Удел Могултая - Печатать


    
      
        Удел Могултая
        (/cgi-bin/wirade/YaBB.pl)
      

        Сконапель истуар - что называется, история >> Околоистория Центральной и Восточной Европы >> Шерех - Шевелев
        
(Message started by: antonina на 03/17/08 в 10:03:14)

Заголовок: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем antonina на 03/17/08 в 10:03:14

Юрій Шевельов «Внесок Галичини в формування української літературної мови»

Из предисловия
После многих лет жизни в Харькове я оказался в 1943 г. во Львове. Конечно, я и раньше знал, в частности из дискуссии вокруг правописания 1928 г., об отличиях языка Галичины и языка моего родного города, а также языка большинства городов на восток от Збруча. Но только с переездом во Львов языковые отличия стали для меня особо выразительными. И это были не только местные диалектные черты, но и другая традиция литературного языка, поддерживаемая в прессе, литературе, школе, повседневном языке интеллигенции.
Бывает так, что исследователь ищет для себя тему, но здесь тема искала исследователя. Как возникли в границах одного литературного языка – потому что никто, буквально никто не выдвигал программы создания двух литературных языков – назовем их условно передзбручанским и зазбручанским, но в обеих составных частях украинского языка поддерживалась именно местная традиция и ее защищали, иногда очень страстно и упорно, и на протяжении едва ли не столетья. В полемических выступлениях по обе стороны недостатка не было, но никто не задал себе труда объективно, подробно и в исторической перспективе рассмотреть общую панораму развития, приведшего к этому состоянию. У себя дома, в семье мы говорили, писали, думали «по-харьковски» (официально это называлось по киево-полтавски), а по ту сторону улицы, в доме В.Симовича или в библиотеке НТШ то же самое делалось «по-львовски». Тема буквально лежала на уличной брусчатке и нужно было за нее браться.
Я познакомился с Василием Ивановичем Симовичем. Хотя формально он никогда не был моим учителем, - я ведь уже был кандидатом филологических наук и доцентом, но фактически он таким учителем стал. Этому содействовало несколько обстоятельств: он знал украиноязычные дела лучше, чем мои харьковские учителя, знал не только извне, но изнутри, и был он единственным тогда в Украине носителем идей и методов Пражского лингвистического кружка, где общался с «самим Николаем Трубецким», ну и, наконец, отличался той необъяснимой человечностью, которую лучше всего отражает французское слово «шарм».
Симовича захватил мой план, он, можно сказать, безоговорочно благословил меня. (У Симовича были свои счеты с галицкой интеллигенцией вплоть до заявлений: «Я не галичанин, я буковинец», но в глубине души он был горячим – в границах общеукраинской духовной привязанности – галицким местным патриотом)
(…)
В условиях Советской Украины проблематика книги вообще была под строжайшим табу. Как правило, сосуществование двух вариантов украинского литературного языка и соревнование между ними замалчивалось или извращалось. Галичина считалась лишь территорией одного из местных говоров Украины. Редко, а то и совсем отмечалось то, что речь шла не только о проблеме языка и диалекта, но и о проблеме двух вариантов литературного языка. Как эти варианты сближались, действительно ли основание современного литературного языка двухдиалектное – это вопрос, полного ответа на который у нас еще нет.
Галичина в формировании нового украинского литературного языка
В конце 19-го века Борис Гринченко писал о Галичине: «Что такое Галичина? Часть большой Украины, такая же часть, как Буковина, Киевщина, Полтавщина», - и делал из этого вывод: «Языка галицко-руського быть не может, как не может быть языка херсоно-руського».
Но утверждать так – значит игнорировать особенности исторического развития разных частей украинской территории. Большую часть своего исторического существования Галичина жила в ином политическом организме, чем большинство остальных украинских земель. Если не вспоминать раннекняжеских времен с их очередными завоеваниями и потерями «червенских городов», Галичина то полностью отделялась от остальной украинской территории, то объединялась с Волынью, то со всем Правобережьем, но только в 1569-1647 г.г. входила в одно политическое целое со всеми украинскими территориями. Все это создавало в Галичине несколько иные условия народной жизни: она то опережала остальные украинские земли, то отставала от них, а это порождало сложную систему взаимовлияний. Случалось, что эти отличия сглаживались, но до полного тождества дело никогда не доходило.
Это касается всех сторон галицкой жизни, в том числе и языковых особенностей. Проследить влияние Галичины на общеукраинский новый литературный язык – задание нелегкое из-за далеко не блестящего состояния нашей диалектологии. У нас нет фактически ни одного большого словаря языка той или иной местности. Лишь крайние западные окраины, благодаря своей экзотичности, находятся в лучшем положении (труды Верхратского, В.Шухевича), но для данного вопроса эти материалы именно из-за экзотичности не особо полезны.
(Разрешу себе вкратце объяснить одну особенность: среди «передзбручансих» языковых пуристов, к которым принадлежал Гринченко, создатель знаменитого словаря, не было недостатка в тех, кто всячески опасался «галичанизмов» и всячески пытался их элиминировать. Одним из последствий такой языковой политики было то, что если какое-то слово употреблялось и вне Галичины и в Галичине, то оно однозначно трактовалось как негалицкое, а из определения «западноукраинский» тоже далеко не всегда можно было понять, какой ареал распространения имеется в виду: Волынь, Восточное Подолье или все-таки Галичина –А.)
Влияние Галичины на новый украинский литературный язык шло не всегда одинаковыми каналами, в одинаковых языково-смысловых сферах и с одинаковой силой. Можно приблизительно определить несколько хронологических периодов.
Период до 1876 года характеризуется преимущественно не галицким влиянием на украинский литературный язык, а обратным влиянием. Галичина преимущественно усваивает более или менее критически и ограниченно языковые достижения восточных украинских земель. Указ царского правительства о запрете печати украинских книг и периодики в границах Российской империи, как известно, заставил перенести почти всю литературно-издательскую, в частности, газетно-журналистскую деятельность во Львов, в Галичину вообще. По 1905-1906 г.г. наш литературный язык развивается преимущественно на территории Галичины. Это создавало предпосылки для внесения галицких элементов в литературный язык.
Отмена цензурных запретов в России в 1905 г., вознобвление литературной деятельности на Великой Украине (чтобы никого не упрекали в великодержавных амбициях: автор специально подчеркивает, что так обычно называются все украинские земли, кроме галицких, буковинских и закарпатских, не особо удачный термин, но каков есть –А.), возвращение некоторых писателей, журналистов и политических деятелей с Галичины открывают пути для мощного влияния усвоенного раньше в Галичине на литературный язык центральных и восточных областей; встречи с галичанами в годы войны 1914-1918 г.г., общее участие галичан и великоукраинцев в национально-освободительной борьбе 1917-1920 г.г. – все это, пусть и разными каналами, но создает широкие возможности для галицких языковых влияний.
Следующий период – 1920-1939 г.г., когда большевизм соорудил и поддерживал стену между Галичиной с Волынью и Холмщиной, и остальными украинскими землями, но все-таки галицкое влияние просачивалось, особенно в период «украинизации», Наконец, последний период открылся с 1939 г., когда война взломала сооруженную раньше стену и создала возможность для более широкого общения галичан с остальными украинцами. (У нас есть по крайней мере еще одно свидетельство о последствиях этого общения для самого Шевелева. В 1939 г. ему удалось приехать во Львов. Не то, чтобы все увиденное особенно его воодушевило – при более близком знакомстве мы зачастую разочаровываем :) , - но «Из Львова я возвратился иным, чем туда поехал. НКВД был прав: меня не стоило туда пускать» -А.)

Галицкое влияние на новый украинский литературный язык до 1876 г.

Не будем говорить о галицком влиянии в дошевченковские времена. Какое могло быть влияние, если в Галичине процветало язычие? Как на людей, очарованных народной песней и народным языком, могло повлиять «Домоболие проклятых» или иные продукты старокнижного, доромантического взгляда на язык и литературное творчество. «Русалка Дністрова» - единственное тогда проявление романтического подхода к языку в Галичине, осталась почти неизвестной на восток от Збруча. А более поздние годы отмечены влиянием Шевченка, и его гению подчиняются все.
(Опять же вкратце – благодаря посредничеству П.Лукашевича Шевченко имел возможность познакомиться с галицкими диалектами. Но, по ряду причин, не использовал их – А.)
(…)
Вплоть до 60-х годов нельзя говорить о каких-то заметных языковых взаимовлияниях Галичины и остальных украинских земель. Первое путешествие П.Кулиша в Галичину (1858 г.) и довольно частые последующие его посещения в 60-х-80-х г.г, влияние «Основи», культ Шевченка, возникающий с начала 60-х, - все это взламывает стену и дает начало все более активном взаимовоздействию. Но в эти годы основное направление развития – не из Галичины, а с востока на Галичину. «Около 1862 г. началось у нас в Галичине «украинство». Господствовало тогда язычие. Точнее, язычие господствовало повсюду, где его еще не оттеснил польский язык. И вот теперь народовцы вводят руський язык в домах руськой интеллигенции. Когда в 1862 году начали выходить «Вечорниці» и именно тогда пришел транспорт украинских книг, начался у нас перелом в суждении о литературном языке» (Это Верхратский. Поскольку морока с «руським» - не русским, а устаревшим названием украинского, определенно мне надоела, я на будущее себя от этого освобождаю, хотя некоторое очарование оригинала при этом теряется. Но, как убежденная извращенка, сейчас же нагружу терпеливого читателя «языческим» фрагментом. Потому что – А.) …движение было поначалу столь мощным, что ему поддались даже крайние и выразительные консерваторы, москвофилы и сторонники язычия. Не кто иной, как Богдан Дидыцкий писал тогда: «Ми много полагали на сподіваноє сообщеніє словесне з Україною. Звідтам надіялись ми приобрісти в час теперішнього язикового розвою тоє, що нам ілі вовся не стає, ілі, що у нас не точно єсть розвите; навзаїм же ради ми били хоть би показати братной Україні наш домашній плод, щосьмо єго с трудом духа под отмінними обстоятельствами із себе возростили”. («Мы очень много надежд возлагали на языковое общение с Украиной. Оттуда мы надеялись во времена теперешнего языкового развития приобрести то, чего нам совсем не хватало или было недостаточно развито, в ответ рады были бы показать братской Украине плоды своих домашних трудов, взращенных при отличных обстоятельствах»).
Как видим, и консервативные элементы в этот медовый месяц молодого украинского слова согласны идти на сближение с этим словом, только народовцы хотели бы перенимать его целиком, а консервативные элементы согласны только дополнять им то, что считают пробелом в выработанной ими языковой системе, ориентированной отчати на Москву, отчасти – на нормы еще Мелетия Смотрицкого.

(Опять-таки вкратце – встречные галицкие влияния в этот период хоть и очень слабы, но все-таки есть, например, вполне рациональная тенденция не употреблять в заимствованных словах «хв» вместо «ф». Начала также возникать концепция синтетического литературного языка, не совпадающего ни с одним говором. Показательной является дискуссия Сакун-Верхратский, с нынешней точки зрения правым оказывается то первый, то второй собеседник, но, в частности, Верхратскому мы обязаны тем, что галицизмы «файний», «купа більший» уступили более привычным для нас «хороший”, “далеко більший” –А.)

И это подготовило почву для того, чтобы позже, по словам А.Крымского, «вавилонский плен украинского языка в Галичине» не прошел бесследно для всей страны и посодействовал обогащению общего литературного языка. В более поздние годы Галичина смогла повлиять на общеукраинский литературный язык только благодаря тому, что уже раньше приблизила свой литературный язык к великоукраинскому. Иначе отличие было бы столь большим, что возможность влияния отпала бы. Потому что хотя в эти годы Галичина вышивала свои узоры, но по уже созданном и принятом ею общеукраинском основании.

Галицкое влияние на украинский литературный язык в период 1876- 1905 г.г

Этот период начинается указом 1876 г. о запрете украинской печати в Российской империи. Вся литературно-издательская деятельность, а одновременно и ответственность за развитие украинской литературы, украинской культуры и литературного языка переносится в Галичину. И галичане мгновенно осознали это и приняли на себя этот почетный груз. В редакционной заметке «Указ против украинского языка» «Правда» писала: «Пришла пора и для галицких украинцев исполнить свою обязанность по отношению ко всему украинскому народу. Украина дала нам образец народного развития, заложила основания нашей народной словесности, сохранила наше слово от уничтожения. Теперь Галичина должна вести дальше великое и святое дело народного возрождения. Надеемся, что Галичина выполнит свой долг».
И этот свой долг, так сознательно и с чувством ответственности принятый, Галичина выполнила. Лучшим доказательством этому является позднейшее свидетельство человека, которого никак невозможно упрекать в чрезмерных симпатиях к Галичине и всему галицкому, а также в мягкосердечности и уступчивости – Бориса Гринченка. Характеризуя положение украинского писателя с Великой Украины в 1876-1905г., он писал: «Когда бы он не видел работы братьев-галичан и буковинцев, когда бы не было у него надежды на народные массы, то давно бы ему и уста занемели!»
В эти годы Львов стал всеукраинским культурным центром. Здесь издавалась украинская периодика. Здесь концентрировалась политическая жизнь, особенно напрягаясь во времена выборов. Здесь по мере поражений и чем дальше, тем большего отступления москвофилов – украинский язык получал среди интеллигенции все больше прав языка общества и салона. Здесь опять, после первых и еще неуверенных попыток «Основи», на украинском языке заговорила украинская наука в самых различных ее отраслях.
Этот чем дальше, тем больше интенсивно оформляющийся язык развивался не на основании старого язычия, а на основании того, что было наработано раньше на Великой Украине и уже на эту почву накладывались влияния галицких говоров и интеллигентского койне.
Но естественно и понятно, что для развития всеохватывающего литературного языка, который смог бы удовлетворить все потребности, база литературного языка, пересенного с востока, и галицких народных говоров была слишком узкой. Поэтому в Галичине начинают все интенсивнее появляться языковые изменения, а, главное, язык начинает обогащаться новыми элементами. Для слов, возникающих тогда в Галичине, образцом зачастую становились слова тех языков, через которые сюда преимущественно приходили культурные достижения мира, – польского и немецкого.
Появляются многочисленные заимствования и кальки с этих языков. Но одновременно идет и органическое развитие своего словообразования – расширение значения уже существующего слова или, наоборот, специализация.
По мере увеличения нового в литературном языке возрастает также и отличие развивающегося на галицкой почве литературного языка и того языка, который употреблялся преимущественно среди народных масс Великой Украины. Особо разрастаться этому отличию не позволяло довольно интенсивное, несмотря на все преграды, общение литературно-творческой интеллигенции Галичины и Великой Украины. Следует, однако, учитывать, что это было преимущественно общение письменное, к тому же – охватывающее довольно узкие круги литературно и политически активной интеллигенции. Даже и при этих обстоятельствах кое-что из литературного языка, развивающегося в Галичине, переносилось на Великую Украину, но далеко не в таком объеме, как это произошло бы при непосредственной связи. дальше мы проанализируем, какими путями происходило галицкое влияние на Великую Украину. Но отличие все-таки росло и воспринималось довольно остро. В меру того, как этот стихийный в тех условиях процесс осознавался, в украинской общественности постепенно оформлялись два лагеря: сторонников галицких элементов в языке и их противников. Уже с самого начала связей с Галичиной раздаются голоса на эту тему, а в начале 90-х вспыхивает целая дискуссия, которая проводилась с большой горячностью и внутренней убежденностью.

