There’s just the wind talking to itself
from the mountains to the sea.
Then I’m free in my choice, my friend,
Then there’s nothing but freedom.
And if I can be anything at all
I might just as well be me.
 
What are you going to do, Jinny Mae?
What are you going to do now?
The wind is rising, my Jinny Mae,
don’t you hear the call?
I’ll find myself a cloak so blue,
I’ll wrap myself in that cloak.
I’ll go out to meet my true love
and the Devil may take you all.

*  *  *

Counting raindrops, rolling along
down the gravity well.
Thoroughbred mongrels,  
fallen from grace
to the shore
where time is a measure of space,
is there a notion we can’t embrace
      and work into a song?
 

*  *  *

The hardest stone can be described
in terms of pressure and life.
And the weed that once grew
on Gondwana’s shores
hasn’t gone anywhere.
So whatever coordinates you choose to believe
you live on a coral reef.