Удел Могултая - Печатать


    
      
        Удел Могултая
        (/cgi-bin/wirade/YaBB.pl)
      

        Сконапель истуар - что называется, история >> Околоистория Центральной и Восточной Европы >> Семейные хроники 16-го века
        
(Message started by: antonina на 04/03/06 в 13:00:42)

Заголовок: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 04/03/06 в 13:00:42

Всем историческиподданным ВКЛ и ему симпатизирующим посвящается

Вместо вступления
Наталя Яковенко, уже упоминающийся на страницах этого форума современный украинский историк (желающие могут познакомиться с ее трудами в сети: http://history.franko.lviv.ua и http://litopys.org.ua/yakovenko/yak.htm )
не раз укоряла своих соотечественников за слабое и весьма отрывистое знание родной истории. Чтобы доказать этот прискорбный факт, она (в сборнике «Украіна аристократична») предлагает небольшой опрос. Приведу его, лишь осмелившись заменить один из вопросов, как слишком явно выходящий за рамки описываемого – то есть литовского – периода.
1.Кто самый кровавый герой оприччины?
2.Кто возглавлял русское войско в битве на Куликовом поле?
3.Кто помог Свидригайлу сбежать из Кременецкой башни?
4.Чем прославился Фридерик из Острога?
5.Сколько князей погибло в несчастливой битве на реке Швентой (эту несчастливую реку еще называют Свентой или Святой)?
По уверениям автора, ответ на первые два вопроса затруднений не вызовет, а на все последующие ей отвечали «кому-кому», «кто-кто» и «где-где».
И вот какую печальную картину рисует Н.Яковенко, пытаясь воссоздать, мудрено выражаясь, рецепцию истории в сознании современников: заскрипели возы Батыя под Киевом, после чего наступает черная дыра, потом из ниоткуда появляются козаки с Косинским и Налывайком и история наконец-то трогается с места. Между тем, в промежутке прошло триста с лишним лет, на протяжении которых общество, государственное устройство, культура успели изменится почти до неузнаваемости.
К счастью, эта плачевная рецепция начинает понемногу меняться, по крайней мере, по отношению к нешуточным «войнам и революциям» 15-16 веков, хотя мне попадались такие перлы, как «блестящая победа Витовта под Ворсклой» и (по отношению к ВКЛ) «вторая в мире конституция после английской» - долго я поломала голову над сим оксюмороном. Но ведь люди далеко не всегда воюют, выбирают королей (президентов, парламенты), изрекают громкие фразы и т.д. – но преимущественно заняты совсем другими вещами – ведут хозяйство, ссорятся, мирятся, женятся, воспитывают детей. Та, вторая история даже представляется мне куда более интересной.
Для желающих познакомится с ней по отношению к украинским землям, входившим до конца 16 века в состав ВКЛ можно предложить «Историю украинского народа» Ал.Ефименко – очень вдумчивого историка, сумевшего под слоем нового разглядеть уцелевшее от предыдущего исторического периода, называемого ею «удельным». Вот здесь

https://www.wirade.ru/temp/Antonina/Ukranian_History.doc
(WORD)
https://www.wirade.ru/temp/Antonina/Ukranian_History.htm
(HTML)
находятся отрывки из этого сочинения, касающиеся литовского периода (на украинском языке). Пользуясь возможностью, еще раз благодарю Антрекота. А вот http://kharkov.vbelous.net/famous/fam-sci/efimenko.htm
- биография Ал.Ефименко.
Для не имеющих возможности просматривать длинный текст, расскажу, что обычное представление о литовской эпохе как о довольно темном и даже варварском периоде очень далеко от реальности. Чтобы далеко не ходить – Киев вдруг предстает не последней крепостью на границах христианства, а довольно сибаритским торговым городом, где «шелк по цене льна, перец по цене соли», предметы роскоши наличествуют в изобилии и вполне доступны даже и для простонародья.
Среди характеристик уровня жизни всегда упоминается и обычный пищевой рацион – а тут литовской эпохе совершенно нечего стеснятся. Вот, например, Никодим Янович – посол от литовского великого князя к московскому – каждый день получает от населения «телку, четверо гусей, десять курей, кроме того хлеб и мелкие кухонные вещи, цебер меда и бочку пива» (полагаю, он не сам это съедал, но и кормил свою свиту). На другом же конце общественной лестницы – сидящие в заключении в Бресте 15 московских пленников получают в неделю по два барана, по две паляницы на человека и по бочке пива. Исходя из современных рационов, я предполагала, что эта порция (два барана и бочка пива) выдавалась на всю пленную компанию, но вдруг все это причиталось одному человеку?
Оно конечно, наши предки лишены были сомнительного удовольствия вкушать гамбургеры, чипсы и прочие ароматизаторы, идентичные натуральным, но вот же они с большим старанием и тонким вкусом подбирают разнообразные пряности. Как и во все эпохи, мужчины, а еще больше – женщины – весьма заботятся о своей внешности, прежде всего, об одежде, что не раз становится причиной семейных ссор, иногда отражающимися даже и в «высшей» истории – надеюсь добраться до одного такого скандала, ставшего литературным. Несмотря на все еще суровые жизненные условия, молодежь той эпохи получала вполне приличное образование дома, а пополнить полученные знания могла в лучших университетах Европы – Болонском, Падуанском. Пражском. позже также и Краковском, причем эта возможность вовсе не была достоянием одного лишь привилегированного слоя.
И, безусловно, уровень цивилизованности эпохи очень сильно коррелирует с правами и возможностями женщин того времени. Именно эти права и возможности я собираюсь описать в следующем разделе. Пока лишь скажу, что знакомство с предметом вызвало у меня подспудное желание как-нибудь эмигрировать в ВКЛ 16-го века.
Продолжение следует

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Antrekot на 04/03/06 в 13:24:25

Ну Свидригайлу из Кременца освободил Данила Федорович Острожский.
Федько из Острога - один из литовских гуситов, там же, сколько я помню, была совершенно анекдотическая история, когда часть польско-литовского контингента "крестового похода" совершила "поворот все вдруг" и присоединилась к "еретикам".
А битва на Святой - это очень грустное дело.

С уважением,
Антрекот

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Kell на 04/03/06 в 21:42:32

«Блестящая победа Витовта под Ворсклой» - это действительно сильно! ;D
Спасибо, почитаю. Жаль, что по-украински я читаю крайне медленно... :(

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 04/04/06 в 12:05:58

Неужели я допускала, что кто-то из присутствующих этого не знает?
Тот Данило и Федько-Фридерик - братья. Погибло в той несчастной битве 48 князей. Федько был в Чехии наместником.
О блестящей победе Витовта написал Гр.Нудьга, вообще-то добросовестный исследователь. Конституция ВКЛ, вторая после английской - это улов на одном из сайтов. Там на самом деле имелась в виду конституция Речи Посполитой, вторая после американской.
Пока я соберу следующий кусок - вот еще одна закавыка. Очень распространенное женское имя эпохи - Гальшка. Были такие в роду Острожских, да и вообще - немало. Но это сокращенное имя. А кто угадает полное (чур, не знающие все на свете)
К Келлу - а, возможно, Вам попадется оригинал. Ефименко ведь писала по-русски, да и вообще была чистокровной русской, с Поморья. В дальнейшем я буду пытаться переводить цитаты.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Antrekot на 04/04/06 в 14:11:19

Кое-кто из присутствующих, то есть лично я, выяснил, что они были братьями примерно полтора года назад. До того, граждане лежали в сознании в разных "ящиках".

А Гальшка - это смешно. Спасибо, хоть не через "р", как у чехов.