(Как раз этой дискуссии мы обязаны многими довольно резкими рассуждениями, странным образом иногда получающими повторное хождение: в таком аспекте, что их подлинные авторы весьма бы таким интерпретациям удивились. «Не пишите, люди добрые, писем, а в идеале – и вовсе ничего.» Но разберемся, кто там нам знакомых со школьной парты и отнюдь тогда не обронзовевших классиков в каком лагере оказался. Начинаем с горячего Кулиша, который – субъективно – с галичанами ссорился и еще как (с кем он не ссорился? Он и сам с собой редко был в мире), но объективно был – что скрывать – проводником галицкого влияния –А.)
Кулиш был недоволен галицкими литераторами:

Так нам тепер поети-львівці,
Мов у селі під вечір вівці,
Хрипливий голос подають:
Кастильську бо з калюжі п’ють

(Весьма красочная картина, описывающая львовских поэтов как стадо блеющих овец, пьющих кастильскую воду из лужи. Но этим бедным поэтам-львовцам часто доставалось, в том числе и от своих земляков-критиков – за несоблюдение правил стихосложения. –А.)
Приближение языка Кулиша к галицкому шло не прямыми путями, а было связано с его стремлением внести в язык элементы архаичности. Проявлением такой языковой программы было появление в языке Кулиша значительного числа церковнославянизмов, а также – и элементов книжного языка 16-17 в., т.е. архаизмов и полонизмов. Восстанавливая эти последние, Кулиш менее всего думал о сближении с галицкими языковыми привычками. Но вследствие того бесспорного факта, что галицкие говоры частью из-за своей сравнительно большей архаичности, частью – из-за более частых контактов с польской языковой стихией сохранили кое-что (хоть и не слишком много) из этих элементов, потерянных на востоке, объективно получилось так, будто Кулиш вводил в литературный язык галицкие элементы. Преимущественно это не были активные элементы галицких говоров и употреблялись они нечасто, но все-таки были еще понятными, в то время, как на Великой Украине они казались совершенно искусственными творениями. (Дальше следует несколько страниц примеров –«Нехтував страшну свою _потугу_ -А.)
Итак, Кулиша можно только условно считать проводником галицкого влияния. Но объективно он таковым отчасти являлся и поэтому не случайно то, что его имя написали позже на своем знамени некоторые несомненные сторонники галицкого языкового влияния, как, например, Олена Пчилка. (Но об этой правящей королеве-матери, «Герцле в юбке», матриархине украинской культуре чуть погодя, пока же мы приблизились к воззрениям на вопрос создателя бессмертных бабы Параски и ее врагини-подруги, бабы Палажки, Нечуя-Левицкого –А.)
Во времена написания статьи «Сьогочасне літературне прямування» Нечуй-Левицкий еще не отрицает галицкого языкового влияния, но лишь постольку, поскольку оно исходит от галицких говоров, и наравне с влиянием иных периферийных диалектов. Зато всякое влияние, идущее книжными путями, все, придающее литературному языку синтетически-искусственный характер, вызывает у него решительный протест. «Для литературы образцом книжного языка должен быть именно язык деревенской бабы с ее синтаксисом», - таковым было программное утверждение Нечуя-Левицкого. Дальше он его детализирует: «Книжный литературный украинский язык должен разрабатываться на почве живой деревенской речи, извлекая из нее терминологию, изменяя суффиксы, приставляя их к корням народного языка, он не должен искать новых слов в иных славянских языках, хоть бы и в церковнославянском, а развиваться на основании народных говоров (…) Народные провинциальные говоры неожиданно дают очень хорошие термины даже для литературного украинского языка». Здесь не упоминаются ни Кулиш, ни галицкий книжный язык, но все это – завуалированное выступление и против языковых позиций П.Кулиша, и против заимствований из галицкого книжного языка, который И.Нечуй-Левицкий считал засоренным инославянским влиянием: церковнославянским и польским.
Сложнее была позиция Драгоманова (об этой личности в нашем разделе уже говорилось много – он у нас появлялся и сам по себе, и в роли учителя И.Франка, и как брат Олены Пчилки и, соответственно, дядя Леси Украинки, так что я позволю себе лишь вкратце обрисовать эволюцию его отношения к Галичине вообще: поначалу – восхищение, позже – сильное разочарование («Господи! Ежели хочешь наказать Украину и Россию, то чем угодно, только не присоединением Галичины» - это анекдотическое изречение в несколько урезанном виде и до сих пор употребляется, по крайней мере, по отношению к России :). Надо же – объективно он опять-таки оказался проводником галицкого влияния, а еще больше - его умнейшая сестра. Познакомившись хоть поверхностно с написанным ею, могу уверенно утверждать: если какой-то давний спор кажется до крайности непонятным и запутанным, то следует в первую очередь узнать мнение по сему поводу О.Пчилки. Но пока возвращаемся к ее брату –А.)
Такая отрицательная оценка всего галицкого не помешала тому, что в языковом смысле М.Драгоманов заметно поддался галицкому влиянию, как справедливо констатировал в 1913 г. М.Жученко: «Драгоманов, язык которого мы считаем лучшим образцом научного украинского языка, под конец, когда ему приходилось печататься исключительно в галицких изданиях, начал писать больше уже по галицкому образцу».
И – отметим вскользь – это пошло его языку на пользу, поскольку хоть частично отчистило этот язык от русизмов, которыми изобиловали его ранние тексты.
И в свете этого блекнет утверждение Б.Гринченка о том, что не галичане, а надднепрянцы разработали язык науки и перевода с европейских языков. Б.Гринченко упоминает имена публицистов и ученых с Великой Украины: П.Куліша, О.Кониського, І.Левицького, Т.Зіньківского, М.Драгоманова, М.Комара, І.Білика и пр. (список длинный –А.) и делает из этого поучительный вывод: «Пусть же наши братья-галичане не говорят, упиваясь провинциальной гордостью, что они одни и язык вырабатывали и литературу научную и переводную слагали». Да, все эти люди стояли в первых рядах создателей нового украинского литературного языка, но положение было таковым, что большинство из них объективно испытывало и проводило галицкое языковое влияние. В оркестре играли все области Украины, но, вследствие общего политического положения дирижировала этим оркестром Галичина

(П.С., замечания и мысли по поводу принимаются).

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем olegin на 03/17/08 в 17:50:45

Запрет на украинский в российской печати в 1876 г.-это,ИМХО, знаменитый Валуевский циркуляр?А был ли "народовцем" известный Александр Барвинский?

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем antonina на 03/17/08 в 18:02:58

Барвинские все оказались в лагере народовцев, в том числе Олександр и его брат Владимир, редактор "Правды". Подозреваю, что именно он был автором той редакционной статьи.
По первому вопросу - не только Валуевский, а был еще и Эмский. Там в итоге получился не то, чтобы совсем сухой запрет, но что-то вроде дышать через раз, потом - через два раза. :) Тем не менее, это именно правительство РИ сыграло в данном случае за тот мифический генштаб. (Интересно, теория генштаба уже тянет на конспирологическую? Мне кажется, да :) ).

UPD - то ли это совпало так, то ли действительно воля Божья :), но где-то с начала 80-х в "украинском" (условно говоря) лагере пошло просто лавинное появление ярких личностей. Какую семью не возьмешь. Нам все это несколько затмевает фигура Франка, но и окружение было вполне ему под стать.

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем Ur на 03/18/08 в 06:58:15

on 03/17/08 в 10:03:14, antonina wrote:

Юрій Шевельов «Внесок Галичини в формування української літературної мови»

Из предисловия
Следующий период – 1920-1939 г.г., когда большевизм соорудил и поддерживал стену между Галичиной с Волынью и Холмщиной, и остальными украинскими землями,

Учитывая, Вашу же, по-моему, статью об истории ЗУНР и её последующем подпадении под польскую руку, как-то странно становится: при чём тут большевики?

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем antonina на 03/18/08 в 09:56:25

Так, извините, не я считала, а Шерех, который это видел собственными глазами, притом с Харькова. Возможно, он имел в виду то, что польские власти гораздо спокойнее, чем те, что по другую сторону Збруча, смотрели на то, что на подконтрольной им территории печатаются писатели с другой стороны, не особо возражали, если их граждане ездили туда-сюда, да и "чужих" впускали довольно легко. Чтобы несколько понять порядки в междувоенной Польше... Вот довольно показательный пример: Улас Самчук после своего дезертирства из польской армии числится, конечно, преступником (не знаю, был ли тогда в ходу термин "изменник Родины"). В это же самое время его вовсю переводят и печатают польские журналы. Можете представить нечто в этом роде в СССР вплоть до самых последних его дней?

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем olegin на 03/18/08 в 13:19:34

on 03/18/08 в 09:56:25, antonina wrote:

Недавно прочитал во Львовском Альманахе,выпущенном к 750-летнему юбилею города мемуары сичевого стрельца о польско-украинской войне в 1920-м году (Эта история с польскими "Орлятами").Так вот,когда он получил тяжелую рану в голову саблей,его положили в госпиталь рядом с поляками и польский хирург буквально по частям собрал ему голову.И напоследок заметил,что ему не помешало бы поставить платиновую пластину,но таковых у них нет в наличии и подчеркнул,что поэтому мы их не ставим и своим раненым офицерам.Его командир-офицер раненым лежал в соседнем госпитале для офицеров,а узнав что подчиненный-земляк лежит рядом стал у врачей проситься,чтобы перевели к нему.Но польский фельдшер сказал,что это не положено,т.к. он офицер и его место в более благоустроенном госпитале для командного состава.Попасть к земляку он смог только попросту сбежав оттуда.Автор мемуаров замечает,что в ПМВ выполнялись все решения международной конвенции по правам раненых(Даже в Сибири в России пленные поляки чувствовали себя великолепно)."Все изменилось во время ВМВ и коренным образом"-сетовал автор.

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем antonina на 03/18/08 в 13:32:21

О, здравствуйте.
Да еще в первую мировую солдаты по разные стороны фронта не считали противника аццкой сотоной. :) Когда происходил процесс по убийству Перацкого и когда в зал вводили подсудимых, все присутствующие вставали (сначала только украинская сторона, потом - все). Пилсудский просил прощения у интернированных офицеров УНР. Да как-то столетиями люди умели ценить доблесть и своего противника тоже. Бог весть, с чего это пошла противоположная тенденция.

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем olegin на 03/18/08 в 14:25:01

on 03/18/08 в 13:32:21, antonina wrote:

Помните речь Яцека Куроня на открытии Пантеона Польских Орлят?Всем бы такую толерантность,выдержку и политкорректность...

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем antonina на 03/24/08 в 10:11:01

Поскольку мы добрались к позиции по обсуждаемому вопросу матриархини украинского национализма Олены Пчилки, она же – Ольга Косач, урожденная Драгоманова, то я считаю уместным предоставить слово ей самой. Дальше воспоследует отрывок из повести «Товаришки», что на русский язык уместнее всего перевести как «Подруги». Очень милая повесть, такая юношески-женская, о том отрезке жизни, который любой человек вспоминает с удовольствием: студенческие годы, первая любовь, следующая любовь… Но, поскольку действие проходило где-то в 70-х – 80-х годах 19-го века (напечатано в 1887), а героиня Люба, alter ego автора была подданной РИ – собственно, из Полтавщины, точнее, из Гадяча, то ей, как женщине, за высшим медицинским образованием пришлось ехать в Швейцарию. Уже получив диплом, она заезжает на несколько недель в Вену, чтобы там _~~поучиться еще и на акушерских курсах~~_ получить дальнейшие инструкции генштаба, и тут в неком ресторанчике происходит случайная встреча, достаточно для нее важная. Хоть и не в романтическом плане. Но дальше уже Олена Пчилка, отрывок по первопечатному варианту в альманахе «Перший вінок», предупреждаю, что в многих последующих изданиях авторский текст довольно-таки урезан.
--------------
«Раз Люба только начала свой обед, как вошли два молодых человека, один низенький черноволосый, второй высокий русый, и сели возле того стола, в дальнем угле, где обедала Люба. Молодые люди, наверное, были немцами, Люба слышала, как они сказали несколько слов кельнеру на очень чистом немецком языке и не обратила на них особого внимания. Хороши они собой или нет – что ей за дело! Но вот они заговорили друг с другом. Люба даже перестала есть, ее головка сама собой повернулась в ту сторону, где обедали молодые люди, даже неловко ей стало, что она так ими заинтересовалась. О чем же говорили эти соседи, что Люба так следила за их разговором? О каких-то своих делах, Люба даже не понимала, о чем именно, потому что слышала только отрывок из разговора. Почему же она посматривала на соседей с живейшим интересом? Потому, что услышала язык, которого не слышала очень давно и меньше всего надеялась услышать здесь. Молодые люди говорили между собой по-руськи, и если бы по-руськи в смысле по-русски, а то по-малороссийски, как мысленно отметила Люба; и если бы они вставляли шутки ради несколько малороссийских слов, а то они говорили только на этом языке и притом так свободно, так просто. «Что же это такое?» - думала Люба. Некоторые слова и обороты казались ей странными – она слышала «переконаннє», «відносини», «буду мусів», - и все же общий язык все-таки малороссийский, так что даже за сердце хватает. А молодые люди, говоря среди немцев на этом языке, непонятном окружающим, разговаривают так уверенно. Говорят и не замечают, что молчаливая тихая соседка так внимательно слушает.
- «Дай-но мені, Бучинський, оту часопись! (1) – попросил после окончания обеда черноволосый у русого.
«Часопись», - мысленно произносит Люба. Не газета, а часопись… Берет и Люба какую-то «часопись», но почти не может читать, так заняты ее мысли этими молодыми людьми. А они посидели, расплатились, опять разговаривая с кельнером на хорошо акцентированном немецком, и пошли себе.
На следующий день Люба с расчетом села обедать на том же месте, но молодых людей не было. Это Любу даже несколько задело… Но вот и опять встретила этого же, русоволосого. (Люба даже имя его вспомнила: «Это же Бучинский») Бучинский был сам, без спутника, и сидел молча. Люба не услышала от него ни единого слова, они только вскользь взглянули друг на друга. «Ну, если я еще раз его встречу, заговорю первой. Что же это такое!», - думает Люба и действительно, при следующей встрече заговорила.
- Будь ласка, дайте мені сю газету! – (2). «Часопись» так и не решилась сказать.
Теперь уже Бучинский удивился не меньше, чем Люба когда-то. А Люба сидит, покраснев, читает. Дальше они как-то разговорились, узнав кое-что друг о друге. Итак, Люба узнала, что Бучинский – венский студент, родом с Галичины, русин. «Вот оно что!», - думает Люба, и все более интересует ее этот парень или паныч (3), как мысленно его называла Люба. И действительно, Бачинский выглядел значительно элегантнее, чем русские студенты: высокий блестящий цилиндр, белый воротничок, нарядная одежда, старательнее приглажены волосы и усы, галантные манеры – во всем этом видно было европейца (4); но, когда Люба присматривалась к этому доброму лицу, к простому искреннему взгляду серых глаз, чем-то своим, родным веяло на ее одинокую душу. Особенно его речь! Люба не могла ее наслушаться.
Поговорили, разошлись. И вновь встречались, вместе ходили по городу. Бучинский, прожив в Вене несколько лет, хорошо знал город и любезно показывал его Любе, водил ее в еще неизвестные ей места, советовал, где что лучше купить. И они все разговаривали, с такой охотой! Когда приходилось отвечать, Люба несколько затруднялась, а то и не несколько, а даже совсем была вынуждена перейти на русский язык. Она совсем отвыкла от малороссийского, хоть с ним родилась, росла. Но в Цюрихе Люба так редко слышала и употребляла его, даже среди самых близких друзей. Изредка поговорят с Кузьменком или Корниевичем (5) по-своему, но это так – в обычной шутливой беседе, а когда переходили к более серьезным темам, то и язык меняли – переходили к русскому.
Так что сейчас, когда пришлось разговаривать с Бучинским на родном языке, Любе было трудно. Она попросту стыдилась перед этим интеллигентным русином; он говорит так свободно, нисколечко не запинаясь, на любые темы, а она…должна задуматься, прежде чем решиться и сказать, будто бы сначала перевести мысленно с русского, а еще и далеко не всегда сумеет перевести, слов не хватает, и получается что-то пестрое. Невесть что, самой досадно! Бучинский не смеется над этим, делает вид, что не замечает этих затруднений и этой пестроты в речи, только иногда появляется у него чуть заметная улыбка и тут же исчезает. Но Люба душой ощущает эту улыбку, хоть и не видит… И так бы ей хотелось говорить лучше, как и он. И не потому она оставляет русский язык и переходит, как умеет, как получится, на украинский, что хочет подстроиться под лад этого нового, интересного друга, а просто она чувствует, что это органичный язык его разговора и что так _нужно_, что говорить с ним по-русски не годится, собственно, даже и стыдно. Почему же он умеет, а я нет! Они разработали свой язык и для культурных нужд, а мы? Сразу же переходим на русский, как только разговор касается серьезных тем! Так не годится!
«Просвіта», «напрямок», «враження», - подчеркивает Люба мысленно выражения Бучинского, кажущиеся ей такими новыми и несколько странными, во всяком случае, сама Люба не решается их произнести, - но что же в них такого странного? Почему же не употреблять таких слов? Почему необходимо говорить «просвещение», а не «просвіта», «впечатление», а не «враження»? Единственное преимущество русских слов в том, что мы к ним привыкли. На нас влияет школа, книжка, но ведь и он проходит школу еще более чужую, немецкую, но не оставляет своего, развивает». Чувствуется сильная тенденция, сильнее, чем то полтавское украинофильство, отзвуки которого доносились к Любе перед выездом в Цюрих, которое бросало какие-то лучи и на Кузьменка с Корниевичем.
И Люба все слушает своего нового друга, этого патриота и демократа, то бишь «народовця». Вот они сидят вечером в кафе, пьют венский «melange» - кофе с молоком – и разговаривают о чем-то из народной словесности. Как-то пришлось к слову, и Бучинский рассказал целую народную сказочку, свою, русинскую, вот так , сидя среди немцев, и рассказал. Какая милая сказочка! Как хорошо составлена, какой знакомый отборный юмор! Некоторые слова и здесь новы для Любы, но совершенно ей понятны, такие хорошенькие! Люба смеется и глаза ее сияют от радости. Два немецких господина, сидящих близ нашей пары, наверное, думают, что это двое влюбленных, что этот красивый парень говорит этой junger Dame какие-то романтические вещи, если она слушает с таким удовольствием, но господа наблюдатели ошибаются, ничего романтического ни Бучинский, ни барышня и в мыслях не имеют!
Завтра Люба с радостью будет ждать, что постучит в ее дверь этот новый родной знакомый, чтобы вместе идти в город; но когда они, здороваясь, ласково пожимают друг другу руку, то это – не ухаживание; это по-братски приветствует галицкий русин свою украинскую сестру.
-------------

Отрывок кажется несколько апологетическим, но в нем Олена Пчилка описывает подлинное случившееся с ней самой происшествие, у Бучинского был реальный прототип, и даже имя его настоящее.
В дальнейшем развитии действия этот мотив получает продолжение: еще один герой повести, тот самый Корниевич, привозит любимой девушке очень обрадовавший ее подарок – несколько номеров галицкой «Правды» (Помните? - редактор Барвинский, «надеемся, что Галичина выполнит свой долг» :) ). Зато еще один герой высказывается в смысле «Се літературщина! Я шаную саму народну мову!» (6). Вот что думает по этому поводу Люба:
«Искусственность, литературщина, признаю только народный язык! Какое узкое народничество, какой узкий национализм! Это – унижать свою народную мысль, обрекать ее стоять только на первичной ступени. И, если так судить о языке, то так же надо рассуждать обо всем: значит, и национального искусства не надо развивать, ни музыки, ничего, пусть все остается на первично народном уровне, значит, и науки не развивать, достаточно мировоззрения простого народа. Это же безумие! С таким национализмом можно только закиснуть на месте… Ну, бери элементы народные, не отказывайся от них, но создавай из них нечто более широкое, лучшее – и это пойдет на пользу самому же народу! Зачем же отрезать его непереступимой чертой от интеллигенции, ушедшей вперед? Нет, этот кузьменковский национализм в лучшем случае может вызвать плач над горькой судьбой, над тем, что ушло и уходит. Не плакать надо и не топтаться на одном месте, уходящем из-под ног, но дело делать!»
Расшифровывая намеки – это писательница высказалась на тему, насколько уместно создавать новые термины, слова вообще, Как тогда выражались – «ковать слова», и если уж решиться, то каким образом это делать. А это возвращает нас к Шереху и дискуссии 90-х годов 19-го века.
=============================================================
(1) –“Дай-ка мне, Бучинский, этот журнал». С грустью отмечу, что слово «часопис», сменившее к настоящему времени свой род, мы сейчас употребляем редко.
(2) Пожалуйста, дайте мне эту газету!
(3) Пожалуй, молодой человек не совсем простонародного вида. Русское «барчук» кажется мне слишком претенциозным.
(4) И все это кануло в Лету вместе с 19-м веком…
(5) Еще раз подчеркну, что никаких романтических интересов между Любой и Бачинским не было, замуж она вышла за упомянутого Корниевича по большой и взаимной любви.
(6) Это литературщина! Я признаю только народный язык! – не такая уж исключительная позиция, так считал, например, Нечуй-Левицкий.
=================================================================
Итак, опять Ю.Шерех.

«Олена Пчилка выступила со своими программными утверждениями по вопросам развития литературного языка в печати, объявив целый манифест на темы развития украинского литературного языка, - и поэтому ее выступление вышло далеко за границы частных дел и взглядов. Она, в первую очередь, отбрасывает обвинения в том, что современный ей украинский язык носит искусственный характер. «Наш новый литературный язык может показаться искусственно созданным прежде всего потому, что он обнаруживает большое количество совершенно народных слов, только неизвестных». Это удар по Нечую-Левицкому, который, хоть теоретически признавал участие всех говоров в развитии литературного языка, практически отбрасывал как ненародное все, что не входило в языковой узус милого его сердцу Приросья. Олена Пчилка принимает его взгляд, что при обогащении литературного языка необходимо прежде всего «грамматическое расширение», то есть словообразование известными в народном языке формантами.
Но она не отбрасывает и того, чего смертельно боялся И.Нечуй-Левицкий: заимствований и выковывания (создания) новых слов. Для И.Нечуя-Левицкого самый серьезный упрек, который можно сделать языку – это объявить его «кованным». Но Олену Пчилку не пугает это обвинение, наоборот, она принимает его как программное: «Пусть наш литературный язык будет и кованным, лишь бы кстати».
(Несколько прерву изложение. далеко не все, созданное этим литературным поколением, прижилось в живом языке. Ничего странного, вспомним аналогичное высказывание Пушкина о формировании великорусского языка. Некоторые тогдашние словообразования кажутся странными, но вовсе не кажутся такими «мрія», «лунати», «розвиток», не говоря уже о классическом примере «байдужий» -А.)
И дальше Олена Пчилка излагает свои взгляды на заимствования из иных языков вообще и на связи украинского языка с польским в частности. «С другой стороны, когда встречается в чужой литературе слово, ничем не противоречащее нашему лексическому составу и фонетическому выговору и имеющее совершенный вид нашего украинского слова, только еще не употребленного в нашем письме, - зачем же его чуждаться? Здесь нам особо полезной может оказаться польская литература: благодаря близости языков она обладает множеством слов, который нисколько не дразнят наш слух и звучат по-украински». Как пример таких слов Олена Пчилка называет слова «належний, цнотливий, урочистий» (все эти слова вполне прижились в современном украинском языке –А.) и дальше пишет: «Бояться таких слов только потому, что они раньше стали употребляемыми в польской литературе, как более давней, - было бы совершенной бессмыслицей».
Не рассматривая очень интересной позиции Олены Пчилки, касающейся отношений украинского и польского языков, мы должны отметить одно: принцип использования слов, общих с польским языком, как своего законного наследия, кроме прочего, широко открыл дверь украинского языка для множества слов, употребляемых в западно-украинских и, в частности, галицких говорах. И больше: практически эти утверждения Олены Пчилки содействовали усвоению галицизмов литературным языком. И вообще от этих заявлений один шаг к принципиальному провозглашению смешанного (относительно украинских говоров) характера основания украинской литературной речи – и Олена Пчилка делает этот шаг.
«Кроме прочего, в моих попытках найдут, возможно, диалектную смесь: я и в самом деле употребляю вместе с левобережными и правобережные формы (лаписька, ручиська, назвисько, відомий, переконатись). Пожалуйста, не считайте таких слов «полонизмами», они совершенно наши, украинские, только сосуществуют вместе с такими же в польском языке. Правобережный говор известен мне благодаря проживанию на Волыни, и я вправе сказать, что он должен был бы каждому, заботящемуся о силе и богатстве украинского языка, быть таким же милым, как и левобережный: настолько искренне и широко он сохранил свой украинский характер». И дальше Олена Пчилка доказывает, что этот говор вовсе не ополяченный, а поэтому «следует уже отбросить мысль о единственно чистой с точки зрения языка Полтавщине. Поэтому кажется, что внимательное объединение правобережных и левобережных говоров было бы очень полезным при нормировании нашего литературного языка».
Нельзя более выразительно высказать мысль о синтетичности диалектной основы украинского языка. Правда, Олена Пчилка говорит все время о Волыни и совершенно не вспоминает Галичины, но мы вправе распространить ее размышления и на Галичину.»
Дальше Ю.Шерех обширно цитирует отрывки из раньше названной повести «Товаришки», в частности, употребляющиеся там галицкие выражения: «відчит», «равлики», «сестриниця». Анализируя же отрывок, касающийся общения героини повести Любы и ее галицкого друга, Ю.Шерех пишет:
«В этих высказываниях нужно подчеркнуть два момента. Во-первых то, насколько импонирует Олене Пчилке (т.е. Любе) галицкий литературный язык своей универсальностью, а из общего языковедения известно, что импонирование какого-либо языка является первой и решающей предпосылкой для заимствований из этого языка. Второе – то, что Олена Пчилка подчеркивает искусственный, выработанный характер этого языка, а, следовательно, определенную отстраненность, приподнятость относительно этнографически-языковых истоков».

Думаю, пока об Олене Пчилке достаточно. Не менее смелым языковым новатором был ее литературный побратим М.Старицкий. Он, правда, больше использовал говоры Подолья, чем галицкие. Но вот что замечу. Здесь, конечно, необходим более тщательный количественный анализ, но так на первый взгляд кажется, что неологизмы, созданные Оленой Пчилкой, прижились в языке лучше.
Неосвещенной осталась позиция оппонента Олены Пчилки, И.Нечуя-Левицкого. Его оставляю для следующего раза. Но честно предупреждаю: вынудившие меня цитировать этого классика, могут услышать в свой адрес (не свой лично, а своей – как бы это сказать? – партии) выражения весьма резкие. Куда более резкие, чем те, что были обращены к Грушевскому.
;)

Заголовок: [b][/b]Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем olegin на 03/26/08 в 22:27:10

Интересное "выудил" о коллеге Олены Пчилки-Михаиле Старицком-авторе бессмертной пьесы "За двумя зайцами":

Михаил Старицкий обратился к личности Ивана Мазепы вовсе не случайно: дилогией «Молодость Мазепы» и «Руина» он продолжал реализовывать задуманную им серию историко-приключенческих романов о национально-освободительной борьбе украинского народа против иностранных поработителей.

Абсолютное большинство упомянутых выше произведений М. Старицкого было написано на русском языке. Причины довольно банальны: цензурные запреты на украинское слово, отсутствие украиноязычной периодики, которая бы взялась печатать масштабные эпические полотна, наконец — возможность заработка на проживание. Израсходовав все свое немаленькое состояние на организацию театра, Михаил Петрович вынужден был жить и содержать семью с помощью литературного труда. А еще — глубоко и искренне сожалеть по поводу иноязычия своих исторических повестей и романов. «А это разве нормально? — с болью писал М. Старицкий М. Комарову, — насущника ради, я вынужден писать по- русски романы и повести из украинской истории и жизни... А «Киевская старина» не может оплатить их хотя бы дешево, чтобы были по-украински».(просто парадоксы:чисто украинский писатель был вынужден писать свои произведения на русском! :)).

И несколько ранее, в письме Цезарю Билиловскому, речь шла о том же: «Снова я получил вот заказ из Москвы на исторический роман «Мазепу»: хотел бы вместе писать по-русски и по-украински, чтобы хоть в Галичине печатать пока что...»

У Старицкого были налажены хорошие связи с издателями газеты «Московский листок», в которой печаталось немало прозаических произведений писателя. Газета проявляла интерес к историко-приключенческой беллетристике, которая привлекала внимание читателей к изданию. Однако цензура уже после печати первой части дилогии обратила пристальное внимание на крамольное произведение. Поэтому редактор «Московского листка» вынужден был обратиться к Старицкому с предложениями немного «подкорректировать» образ главного героя. «Добрейший Михаил Петрович! Простите, что долго не отвечал: дел так много, что не найдется свободной минуты. Николай Иванович (Пастухов, издатель газеты. — В.П. ) предлагает продолжить «Мазепу», но я боюсь одного: на первую половину уже обращено внимание; в первой половине Мазепа — чуть ли не идеальный человек, герой и т. п. Не таков ли он будет и во второй половине романа? Это неудобно, лучше тогда возьмите другую тему; говорю это ради Вас же, чтобы не вышло после нежелательных недоразумений...»(Образа Мазепы после Петровской анафемы,ИМХО,боялись в РИ как огня! :))

Оригинал статьи:ЗДЕСЬ (http://www.day.kiev.ua/196542/)

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем olegin на 03/27/08 в 00:20:29

Как поссорились Иван Семенович с Михаилом Сергеевичем:

Имеется в виду ссора между Грушевским и Нечуем-Левицким. Произошла она из-за расхождений по вопросу, который, казалось бы, споров у них вызывать не должен. По вопросу об украинском языке.

Как известно, вплоть до революции 1917 года во всех сферах общественной жизни Украины (кроме западной ее части, входившей в состав Австро-Венгрии) господствовал русский язык.
Все это не нравилось деятелям украинского движения (украинофилам). Они (в том числе Нечуй-Левицкий и Грушевский) считали необходимым вырабатывать, в противовес русскому, самостоятельный украинский язык. Однако при этом Иван Семенович был уверен, что вырабатывать язык следует на народной основе, опираясь на сельские говоры Центральной и Восточной Украины. А вот его бывший ученик стоял на иной позиции. Перебравшись в 1894 году на жительство в австрийскую Галицию, Михаил Грушевский завязал тесные контакты с тамошними украинофилами. У последних был свой взгляд на языковой вопрос. По их мнению, говоры российской Украины являлись сильно русифицированными, а потому недостойными стать основой украинского литературного языка. При издании в Галиции сочинений украинских писателей из России (Коцюбинского, Кулиша, Нечуя-Левицкого) народные слова беспощадно выбрасывались, если такие же (или похожие) слова употреблялись в русской речи. Выброшенное заменялось заимствованиями из польского, немецкого, других языков, а то и просто выдуманными словами. Таким образом, галицкие украинофилы создавали "самостоятельный украинский язык". В это языкотворчество включился и Грушевский.
Неизвестно, чем бы закончилась эта история, если бы не перемены в России. В 1905 году был отменен запрет на издание украиноязычной прессы. "Национально сознательные" галичане сочли, что настал момент для распространения своего языка на всю Украину. С этой целью стали открываться газеты, журналы, книгоиздательства. "Языковой поход" на восток возглавил Грушевский. Тут и выяснилось, что создавать язык на бумаге легче, чем навязывать его людям. Такая "рідна мова" с огромным количеством польских, немецких и выдуманных слов еще могла кое-как существовать в Галиции, где украинцы жили бок о бок с поляками и немцами. В российской Украине галицкое "творение" восприняли как абракадабру. Печатавшиеся на ней книги и прессу местные жители просто не могли читать. "В начале 1906 года почти в каждом большом городе Украины начали выходить под разными названиями газеты на украинском языке, — вспоминал один из наиболее деятельных украинофилов Юрий Сирый (Тищенко). — К сожалению, большинство тех попыток и предприятий заканчивались полным разочарованием издателей, были ли то отдельные лица или коллективы, и издание, увидев свет, уже через несколько номеров, а то и после первого, кануло в Лету".

Нечуй-Левицкий тяжело переживал неудачу. Он попытался еще раз образумить Грушевского. Но тот не желал признавать, что с введением новых слов перестарался. И тогда Иван Семенович выступил публично. Свои взгляды писатель изложил в статье "Современный газетный язык на Украине" и брошюре "Кривое зеркало украинского языка". Он протестовал против искусственной полонизации украинской речи, замены народных слов иноязычными, приводил конкретные примеры. Так, вместо народного слова "держать", указывал Нечуй-Левицкий, вводят слово "тримати", вместо народного "ждать" — слово "чекати", вместо "предложили" — "пропонували", вместо "ярко" — "яскраво", вместо "обида" — "образа", вместо "война" — "війна" и т. д. Известное еще из языка киевских средневековых ученых слово "учебник" Грушевский и К° заменили на "підручник", "ученик" — на "учень", вместо "на углу" пишут "на розі" ("и вышло так, что какие-то дома и улицы были с рогами, чего нигде на Украине я еще не видел").

Классик украинской литературы настаивал на том, что украинский литературный язык нельзя основать на "переходном к польскому" галицком говоре, к которому добавляют еще "тьму чисто польских слов: передплата, помешкання, остаточно, рух (да-да, это тоже не украинское слово — Авт.), рахунок, співчуття, співробітник". Указав на множество таких заимствований ("аркуш", "бридкий", "брудний", "вабити", "вибух", "виконання", "віч-на-віч", "влада", "гасло", "єдність", "здолати", "злочинність", "зненацька", "крок", "лишився", "мешкає", "мусить", "недосконалість", "оточення", "отримати", "переконання", "перешкоджати", "поступ", "потвора", "прагнути", "розмаїтий", "розпач", "свідоцтво", "скарга", "старанно", "улюблений", "уникати", "цілком", "шалений" и много-много других, не хватит газетной полосы, чтобы привести все) Иван Семенович констатировал: это не украинский, а псевдоукраинский язык, "чертовщина под якобы украинским соусом".

Следует еще раз подчеркнуть: Иван Нечуй-Левицкий был убежденным украинофилом. Не меньше Грушевского и его компаньонов хотел он вытеснения из Украины русского языка. Но, стиснув зубы и скрепя сердце, вынужден был признать: этот язык все же ближе и понятнее народу, чем навязываемая из австрийской Галиции "тарабарщина".
Возможность отомстить появилась у него после 1917 года. Грушевский вознесся к вершинам власти. Ивану Семеновичу повезло меньше. В царской России он жил на пенсию. Но царской России больше не было. Да и Украина стала независимой. Пенсию платить перестали. Старый писатель остался совсем без денег. Некоторое время помогали знакомые. Однако общее понижение уровня жизни затронуло и их. Ждать помощи было неоткуда…

Мария Гринченко (вдова Бориса Гринченко) попыталась хлопотать о назначении писателю пособия. Она обратилась в министерство просвещения. Вот тут и вспомнились старые обиды. В министерстве всем заправлял Иван Стешенко. Правда, отказать прямо он не посмел. Наоборот, обещал помочь, но, естественно, обещания не выполнил.
…А несчастный старик оказался в богадельне и медленно угасал от хронического недоедания. Уже потом, когда писатель умер, деятели Центральной Рады заявили, что хотели назначить ему пенсию, даже приняли такое решение, но, дескать, опоздали. Наивная ложь людей, каждый из которых мог выдать нужную сумму просто из собственного кармана. И тысячу раз был прав галицкий литератор Осип Маковей, осудивший центральнорадовских "заумных лилипутов-политиков", распоряжавшихся миллионами, но пожалевших немного денег для того, кто лилипутом не был…

Ну а "крамольные" произведения Ивана Семеновича предали забвению. Между тем они актуальны и сегодня. Созданный в Галиции язык был включен в школьную программу во время советской украинизации 1920-х годов и так в ней и остался. Через несколько поколений он стал привычным. Прогноз Стешенко оправдался.
Полная версия статьи:ЗДЕСЬ (http://www.versii.com.ua/telegraf/material.php?id=2294&nomer=212)

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем antonina на 03/27/08 в 09:54:43

Quote:

Так, вместо народного слова "держать", указывал Нечуй-Левицкий, вводят слово "тримати", вместо народного "ждать" — слово "чекати", вместо "предложили" — "пропонували", вместо "ярко" — "яскраво", вместо "обида" — "образа", вместо "война" — "війна" и т. д. Известное еще из языка киевских средневековых ученых слово "учебник" Грушевский и К° заменили на "підручник", "ученик" — на "учень", вместо "на углу" пишут "на розі" ("и вышло так, что какие-то дома и улицы были с рогами, чего нигде на Украине я еще не видел").