С уважением,
Антрекот

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 04/05/06 в 12:36:46

Чехи вообще мастера на похожие штуки - линия Маргарита-Малгожата-Маркетка чего стоит. А представляете- литература времен королевы Гальшки. :)
Антонина

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 04/07/06 в 13:31:21

Основной текст
Все-таки сделаю одно уточнение. Место действия большинства того, что будет (надеюсь) описано далее – Волынь, т.е. часть украинских земель, перешедшая в конце 16-го века из состава ВКЛ к собственно Польше, а время действия – непосредственно предшествует переходу или почти сразу же после него.
Вопреки многочисленности мнений о только пагубных последствиях данного перехода, полностью согласиться с этим трудно – на общество оно произвело также и оживляющее воздействие. У Грушевского есть даже красочное сравнение с впавшим в летаргический сон организмом, который вдруг стремительно начинает пробуждаться и совершать весьма активные действия. Но, как бы то ни было, в описываемый период изменения еще только начались, так что попробую я хотя бы упомянуть о юридических основаниях общественной жизни. Благо есть на что опираться – Первый и Второй Литовские Статуты 1529 и 1566 г.г. уточняли место каждого человека в обществе. В обеих этих Статутах была закреплена провозглашенная в 1447 г. неприкосновенность личности от ареста, заключения и лишения имущества без решения суда. Этот закон был впервые в европейском законодательстве сформулирован в Англии (Великая хартия вольностей, 1215 г. – пришел к нам довольно рано, народы ВКЛ, оказавшись в составе Российской империи должны были ждать его повторного введения до 1905 г.). Правом неприкосновенности личности пользовались все свободные сословия ВКЛ. На них всех также распространялось близкое по юридическому смыслу право свободного въезда и выезда из страны.
Но мне интереснее были те законы, которые регулировали семейный быт, в частности, права, предоставляемые женщинам. Как писал Орест Левицкий – мой проводник на будущее «…по смыслу Литовского Статута женщина считалась всю жизнь состоящею в опеке: до замужества ее опекали родители или (после их смерти) близкие родственники; в замужестве – муж, в вдовстве – нарочитые опекуны». Ничего веселого. Но читаем дальше «Но жизнь уже тогда опередила это патриархальное воззрение на женщину, как на полуправное существо (…) и весьма мало с ним считалась. (…)Литовский Статут весьма мало ограничивал гражданскую правоспособность женщины, в полной мере признавал за нею права имущественные, право вступать в обязательства и сугубо охранял ее жизнь, здоровье, честь и личную неприкосновенность». Преступление против женщины, независимо от сословной принадлежности ее, наказывалось в двойном размере.
Статут 1529 г. определял срок совершеннолетия – 15 лет для женщины, 18 для мужчины. С этого возраста девушка не только становится владетельницей наследственного имущества в случае сиротства, но может иметь отдельную собственность при жизни родителей. Имущественные права незамужней женщины были почти те же, что и права неженатых мужчин. Лишь в наследственном праве закон полагал резкое отличие между полами, что согласовывалось со строем государства, основным принципом которого было «земля в обмен на военное служение». Но и тут была тьма исключений и возможностей обойти закон.
О свободе вступления в брак
« Было время, когда древнерусские, а по их примеру и литовские князья активно устраивали браки своих подданных, сочетая их по своей воле и усмотрению, но уже Сигизмунд І (Старый) решительно отрекся за себя и своих преемников от этого патриархального права и внес в Литовский Статут 1529 г. торжественное обещание: вдов и девушек не выдавать замуж против их воли». Бывали ли здесь исключения? Да, бывали, и по горькой иронии судьбы так случилась трагическая история княжны Гальшки Острожской – по мнению современников, внучки того самого короля. Но это уж был со всех точек зрения исключительный случай – надеюсь рассказать о нем подробнее.
Но ладно, великий князь далеко, а более весомым могло оказаться мнение родителей или опекунов. «…в Статуте заключалось постановление, что девушка, вышедшая замуж «без воли отцовской и матчиной», а сирота-без воли родственников-опекунов, лишалась права на получение приданого и теряла наследственные имения, но прямого запрета не было и законность таких браков не подвергалась сомнению». И более того – закон предусматривал случаи, когда девушка могла заявить о препятствиях ее свободному произволению со стороны опекунов или даже родителей в гродском суде, получить от суда дозволение на замужество и не подвергалась тогда никаким имущественным ограничениям. В конце 16 века полностью исчез обычай сговора малолетних, как явно противоречащий духу времени. Встречались, однако, попытки «протащить» этот обычай, отразившиеся в актах судебных процессов – и к этому еще вернемся.
Не имея возможности подробно описать все особенности заключения брака, скажу лишь, что закон отдавал решительное предпочтение светскому обряду перед церковным венчанием, последнее даже, случалось, игнорировалось вовсе.
Права женщины после замужества
Началу свадебного обряда обычно предшествовало вручение жениху приданого невесты и выдача женихом невесте «веновой» записи, обеспечивающей ее приданое. Уточнение: приданое приносилось не мужу, но семье, оно рассматривалось как паевой капитал, вносимый женой на предмет устройства новой семьи, в случае прекращения брака из-за смерти одного из супругов или развода капитал подлежал возврату: в случае смерти бездетной жены он возвращался в ее род, в случае вдовства – ей самой, и она могла им распоряжаться по своему усмотрению. «Веновая» запись должна была обеспечить означенный капитал от растраты. Но и тут есть любопытное уточнение – почти во всех «веновых» записях ценность приданого обеспечивалась в двойной сумме, как того требовал и Статут. Это называлось «записать вено с привенком». «Оправа вена» имела назначением имущественное обеспечение жены на случай ее вдовства. При жизни мужа жена имела на такое имущество права залогодержателя (т.е. без ее согласия оно не могло перейти в чужие руки), хотя он имел право на участие в управлении имением подобного рода.
Ор.Левицкий заключает «…как ни судить об имущественном положении женщины, нельзя его признать малообеспеченным».
К этому же: находясь в замужестве или вдовстве, женщина имела неограниченное право приобретать всякого рода имущество, могла его дарить, продавать и закладывать, вступать в обязательство, вести судебные иски (была такая любопытная группа женщин, именуемых «сутягами»).
Совсем феминистский выверт – вступая в брак и принимая фамилию мужа женщина удерживала также свое родовое фамильное имя (по-современному девичью фамилию) и даже чаще была известна под этим именем. Например, Ганна Борзобогатая-Красенская, Ганна Соколивская, Ганна Монтовт (что это – все Ганны, вот для разнообразия) Гальшка Острожская, Олена Копоть, Софья Чарторыйская – это все родовые имена.
Вообще же идеал женщины описывался трогательными словами Станислава Радзивилла «она мне милым товарищем, а не слугою была». Не удивительно, что подобные брачные союзы отличались прочностью. Тем не менее, бывали и прискорбные исключения, когда неизбежным оказывался развод.
О разводах
Само право на расторжение брака не столько возникло путем общественной эволюции, сколько было унаследовано от времен начального периода русской истории (крайне любопытно было бы сравнить с аналогичными обычаями в Московской Руси, надеюсь на сотрудничество). Тот же Орест Левицкий полагает, что закон попросту должен был обеспечить цивилизованный развод при потребности – иначе несогласные и оба весьма дееспособные супруга поубивали бы друг друга, и еще неизвестно, кто успел бы первым. И без того случались такие инциденты, как с Ганной Монтовт и Настасьей Пузиной, обвиняемых в отравительстве и похоже, что небезосновательно. А вообще-то развод производился судом, судьи же придерживались таких воззрений: 1) непременным условием развода является обоюдное согласие; 2)несогласная жизнь супругов признается вполне достаточной причиной для расторжения брака (это и наиболее частая причина); 3)развод мог совершаться и без участия духовной власти; 4)обе стороны предоставляли друг другу право вступать в брачные союзы с другими лицами; 5)если у разводящихся супругов были дети, то они распределялись между отцом и матерью по взаимному их соглашению.
Кроме несогласия супругов причиной развода могла стать болезнь – но тогда о расторжении брака мог просить только заболевший, перемена вероисповедования одним из супругов, отсутствие одного супруга в местожительстве другого (нередко, если вспомним характер эпохи с татарскими набегами да и прочим). Но вот что любопытно – прелюбодеяние отсутствует в числе формальных причин развода. Поначалу я думала, что судьи, умудренные опытом, придерживались мнения, что от хорошей жизни никто смотреть в сторону не будет и первичной причиной полагали все-таки несогласие между супругами. Но дело еще проще – прелюбодеяние по Статуту считалось тяжким уголовным преступлением и каралось смертной казнью. Поэтому суды вообще старались не принимать такие дела к рассмотрению (так произошло с Ганной Монтовт) и разными способами вынуждали таких супругов разводится «по человеческим причинам».
Словом, выглядит все вполне даже по-вавилонски (если я правильно поняла этот термин, вот когда-то наберусь смелости и расспрошу подробнее). Не забудем, однако, что именно свобода разводов – наряду с прочими, куда менее извинительными отступлениями от нормы – ставилась потом в упрек православной церкви и стала одной из косвенных причин всех последующих пертурбаций – с унией и ее последствиями включительно (конечно, это лишь одна и не самая важная причина). Так что в конце просвещенного века нас исправно ждет гильотина… :(
Но, чтобы все выглядело веселее, в качестве награды всем вытерпевшим эту юридическую казуистику – расскажу еще
Как ухаживали в 16 веке
«Обычай дозволял, чтобы молодой человек свободно посещал дом, где наметил себе панну по сердцу, и «учтиво старался о еи хуть и милость». В чем именно выражалось это «старанье», можно отчасти видеть из другого акта, заключавшего в себе жалобу отвергнутого жениха, что он, «стараючись собе о приятеля до стану святого малженского, немалый кошт и утрату поднял, упоминки панне даючи и отсылаючи». Это «учтивое старанье» нередко принимало форму изысканного ухаживания за дамой сердца по всем рыцарским правилам. Из одного судебного дела конца 16 в. мы узнаем такую подробность: луцкий мещанин, желая доказать любимой женщине силу своей страсти и тронуть ее сердце, однажды на ее глазах бросился с моста в р.Стырь во время весеннего разлива, а в другой раз «за здоровье ея» топором отрубил себе палец на левой руке. Если в мещанской среде любовная эксцентричность достигала иногда таких пределов, то тем чаще могла она встретиться у дворян, посещавших чужие страны и усвоивших рыцарские обычаи».