Самое странное, что все слова из этой цитаты прижились, а множество других новаций были языком отброшены. Но потерпите, следующий подраздел будет о позиции Нечуя-Левицкого. Вкратце: Нечуй-Левицкий был несколько пристрастен: к Олене Пчилке и Лесе Украинке, очень активно и сознательно проводившим "галицкое влияние", он претензий не имел. :)

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем Ur на 03/28/08 в 09:24:52

on 03/27/08 в 00:20:29, olegin wrote:

[ Созданный в Галиции язык был включен в школьную программу во время советской украинизации 1920-х годов и так в ней и остался.

Quod Erat Demonstrandum

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем antonina на 03/28/08 в 09:30:29

Почтенный Ур, и как мы без Вас такое время прожили. :) Погодите, вскорости будут и взгляды Нечуя-Левицкого по этому вопросу.
(Не обижайтесь, пожалуйста, это я попросту несколько заскучала без стимула к действию :) )

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем Ur на 03/28/08 в 10:33:51

:)

Давайте-давайте. Нечуй - он, знаете ли, Левицкий. За что и любят его все. А этот его бессмертный Мыкола, который Джеря...

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем antonina на 03/28/08 в 10:39:47

Э, вкус у Вас какой-то. :) "Не можна бабі Парасці вдержатися на селі!" "Благословіть бабі Палажці скоропостижно вмерти!" - о, вот это нетленка. А помните, как в "Кайдашевій сім'ї" Карпо с Лаврином обсуждают всех знакомых девушек? :) Бессмертная сцена .
Или как баба Палажка, отправляясь на прощу, просит прощения у своих врагов? Но, поскольку она ругалась со всем селом, то это прощение занимало у нее не менее дня. :)

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем Ur на 03/28/08 в 11:13:41

Увы, не всё входило в школьную программу. В том числе и бабка Параска з бабкою Палажкою... Или мы так рано уехали с Украины... В любом случае, нечеловечески жаль, что я про них узнаю только сейчас.

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем antonina на 03/28/08 в 12:29:34

Я почти что уверена - все школьные программы по литературе формируются так: у каждого писателя выбирается самая скучная, проходная или непонятная в детском возрасте вещь.

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем Ur на 03/28/08 в 13:18:00

Увы нам, грешным, увы! А не знаете ли, уважаемая Антонина, в сети нигде про бабу Параску и её визави ничого не выкладено?

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем antonina на 03/28/08 в 13:22:33

А это, может, пана Олега спросить? Самое интересное, как на мой вкус: "Не можна баба Парасці вдержатися на селі", "Благословіть бабі Палажці скоропостижно вмерти", бессмертная "Кайдашева сім'я" и еще, пожалуй, "Старосвітські батюшки і матушки".

UPD - вот сюда можно заглянуть
http://chtyvo.org.ua/authors/Nechui-Levytskyi/Bida_babi_Palazhtsi/

там и остальные есть, но формат не особо удобный. И Параска с Палажкой какие-то ненастоящие, черновой вариант, что ли. "Старосвітські батюшки і матушки", насколько я заглянула. лучше.

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем SlavaF на 03/28/08 в 13:55:55

on 03/28/08 в 12:29:34, antonina wrote:

Ну нет, даже меньше, чем в половине случаев. Вот преподают их творения и требуют отчётов так, что ненависть обеспечена. Так что бОльшая часть ответственности на педагогах. Наша училка даже сцену с циклопом из "Одиссеи" так умудрялась подать, что челюсти от зевоты выворачивались. Я по обожаемому "Вересковому мёду" делал работу, класс заслушался (да, хвастаю!), так она разнесла меня в клочья. Чего-то там недоотразил про народную борьбу пролетариев-пиктов против феодалов-шотландцев, что ли? :D
Но это так обстоит с любым школьным предметом, к сожалению. "Историки" - те ещё хуже "литераторов" были, на мой взгляд.

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем antonina на 03/28/08 в 14:01:48

Quote:

пролетарии-пикты против феодалов-шотландцев

:) :) :)
Во всяком случае, смешно.
Украинской литературе в этом смысле везло гораздо меньше. Ведь почти каждый писатель умудрялся где-нибудь, да брякнуть что-то такое, националистическое. :)

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем antonina на 03/28/08 в 15:17:21

Думаю, будет не совсем лишним как образец письма Нечуя-Левицкого.
Баба Параска о себе и о своих соседях

Quote:

Ой люди добрі! Що мені на світі божому робити? Не можна, не можна за лихими сусідами на селі вдержатись. Хоч зараз спродуйся, пакуйся – та й вибирайсь на кубанські степи! Дав же мені господь сусід – нічого казати! Але ніхто мені так не допік аж до живих печінок, як та капосна баба Палажка Солов’їха. Та й говорить? Хіба ж ви її не знаєте? Чи є ж така – не то що на селі, але й у цілому світі? Боже мій! Так уже її оминаю, обходжу десятою вулицею; отже ж зачепить! Якби я під землею лежала, вона б мене, капосна, і там знайшла б. А я, собі на лихо, вдалась добра. І, господи! Я б її довіку не зачепила, якби вона мене не зачіпала. Ще на біду й чоловік мій, Омелько, вдався вже геть-то гнучкий, як батіг з клоччя. Та що й говорить! Од такої баби, як Палажка, не тільки я з Омельком, але навіть дві люті собаки не одгризлись би. На моє безголов’я, й хати наші на однім кутку, через улицю, і поле наше поруч.

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем antonina на 03/28/08 в 15:29:22

Баба Палажка о себе и о своих соседях

Quote:

Люди добрі! Що мені на світі божому робить! Не можна через бабу Параску не то що на селі вдержаться – не можна мені через неї на світі жити: набріхує на мене, судить мене по селі й по хуторах; як скажена собака бігає по дворах, по хатах та й вигадує на мене таке, що й купи не держиться. Що божого дня бігає до попа, до дяка й до проскурниці; в попа вже її садовлять на стільцях, горілкою частують, а мене і в сіни не пускають. Господи милостивий та милосердний! і що я людям заподіяла? Сиджу собі в хаті тишком-нишком та й богу молюся. Моя стежка тільки од хати та до церкви. Я ніколи не зачепила малої дитини, за всіх молюся богу, ще й Параску, стару суку, поминаю в молитвах. А вона за те підняла на мене всю громаду; якби могла, - здається нацькувала б мене всіма собаками на селі. Тепер всі люди на селі чогось визвірились на мене: вже не просять мене на обіди трапезувать, навіть не здоровкаються зо мною. Збунтувала проти мене ввесь мій рід; намовила мого чоловіка, й пасинка, і його жінку, і мою дочку, що держить Тиміш, її небіж, навіть мого сина, малого хлопця. Уся рідня мене кляне, товче, як жиди Гамана. Вже насилу душа моя держиться в тілі. Я не знаю, що вже далі буде. Не можна мені не то що на селі вдержатись – не можна мені вже на світі жити. Люди добрі! благословіть мені скоропостижно вмерти! Нехай мій гріх впаде на Парасчину душу!

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем olegin на 03/28/08 в 20:35:06

on 03/28/08 в 15:29:22, antonina wrote:

Баба Палажка о себе и о своих соседях

Антонина! Я совсем забыл: чей это образ Языкатои Хфеськи? :).

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем Ur на 03/29/08 в 07:45:56

Пока уважаемая Антонина не привела выдержек из работ Нечуя-Левицкого, я попробую обозначить основные вехи пути Мастера с некоторыми литературоведческими комментариями. Понимаю, что на мало-мальски серьёзное исследование сей мой трюизм отнюдь не тянет, но... фанатичная жажда правды (ТМ) - она, знаете ли, движет. И не только небезызвестным немецким доктором философии, а также не менее небезызвестным польским синематографическим гением.

Итак, Левицкий. Нечуй-Левицкий.

ЛЕВИЦКИЙ Иван Семенович [1838—1918] (псевдоним Нечуй) — украинский писатель второй половины XIX века. Р. в местечке Стеблеве, Киевской губ., в семье сельского священника. Учился в сельской школе, затем в монастырской «бурсе», в киевской духовной семинарии, с 1861 по 1865 — в киевской духовной академии. По окончании академии Л. занялся преподавательской работой в средних учебных заведениях Полтавы, Калиша, Седлеца и Кишинева.

В академии Л. примкнул к студенческому кружку украинофилов, выписывавшему популярный в то время буржуазный украинский
журнал «Основа». Писать Л. начал довольно поздно [1865], и первые его произведения («Дві московки», «Рибалка Панас Круть», «Причепа») печатались в галицийской «Правде», потому что на Украине печатание произведений на украинском языке представляло очень большие трудности, особенно после валуевского «Указа» 1863.
У, москалюги! - Ur
Повести Л. приобрели немалую известность в Галиции и на Украине; в 1872 во Львове вышли отдельным изд. «Повісті І. Нечуя», в 1874 в Киеве — «Повісті Ів. Левицкого». В Кишиневе, где Л. учительствовал [с 1873 по 1885], вокруг него собрался кружок учителей украинофилов, в котором Л. прочитал свой известный реферат «Непотрібність великоруської літератури для України і для словянщины»

Так простенько и незамысловато - нэ трэба воно, и всэ. А чому ж нэ трэба? А тому, що слухаты трэба пана прохвэссора, вин дурному нэ навчыть.

(издан в Галиции под заглавием «Сьогочасне літературне прямування»). Реферат этот пронизанрезкой проповедью украинского национал-шовинизма, характерного для всего наследия Левицкого и нашедшего особенно яркое выражение в его ответе на статью Пыпина «Особая русская народность». Ответ этот был напечатан в журнале «Діло» за 1891 под заглавием «Українство на літературних позвах з Московщиною».

Начав с подражаний Марко Вовчок, Л. пошел значительно дальше ее в деле создания монументального жанра. Будучи хорошо знаком с французскими натуралистами и русскими реалистами и следуя их манере, Л. сделался основателем буржуазного романа на Украине.

Да здравствует наше советское литературоведение - самое ярлыкастое литературоведение в мире!

В своих романах и повестях Л. стремится отобразить жизнь «целой нации». Он дает широкие зарисовки из жизни самых разнообразных слоев населения, заставляет их разговаривать на украинском яз. и рисует их либо представителями и апологетами родной национальности, либо ее врагами. Здесь и обедневшее, пролетаризирующееся крестьянство («Дві московки», «Баби»,«Кайдашева сїм’я», «Микола Джеря», «Бурлачка»), и кулаки, и сельское духовенство («Старосвітські батюшки та матушки»,

«По-між ворогами»), купечество («Рибалка Панас Круть», «Хмари»), помещики («Микола Джеря», «Бурлачка»), мещанство («Київські Прохочи») и чиновничество («Навіжена»), и интеллигенция («Хмара», «Над чорним морем»), и первые зародыши индустриального пролетариата («Микола Джеря», «Бурлачка»). Главная идея, проходящая красной нитью через все творчество писателя, это нацдемовская идея единой украинской нации, живущей и развивающейся независимо от России, идея борьбы за национальное освобождение.

Интеллигенция, к которой принадлежал и Л., ориентировалась не на «народ», а на «нацию» в европейском (буржуазном) смысле этого слова.«Европеизм, русофобство и воинствующий национализм, дух конкуренции и национальной гордости, дух европейской буржуазии, идеология капиталистической интеллигенции — вот особенности идеологии Нечуя-Левицкого» (Коряк).

Рисуя быт различных слоев украинского общества, Л. пытается показать гибель не какого-либо класса, а «гибель нации». Гибель эта вызвана крушением национального капитала, не выдерживающего конкуренции более сильного соседа, что ведет страну к колониальной зависимости.

Типичный герой Л. Павло Радюк («Хмара») — организатор воскресных школ, распространяет книги для «народа», собирает народные песни, ходит в национальном костюме, читает «Кобзаря» Шевченко всем — от «мужика» до «пана». Он говорит не с классом, а с нацией и о нации. «Наша земля на Украине, — говорит Радюк, — как золото, а народ наш часто голодает. У нас нет промышленности, а о народе никто не беспокоится, никто его не поставит на путь истины, не учит... Наша народная песня поэтична, чудесна, как творения первостепенных гениев; наша поэзия, наш язык богат, как чистое золото... Нам не нужно войны, нам нужно просвещение» и т. д.

Как же им всем, интеллигентам-образованцам хотится "ставить на путь истины" народишко-то! И главное - чтоб в костюмчике национальном. Это, знаете ли, способствует. А про золото языка и поэзии - "что за прелесть эти сказки!" - помните? :)

Выступая в защиту национального капитала, но при этом снимая вопрос о классовости и говоря только о «нациях», Л. неизбежно переходил к шовинистическому нападению на представителей иных национальностей, проживающих на территории Украины — русских, евреев, поляков («Рибалка Панас Круть», «Причепа», «Хмара»). Следует особенно отметить несомненную долю антисемитизма, присущего творчеству Левицкого. Рисуя евреев-лавочников, автор старается вызвать в читателе отвращение к ним; совсем иначе он изображает торгашей-украинцев.

В ст. «Сьогочасне літературне прямування» Л. провозглашает три принципа «новой лит-ры» — принцип реальности, принцип национальности и принцип народности, которым он остается верен в своем творчестве от начала до конца.

Почти все романы Л. принадлежат к типу буржуазного семейного романа; автор следит за целыми поколениями, сменяющими друг друга. Глубокая тенденциозность этих

романов отразилась на их художественности; это скорее «исследования», чем истинно-художественные произведения. Отсюда и герои — не живые люди, а схемы, воплощение какой-либо «идеи».

Если рассматривать идеи Л. в их развитии, в них можно видеть зародыши идеологии современного украинского фашизма, представшего перед судом советской общественности на процессе СВУ.

Если честно, то эта фразочка убила нах хрен. Этак ведь и у Шолом-Алейхема можно "зародышей сионизма" цельную банку накопать, ежели постараться. Ох ты ж, литературоведение моё, классово правильное!

Библиография: I. Твори, 11 тт., за ред. Ю. Меженка, ДВУ, Київ, 1926—1930; То же, издание 2-е, тт. I—III, V—VII, Харьков, 1929; То же, издание 3-е, тт. I—X, Харьков, 1930—1931 (изд. продолжается).

II. Огоновський О., История літератури руської, ч. 3, вып. I, Львов, 1893; Левицкий Ів., Автобиография, журнал «Світ», 1881; Ефремов С., Істория українського письменства, 1917; Якимович С., До композиції романів Нечуя-Левицкого, «Червоний шлях», 1925, № 3; Ніковський А., Вступ. ст. до «Миколи Джері», вид. «Книгоспілка», 1925; Шамрай A., Українська література, «Рух», 1927; Меженко Ю., Ст. до «Творів» Нечуя-Левицкого, ДВУ, 1929; Коряк В., І. С. Нечуй-Левицкий, «Критика», 1928, № 3; Его же, Нарис історії української лїтератури, т. II; Его же, Буржуазное письменство, Харків, 1929; Его же, Українська література, Конспект, ДВОУ, Харків, 1931; Кирилюк Е., Творчий шлях І. Нечуя-Левицкого (вступ. ст. до І. Нечуй-Левицкий, «Вибрани твори»), 1929; Дорошкевич О., Підручник історії української літератури, выд. «Книгоспілка» Київ, 1931.

Что характерно, прошу обратить внимание на даты издания работ мэтра. Невольно создаётся впечатление, что не больно-то его жаловали в позднейшей УССР. Хотя элементарная логика подсказывает, что должны же были творы Ивана Семёновича периодически переиздаваться. Наверное, при составлении статьи воспользовались тем материалом, который был под рукой.

И как это тяжело, когда литературно-художественное произведение рассматривается не с позиций именно что критического анализа, а с позиций идеологии.

Уточнение: по поводу моего недоумения насчёт годов издания произведений И. С. - на сайте: http://feb-web.ru выложено следующее

...электронное научное издание (ЭНИ), в котором представлена «Литературная энциклопедия» (М., 1929—1939. Т. 1—11). Этот ценнейший компендиум справочной информации, никогда не переиздававшийся и давно ставший библиографической редкостью, в значительной степени сохранил для современного читателя свою научную и общеобразовательную ценность. В создании «Литературной энциклопедии» участвовали ведущие ученые-гуманитарии межвоенного времени — В. Ф. Асмус, Д. Д. Благой, Б. М. Гранде, К. Н. Державин, А. К. Дживелегов, Т. М. Левит, Е. Д. Поливанов, Н. Н. Поппе , М. В. Сергиевский, Л. И. Тимофеев, И. М. Троцкий (Тронский), А. Г. Фомин, Р. О. Шор и мн. др. В издании помещено более 10 тыс. статей, посвященных различным национальным языкам и литературам, творчеству их наиболее заметных представителей, литературным школам, течениям, направлениям, важнейшим литературным понятиям и т. д.

Всё-таки, считаю своим долгом высказать следующее: к каким бы выводам литературоведческая статья ни приводила, лучше, как мне кажется, автора-таки прочитать. Хоть что-нибудь. Для очистки.

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем antonina на 03/31/08 в 08:53:25

Прочитайте, почтенный Ur, прочитайте. Хотя бы просто удовольствия ради. Это в "Кайдашевой семье" не живые люди, а ходульные схемы? И Параска с Палажкой выдуманы? Буржуазный роман, кстати, я себе представляла несколько иначе, а правильное название еще одной книги - не "Хмара", а "Хмари".
Не думаю, что в советское время Нечуя-Левицкого так уж "не жаловали". Скорее, дело обстояло так: печаталась определенная часть его текстов, причем в них усиленно подчеркивались и раздувались "пролетарско-революционные мотивы". Но любят его не за это. :)
2 Olegin - языката Хвеська из народной сказки или, вернее, басни.

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем antonina на 03/31/08 в 09:02:24

Итак, переходим к периоду 1906-20 г.г. и к позиции по обсуждаемому вопросу И.Нечуя-Левицкого, самого бескомпромиссного критика, как он выражался, «галичинизации» украинского языка. «Наши молодые люди начитались галицких газет так, что по языку совершенно погаличанились, они так над этим убивались, что затвердили галицкие газеты и журналы наизусть» (из статьи «Сьогочасна часописна мова».
Но, чтобы представить общественную позицию Нечуя-Левицкого несколько более полно, а также, чтобы у оппонентов не оставалось особых иллюзий насчет симпатий и антипатий автора бессмертных Палажки с Параской, приведу несколько отрывков из другой его работы «Українство на літературних позвах з Московщиною», напечатанной впервые в львовской – а как же иначе – газете «Діло» в 1891 г., а прочитать оригинал можно здесь:
http://www.utoronto.ca/elul/Nechui/Ukrainstvo/index.html
Это, собственно, отзыв на статью русского ученого и публициста Пыпина «Особая русская литература», являющаяся, в свою очередь, рецензией на «Історію руської літератури» уже несколько нам знакомого Ом.Огоновского (помните – учитель Франка, а его то ли родственник, то ли однофамилец проходил по процессу Ольги Грабар).
Дальше уже Нечуй-Левицкий.
«Уважаемый доктор Пыпин написал свое исследование не как научную критику, а больше как публицистическую статью. Критики и оценки труда д.Огоновского там очень мало. Зато д.Пыпин широко распространяется о современном украинофильстве, о взглядах д.Огоновского на формирование великорусского народа (в оригинале – расы, но тогда это слово имело несколько иное значение, так что пусть будет народ – А.) и, наконец, пытается определить границы и содержание самОй современной и, естественно, будущей украинской литературы. Он недоволен, даже раздражен трудом д.Огоновского и его взглядами. Он пишет спонтанно, чувствуется, что сгоряча, и показывает свой современный, до сих пор ясно не высказанный взгляд на новую украинскую литературу, ее содержание, границы, культурную роль и просветительскую стоимость. Взгляды получились совсем односторонними, больше политически-публицистическими, чем по-настоящему литературными и научными. Получилась не критика, а публицистика: получилось давнее соревнование «двух русских народностей».
Г. Пыпин озаглавил свою статью "Особая русская литература". Это уже недобрый знак, значащий, что труд О.Огоновского почему-то ему не понравился. Печатая в «Вестнике Европы» свою заметку о собрании сочинений галицкого писателя старого москвофильского направления Иеронима Анонима, д.Пыпин также употребил похожее заглавие для своей статьи "Особый русский язык". Язык повестей И.Анонима не понравился д.Пыпину, он его осудил, и было из-за чего. Этот тот третий язык, который выдумала старая партия в Галичине и которым до сих пор пишет редакция галицкого журнала "Червоная Русь". (Дальше следует весьма выразительная характеристика «язычия» _А.) Добровольно или согласно приказу эта газета надеется искалечить родной язык в пользу другого, понемногу продвигая великорусский язык в Галичину и готовя почву для ее «обрусения». На этом языке в Галичине говорят полтора человека, пишут – два с половиной, да и сама редакция «Червоной Руси» никогда на этом языке не говорит, а только пишет. Г.Пыпин назвал этот язык и язык Иеронима Анонима каким-то волапюком и пришел к выводу, что старая партия в Галичине должна писать народным языком. В конце своей статьи д.Пипин говорит: «Можно пожелать, чтобы она писала на русском литературном языке, а если это невозможно, то пусть пишет на своем народном языке». Зачем советовать старой партии писать на русском (великорусском) языке, если в Галичине существует свой народный язык? – спросим мы от себя. Эти слова д.Пыпина, этот маленький диссонанс встречаются не раз в его статьях, посвященных литературному украинскому вопросу. Он всегда начинает за здравие, а заканчивает за упокой.»

К чести г.Пыпина нужно сказать, что никаких идей об украинофильстве как форме сепаратизма д.Пыпин не выдвигает, а предположение о создании языка кознями генштаба, похоже, показалось бы ему верхом глупости. Нет, эти взгляды д.Пыпина даже в изложении его оппонента выглядят вполне здраво. По его же собственным словам: «Источник украинофильства тот же, что на протяжении нынешнего века вызвал во всех странах всеобщий интерес к народу, стремление изучения его быта, языка, (…), стремление поднести его сознание и вместе с тем использовать те моральные и поэтические элементы, которые хранятся в массах и составляют основу национальности». Это все еще Пыпин, напомню. А вот опять Нечуй-Левицкий:
«Как видим, языковое и литературное движение началось не в одной Украине, а и в Великороссии и в Европе. У нас на Украине это движение только вознобвилось, потому что оно довольно давнее, настолько давнее, что «Энеида» Котляревского, обычно считающаяся началом новой украинской литературы (1798) становится уже и на Украине "литературным преданием".

Между тем

«В России система денационализации вращается как бешеная. В России «обрусение» идет не по дням, а по часам, будто бы в этом состоит спасение не только России, но и всего мира от какой-то погибели, будто бы люди со всей возможной энергией принялись за какое-то чрезвычайно доброе дело. Автономии провинций и народов ломают, национальности ломают и изгибают. Всюду уничтожают народные языки, национальные литературы, повсюду мы видим великорусское давление, поставившее себе в качестве большой культурной задачи уничтожить все национальности в России и повеликороссить их.»
«После 1876 г. украинская литература будто бы приговорена к смерти. (…) То же происходит в Польше, с тем лишь отличием, что там еще разрешена широкая литература, но с надеждой, что великорусская школа в Польше уничтожит и эту литературу (напрасная надежда). Для бессарабских молдаван также заведены великорусские школы. Эта привилегия, осчастливившая Украину и Польшу обрусением, возможно, выпала на их долю потому, что они земли славянские, братние для русских, и дают надежду быстро их обрусить. Бессарабские молдаване заслужили это счастье должно быть тем, что они одной с великороссами православной веры».

«Так что в Европе разве что латинская раса может сказать, что руководствуется пословицей: живи сам и другому дай жить. Об Австрии и Пруссии можно сказать, что там уже другой девиз: живи сам и немножко дай жить другим. В России же господствует такой девиз: живи сам и никому другому не давай жить!
Уничтожение национальностей идет на востоке Европы, а больше всего в России с большим пристрастием и с любовью, даже со вкусом, будто бы этим хотят сделать другим народам какое-то благодеяние. А в действительности ни пруссаки, ни великороссы не делают этим ничего полезного ни себе, ни другим народам. Мы считаем национальную нетерпимость великороссов проявлением очень примитивным, похожим на религиозную нетерпимость древних народов, которая еще и до сих пор сохраняется в природе мусульманских народов.»

На этом заканчиваю цитировать ранее названную статью Нечуя-Левицкого. Жаль, очень бы советовала всем, заинтересовавшимся вопросом, ее прочитать – она того стоит. Во всяком случае, всем, ссылавшихся на него как на борца со зловредным галициянством, не худо бы знать и его оценку ситуации по другую сторону Збруча. Но сейчас наше задание несколько иное, так что опять возвращаемся к ходу мыслей Ю.Шереха. Очередной раздел:

Галицкие влияния на украинский литературный язык в период 1906-1920 г.г.

Революция 1905 г., взломав запреты украинского печатного слова на Великой Украине, дала возможность перенести туда из Галичины или основать новые газеты и журналы. На что должна была опираться эта буйно расцветшая пресса в языке? На традиции «надднепрянского» языка до 1876 г? Но, во-первых, они уже были полузабыты, а, во-вторых, это не были традиции газетного языка. Такие традиции существовали только в Галичине, причем они – и это очень важно - _были не только галицкими, они были общеукраинскими_, только созданными при активнейшем участии галичан, под их усиленным влиянием. Положение было таким, что любой редактор, независимо от его личных симпатий или антипатий, должен был использовать выработанный в Галичине языковой материал. (…) А лютый враг всего галицкого в языке И.Нечуй-Левицкий вынужден был признать такое явление: «Киевские издания – это что-то похожее на галицкие языковые школы, учрежденные на Украине для изучения книжного галицкого языка, стиля и правописания.»
Если абстрагироваться от раздраженного тона старого И.Нечуя-Левицкого, то в его утверждении есть частица истины. Передовые круги интеллигенции знали о трудностях, возникавших в связи с перенесением галицких языковых элементов в великоукраинскую прессу, но вынуждены были это перенесение делать как и для того, чтобы не допустить создания двух литературных языков, так и потому, что другого выхода не было: заменить все разработанное в языке галицкой прессы было нечем. Каким важным считался этот вопрос, понятно уже из того, что он был объектом не только частных разговоров, но и специального обсуждения, например, на съезде Украинской демократической партии осенью 1905 г. (…)
Из-за таких двух факторов, как разработанность, пусть и относительная, газетного и научно-публицистического языка в Галичине, с одной стороны, и появления нового – назовем его условно городским, - поколения писателей и интеллигенции вообще, с другой стороны, возвратиться к состоянию языка 20- - 30-летней давности стало невозможным. Этого могли требовать только люди, далекие от какой-либо практической работы. А все, кто выполнял какую-либо живую работу, исполнял какие-либо общественные обязанности, не мог удержаться на позициях негации всего галицкого в языке, если даже раньше такую позицию и занимал. С этой точки зрения особенно характерной является эволюция Б.Гринченка.»

(Можно ли обрисовать хотя бы очень кратко позицию автора знаменитого словаря по обсуждаемому вопросу? Начинал он с очень «антигалицких» позиций. Но постепенно пришел к выводу, что любой живой язык формируется на основании местных диалектов. Нужно ли полностью отбрасывать все галицкие литературные формы? Ни в коем случае, отбросить нужно только явно неудачное. Язык будет сформированным самым лучшим образом, если его основанием станет народный язык надднепрянской Украины с необходимыми включениями из народного языка галичан и буковинцев. А вот еще одно любопытное наблюдение: галицкие языковые элементы появляются даже в изданиях русского правительства для украинцев. Тем не менее, оставалась группа людей, отстаивающих «киево-полтавскую чистоту» украинского языка. Их глашатаем и стал Нечуй-Левицкий, возвращаемся к нему, а вместе с тем и к Шереху –А.)

«Статьи И.Нечуя-Левицкого «Современный газетный язык на Украине» и «Кривое зеркало украинского языка» вызвали новый взрыв языковой дискуссии, но характерно, что прямых и безоговорочных последователей Нечуй-Левицкий уже не нашел. Одни просто защищали современное им состояние литературного языка от нападок критика, другие высказывали свое недовольство этим состоянием, но с такими оговорками, что фактически получалось, что они его тоже защищают.
Констатировав, что когда на Великой Украине появились украинские газеты, «случилось что-то странное: все эти газеты были написаны галицким языком, будто бы их издавали не украинцы, а заезжие галичане», И.Нечуй-Левицкий не может понять причин этого (сильно преувеличенного им) явления. Это для него что-то беспричинное: «украинские писатели будто влюбились в некоторые галицкие слова». А самым странным было то, что среди этих преступных писателей был и сам Нечуй-Левицкий. Как совершенно верно писал С.Ефремов, очень резко ответивший И.Нечую-Левицкому, язык самой статьи Нечуя-Левицкого – совершенно такой же, как и общеупотребительный, т.е. с галицкими элементами.
В бессистемной книге Нечуя-Левицкого, состоящей из хаотического нагромождения часто некстати приведенных примеров и несколько истерических размышлений, трудно установить аргументацию автора. Поскольку это возможно, вот главные утверждения:
1. Украинский литературный язык разрушается то ли галичанами, то ли их орудием – проф.Грушевским, то ли по собственной инициативе этого последнего. М.Грушевский силком протаскивает галицкий книжный язык в общеукраинский. Виноваты в этом галичане или персонально М.Грушевский, остается неясным. «Возможно, мы напрасно обвиняем во всем галичан. Возможно, за разрушение украинского литературного языка отвечает только проф.Грушевский».
2. Этими мероприятиями то ли галичан и Грушевского, то ли одного Грушевского, в литературный язык, до того являющий собой чистую и совершенную систему, были внесены хаос и дезорганизация. «Пока М.Грушевский не заводил своих журналов, на Украине не было никаких языковых споров, потому что и нужды в них не было». Насколько последнее утверждение соответствует действительности, мы уже видели.
3. Галицкий язык очень плох и антинароден. (Тут, думаю, и комментировать нечего, эта глубокая мысль все еще жива, мне десятки раз приходилось слышать, что язык, которым говорят галичане – смесь польского, румынского, венгерского и не знаю какого еще. Обычно оказывалось, что выдвигавший такой тезис понятия не имеет даже о польском языке, не говоря уж о румынском, а о венгерском и говорить нечего. Ну, и об украинском тоже –А.)
4. (Объяснение, чем так плох галицкий язык. В общем, см. п.3 –А.)
5. На Великой Украине существуют какие-то не названные автором носители этого «маразма», желающие в литературном языке найти синтез разноговоровых явлений, следовательно, сторонники диалектной многобазисности литературного языка. Упоминания об этих людях вообще довольно глухие, например: галицкие журналы «сбили с толку нескольких сознательных сторонников этой вредоносной системы и теории механического соединения и смешивания двух языков – галицкого книжного и языка наших классических писателей».
Приводить полный дальнейший текст статьи Ю.Шереха было бы, пожалуй, слишком длинно, поэтому перескажу вкратце. Оппоненты Нечуя-Левицкого и даже сторонники его (с оговорками) считали, что к «огаличаниванию» языка привели не чьи-то зловредные начинания, а вполне объективный ход вещей. Те писатели, которых Нечуй-Левицкий все-таки считал носителями чистого, не испорченного галицкими заимствования языка, в действительности отнюдь этих заимствований не чуждались, более того, ни в малейшей степени этого не скрывали. Принадлежали к этим счастливчикам Леся Украинка (следуют 10 страниц примеров «галичанизмов» из ее произведений, ее галицкие и буковинские связи как дружеские, так и родственные, и чисто литературные общеизвестны), а также М.Коцюбинский (тут, думаю, даже особо расшифровывать нечего, достаточно упомянуть его «Тіні забутих предків». Естественно, это слишком «экзотическое» произведение, но и без того приводятся несколько страниц употреблявшейся им абстрактной и бытовой лексики галицкого происхождения).
Самому Нечую-Левицкому его языковой пуризм не пошел на пользу. Его неумение более-менее адекватно воспроизвести на письме язык образованных слоев общества стало притчей во языцех. Возражавшим, что украинский язык той исторической эпохи и не мог предоставить материала для такого воссоздания, сразу же приводится контрпример Олены Пчилки, которая это вполне умела делать. О последующих литературных поколениях, к которым принадлежал, например, Винниченко, пока не пишу. (Никакая не тайна, что об этих поколениях вообще и о Винниченко в частности в советской школе не только не рассказывали подробно, но старались совсем о них не упоминать :) ).

Но вот любопытный пассаж, который, возможно, заинтересует даже тех, для кого споры «Діалект чи самостійна мова?» интересны приблизительно так же, как детские прописи :) : «В украинском литературном языке, употребляемом галичанами, Нечуя-Левицкого в числе прочего отталкивала и его сравнительно более сильная связь со старыми традициями украинского книжного языка 17-18 в. Он сравнивает его с языком старых попов, окончивших во времена своей молодости еще Могилянскую академию; и, резко преувеличивая этот традиционализм украинского литературного языка в Галичине начала уже 20-го века, он писал: «Прежнюю роль старинного киево-могилянского книжного языка, пересыпанного множеством польских слов, начинает играть у нас на Украине галицкий книжный язык, который своим лексическим и синтаксическим составом очень похож на старинный киевский язык, как его остаток, сохранившийся в Галичине до наших дней». Такая характеристика украинского литературного языка в Галичине в то время очень преувеличена, но интересна, как проявление антитрадиционализма во взглядах И.Нечуя-Левицкого на украинский литературный язык».

И еще один
«Вопрос осложнялся еще и тем, что кроме положительного влияния на литературный язык галицкая языковая стихия могла оказывать и влияние отрицательное, которое исследовать неизмеримо тяжелее. Под положительным влиянием понимаем введение определенного слова или оборота галицкого происхождения в общее употребление. Под отрицательным подразумеваем вытеснение, исчезновение из употребления определенного слова или оборота негалицкого происхождения под давлением того, что этого слова не знает и не употребляет Галичина. Если трудно проследить положительное влияние, то неизмеримо более трудно сделать это относительно влияний отрицательных.. (…) Сам И.Нечуй-Левицкий отметил некоторые слова, которые, согласно его мнению, вышли из употребления из-за влияния галичан, его не знавших. Это такие слова, как _спохвату, сливе, хапки, затого (дважды употребляется у Шевченка), вобляги, уявки_ и другие).

Подводя некоторые итоги.
Как мне кажется, оппонентов позиции, высказанной до сих пор Ю.Шерехом, можно бы разделить на две группы. Первые – отрицатели законности существования украинского литературного языка вообще, пусть они, ежели такие это читают, не обижаются, но их позиция интересна только им самим. Вторые – условно говоря, языковые пуристы, опасающиеся, что галицкие влияния привнесут в язык нечто чужеродное и ему не свойственное. Их можно успокоить: сам этот «галицкий язык» или галицкий вариант украинского литературного языка очень сильно изменился даже сравнительно с 30-и годами прошлого века, причем именно в сторону приближения к общеукраинской литературной норме. Чтобы в этом убедиться, достаточно просмотреть уже у нас упоминавшуюся «Роксоляну» О.Назарука, это, естественно, еще 30-е годы. Впрочем, вот характерный образец из этой книги:

«Було то в горячий літний вечір 1518 р.
Золота велика звізда дня помалу заходила в найбільший став Поділля, що в блискучім озері світла лагідно шелестів мягкими филями води. Вона, мов цариця лагодилася до сну на своїм мягкім, пурпуровім ложі. За ставом видніли темні окопи й білі стіни Рогатина та спокійна лента тихої річки Липи”.
Современная норма
«Було то в гарячий літній вечір 1518 р.