Ну, а дальше осталось лишь рассмотреть, что же выросло на такой многообещающей почве. Тут неоценимой помощью являются документы Луцкого архива, которому повезло несколько раз – в том, что хранимое там уцелело во время многочисленных катаклизмов, и в том, что с этими документами работали замечательные исследователи – на рубеже 19-20 в. уже упоминаемый Орест Левицкий («Архив Юго-Западной России, издаваемый комиссиею для разбора древних актов, состоящей при Киевском, Подольском и Волынском Генерал-Губернаторе, Киев, 1909», а также многочисленные рассказы - «Пашквіль», «Пан Сенюта», «Ганна Монтовт»), а в наше время – Григорий Нудьга (среди прочего – очень интересная повесть «Не бійся смерті»).

С благодарностью ко всем прочитавшим - Антонина

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 04/13/06 в 13:07:37

Хто йдеш мимо, стань годину
Заранее предупреждаю, что и в этом, и в большинстве последующих эпизодов мы крайне редко встретим королей, вельмож и вообще сильных мира сего. Если же вас это не пугает – тем лучше. Как мы увидим, рождение даже в полукоролевской семье отнюдь не гарантирует счастливой жизни, под сводами дворцов кипят те же страсти, что и под соломенной стрихой, а с литературной точки зрения – что ссора между королевами Брунгильдой и Кримгильдой, что между бабой Палажкой и бабой Параской. Наш же случай по социальному положению участников пришелся бы как раз на середину расстояния между разъяренными королевами и сварливыми бабами.
Начну я, пожалуй, с кульминации, то есть с весеннего утра в Луцке в 1575 г., аккурат после большого храмового праздника Ивана Богослова. Несмотря на свое столичное звание, унаследованное от удельного периода, Луцк в это время – довольно спокойный провинциальный город с размеренным ритмом жизни: ночью никого на улицах не встретишь, а сейчас даже сторожа, которой надлежало охранять город от нападения татар, придремала, надеясь на защиту святого. Тем более были удивлены добрые лучане, встав по обыкновению рано и увидев около городской брамы, а также в тех местах, где обычно вывешивали королевские и правительственные универсалы, листки бумаги, исписанные стихотворными строками. Начали читать – и кто улыбнулся, кто засмеялся, а многие начали переписывать. Словом, город вдруг проснулся и оживился…
В некий дом в центре Луцка вбежал взволнованный приятель – или, скорее, приятельница, требуя вызвать хозяйку дома, а в оправдание столь раннего визита показывая собственноручно сорванный листок. Пани господыня, прочитав, хватается за сердце. Вызывается муж, посланы слуги за тестем (поздно – он уже знает), другие же слуги – срывать крамольные листовки. Тоже поздно – лучане успели кто запомнить, кто и переписать.
Наконец на совещание собирается весь клан, все родственники – кроме двоих. В разговорах то и дело повторяется слово «пашквиль». Значит, ситуация отчасти знакома, с кем-то такое уже случалось. Но чтобы здесь, в родном городе, в собственном доме так ославили? И кто – этот голодранец – мужнин брат, и гордячка – невестка? Так отплатили за доброту!
А теперь, как водится, вернемся к началу – к одному из родоначальников упомянутого клана Журавницких-Борзобагатых Марку Журавницкому.
Он происходил из давнего боярского рода, переселившегося из Киевщины на Волынь. Свою фамилию (в некоторых источниках – Жоравницкий) Марко получил от села Журавников, доставшихся ему вследствие брака с Ганной Барсук (или Барсан). Как его звали раньше – неизвестно. От этого брака у него родилось 5 детей. Младшие ничем особым не прославились и в нашей истории фигурировать не будут. Средний – второй по старшинству – Михайло сделал неплохую карьеру. Поучившись в Краковском университете, он стал королевским секретарем в Варшаве и женился на сестре Станислава Жолкевского, того самого, который разгромил наливайковцев, а позднее погиб под Цецорой. В таком взлете ему, наверное, помогал дядя, брат Марка, тоже Михайло (Свинюский, не удивляйтесь, что у братьев разные фамилии), который уже до того был королевским секретарем. Но главными героями у нас будут старший сын Олександр и третий Иван. Они с детства отличались полностью противоположными характерами – насколько старший был спокойным и выдержанным, настолько младший – вспыльчивым и вечно влипающим во всякие истории. Мальчишкой, обучаясь в монастыре, он за какое-то наказание так разозлился на учителей, что поджег монастырь. В более старшем возрасте в ходе ссоры тяжело ранил противника Исследователи Ор.Левицкий и Гр.Нудьга, писавшие об Иване, считают, что это был религиозный спор. А писали, надо сказать, об Иване немало – несмотря на все свои странности, он был очень одаренным и вообще незаурядным человеком. Старший же, наоборот, спокойно учился, спокойно женился на дочери луцкого войта, а позднее владыки Ивана-Ионы Борзобагатого-Красенского Ганне, спокойно же стал луцким ключником, ему поручали важные государственные работы.
Тесть Олександра был человеком примечательным. Начав свой жизненный путь простым мещанином, он как-то удивительно быстро разбогател. Борзобагатый, кстати, это прозвище, почти в точности соответствующее понятию «нувориш» или, если угодно, новый русский. Таких людей обычно не любят, не был исключением и Иван-Иона. Правда, причин для неприязни у современников Борзобагатого хватало, войт и владыка одновременно был заядлым вымогателем, я еще напишу о его подвигах. В описанное время Борзобагатый владел 34 деревнями, 4-мя городками, десятком церквей, да и кроме того был очень богатым человеком. Своего сына Василя он женил на рожденной хоть в обедневшей, но в княжеской семье Ганне Сокильской (если учесть, что жена Михаила – она же сестра Жолкевского тоже Ганна, то в этой истории просто несусветнее количество Ганн. По возможности я буду называть их и по фамилиях тоже). Эта Ганна Сокильская была настолько колоритной личностью, что без нее эпоха утратила бы половину красок, не посвятить ей отдельного поста – лишь Бога гневить. Ну а золовка ее Ганна Борзобагатая… Брак с Олександром был у нее вторым, от первого брака у нее была дочка Настя Гулевычева. Неясно, развелась Ганна с первым мужем или овдовела. Относительно же ее моральных качеств, гм. Эта история сделала ее одиозной личностью на четыре сотни лет, так нельзя ли пожалеть бедную женщину? Была у нее одна слабость, довольно распространенная и даже в прямом смысле слова мирная, особенно сравнительно с обычными развлечениями ее невестки и тезки Ганны Сокильской – дочь владыки любила красиво, модно и дорого одеваться. Принадлежа к тому большинству женщин, которые зачастую развеивают депрессию от разного рода горестей рассматриванием и примериванием шмоток – я камнем в Ганну не брошу, но лучане, которым прямо или косвенно приходилось оплачивать ее наряды, смотрели на это несколько иначе.
Боюсь, что за такой массой новых родственников мы несколько забыли об исходном пункте – т.е. о Марке Журавницком. А в его жизни тоже происходили немалые перемены. В 1561 г. освободилось место луцкого и острожского владыки. Марко к тому времени овдовел и богатые и влиятельные родственники (наверное, брат Михайло и сват Борзобагатый) выхлопотали ему место владыки.