Золота велика зоря дня повільно заходила в найбільший став Поділля, що в блискучім озері світла лагідно шелестів м’якими хвилями води. Вона, мов цариця, лагодилася до сну на своєму м’якому, пурпуровому ложі. За ставом виднілися темні окопи й білі стіни Рогатина та спокійна стрічка тихої річки Липи”.

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем antonina на 04/01/08 в 11:11:55

Всячески прошу прощения, но я подглянула в ЖЖ уважаемой Ольги и увидела там такую дискуссию:
http://morreth.livejournal.com/788743.html

Как не обзаведшаяся еще ЖЖ, могу ли вставить свои 3 копейки? Симметричный ответ идее создания языка посредством генштаба, конечно, есть. И не вчера придуман. Ответная идея состоит в том, что современный русский язык сконструирован киевской книжной элитой в 17-м веке на основании книжного же языка, старо- какого-то, и разных же говоров, а потом навязан русскому народу административными методами. В поддержку этой теории собрано множество цитат, во всяком случае, со стороны выглядит не менее убедительно, чем исходная теория. Если найдутся желающие посмотреть, могу дать ссылку на одного из адептов.

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем Ur на 04/01/08 в 12:12:51

on 03/31/08 в 08:53:25, antonina wrote:

Прочитайте, почтенный Ur, прочитайте. Хотя бы просто удовольствия ради. Это в "Кайдашевой семье" не живые люди, а ходульные схемы? И Параска с Палажкой выдуманы?

Ха! Так и я про то же! Вы же обратили, надеюсь, внимание на то, КОГДА была впервые издана оная энциклопедия? (Фальшиво напевает с грузинским акцентом: Патаму шта народние кампазытары пишют рыалистычэскую музы-ы-ы-ку. А антинаро-о-о-дние кампазытары пишют фармалыстычэскую му-у-узику.)

Насчёт же Параски с Палажкой - то сии матроны были вне сомнения выдуманы - НО! Также не подлежит сомнению и наличие их, вполне вероятно, многочисленных прототипов.

Насчёт же почитать "удовольствия ради" - боюсь, в нашей скромной городской либерее произведений Нечуя-Левицкого не в переводе мне не найти - за оригиналами, пожалуй, придётся обращаться в главную вивлиофику нашего штата - может, на волне украинизации, туда что-то и занесло в своё время...

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем antonina на 04/01/08 в 12:20:45

Одна из баб - кажется, Параска, впервые была напечатана в русскоязычной газете "Киевлянин". Но в оригинале и с примечанием: текст переводу не подлежит, теряется вся прелесть.
А прототипы более чем многочисленны, это да...

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем Бенни на 04/01/08 в 12:25:35

Quote:

«Було то в горячий літний вечір 1518 р.
Золота велика звізда дня помалу заходила в найбільший став Поділля, що в блискучім озері світла лагідно шелестів мягкими филями води. Вона, мов цариця лагодилася до сну на своїм мягкім, пурпуровім ложі. За ставом видніли темні окопи й білі стіни Рогатина та спокійна лента тихої річки Липи”.
Современная норма
«Було то в гарячий літній вечір 1518 р.

Золота велика зоря дня повільно заходила в найбільший став Поділля, що в блискучім озері світла лагідно шелестів м’якими хвилями води. Вона, мов цариця, лагодилася до сну на своєму м’якому, пурпуровому ложі. За ставом виднілися темні окопи й білі стіни Рогатина та спокійна стрічка тихої річки Липи”.

Галицкий диалект 30-х гг. кажется мне более похожим на русский, чем современная норма. Интересно, почему так?

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем antonina на 04/01/08 в 12:34:01

Вы совершенно верно заметили. Напомню цитату из Шереха:

Quote:

В украинском литературном языке, употребляемом галичанами, Нечуя-Левицкого в числе прочего отталкивала и его сравнительно более сильная связь со старыми традициями украинского книжного языка 17-18 в. Он сравнивает его с языком старых попов, окончивших во времена своей молодости еще Могилянскую академию; и, резко преувеличивая этот традиционализм украинского литературного языка в Галичине начала уже 20-го века, он писал...

а эти старые книжные традиции, в свою очередь, сильнее повлияли на русский язык. К тому же, сказалось действие языковых пуристов (n.b. не галицких, а "великоукраинских" :) ), которые именно из галицкого диалекта выбрасывали все слова, не употребляющиеся в центральноукраинских говорах. Жертвой пало, в частности, слово "лента", хоть оно вполне себе народное: "в косі лента голуба".

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем olegin на 04/01/08 в 12:57:50

on 04/01/08 в 12:34:01, antonina wrote:

Жертвой пало, в частности, слово "лента", хоть оно вполне себе народное: "в косі лента голуба".

А теперь это,ИМХО,стрічка,которая и в косе и в киноаппарате. :)

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем antonina на 04/01/08 в 14:04:42

А хоть бы и пулеметная. ;)

Кстати, я не поблагодарила почтенного Ur-а за приведенный текст, а он стоит благодарности как весьма характеристический. Хотя бы вот эта цитата

Quote:

Если рассматривать идеи Л. в их развитии, в них можно видеть зародыши идеологии современного украинского фашизма, представшего перед судом советской общественности на процессе СВУ.

По процессу СВУ, напомню, в числе прочих проходил один из главных оппонентов Нечуя-Левицкого в "языковой дискуссии", С.Ефремов. СВУ некоторым образом касается и Шереха: как сказано в одной из биографических статей, были изъяты из общественной и научной жизни те, кто могли бы стать учителями Ю.Шевелева. Кажется, дочь и зять М.Старицкого тоже.
Ага, хотела бы успокоить: настоящие "Хмары" совсем не похожи на приведенную из них выдержку. И антисемитизма у Нечуя-Левицкого совершенно не помню. Вообще героев-евреев у него не помню, разве что крайне эпизодического корчмаря из "Кайдашевої сім'ї", который, предположительно, примешивал к водке тертый табак. :)

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем antonina на 04/04/08 в 18:40:20

Вот здесь (http://www.utoronto.ca/elul/Nechui/Ukrainstvo/index.html) можно найти ту криминальную статью Нечуя-Левицкого о ненадобности русской литературы.
Это только мое впечатление, но Нечуй-Левицкий всячески отрицал в литературе искусственность. Поэтому и русская ему казалась ненародной, ненатуральной. Похоже, ему бы понравился Бунин, особенно такой, как в книге "Жизнь Арсеньева".

UPD - но это еще что! Кто знает, какую политическую силу поддерживал автор лозунга "Геть від Москви"? :)

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем antonina на 04/07/08 в 10:51:34

Интермеццо о Нечуе-Левицком получилось у нас несколько неожиданно, но, надеюсь, лишним не оказалось. По крайней мере, мы увидели классика как живого человека, а не забронзовевшего автора «романов о сельском пролетариате и прочей классовой борьбе». Пожалуй, подброшу еще отрывок из статьи С.Ефремова о некоторых контактах со своим старшим современником

Quote:

Этот ласковый дедушка, не имевший врагов и сам ни с кем не враждовавший, сразу же занял враждебную позицию по отношению к новорожденной украинской прессе, воевал против нее упорно и энергично письменным и устным (статья «„Сьогочасна часописна мова на Україні") словом, агитировал упорно, несправедливо, иногда злобно. В этих затеях невозможно было узнать добродушного автора «Кайдашевой семьи» с его беззлобным юмором. Нельзя было узнать и решительного автора требований, которыми он когда-то закончил один из своих трудов: "Украина буде и должна требовать прав своей национальности, своего языка во всех школах и в общественной жизни, в администрации, права свободной прессы, права заводить разнообразные научные общества, необходимые для широкого либерально-прогрессивного развития всей массы нации сверху донизу."
Нетерпимостью, злобой и ослепляющим гневом дышали эти новые страницы, продиктованные полным непониманием обстоятельств нормального развития каждого языка и ненормального положения украинской прессы. Поход Левицкого интересен был, как писал я тогда по свежим следам, - "как типичный образец «живого» отношения кое-кого из наших писателей к событиям и требованиям современности ". Борьба общественная и политическая, страшная трагедия, в которой играет роль и наш народ, крики и стоны, доносящиеся со всех сторон, – это не для них написано. Со своей теплой, ”патриотической” по словам Сивенького, печи они следят за точками, буквами и другими «аллилуйями пречистыми»; они внимательно, неспешно будут выискивать у тех, кому на это времени не хватает, ошибки печати (потому что на это и опираются многочисленные умствования д.Левицкого относительно многоточия) – и удивляются всеми возможными способами… Им «даже смешно»! (Сергій Єфремов, «Іван Левицький Нечуй», 1925 г.).

Стоит учесть, что Ефремов был отнюдь не агнцем и тихим голубем. Наоборот, как явствует из его войны против модернистов, он – судья страстный и пристрастный. Так что мы вполне можем ощутить атмосферу бурных и горячих споров, обычных для обсуждаемого периода, который Ю.Шевелев охарактеризировал как период прямого галицкого влияния на общеукраинский литературный язык. Снова предоставляю ему слово: мы услышим конкретные примеры галицких влияний.

«В современной украинской научной терминологии существуют вполне установившиеся и нормированные области. К числу таковых принадлежит, например, грамматическая терминология.
Она обнаруживает почти во всех своих составляющих галицкое происхождение. Название частей речи (прикметник, прислівник...), частей слов (наросток, приросток…), синтаксических понятий (речення, підмет, присудок...), разделяющих знаков (кома, середник, крапка) – все это преимущественно, если не исключительно, пришло в литературный язык из Галичины. (1). Даже ударение в этих словах усвоено галицкое. Во всяком случае, в 1909 г. И.Огиенко писал, что правильным ударением в словах, производных от основания «имя» было бы корневое: Іменник, заІменник.
Олена Пчилка отмечает такие галицизмы, «кажущиейся ей (Любе) странными»: переконання, відносини, ся починає, буду мусів, просвіта, напрямок, враження. Все эти слова – не будем говорить о двух нелексических примерах: отдельного препозитарного употребления частицы ся с глаголами (ся починає) и на будущее время, созданное не инфинитивом, а причастием (буду мусів) – в современном литературном языке уже не кажутся странными, а являются обычной и привычной составляющей.
Модест Левицкий отмечает в своей брошюре очень много лексических галицизмов. Неотделимой составляющей словаря современного языка являются, например, такие из них: крок, карк, засада, ґречність, властивість, зарозумілість, ув’язнення, тримати, тлумачити, закидати, очікування, авантура, необізнаний, вплив. (2)
Интересные замечания о происхождении и даже авторстве некоторых слов находим у И.Верхратского. Например, он отмечает, что ему принадлежит авторство слова «звіт», которым он заменил употребляемый прежде полонизм «справоздання» (3). Он же впервые употребил в «Правде» слово «кількість», заменив употребляемый раньше церковнославянизм «количество». Рассказывает И.Верхратский историю слова «напрям». Первично употреблялось слово «направленіє» (церковнославянск.), «керунок» (пол.). В 1862 г. в «Вечерницях» появилось слово «напрямок», созданное Кс.Климковичем; И.Верхратский, отбросив суффикс –ок, сформировал совершенно обычное слово «напрям». Итак, если не отрицать приведенных И.Верхратским фактов, то нужно признать, что эти слова в общеукраинскую литературную речь пришли тоже из Галичины.
Вообще говоря, галицкий взнос в лексику украинского литературного языка в наибольшей степени обслуживает сферы абстрактной лексики, научной терминологии, круг понятий, связанных с городским бытом, включая не только названия предметов и процессов, но и вежливые этикетные выражения. Ярким примером этого является слово «прошу» с широчайшим диапазоном значений от настоящей просьбы и до не особо охотного разрешения с одной стороны и до переспрашивания с другой стороны. (5) Характеристическая под этим взглядом та дифференциация значений между паронимами – традиционным прошУ и принесенным из Галичины прОшу на Великой Украине. Значения глагольной формы первого лица со всеми семантическими оттенками, присущими этому глаголу вообще, сохраняется за формой прошУ. А принесенная из Галичины форма прОшу принимает значение не столько глагольной формы, сколько наречия, или, вернее, вставного слова, тождественного или близкого значением (хоть несколько отличного и семантическими нюансами, и эмоциональной окраской) к слову «будь ласка» (пожалуйста). Возможно, из Галичины пришло также слово «лише», также имеющее выразительную эмоциональность. Такие словечки с более или менее насыщенной эмоциональностью окраской выходят уже далеко за рамки книжного языка и являются лучшим свидетельством того, как органично влились галицкие элементы в украинский литературный язык.»

Следующий интересный фрагмент посвящен опять Нечую-Левицкому, словам, определенным им как «галицизмы», и словам, предлагаемым взамен. Тут сразу же отмечу, что взамен большинства – приблизительно 3/4 галицизмов – Нечуй-Левицкий не предлагает никаких слов, это, например, «зокрема, передплата, відсотки, готівка, розпач, зненацька, вабити, подібний, оновлення, одяг, данина». Рассматривая остальные слова – для которых такие заменители существуют - можно отметить, что некоторые заменители и впрямь удачные (туга), некоторые – нет (околишність). Итак (первое слово – галицизм, второе – предлагаемій заменитель): пристрасті-прилюбність, короткозорий-низькоокий, попит-запит; підприємство-запопадність, крок-ступінь, прагнути-жадати, перешкода-завада, юнацтво-молоднеча, потвора-страховище, вибух-вирив, брак-недостача, брудний-нечистий.
Покончив с филологическим экскурсом, возвращаемся к историческому процессу :). Забывшим напомню, что мы пребываем в 1906-1920 г.г. – времени более-менее легальных связей между Западной и Великой Украиной и возвратных галицких влияний на общеукраинский литературный язык. Проводниками таковых объективно (и не вопреки собственной воле) были такие не последние в литературе люди, как Леся Украинка и М.Коцюбинский. Но не они одни: слово опять предоставляется Ю.Шевелеву:
«М.Коцюбинский и Леся Украинка делали это наиболее талантливо, но принципиально такой же подход мы найдем в языке Миколы Вороного, Гната Хоткевича, Миколы Чернявского. С этой точки зрения и можно говорить о некоторой дозе «галицкой ориентации» у нового поколения писателей, уже оторванного от этнографизма деревни и более или менее принадлежащего городу. Так получилось, что пресса и книга в 1906-14 г.г. стали мощными проводниками галицких языковых влияний в литературный язык и в язык своих читателей. То, что едва пробиралось сквозь политически-жандармские границы в 1876-1905 г.г., забило мощным источником из центра страны – Киева и многих других городов, где печатали теперь украинские газеты, книги и журналы.
Итак, в годы перед войной 1914 г. пресса и книга стали главными проводниками галицких влияний в литературный язык. Но не иссякали и другие каналы. Приблизительно с 1907 г. – когда в России происходит наступление реакции – опять крепнут связи революционной интеллигенции с Галичиной. Например, в 1907 г. во Львове функционирует целый новый заграничный комитет УСДРП (А.Жук, Д.Донцов, О.Назарив и др.) (6) При этом теперь великоукраинская политическая эмиграция принимает очень значительное участие в галицкой жизни. (7)
В эти же годы неизмеримо возрастают и легальные персональные связи с Галичиной. Они оформляются прежде всего как поездки на разные праздники и торжества. Так, галичане принимали участие в годовщинах или юбилеях И.Котляревского, М.Лысенко, И.Нечуя-Левицкого, похоронах Б.Гринченка, Леси Украинки, М.Коцюбинского. С другой стороны, великоукраинцы посещают конгресс львовской «Просвиты» в 1909 г., выставки в Стрыю и в Коломые. В 1904 г. М.Грушевский основал во Львове курсы для молодежи из российской Украины. (…)
Война 1914-1918ьг.г. перерезала те пути, которыми прежде шли галицкие языковые влияния, но в огне и разрушении войны возникали новые пути этих влияний. Не будем говорить о том, что довольно много украинцев в военной шинели оказались в Галичине в то время, когда она была занята русскими войсками, о пленных галичанах в России и великоукраинцах в Галичине – при этих встречах момент языковых взаимозаимствований был незначительным. Но даже и в эти годы сотрудничество галицкой и великоукраинской интеллигенции продолжалось, хоть и в странных и трагически-причудливых формах. Имеется в виду вывоз из Галичины российскими властями довольно значительного числа заложников из числа галицкой интеллигенции и опеку над ними со стороны киевской украинской интеллигенции, проявившейся в том, что «вскоре заложников разрешили взять на поруки и поселить на воле. Киевские семьи взяли этих заложников в свои жилища и эти свободные арестанты принимали довольно живое участие в общественной жизни Киева».

Все, думаю, теории мы уделили достаточно времени, можно перейти к примерам. Как было обещано, их источником станет книга Гната Хоткевича, точнее «Камінна душа». Эта повесть очень любопытна в психологическом плане, но еще более – в языковом. Собственно, ее язык образован в результате слияния таких источников:
• восточноукраинское интеллигентское койне (авторский язык);
• западно-украинское интеллигентское койне (тоже авторский язык, язык главной героини и ее среды – деревенского духовенства)
• гуцульский говор (тут автор вообще оказался новатором и первопроходцем – по крайней мере, в области смелого воспроизведения этого говора литературными средствами)
• и еще инкремент церковнославянизмов, возможно, пресловутого язычия.