Задавшие себе труд прочитать отрывок из Ал.Ефименко уже знают, наверное, о весьма своеобразной практике того времени раздавать духовные должности в православной церкви светским лицам. Последствия у этой традиции были самые печальные – такие «духовные» не имели ни наклонностей, ни призвания к церковному служению, получив свою должность за деньги, они и рассматривали ее как источник доходов. Именно это навлекло потом на православную церковь столько упреков, став причиной ее деградации и всех позднейших катаклизмов в куда большей мере, чем довольно безобидное разрешение разводов.
Но что касается именно Марка Журавницкого, то выбор был удачным. Новый владыка, прозванный «нареченным», так как он не пожелал высвятится, был умным, хорошо образованным и вполне успешно управлялся со своей паствой. Но так и остался приверженцем светского образа жизни, не пожелал даже одежду переменить на подобающую духовному званию. Забегая вперед, скажу, что и похоронить себя он приказал в кунтуше и с саблей. Такая оригинальная ситуация длилась 8 лет.
Наверное, Марко умел снискать себе симпатию современников, потому что все это ему прощали. Зато его свату, который точно таким же образом стал владыкою владимирским, не прощали ничего. Оно правда, что Борзобагатый весьма отличался от некорыстолюбивого Марка. Своих подчиненных и светских, и духовных он обирал, поборы были обычным делом, с непокорными же священниками поступал так: приказывал запирать и запечатывать их церкви накануне великих праздников и не открывал, пока не получал мзды. Не странно, что такой образ действий создал ему множество врагов, он несколько раз попадал под королевскую инфамию и едва успевал выкупится. Интересно, как относился к подобным подвигам свата Марко, имеющий репутацию человека честного и справедливого. Что тут сказать – мне приходилось встречаться с такими людьми, которые сами никоим образом не нарушали закон, но если это делал кто-то другой, то с чистой совестью пользовались последствиями (даже знаю такую кошачью чету – она вороватая, он же ни к чему чужому не притронется, но если кошка что-то украла и утащила под стол, он ест за милую душу). Может, и здесь произошло что-то похожее.
Между тем на Борзобагатого и на весь клан наползали грозные тучи – у него нашелся не менее хитрый и пронырливый соперник - владыка холмский Феодосий Лозовский. Он сумел откупить в 1565 г. владимирское владычество. Пока Борзобагатый хлопотал у короля о возврате хлебного места, Лозовский взял резиденцию владыки, в которой в это время пребывали Василь и Ганна (Сокильская) в форменную осаду. Ганна, согласно своим наклонностям, оборонялась очень успешно, но силы действительно были неравные и им пришлось сбежать чуть ли не по тайному ходу. Передохнув, беглецы внесли жалобу в гродские книги Луцка и выехали в столичное Вильно искать справедливости. Вместе с ними, как полагает Гр.Нудьга, мог выехать и Иван. Ему в то время около 30 лет, но он все еще остается человеком без определенных занятий. Мы даже не знаем, получил ли он образование и где, предполагается, что в уже упомянутом Краковском университете. Поездку с родственниками он мог считать лыцарским долгом, особенно по отношению к Сокильской. Надо сказать, напрасно, Ганнуся вполне могла постоять за себя и в посторонней защите не нуждалась. Второй же возможностью оказаться «у Вільні, городі преславнім» была поездка с братом Олександром, поскольку мы обнаруживаем там почти весь клан. Вильно, кстати, доживало свои последние столичные дни, тем не менее это был большой, просвещенный, кипящий жизнью город.
Пока родственники добивались встречи с королем, Иван неожиданно уладил свои сердечные дела. Его избранницей стала молодая и красивая панна, сирота Олена Копоть, воспитывающаяся своим дядей Василем, хорошо образованным, хоть и не высокородным. Предполагается, что он работал в королевской библиотеке, там познакомился с Иваном (наш авантюрист питал немалую склонность к книгам) и привел его к себе в дом. Олена пленила сердце Ивана не только красотой, но и образованностью, а также безусловным стихотворным талантом (Гр.Нудьга приписывает ей авторство акростихов и даже прообраза знаменитой «Волыночки» - по-настоящему прекрасной народной песни). В то время, как миссия Борзобагатых не увенчалась успехом – владычество так и осталось за узурпатором – Иван возвратился домой обрученным. Вскоре состоялась и свадьба.
Счастье влюбленных едва не омрачил один мелкий, но досадный эпизод. После венчания «по доброй ночи» супруг обязан был сделать ценный подарок новобрачной. Этот подарок рассматривался как благодарность невесте «за целомудренное хование» (по-простому, за сохранение девственности) и если бы Олена его не получила, люди могли Бог знает что подумать. Надо ли удивляться, что у Ивана, при его бурном образе жизни, подобающей вещицы не нашлось. Выручила его невестка Ганна (Борзобагатая), отдав Ивану для вручения жене красивый золотой крестик на цепочке, доставшийся ей от отца. Знали бы они, что из этого получится…
Отношения между двумя женщинами, как это часто бывает, оставляли желать лучшего. Олену тяготило положение бедной родственницы, Ганна же считала невестку гордячкой и задавакой, что не приличествовало ни ее незнатному роду, ни убогому приданому. Но к женским ссорам прибавились и мужские несогласия. Умер Марко, братья разделили наследство (луцкое владычество досталось Борзобагатому), и как-то так получилось, что Иван почел себя обойденным. Так ли было на самом деле, сказать трудно. Все это колотилось лет 9, то затихая, то оживая вновь, и наконец, перешло в настоящую бурю, разразившуюся именно на том, роковом во всех смыслах слова, празднике во время банкета в доме владыки.
У нас остались свидетельские показания о ходе событий, но восстановить истинную картину не так легко, так что это – в значительной мере предположение. Достойные гости, среди которых, конечно же, были и Иван с Оленой и Ганна с Олександром, начали разговор на тему, которая в Украине всегда популярна, вне зависимости от времени, возраста участников, их социального положения и прочая – о политике. На шедшую фоном и уже вполне привычную женскую перебранку никто не обращал внимания, благо поговорить было о чем – Польша как раз снова осталась без короля (Генрих только что сбежал). Обсуждали, я думаю, сравнительные качества претендентов. Тут кто-то вспомнил, что нет сейчас правителя и в Турции, умер злокозненный султан Селим. Увы, если ссора висит в воздухе, повод для нее найдется. Казалось бы, где Стамбул, где Луцк, а поди ж ты…Кто-то из гостей, похоже, Иван, напомнил об особо вопиющем злодеянии покойного султана: он имел обыкновение накануне христианских праздников запирать храмы и не позволял их открыть, пока не получал требуемой платы. Таков же, насколько мы помним, был образ действий достойного владыки, что Олена не преминула напомнить его дочери. Поскольку Олена как раз надела тот злосчастный крестик, Ганна, разозлившись, ей и выдала – осуждаешь моего отца, а если бы не его и моя доброта, то нечего б тебе было даже на шею повесить. Ну, какой взрыв эмоций это вызвало у Олены – сами догадайтесь, в ответ она припомнила Ганне криминальное дело о фальшивых деньгах, в которое, оказывается, были замешаны и отец, и дочь Борзобагатые и посоветовала невестке приготовиться к встрече с судьями, а то и с палачами. Перепалка перешла в драку, Олександр, не надеясь угомонить жену, попросил брата унять Олену – она младше, пусть сотворит покору. Но тут Иван вспомнил все время грызущее его дело о разделе отцовского наследия… Окончилось тем, что Иван и Олена оставили дом владыки в крайней степени раздражения. Наутро появились злосчастные листки.
И вот мы снова возвратились к исходному пункту. Собрался клан Борзобагатых – т.е., кроме главных действующих лиц, Василь со своей княжной и еще одна дочь владыки Марухна Рогозенская с мужем. В личностях злоумышленников сомнений почти нет (неожиданная деталь, всплывающая из судебного дела – Иван с Оленой уже, оказывается, писали хулительные стихи, причем на заказ, а заказчиком был сам Борзобагатый), но как доказать преступление и, главное, в чем обвинять – такого преступления, как писание стихов, Статут не предусматривает.
На первый план неожиданно выдвигается доселе незаметный Василь, оказывается, классный юрист. Он нашел подходящий закон «Libellus famosus», принятый в 1570 г. Он же подбрасывает и такую идею – если Иван с Оленой и сами все написали и переписали, то не могли они также управиться все это развесить по городу, стоило бы прижать слуг. Так и поступили (ведь Олександр и Борзобагатый – фактические хозяева города), слуги под киями сознались в соучастии, сославшись в оправдание на свою неграмотность, после чего их отпустили. Имея уже полную уверенность в личностях преступников, мстители все-таки застряли в мертвой точке – согласно Литовскому Статуту, свидетельство слуги против его пана не считалось законным. Дальше придумываются прожекты, один невероятнее другого. Обиженная Ганна лежит в кровати, отказываясь принимать пищу, пока не будет восстановлена ее честь. Олександр не смеет заступиться за мятежного брата, ограничиваясь тем, что отклоняет самые крайние варианты. Владыка предлагает проклясть Ивана с церковного амвона и отлучить от церкви. Идея оказывается неудачной – со времен Пйотриковского сейма (1562-1563 г.г.) церковное проклятие не влекло за собой никаких юридических последствий. Да и проклинать Ивана не за что, никаких церковных правил он не нарушал.
Ганна Сокильская предложила, сообразно своему характеру, силовое решение проблемы – собрать побольше вооруженных людей, захватить Ивана вместе с женой и держать в заключении, пока прилюдно не покаются. «Но этой слишком смелой советчице муж ее, королевский секретарь и настоящий юрист, сейчас же объяснил, что за такой поступок, учиненный в столичном городе да и еще во время interregum (безкоролевья), когда действует чрезвычайное право и судят «каптуровые суды» можно заплатить головой, а самое меньшее – заработать баницию». Но что-то ценное из этой идеи извлечь можно – нужно сделать так, чтобы это сделал сам Иван, а уж потом припугнуть его соответствующим наказанием.
Читавшие о нравах польской шляхты в середине 17-го века и позже помнят, что не особенно тогда пугались баниции и даже знают исторический анекдот об известном ворохобнике, сшившим себе кунтуш из королевских указов об изгнании. Но, во-первых, это фокусы магнатов, во-вторых, и время еще не то. Для небогатых шляхтичей, таких, как Иван, баниция была страшным наказанием, Ор.Левицкий объясняет, что если изгнанник на протяжении 12 льготных недель не успевал или оправдаться, или сбежать, то его имущество или конфисковалось или переходило в руки наследников, сам же он будто бы исключался из числа живых людей, должен был оставить дом и семью, за ним не признавалось никаких гражданских или человеческих прав, кто угодно мог его убить, не неся за это никакого наказания, за оказание какой-либо услуги баниту грозило наказание опять-таки баницией или даже казнью. (Любопытно, термины «бан» и «баниция» как-то между собой связаны?).
Если родственники Ивана хотели действительно подвести его под такую тяжелую кару, то они заслуживали безоговорочного осуждения. Но оказалось, что Ивана даже и провоцировать не нужно. В самый разгар совещаний Ганна Борзобагатая вдруг получила, притом через посредничество судового возного, «цидулу одповидную» от ненавистного родственника. Вот ее текст:
«Пані Жоравницка! Добре наслухалися вуха моі од многих зацних людей, іж ти, не памятаючи боязні Божої і повинності християнськоі, з природноі злости своеі, мене на учтивості моій кривдиш і тое задаеш, чого на мене, чоловіка учтивого, ніколи довести не можеш; а не маючи на тому досить, служебників моіх ловити кажеш, биттям і вязненням іх мордуеш, на здоровя мое стоіш і мужа свого до того примушаеш, хотячи мене позбавити горла, чого вам Бог справедливий ніколи не допоможе. Проте одповідаю тобі, іж я за тую кривду і зелживість ні на чому іншому, одно на горлі твоім шукати і мститися буду. Відай о тім і не безпечайся ні в дому, ні в дорозі, ні в церкві, ні на бесіді; зорі не досипай, бо не відаеш, відкіль тебе лихо спіткае. За тим ся Пану Богу поручаю. Ян Жоравницький, рука власна.”
(Текст кажется слишком осовремененным, но тут уж ничего не поделаю, так он напечатан во всех доступных мне изданиях).
Нужно объяснить этот несколько странный обычай. Такова была тогда общепринятая форма объявления вражды. Литовский Статут строго запрещал подобные вещи, но только на бумаге, поскольку чаще всего сам похваляющийся приходил в гродский уряд, открыто заявлял о своем намерении мстить кому-то и просил дать возного, чтобы тот официальным порядком вручил этой особе «цидулу одповидную». Как ни удивительно, именно так «уряд» и поступал. Получивший такую «цидулу» тут же отсылал ее, вместе с жалобой, обратно в уряд, а сам обычно запирался у себя дома, пока родственники или друзья не помирят его с врагом или не раздобудут ему «заручное письмо», которое сразу же формальным порядком через возного вручалось противнику. В таком письме нахвальщику строго запрещалось осуществлять свое злое намеренье и впредь на него возлагалась «денежная зарука», которую он должен был уплатить в королевскую казну, если бы нарушил запрет. Оказывается, у старшего брата уже есть такое письмо – ссора была далеко не первой, правда, подписанное еще предыдущим королем Жигмонтом-Августом, но нового письма раздобыть было невозможно за отсутствием короля. Так что отправили Ивану старое письмо. Возный застал Ивана Журавницкого на дворе, где как раз строгали какое-то дерево. Иван прочитал письмо, поднял с земли треску и сказал примерно следующее – от трески больше пользы, чем от того письма, потому что и король тот умер, и его право умерло. (Вот какое наследство ожидало Стефана Батория!)