Получилась весьма пикантная смесь. одновременно и модерно-урбанистическая, и архаичная и… словом, весьма постмодернистская. С трудом удерживаюсь от того, чтобы увлечься «гуцулизмами», наша теперешняя цель – определение литературной нормы. Ну, почти удерживаюсь…

Quote:

«Отже, сьогодні новий ксьондз служив по раз перший службу в церкві. Гуцули прислухалися, придивлялися і остаточно винесли не зле вражіння. Особливо подобалася проповідь. Не змістом, бо зміст мало хто вкємумував (8), а тим, що було її сказано голосно і виразно.
-Вогорит – єк відпечєтує! (9) – говорили один до одного пошептом»

«Найбільше допікали о.Василеві баби. З ними він ніколи не міг дійти ладу, а надто на перших початках, коли майже нічогісінького не розумів, що вони говорять. Гуцули-мужчини, як-не-як, а сходили з верхів частіше, ходили різними цАрами (10), а баба що? Сидить собі на своїй «тєчірі» (11) і говорить так, як на цій «тєчірі» говорили дід її, й прадід, і всі попередні покоління на тисячу літ назад. А що на другій «тєчірі» говорили «май інакше», то о.Василь попадав впрост в розпуку.»

«Навіть каву приносила до ліжка пестійці, і Маруся, ніжачись та щулячись, як кітка, випивала запашний трунок і знов шурхала під ковдру.
Та вже єгомосць якось запротестував:
-Де то видано, де то чувано? Замість того, щоб самій раненько устати та старій женщині подати до ліжка каву, вона – дивіться, люди добрі! – сама вилежується, аж поки їй принесуть.
Говорив він це не злобно, а от просто так собі, для порядку: просто це порушувало якусь там гармонію його понять про обов’язки жінки.»

«Вже на плебанії почали непокоїтися, що так довго немає їмості. Стара пані казала Оришці піти пошукати, але та не фатигувалася (12) йти далеко: стала на перелазі та й загукала, як на черево:
- Ї- мо – стеч- ку, го-о-ов!
Та так старанно, що стрша пані аж знетерпеливилися й вийшли до перелазу.
- Та що це ти гукаєш на їмость, як на корову? Посоромила би ся. Не піти та не пошукати!
- Та вони у Анниці – де би їм щє бути.
- Ну то що з того? Треба піти гречно попросити, а не так галайкати на все село.
Оришка побігла, ляпаючи босими ногами.
- Їмостечку, любі! Там старі їмость такі лю-юті-і, що аж пудно си дивити, бігме. Ідіт скоріше, бо вже ків тримают, мут бити.»

«Понеже урядъ деканальный не може вЪрити самим лишъ распространеннымъ слухамъ, яко бы жона такого-то, пароха на КриворивнЪ, БыстрецЪ и РЪцЪ-Зеленомъ куда-то, невЪдомо куда, щезла, то урядъ деканальный зарядилъ провЪрити точними вЪдомостями на мЪйстцЪ, по довершенню которой провЪрки буде о всимъ донесено консисторыи»

==================================================

(1) И что же с этим случилось? Іменники, прикметники, прислівники (имя существительное и прочая) уцелели, приростки и наростки сменились названиями префікс, суфікс; підмет, присудок (подлежащее и сказуемое) так и остались, как и крапка, кома (точка, запятая). Что такое «середник» могу только предположить: возможно, тире.
(2) Все слова общеупотребительны. Некоторый оттенок старомодности носит слово «карк» - «область тела чуть ниже шеи», «засада» - в данном случае принцип, ґречність – воспитанность, хорошие манеры. «Авантура» пишется как «авантюра». Но глагол «авантурувати» (устраивать бурные ссоры) еще сохранил память о прежней форме.
(3) В русском языке – «отчет».
(4) Сейчас употребляются и «напрям», и «напрямок».
(5) Универсальное слово! По крайней мере, в Галичине им могут обойтись все те, кто не особо владеет украинским языком, но не хочет этого факта обнаруживать: произносите его с разными интонациями и сойдет как ответ на почти любой вопрос. Ударение на первом слоге.
(6) Ага, тот самый Донцов, впоследствие из социалиста сделавшийся отцом интегрального национализма. Но подробностей этой метаморфозы я, к сожалению, не знаю.
(7) Автор приводит массу примеров, но следящие за этим многострадальным разделом, может, вспомнят Гната Хоткевича? Тем же, кто забыл, постараюсь напомнить: я этого писателя очень люблю и с радостью использую фрагменты его текстов в качестве примеров.
(8) «Кємувати» – «понимать»
(9) «Говорит – будто печатает!»
(10) «Цара» - «край»
(11) Дом на горе, что ли?
(12) Не утруждала себя.

Пока – все. Но весьма надеюсь, что ответ на пресловутый вопрос о характере языка поколение рассмотренного периода уже дало. Вернее, оно в лице И.Франка посмеялось над вопросом.

Антошкові П. (Азъ покой)
Аще и языки аггельскими глаголю,
любве же не имамъ,
кая ми есть польза?

Діалект чи самостійна мова?
Найпустіше в світі се питання.
Міліонам треба сього слова,
І гріхом усяке тут хитання.
(….)

Хай та мова вбога в славнім роді,
Хай московська, польська, чеська краща –
Поки служить Матері в пригоді,
То вона культурі не пропаща.

Хоч в сусіда там пиха багацька
У порфирі сяє та в атласі –
На чуже багатство ми не ласі,
Ласа лиш душа твоя жебрацька.

Діалект, а ми його надишем
Міццю духа і огнем любови
І нестертий слід його запишем
Самостійно між культурні мови.

Не стану скрывать, что адресатом стихотворения был некий Антон Петрушевич, автор статьи в москвофильской газете «Галичанинъ» «Тщетная работа сепаратистов». :)

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем Ur на 04/07/08 в 11:28:15

Насчёт образования современного русского из книжного малороссийского языка - кто бы спорил!

В традиционных воззрениях большинства как российских, так и украинских историков и филологов (вплоть до последней четверти нынешнего уходящего столетия) "старорусская" этническая и языковая общность представлялась почти монолитом. Никто из этих классиков не мог и предполагать о каких либо существенных диалектных различиях между обитателями 12 известных древних восточнославянских племенных княжений. Тем более, что не было у исследователей в наличии более-менее пространных "докиевских" региональных текстов. Кроме, естественно, документов, написанных на церковнославянском и (в меньшей степени!) на росо-полянском административном (приобретавшим тогда всё более общерусский характер) языках.
Исключение составляли лишь новгородские берестяные грамоты - краткие записи жителей Приильменья делового, бытового или эпистолярного жанров. Они сохранились благодаря специфически топогафическим особенностям региона. Тщательное же изучение (за последние 2 десятилетия) этих документов, их систематизация и анализ показали парадоксальную метаморфозу [Янин В. Л. Был ли Новгород Ярославлем, а Батый - Иваном Калитой? // "Известия". - М., 1998, №106, с. 5], которая произошла с речью новгородцев в 1-й пол. II тыс. н. э. Восточнославянские диалекты, на которых разговаривал грамотный приильменский "средний класс" 11 - 12 вв. и его потомки в 14 - 15 столетиях, оказались различными! Первое из перечисленных наречий - племенной говор местных словен. Второе же - результат постепенной ассимиляции дружинно-боярской и административно-"глашатайской" элитами ("киевизированных" раньше!) Новгородской Земли своей "простой чади". Т. о., потомки ильменских словен фактически оказались лингвистически "поглощёнными" поляно-росами.
Аналогичный процесс, естественно, протекал (по принципу аналогии!) во всех без исключения "уделах" "пост-империи Рюриковичей". В междуречьи Оки и Волги формируется в течение 13 - 16 вв. т. н. "киевско-московский деловой язык", который окончательно ассимилирует местные остатки северных восточнославянских (вятичских, кривичских, словено-ильменских) диалектов, постепенно трансформировав их в свои же говоры. Последние носители истинно-московитянского северо-вятичского наречия (из самых глухих сёл рассматриваемого района) перешли на киевскую грамматическую основу где-то ещё до сер. XV в. Т. о., современная т. н. "московская мова" - прямой наследник именно росо-полянского наречия.
Выходит, что язык А. Пушкина и Ф. Достоевского, Н. Гоголя и В. Короленко, И. Северянина и М. Волошина, К. Паустовского и А. Ахматовой развился, в конечном счёте, непосредственно из более древнего [Абакумов О. В. Поліський аспект балто-слов'янського питання // Ономастика Полісся. - К., 1999, с. 147 - 150] среднеднепровского восточнославянского регионального "лингвистического пучка", а не был "прямым следствием" разговорной речи кривичей, радимичей, северян, вятичей и словен новгородских. Подобным же, примерно, образом были унифицированы "киянами" (к кон. 13 в.) диалектные особенности дреговичей, волынян, тиверцев, уличей и большей части белых хорватов.
Племенное же наречие закарпатской ветви последних - исключение из выше приведенной закономерности. Оно оказалось [Дзендзелівський Й. О. Закарпатські говори // Українська Радянська Енціклопедія. Т. 4. - К., 1979, с. 175] единственным из восточнославянских неполянских, которое сохранило на сегодняшний день своё лингвистическое "потомство". Нынешняя ужгородско-мукачевско-свалявско-хустовская группа диалектов весьма обособленна как к украинским, так и от теперешних российских с белорусскими наречиями. Более того, последние 3 из перечисленных восточнославянских языковых общностей (все потомки собственно киевского древнерусского языка!) соотносятся между собой в степени глотто-хронологического родства на большем уровне близости, чем к сегодняшнему закарпатскому (не путать с галицким, гуцульским, лемковским и бойковским!) "лингвистическому пучку".
Ибо слишком раннее (3-я четв. 11 в.) "выпадение" ужгородско-мукачевской группы белых хорватов из под древнерусской государственности изолировало их от киевского этно-языково-"глашатайского" "плавильного тигля". Последний же не успел (в связи с ранним венгерским завоеванием края) как следует развернуться в данной "волости". Т. о., в Закарпатье не было заложено (в 1-й пол. II тыс. н. э.) основы для росо-полянской языковой ассимиляции. Ярчайшей иллюстрацией лингвистической "аппендиксности" этой области (в восточнославянской среде) является тот факт, что 4 местные наречия состоят друг с другом примерно в такой же степени глотто-хронологического родства, как белорусский, украинский и "московитянский" официальные литературно-деловые языки между собой!
Другим свидетельством полянской грамматической основы речи современных россиян является "Слово о полку Игореве".
Факт написания этого шедевра в Киеве ни у кого из серьезных специалистов сомнений не вызывает. Из всех же современных восточнославянских диалектов нынешний т. н. "русский язык" - наиболее подобен словообразующей манере автора "Слова...". Так что вовсе не "москали" "русифицировали" потомков поляно-росов, а именно последние (в конечном счёте) и ассимилировали лингвистически почти все (кроме закарпатской части белых хорватов) региональные восточнославянские сообщества.
Разветвление же древнерусского языка на праукраинское и пра-"российское" наречия началось в кон. XII в. еле заметными фонетическими расхождениями. Это обстоятельство хорошо показал академик Б. А. Рыбаков в противопоставлении различных частей "Киевской летописи" [Русские летописцы и автор "Слова о полку Игореве". - М., 1972, с.138 - 147 ; Петр Бориславич. - М., 1991, с. 165 - 285]. Некоторые страницы этого документа были написаны в Белгороде-на-Ирпене (совр. Белгородка в Киевской обл.) при дворе тогдашнего великого князя-соправителя Рюрика Ростиславича. Другие же - в самой столице, где "сидел на столе" другой "дуумвир" - Святослав Всеволодович. Наилучшие строки данной хроники вышли из-под пера наивероятнейшего автора другого шедевра ("Слова о полку Игореве") - боярина Петра Бориславича. Последнему и были присущи (в обоих его произведениях) черты тогдашнего киевского общерусского административного (но с небольшим патетическим уклоном и повышенным количеством церковнославянской лексики) языка. Данное универсальное наречие уже тогда приобрело свою историческую значимость. Оно стало достаточно монолитной дружинно-княжеской административной и "глашатайской" языковой нормой. Эта лингвистическая форма распространилась еще до 1200 г. на все тогдашние удельные центры.
"Белгородковские" же страницы "Киевской летописи" кон. XII в. несколько отличаются от бориславичевских некоторыми фонетическими "украинизмами". Это отображало уже тогда наметившиеся особенности общерусского языка малых городков и весей столичного княжества (без, правда, "глубинно"-полесской его части) в противовес говору самого тогдашнего восточнославянского мегаполиса. Наречие же последнего в ту эпоху распространилось и в Чернигове, и во Владимире-на-Клязьме, и в Ростове Великом, и в Переяславе-Южном, и (как показано выше!) в Новгороде, и пр. династических уделах Рюриковичей.
Своеобразием данный лингвистический процесс отличался в Полоцко-Минском территориальном княжестве!
Местная ветвь Рюриковичей (Изяславичи!) очень рано (с нач. XI в.) существенно обособилась (за исключением небольшого хронологического промежутка 1130 - 1139 гг., который на местных диалектных особенностях почти не отразился) от динамики дружинно-элитарных "ротаций" остальной Руси. Полоцко-Минская Земля оказалась мало затронутой постоянными (в теч. всей 1-й четв. II тыс. н. э.) сменами "столов" и их преимущественно "киевоязычной" "обслуги". Этот почти непрерывный "кругооборот" дружинно-верхушечного контингента от Перемышля и до Белоозера (исключая, в основном, территорию будущей Белоруссии) унифицировал лингвистическую норму княжеских элит большинства рюриковичевских уделов вплоть до 1240-х гг.
Полоцко-минская "речь глашатаев" базировалась на более ранних (нач. 11 в.) киевских "образцах". За 200-летнюю же свою обособленнось от динамики и эволюции столичных языковых норм прабелорусский говор (хотя и не столь тогда заметно, как закарпатский диалект тех же лет!) уже несколько выделялся (в момент Батыевого нашествия) на фоне "магистрального" киевского.
Ещё меньшие (пока исключительно фонетические!) расхождения наблюдались (как показано нами выше) в кон. 12 - сер. 13 вв. у "собственно"-киевского и "белгородковского" "прононсов" обитателей бывшей Полянской Земли. Эти различия в речи жителей тогдашнего среднеднепровского мегаполиса и насельников его "пригородов" стали фундаментом позднейшего основного языкового (по данным глотто-хронологического "генеалогического древа" сравнительной лингвистики) разветвления "московитян" и украинцев. Последний яркий образец пра-великорусской (с повышенным, естественно, уровнем церковнославянской лексики!) публицистической литературы на киевской "почве" - "Слово о погибели Земли Русской". Данный памфлет (второй по значимости после шедевра Петра Бориславича) тоже был написан в "Восточнославянском Риме" в кон. 1230-х гг. [Рыбаков Б. А. Из истории культуры Древней Руси. - М., 1984, с. 150 - 151].
Дальнейшая же (после Батыевого разгрома Киева!) судьба столичной языковой формы имела свое продолжение уже на суздальском, новгородском, смоленском, курско-брянском и рязанском "грунтах". В самой же "древнерусской колыбели" с 1240 г. функционирование этой литературно-деловой нормы существенно сузилось в результате почти полного истребления населения "Восточнославянского Рима" татаро-монголами. Новопоселенцы же киевского "пепелища" (сер. 13 в.) разговаривали уже с "белгородковскими" особенностями. С другой стороны, в связи с тогдашним усиленим роли духовенства и монашества в общественно-культурной жизни города, усилился церковнославянско-древнерусский "суржик". Языку же Петра Бориславича пришлось в тех условиях "закоснеть" (на какое то ещё, прежде чем прекратить здесь своё функционирование, время) где-то на канцелярском уровне.
С инкорпорацией Среднего Поднепровья в 1362 г. Великим княжеством Литовским - "официозом" бывшего восточнославянского мегаполиса становится т. н. "старобелорусский язык". Это один из потомков ранее рассмотренного нами полоцко-минского варианта раннего старокиевского наречия. Данный "язык Гедиминовичей" довольно таки продолжительное время фигурировал (XIV - XVIII вв.) на значительной части территории Украины. Однако, он так и не сумел за все годы своего присутствия ассимилировать местные (также старокиевского лингвистического "корня"!) пост-"белгородковские", полесские и волынские говоры. Причина тому - конкуренция старобелорусскому (на ниве "официозности") церковнославянско-древнерусского "суржика", а позднее ещё и польского языка. В условиях же подобного разнообразия "речи глашатаев" местные народные диалекты, естественно, выжили.
"Поставило точку" функционированию полоцко-виленского "официоза" на Украине возвращение на свою прародину в кон. 17 - 18 вв. (в качестве делового языка) "московитянского" потомка "бориславичевского" наречия. Нынешние активисты "Просвиты" почему то льют потоки слёз по поводу прекращения функционирования (250 и более лет назад) на Гетьманщине старобелорусского (имевшего здесь лишь небольшие местные лексические вкрапления!) письменно-делового диалекта. Этот процесс они называют (почему то!) "насильственным вытеснением" украинской мовы. Однако последней тогда (в литературизированной форме) ещё не существовало!
Гр. С. Сковорода отмечал в те годы отчуждённость и малопонятность для простого украинского крестьянина и мещанина тогдашней т. н. "руськой мовы". Последняя же как раз и является самым поздним из этапов в развитии виленско-полоцкой деловой лингвистической нормы. Великий просветитель, в то же время, заметил большую понятность "московськой мовы" тогдашнему среднестатистическому "малорусу". Да и 300-летней давности переписку Ивана Мазепы с Мотроной Кочубей пришлось издать (В. А. Шевчуку) в переводе на современном украинском языке. Текст (старобелорусский!) в оригинале оказался уж очень малопонятным современному читателю. В то же время публицистическая полемика (2-й пол. 16 в.) Ивана Грозного и Андрея Курбского до сих пор выдерживает свои издания без филологической "модернизации". Это обстоятельство лишний раз подчёркивает правоту Гр. Сковороды в его характеристике большей близости "российского" и украинского наречий друг к другу, чем каждого из них со старобелорусским письменно-деловым диалектом.
"Батыевой поры" "белгородковско"-киевский говор в течение XIV - XVIII столетий постепенно развернулся (параллельно с прекращением функционирования в "колыбели Руси" "бориславичевского" "высокого стиля") в своеобразную южнорусскую языковую зону. Одним из представителей последней и был полтавский диалект. На фундаменте же его и построил накануне 1800 г. И. П. Котляревский параллельную (другой линии киево-русской языковой традиции) литературную украинскую форму.
Через 4 десятилетия Н. В. Гоголь выскажет сомнения [Крутикова Н.Є. Гоголь // Шевченківський словник. Т. 1. - К., 1976, с. 160] в целесообразности такого создания (даже на основе своего родного полтавского говора!) функционально-дублирующей языковой южнорусской нормы. Этот великий уроженец Сорочинцев блестяще использовал великорусское литературное наречие для обработки украинского же фольклора и эпоса ("Вечера на хуторе близ Диканьки", "Миргород").
В эксперименте Котляревского таки наличествовало (как для ситуации самого конца "Века Просвещения") определённое рациональное зерно. Деловая форма основного русского языка предшествующей реформой М. В. Ломоносова - В. К. Тредиаковского была уже отработана и в эпоху Екатерины Второй выглядела достаточно эффектной. Однако же тогдашний сильно засорённый церковнославянизмами т. н. "высокий штиль" для литературных произведений оказался весьма несовершенен. На этом огромные потери, в конечном счёте, понёс даже такой большой поэтический талант, как Г. Р. Державин. Так что поиски И. П. Котляревского на ниве литературизации тогдашних ново-южнорусских наречий при неадекватном состоянии официального языка тех лет - понятны. Завершение же реформы киево-московской линии лингвистического развития Н. М. Карамзиным осуществилось уже после факта сотворения "Энеидой" параллельной южнорусской литературной формы.