Некоторое время Ганна и впрямь просидела взаперти. Но время было горячее, приближался сенокос, а также пора собирать червець (особого рода насекомых, из которых делали тогда пурпурный краситель, позднее вытесненный американской кошенилью). Так что Ганна не выдержала и временно перебралась в село Журавники, которое было предметом спора между братьями Журавницкими. К тому же, у Олександра возникла срочная надобность съездить в Гданск – обанкротился купец Ганус Копф, бывший контрагентом тестя и зятя, необходимо было спасать уцелевшее имущество. Уезжая, Олександр просил жену поскорее возвращаться домой. Но несчастная судьба захотела так, чтобы Ганна таки не успела управиться – и вдруг обнаружила, что ее усадьба окружена большим отрядом вооруженных людей во главе с ненавистным деверем. Сопротивление было бессмысленным, через час Ганна и ее дочь Настя уже сидели взаперти в коморе, а Иван распоряжался в усадьбе как дома. Позже мать и дочь жаловались на то, что во время штурма их «побили и потурбовали» (Иван объяснял, что это воздаяние Борзобагатой за избитых слуг), но уже на следующий день их отпустили.
Услышав о приключении дочери, владыка начал собирать целое войско и даже будто бы приказал снять с башни Луцкого замка пушки. Но сын Василь удержал отца, объяснив, что вот теперь Иван уже в их руках и ответит за все злодеяния разом. Быстро начали судебное дело, но Иван на суд не явился, придравшись к какой-то ошибке во врученном ему вызове в суд. Журавники же, по объяснению Ивана, от отобрал, как принадлежащую ему по праву часть отцовского наследия. Суд не принял объяснения и издал такой декрет: Иван должен немедленно возвратить брату отобранное имущество, Ганне заплатить компенсацию (2800 коп) за моральный и физический ущерб, за то же, что Иван оскорбил суд и «учинився праву посполитому непослушним» - донести обо всем королю и требовать все той же баниции. Но, как помним, короля нет. Учитывая это, суд добавляет такой артыкул – чтобы не случалось впредь такого, что «укривджений плачетъ, а кривду чинячий веселиться» - просит будущего короля дать суду право впредь самому наказывать преступников изгнанием.
В этот раз недолго веселился «кривду чинячий». В декабре 1575 г. наконец окончилось всем надоевшее безкоролевье – Стефан Баторий твердой рукой принялся наводить порядок в разбрыканном королевстве. Очень быстро мятежный поэт понял, что шутки окончились – новый король сразу же подтвердил решение суда об изгнании. Итак, пока не окончились льготные 12 недель, Иван обратился к высокопоставленному родственнику – Ст.Жолкевскому, бывшему в приятельских отношениях с коронным подканцлером Яном Замойским – прося его о посредничестве и о примирении с братом. Как ни странно, будущий душитель наливайковцев и противник турков всерьез занялся посреднической миссией (объяснив заодно Ивану, что времена поменялись и король намерен укротить шляхетское своеволье) и сам приехал в Луцк. Тут оказалось, что Борзобагатые не держат зла на Ивана за нападение на Журавники и охотно простят его после возврата имения, но вот за проклятые стихи, не дававшие Ганне покоя, Иван, а вместе с ним и Олена, должны просить прощения отдельно. Собрались полюбовные судьи – по четыре от каждой из сторон. По всем спорным пунктам довольно скоро был достигнут консенсус – Иван согласился возвратить брату отобранное имущество, как наказание за своеволие ему присудили отсидеть в замке три часа (долго спорили, где – в погребе, для особо опасных преступников или простолюдинов, или на ганку – для более почетных узников, наконец, сошлись на втором). Остался лишь один несогласованный артикул – все те же проклятые стихи.
Ганна, как пострадавшая сторона, требовала извинения в самой унизительной для Ивана и Олены форме (кстати, Иван взял почти всю вину за стихи на себя, утверждая, что Олена лишь помогала с рифмами и названиями деталей одежды, но Ганна не поверила) – они должны были плюнуть на писание, сказать «брехали-смо яко псы» и чтобы все это произошло прилюдно, во время судовой сессии, когда съедется шляхта со всего уезда. Два дня шли упорные споры. Иван и Олена заявили, что лучше они всей семьей пойдут в изгнание, чем так унижаться, но тогда уже весь мир узнает, как поступили Борзобагатые со своими родственниками. Может быть, именно это рассуждение подействовало на жаждавшую крови Ганну и была принята более мягкая форма извинения.
По этому поводу Ор.Левицкий пишет, что этот обычай принесения извинения, названный им варварским, со временем отнюдь не умягчился, наоборот, клеветник после совершения уже описанных действий должен был стать на четвереньки, так залезть под стол или лаву и несколько раз пролаять по-собачьи, «отщекивпая» свою клевету.
Как раз через две недели и происходили «рочки» (сессия) Луцкого гродского суда и собралась на них шляхта из всего воеводства. Обычно сеймиковые заседания происходили в самом просторном здании города – катедральном соборе. Но, поскольку во время предыдущего сеймика дискуссии приняли настолько пылкий характер, что собрание окончилось общей баталией, во время которой помещение собора сильно пострадало и было осквернено кровопролитием (мне это живо напомнило собрание чародеев на острове Тенедд у Сапковского), то луцкий бискуп Ян Андрушевич сообщил шляхте, что больше не позволит ей собираться в костеле. Поэтому соймиковое собрание происходило в «судебном доме» в замке, а гродский суд перенес свои заседания в притвор церкви св.Ивана Богослова. Как это обычно происходит и сейчас, любопытная публика все время перебегала то туда, то сюда. Делом, возбуждающим всеобщий интерес, было примирение панов Журавницких. Все еще пребывающий в Луцке Жолкевский напомнил присутствующим о сущности спора и прочитал примирительный акт. Жолкевский также просил Ганну освободить деверя от сидения в веже, но она не только не согласилась, но еще и потребовала права, как пострадавшая сторона, сама засадить туда узника. И вот в сторону башни двинулась процессия, во главе которой шел старостинский слуга, лязгая ключами, за ним – Ганна, ведя за руку осужденного, а следом – масса любопытных. Через минуту узник уже выглядывал из окна башни, а публика приветствовала его смехом и шутками. В связи с нетерпением зрителей, Ивану не пришлось даже отсидеть положенный срок полностью – уже через час брат сам вывел его из башни.
Наконец наступил последний акт – извинения за пашквиль. Дрожащими руками взяла Олена «картку» с уже согласованным текстом и, вслед за мужем, одними губами, а не голосом, произнесла «прошение», в котором утверждалось, что пани ключникова никогда не делала того, в чем ее обвинял «пашквиль», а, совсем наоборот, всегда вела себя «як цнотливій паніі належить». После этого братья подали друг другу руки и трижды поцеловались - а тогда вся семья, а также судьи – отправились к владыке на хлеб и соль.
Так и закончилась семейная ссора, но не закончилась история пашквиля. Поскольку пиар тогда только делал первые несмелые шаги, Ганна не знала, что лучше бы ей сделать вид, что она вообще злосчастного текста не заметила. Надо ли объяснять, что после всех этих событий стихотворные строчки о пани ключниковой были уже на слуху у всех, а кто не знал их раньше – услышал во время суда. Из судебных документов хулительное стихотворение перекочевало в литературные хрестоматии и теперь фигурирует там как первый текст современной украинской литературы. Вот оно:

Хто йдеш мимо, стань годину,
Прочитай сюю новину.
Чи е в Луцьку білоглова,
Як та пані ключникова?
Хоча й вик подойшлий мае,
А розпусти не встидае;
Убиреться в форботи,
Леч не дбае про чесноти.
Нащо модли ій, офіри?
Аби були каваліри!
Леч малжонек з’ідеть з двора,
Внет тут молодиків чвора;
З ними учти і беседи,
Не вертайся, мужу, теди!
Ой ти, мужу необачний!
Зроби жоні бенкет смачний!
Змаж і лоем з дхлого хорта,
Ачей зженеш з шкури чорта;
Смаруй кием над статечность,
Нех забуде про вшетечность.

Это все о пашквиле, но не конец истории клана Борзобагатых - Журавницких. Надеюсь, что смогу еще написать о них, но еще хочу сделать заключение по предыдущему.
Разные исследователи по-разному рассматривают это происшествие – то как обычный семейный спор, то как первый акт грядущей борьбы за свободу слова. А надо сказать, что подобные случаи и подобные наказания довольно скоро сделались обычными, вот только наказания стали куда жестче. Я бы лишь хотела сказать, что ни в коем случае не следует обижать поэтов, но и поэтам хорошо бы помнить, что адресаты их сочинений – живые люди, если уж их высмеивать, то за действительные и опасные пороки, а не за страсть к одежде и развлечениям. Современным же поэтам лучше не пугать читающую публику видами на город из бомбардировщика, а также называнием любимых ею стихов другого поэта – «бреднями Тараса». Что же касательно того варварского обычая – я иногда представляю себе следствия его введения в среде черных пиарщиков, политтехнологов и прочих людей похожего рода занятий.
Ну, а литература, начавшаяся таким оригинальным образом, надолго, если не навсегда, приобрела примесь скандальности, подсудности и запрещенности.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 04/13/06 в 13:10:38

А вот еще один тест для желающих. В 16-м веке одно из этих слов считалось настолько оскорбительным, что из-за него вызывали на поединки. Варианты:
1.Безухий
2.безносый
3.лисый

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Ципор на 04/13/06 в 18:43:58

Хто йдеш мимо, стань годину,
Прочитай сюю новину.
Чи е в Луцьку білоглова,
Як та пані ключникова?
Хоча й вик подойшлий мае,
А розпусти не встидае;
Убиреться в форботи,
Леч не дбае про чесноти.
Нащо модли ій, офіри?
Аби були каваліри!
Леч малжонек з’ідеть з двора,
Внет тут молодиків чвора;
З ними учти і беседи,
Не вертайся, мужу, теди!
Ой ти, мужу необачний!
Зроби жоні бенкет смачний!
Змаж і лоем з дхлого хорта,
Ачей зженеш з шкури чорта;
Смаруй кием над статечность,
Нех забуде про вшетечность.

===========

А можно перевести? :)

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Kell на 04/13/06 в 23:51:31

Quote:

А вот еще один тест для желающих.

Ставлю на "безносого", хоть и не знаю, связано ли это может быть с чем-то вроде "рваных ноздрей" или вовсе с неудобоописуемым эвфемизмом... ;)

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Ципор на 04/13/06 в 23:53:13

А я на третьего. :)

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Antrekot на 04/14/06 в 07:50:33

Замечательная история, спасибо большое.

Ципор, вот подстрочник. Тут у меня может быть путаница, потому что значения менялись. Змаж, например, - и обмаж, и зажарь. :) Антонина, не поможете?

Прохожий, постой часок,
прочти эту новость/сообшение.
Есть ли в Луцке замужняя женщина,
подобная жене ключника?
Хоть и в летах она уже почтенных/потрепанных
а нескромности/распутства не стыдится.
Одевается в кружева/оборки,
а про добродетель и не думает.
На что ей молитвы и пожертвования?
Были б только кавалеры.
Как только муж уезжает со двора,
тут же влетает свора молодцов.
С ними учтивость и беседы,
а мужу бы не возвращаться.
Ой ты, муж неосторожный!
Устрой жене вкусный пир.
Обмажь ее жиром дохлой борзой,
Авось/так изгонишь из шкуры черта;
Размажь палкой со всей силы,
пусть забудет про распутство.

А с Иваном и Оленой вышло грустно. Иван в 1589 был казнен за наезд и убийство королевского секретаря Балтазара Гневоша. А все, что мне попадалось о его жене - это, что после смерти Ивана, "ее следы теряются".

А фамилия "Борзобогатый" потеряла со временем нехороший ореол - и Сенкевич без тени замешательства описывал милую Анусю, в которую, как известно, были влюблены все шляхтичи в легких и панцирных лубненских хоругвях.

С уважением,
Антрекот

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Ципор на 04/14/06 в 09:41:56

В самом деле. :) Спасибо.

И Антонине спасибо - история интересная. Еще можно? :)

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 04/14/06 в 10:55:29

Антрекоту - перевод совершенно точный. Могут быть сомнения относительно "форботов" - я тоже точно не знаю, что это, деталь одежды, но какая. ???
То криминальное слово - лысый. Пример брани "А ты лысый с паном твоим". Как всегда, победила женская интуиция :) (Ципор, разрешите присоединиться к поздравлениям!!!). Еще есть такой любопытный эпизод, как киевляне и волыняне подрались из-за слова "шванк" (ущерб)
Продолжение - конечно, предполагается. А как же Ганнуся Сокильская! Но следующая история будет очень мрачной. (О Гальшке Острожской).
Об Олене - забегание вперед, но, кажется, оказалась среди клиентелы Острожского.
С благодарностью за внимание - Антонина

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Ципор на 04/14/06 в 10:59:42

Как всегда, победила женская интуиция

Это не интуиция, это логика теста. :) Не должно было быть два схожих слова. ;)

А почему "лысый" так оскорбительно?

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 04/14/06 в 11:09:41

А это, кажется, какая-то аналогия с дьяволом.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Antrekot на 04/14/06 в 11:13:31

Ну Иван ее в завещании Острожскому и поручал... А что, нашлось что-то?

А форботы - это и кружева, и изделия из кружев. А вот что точно имелось в виду в данном случае - сказать не могу...

М-м. Рассказать, что ли, в отместку про Почаевскую Божью Матерь и паршивый местный романтизм?

С уважением,
Антрекот

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 04/14/06 в 11:25:58

Безусловно, рассказывайте. Я знаю лишь одну реальную историю о Почаевской Божьей Матери и князе Потоцком, но это 18 век и скорее фарс, чем романтизм.
Следы Олены очень предположительные - это приписываемое ей стихотворение о Петрусе, но это лучше по порядку. Кстати. может Вы знаете, где теперь официально является призрак Гальшки? А то претендуют несколько разных замков. :)

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Antrekot на 04/14/06 в 11:48:44

А эту уже не знаю я. Я знаю 17 века - про Фирлея.

Ну официально она "вселилась" в Острог. Ее там даже музейные работники наблюдали. Но, говорят, и в Шамотулах видели. Может, летает?

Да, а "лисий" - это "дiдько лисий". То есть, и в самом деле черт.

С уважением,
Антрекот

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 04/19/06 в 11:10:33

О порочности лысых – согласно Н.Яковенко
Лысый - не физическая примета. Оговаривая порядок распределения материнского наследия между детьми, «Руська Правда» предписывает «А матери, если все сыновья будут лысые, может все оставить дочери». Лысые здесь – злые, плохие (по-украински «лихий» - это плохой). По мифологической традиции, лысым нередко называется дьявол («дідько лисий»), а Лысая гора – место собрания ведьм и прочей нечисти. «Лисицею» (не лисой!) называли цепь, к которому в церкви привязывали грешников, а также кандалы, наручники и дыбу. Именно это значение подтверждается и польской пословицей конца 16 в. «Что лысым родилось, лысым и погибнет» (что, в свою очередь – перевод латинского «Male parta, male dilabuntur» - что плохо начато, плохо погибнет).
Быть может, вся история Арды по ЧКА пошла бы иначе, если бы Мелькор после того потрясения не поседел, а полысел…
А к предыдущему – вот какое заявление делает Марко Журавницкий (владыка луцкий, отец Ивана и Олександра) публично в луцком замке в 1563 г.: «Поки, дей, ви, панове Окорские, врядника торчинского на смерть не забьете, поты ви сами и имене ваше в покою не будет. Але, дей. я вам ражу и криж на то даю, абы есте его забили, а мы его все заплатим». Приблизительный перевод «Пока вы, господа Окорские, урядника торчинского насмерть не убьете, до тех пор ни вы, ни все ваше имущество в покое не останетесь. Но я вам советую и крест (благословенье) даю, чтобы вы его убили, а мы весь надлежащий штраф заплатим». Настоящий кардинал эпохи Возрождения!
В рифмованном тексте «дохлая борзая», жиром которой советуют мужу смазать гулящую жену, не производит такого сильного впечатления, как в подстрочнике. Но это, оказывается, тоже почти сакральная ругань. Вот подлинная изобретательная угроза: «Забивши пса взтеклого и винявши з него плюци, буду тебе по губам бити и нашмаровавши тобе, малпо, губы, я тобе их в горло вибью, бо, дей, еси от мене иншого караня не годна». – «Убив бешеную собаку и легкие из нее вынув, буду тебя по губам бить и намазав тебе, обезьяна, губы, я их тебе в горло вобью, оттого что иного наказания ты недостойна» (Прошу прошения за невольную резкость – но так выражались наши предки). Конкурент Борзобагатого в борьбе за владимирское владычество, владыка холмский Феодосий так грозит сопернику: «Казал бым его в штуки розрубати и псом дати!» - «Я бы его приказал на куски разрубить и собакам скормить!».