Я, если интересно, потом ещё подвешу, хорошо?

Да, уважаемая Антонина! Вы уж насчёт политических пристрастий "автора лозунга "Геть вид Москвы" не затягивайте - интересно же!

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем Бенни на 04/07/08 в 12:10:56

Простите, Ur, откуда это?

А "шедевр Петра Бориславича" (киевского боярина конца 12 в.) - это "Слово о полку Игореве"? Спорная гипотеза, насколько я знаю. Есть, например, мнение, что автором был галичанин из свиты Евфросиньи Ярославны... или даже она сама. ;)

И, если "Слово о погибели..." написано в Киеве, как объяснить его внутреннюю датировку по залесским князьям - Ярославу и Юрию?

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем antonina на 04/07/08 в 12:21:42

Quote:

Вы уж насчёт политических пристрастий "автора лозунга "Геть вид Москвы" не затягивайте - интересно же!

Свое предсмертное письмо он подписал: "Хай живе комунізм" - "Да здравствует коммунизм"
"И, написав это, застрелился" (цитата не помню откуда). :)
Относительно же прочего - гипотез об авторстве "Слова...", боюсь, гораздо больше, чем мы в состоянии обсудить.

Quote:

Факт написания этого шедевра в Киеве ни у кого из серьезных специалистов сомнений не вызывает.

Отчего же не вызывает? У Кинана сомнения вызывает даже факт аутентичности "Слова...", он его считает подделкой 18-го века.
А о "создании русского языка из книжного малороссийского", то тут я предпочту мнение Пушкина. :) Влияние, конечно, было, но позже живой язык одно усвоил, другое отбросил, третье сильно переработал, как и должно быть. Гоголь же в разные моменты жизни говорил и писал очень разные вещи. :)

P.S. Где-то на форуме уже приводилась ссылка на исследования Зализняком языка новгородских берестяных грамот, а также на его труд с обоснованием подлинности "Слова...". Очень интересно, хоть и несколько не в тему. Может, завести другую, а заодно и ссылки отловить?

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем Ur на 04/07/08 в 12:52:01

on 04/07/08 в 12:10:56, Бенни wrote:

Простите, Ur, откуда это?

Некто Абакумов Александр Васильевич. http://ua.mrezha.ru/unaunso.html. Как объяснить датировку - тут я и сам несколько затруднён. Впрочем, цитата эта является своего рода ответом на высказывашееся здесь ранее замечание о том, что существует "наш ответ Чемберлену" в виде предположения о столь же искусственном происхождении современного русского языка, только не благодаря "стараниям австро-венгерского генштаба", а таковым же киевской книжной элиты 17-го века. Вполне, кстати разумное и жизненное предположение, почему бы и нет?

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем antonina на 04/07/08 в 13:00:22

Quote:

Вполне, кстати разумное и жизненное предположение, почему бы и нет?

Возможно, разумное зерно там и есть, но развитие очень смелое. :) Вплоть до объявления современного русского языка совершенно искусственным творением, навязанным русскому народу в принудительном порядке. Но мне не хотелось бы выступать в роли невольного пропагандиста этой теории. :)

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем Ur на 04/07/08 в 13:08:59

on 04/07/08 в 12:21:42, antonina wrote:

Свое предсмертное письмо он подписал: "Хай живе комунізм" - "Да здравствует коммунизм"

ААААА!!!!! Сражён наповал! Рыдаю! :) Как там у Вертинского было-то: "...Я верю, что в мартенах коммунизма / Всё переплавит в сталь святой огонь...." ;D

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем antonina на 04/07/08 в 13:31:46

А что Вы думали? Вот еще угадайте, какого он был происхождения, в смысле, этнического? :)

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем Ur на 04/07/08 в 14:14:47

Я теряюсь в догадках... Сын священника, гм. Уж не белый ли хорват, как Костельник?

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем antonina на 04/07/08 в 14:59:38

Нет, так далеко копать не надо. Его подлинная фамилия - Фитилев, так что, думаю, с этническим происхождением понятно. Но гораздо больше он известен под своим литературным псевдонимом. Микола Хвильовий. :)
Были у меня еще заготовлены вопросики типа: какая украинская газета и когда могла себе позволить напечатать статью с названием "Московські задрипанки" :), но уж ладно. Харьковский "Комуніст України", 20-е, автор - тот самый Хвильовий. "Український Ренесанс", "психологічна Европа", "Україна чи Малоросія". :)

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем antonina на 04/07/08 в 19:51:09

Матерь Божья. пресвятая. Вот мне и наказание за то лазание в фофудью в такой великий праздник. :)

Quote:

Итак, не хронологически, а по справедливости следует начать, конечно же, с Украины. Слово это очень древнее, в первой половине XII столетия первое упоминание в летописях. Хотя слово «украинец» появилось только во второй половине XIX в., да и то не в России, а в Австро-Венгрии — стараниями преимущественно кружка хорошо «гарантированных» литераторов во главе с Иваном Франко (а в число «гарантов» входил, например, австрийский генеральный штаб). Откровенно говоря, в этой группке не было ни одного мало-мальски заметного писателя или публициста, которого хоть кто-нибудь помнит и читает, за исключением Леси Украинки — ее настоящего таланта крупного драматурга я умалять никоим образом не хочу. Это единственная политическая дама, закладывавшая основы украинофильства и будущей украинизации.

Найдено вот здесь
http://www.wpec.ru/text/200707171630.htm

А вот еще дивное оттуда же

Quote:

русинский диалект просто гораздо меньше напичкан иностранной лексикой. Он, вообще говоря, более чистый русский, чем тот, на котором мы говорим сейчас с вами.

Ы, Ы, ы-ы-ы. Все, выдвигаю идею переучивания современных русских на закарпатский лад. Шуфрича в Кремль! Балогу - ну, куда-нибудь!!!!
Выпадаю в осадок и удаляюсь. :D

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем olegin на 12/08/08 в 00:31:00

Здесь в продолжении темы о Шерехе-Шевелеве:о его деятельности в Мюнхенском журнале "Арка". (http://www.day.kiev.ua/26618/)

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем antonina на 12/08/08 в 11:30:34

Мой самый любимый литературный период и любимейшие писатели. Вот и наш Косач мелькает. А Петров, загадочнейшая личность нашей литературы. "И было утро, и был день, день первый после МУРа"... "Не для детей" Шевелева я когда-то едва не наизусть знала.
"Пятилетняя девочка, открыв книгу, спрашивает: "Что это?"
"Это ринорит из ориньякской стоянки Мульен".
И все, никаких объяснений больше, только фраза, которую читатель, должно быть, понимает не лучше, чем маленькая Ирця".
Это начало рецензии на "Доктора Серафикуса" Домонтовича.
Пане Олег, имейте совесть. :) Мне еще до конца года нужно переделать невероятную массу работы, а Вы такую интересную тему подбрасываете. Смилуйтесь.

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем olegin на 12/08/08 в 13:33:03

on 12/08/08 в 11:30:34, antonina wrote:

Пане Олег, имейте совесть. :) Мне еще до конца года нужно переделать невероятную массу работы, а Вы такую интересную тему подбрасываете. Смилуйтесь.

Я Вас еще больше заинтригую:вот материал о Б.Осадчуке (http://www.day.kiev.ua/146765/) и совсем мы забыли о Кубийовиче.

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем antonina на 12/08/08 в 15:23:24

А разве мы не занимались Осадчуком тогда же, когда и Гедройцем?

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем antonina на 12/23/08 в 15:33:31

Кроме прочих талантов, Ю.Шевелев был наделен недюжинным чувством юмора и многие его изречения стали афоризмами.
Приехав в 1990 г. в Киев, он свою публичную лекцию начал словами: "Любі друзі! Шановні вороги!" - "Дорогие друзья! Уважаемые враги!"
Он очень не любил донцовских текстов и о "программном" произведении Д.Донцова "Дух нашої давнини" отозвался так: "Эта книга не дождалась сокрушительной критики. Ни один критик не в силах был прочитать ее хотя бы до середины".
Объясняя, почему все меньше Шереха (его литературный псевдоним), но больше Шевелева (настоящая фамилия, которой он подписывал свои научные труды) - "Начиная с некоторого возраста литература надоедает. Тогда настает время заняться лингвистикой".

Заголовок: Re: Шерех - Шевелев
Прислано пользователем antonina на 03/13/09 в 17:58:54

Возможно, покажется интересным (к вопросу о формировании языков)
http://www.geocities.com/zoltanandras83/

Quote:

Заключение

Представленный материал позволяет сформулировать некоторые выводы:

1. Использование лексических элементов западнорусского языка великорусским дипломатическим языком в общении с Западной Европой имеет более древнюю традицию, чем принято считать на основе посольской документации Московскоrо государства, сохранившейся с конца XV в. (1487–1488 гг). Та языковая практика, которая наблюдается в памятниках дипломатических сношений конца XV в. и впоследствии прослеживается на протяжении XVI–XVII вв. в документах Посольского приказа, засвидетельствована уже для языковой практики членов русского церковного посольства на Флорентийский собор 1439 г. Непревывность традиции использования западнорусского языка в качестве языка московской дипломатии на протяжении 40–70-х гг. XV в. подтверждается сохранившимися или пересказанными в летописях документами как церковной, так и государственной дипломатии. Таким образом, отмеченное исследователями наличие большого числа западнорусских слов не только в документах сношений с Польско-Литовским государством, но также с другими европейскими странами, в частности, с Германией, не является новшеством конца XV в., а продолжением традиции, сложившейся уже в первой половине XV в.

2. Западнорусский язык мог выступать в качестве дипломатического языка Московского государства в его сношениях с Западной Европой благодаря тому обстоятельству, что по историческим причинам этот язык в качестве административного языка восточнославянских областей Польско-Литовского государства стал эквивалентом средневековой латыни, употреблявшейся в качестве административного языка в других областях этого государства и в то же самое время функционировавшей в качестве языка дипломатии во всей Центральной и Западной Европе. Таким образом, под прямым влиянием латыни или, чаще всего, под влиянием ее польского разговорного субстрата западнорусский язык обогатился рядом терминов, соотносимых не только с польскими, но вообще западноевропейскими реалиями и понятиями. Близкое языковое родство (и вообще отсутствие каких-нибудь следов, которые указывали бы на отражение в языковом сознании XV в. факта распада восточнославянской языковой общности) позволило московским дипломатам воспринимать эти термины западнорусского языка как свои, великорусские экзотизмы, и использовать их для передачи западноевропейских реалий и понятий в сочинениях, предназначенных для великорусских читателей. Можно полагать, что наличие именно западнорусской экзотической лексики в великорусских текстах, рассказывающих о контактах с разными западноевропейскими странами, объясняется тем, что в этих контактах с западноевропейской стороны в качестве языка-посредника выступала латынь, а с великорусской стороны – соотносимый с нею западнорусский язык. На такую языковую практику указывает и то обстоятельство, что в московских переводах с латыни XV в. постоянно встречаются западнорусизмы.

3. Закреплению элементов западнорусского языка в языке московской дипломатии несомненно способствовало и то обстоятельство, что окончательное разделение русской церкви наступило на много позже основного политического разделения восточнославянских земель между Литвой и Москвой. Как показал анализ документов, вышедших из канцелярии последнего общерусского митрополита Ионы (1448–1461), в годы его правления и западнорусской, и восточнорусской церковью (1451–1458), в московской митрополичьей канелярии составлялись документы и на западнорусском языке. Документы эти были адресованы в большинстве случаев государственным и церковным деятелям Литовской Руси, но на основе двух западнорусских грамот митрополита Ионы, адресованных в Казанское ханство, можно предположить, что в практике митрополичьей канцелярии западнорусский язык воспринимался как язык дипломатии вообще.

4. Язык дипломатии, хотя и обслуживал специфическую сферу общения с иностранцами, не мог быть герметически изолированным от других сфер применения великорусского административного языка. Единичные западнорусские слова проникают и в те грамоты митрополита Ионы, которые адресованы в великорусские области; можно даже утверждать, что некоторые западнорусизмы, как напр., элементы великокняжеского титула господарь, отчичь и дýдичь, были введены в великорусский деловой язык сознательно. Заслуживает внимания то обстоятельство, что около середины XV в. западнорусизмы характеризуют прежде всего те московские великокняжеские грамоты, которые так или иначе связаны с деятельностью митрополита Ионы, что дает основание предположить, что к их ссставлению была причастна митрополичья канцелярия. Язык церковной дипломатии, таким образом, мог оказать влияние как на язык документов государственной дипломатии, так и на язык актов внутреннего управления.

5. Опыт – в том числе и языковой опыт – московской церковной дипломатии, накопленный начиная с участия в Флорентийском соборе, был использован, по-видимому, московской государственной диппоматией, когда Москва при Иване III завязала дипломатические контакты с рядом европейских стран. Летописные известия 1469–1475 гг., пересказывающие несохранившиеся документы дипломатических снощений Московского государства с папским двором и с итальянскими городами, однозначно подтверждают, что государственная дипломатия продолжала ту же языковую практику, которая сложилась раньше в церковной дипломатии.

6. Анализ лексики памятников московской церковной и государственной дипломатии ХV в. позволяет считать язык дипломатии важным каналом проникновения в великорусский деловой язык западнорусской лексики, в том числе прочно усвоенных западнорусским языком лексических и семантических европеизмов. Правда, большинство из анализируемых ок. 50 слов оставалось на периферии русской лексики не только в пределах XV в., но и позже, на протяжении XV–XVII вв.; они употреблялись в великорусских текстах в качестве экзотизмов, для обозначения чужих понятий и реалий. Однако позже, в начале ХVIII в., когда возникла потребность в словах, точно соотносимых с соответствующими словами западноевропейских языков, некоторые из них, как напр., право, присяга, справедливый, вошли в основной словарный фонд русского литературного языка, вытеснив или оттеснив на периферию свои традиционные церковнославянские эквиваленты. Бытование таких слов в языке великорусской дипломатии XV–XVII вв., а также в переводных памятнинах XVI–XVII вв. с точки зрения истории русской литературной лексики можно назвать их предысторией.

7. Знание предыстории таких великорусских слов, особенно тех, которые состоят из одних славянских морфем и на фоне русской литературной лексики не отличаются никакими признаками заимствованных слов, приобретает первостепенную важность при изучении межславянских языковых контактов. Как раз то обстоятельство, что некоторые великорусские слова, прежде чем стать элементами общеупотребительной русской литературной лексики, на первых порах их бытования в великорусских памятниках употреблялись в качестве экзотизмов или в составе языковых клише дипломатических документов, позволило в некоторых случаях «поймать с поличным» трудно уловимую иначе миграцию отдельных слов и лексических значений из одного близкородственного языка в другой и тем самым доказать миграционный характер некоторых великорусских слов и лексических эначений, считавшихся на основе их общеславянского распространения принадлежностью праславянского наследия, как напр., господарь > государь ‘монарх’, господарьство > государство, добровольно, доход. Выявление межславянских заимствований имеет значение как для верификации результатов реконструкции праславянского словарного фонда, так и для исторической лексикологии русского языка.