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 04/19/06 в 11:15:22

Черная княжна (готический раздел)
Как мы, возможно, помним, род Острожских начинал свои исторические деяния поддерживая пугающих всю Европу гуситов и противника короля Ягайла – мятежного Свидригайла. Но к описываемому времени (середина 16 в.) все это давным-давно забылось, Острожские – самый влиятельный род в Короне и княжестве, любимцы королей, обладатели самых громких титулов и несметных богатств. Именно таковы сыновья гетьмана великого литовского, воеводы троцкого, каштеляна виленского Константина, сводные братья Илья и Василий-Константин, только недавно похоронившие отца и разделившие его имения так, что старший, Илья, стал владельцем родового Острога, а младший – Дубна. Именно этот младший брат, известный больше под именем Константин, и станет в конце века сначала одним из вдохновителей унии, потом защитником православия (вернее, той смеси верований, которую Его Княжеской Мосци угодно будет считать православием), а в конце жизни, под давлением родственников, - еще и католиком. Но речь сейчас не о нем, а о его старшем брате Илье, которого мы в середине 1530-х годов застаем при королевском дворе. Молодой князь – украшение двора, объект вздыханий и интриг всех придворных дам и явный любимец короля Сигизигмунда (Старого). Благосклонность короля доходит до того, что он подбирает князю жену – вполне достойную партию, первую из красавиц двора, полную жизни и энергии 24-хлетнюю Беату Костелецкую. (Это согласно одним интерпретациям она полная энергии, а по другим – раздражительная и крикливая. Быть может, на поэтическом языке это одно и то же). Хотя Беата принадлежала к одному из самых известных и влиятельных родов королевства, действительное ее происхождение было еще выше – король отдал Илье свою собственную внебрачную дочь от долголетней связи с Катариной Тельничанкой. Как это было тогда общепринятым, желая обеспечить будущее любимой женщины и дочери, король выдал Катарину за коронного подскарбия, Андрея Костелецкого. Несколько непонятно, как же Беате удалось стать еще и любимицей королевы Боны – но, должно быть, королева, сама не будучи образцом добродетели, снисходительно смотрела на слабости короля (а вообще-то была «особой, ядовитой в прямом смысле слова»). Брак Ильи и Беаты состоялся 3 сентября 1538 г., почти сразу же после бракосочетания королевича Сигизмунда Августа с Елизаветой из Габсбургов. Но так счастливо начавшаяся совместная жизнь окончилась неожиданно быстро – в 1539 г., через полгода после заключения брака, здоровый и сильный князь Илья внезапно умирает. В том же году, 19 июня, рождается его единственная дочь, крестное имя которой – Елизавета (получено в честь святой, день которой – 19 июня) по цепочке изменений Ельжбета - Альжбета – Альшбета превратилось в Гальшку. Перед смертью князь Илья успел завещать все свои огромные имения жене и не рожденному еще ребенку, назначил семье опекунов – короля и сводного брата, заклиная одновременно Беату и Василя жить в согласии (напрасно, они очень скоро рассорились насмерть), а также, будто бы, сделал какие-то распоряжения о судьбе будущего ребенка, на случай рождения девочки. Так что уже начало жизни нашей героини было омрачено печалью. Ходили глухие слухи о том, что смерть отца Гальшки вовсе не была естественной, что причиной ее был медленно действующий яд. Но как там было на самом деле – сказать трудно.
Прошло 13 лет и в дом Острожских начали толпами съезжаться юноши из самых знатных магнатских родов, пытаясь понравиться Гальшке. Существует полулитературная-полуисторическая легенда, что среди претендентов был и завоевавший позже такую известность князь Дмитрий Вишневецкий (Байда), и даже утверждавшая, что именно глубокое чувство к Гальшке и заставило его всю жизнь оставаться неженатым. Но особой симпатией матери и дочери пользовался князь Дмитрий Сангушко, староста каневский и черкаский, считавшийся первым красавцем и первым лыцарем Руси, героически защитивший Житомир от татар, воспитанный, образованный, обладавший утонченными манерами; к тому же сын лучшего друга покойного князя Ильи. Однако, когда дошло до сватовства, Беата начала явно затягивать дело: ссылалась на необходимость королевского разрешения, медлила, тянула. Были разные объяснения такого ее поведения. Если нам кажется неубедительным то, что Беата просто не хотела расставаться с юной дочерью – ведь Гальшке всего около 14 лет, то остается еще версия о том, что она не хотела терять контроля над владениями дочери, а также поддерживаемое многими современниками мнение – Сангушко встретился бы с куда более теплым приемом, если бы обратил свои взоры не на дочь, а на мать.
Наконец Сангушко совершенно теряет терпение и обращается к дяде Гальшке и ее законному опекуну – князю Василю. Похоже, Дмитрий сделал очень щедрые обещания имущественного характера, поскольку Острожский торжественно пообещал ему руку Гальшки (подтвердив заодно, что именно такой брак планировал его покойный брат), а также сумев уверить Сангушка в том, что коварная Беата и не думает отдавать ему Гальшку. Дмитрий обещает отомстить. Ничем не проявляя своих намерений, он приезжает в гости в Острог, а при этом часть его свиты будто бы случайно остается возле брамы. Не успел гость поздороваться с хозяевами, как слуги сообщили о том, что отряд из 50 человек во главе с князем Василем приближается к замку. Княгиня распоряжается закрывать брамы – но люди Сангушка уже успели обезоружить всю охрану. Торжествующий Василь вступает в замок, которым очень давно страстно мечтал овладеть. Дальше все происходит как в страшном сне. Беату, чтобы не мешала и не вопила, закрывают в ее комнате и держат под стражей. Гальшку ведут в замковую часовню, где священник венчает ее с Дмитрием. Перепуганная девочка не в силах ни ответить согласием, ни запротестовать, но вместо нее отвечает князь Василь. Сразу же после венчания Сангушко отвозит юную княгиню в Канев. Василь остается хозяином Острога и лишь строгий приказ короля (это уже Сигизмунд Август, сводный брат матери Гальшки) заставляет его освободить Беату.
Вполне возможно, что, несмотря на странные обстоятельства венчания, Гальшка не питала неприязни к мужу и свыклась бы с вполне завидным положением любимой жены первого лыцаря Руси. Но такой возможности ей не дали – начался следующий акт драмы.
Едва лишь обретя свободу, Беата устремляется в Краков, к королевскому двору. Там, при самых мелодраматических эффектах – с криком, рыданьем, непричесанная – она бросается в ноги сводному брату-королю и королеве-матери, требуя возвращения похищенной дочери и самого строгого наказания для самозваного зятя и ненавистного шурина.
Король предпочел бы не вмешиваться в эти распри. Молодой Сангушко ему довольно симпатичен, сводную сестру – капризную и своевольную истеричку – он не особо жалует. Заступничество королевы-матери скорее помешало бы Беате – мать с сыном пребывают в крайне напряженных отношениях еще с тех пор, как Сигизмунд Август добивался от нее признания своего второго брака с Барбарой Гаштольд, урожденной Радзивилл (всеобщая молва обвиняла Бону сначала в отравлении его первой жены, Елизаветы, а потом и Барбары тоже). Но сторону Беаты принимают почти все магнатские роды объединенного королевства. Ускользание из их рук Гальшки с ее астрономически большим приданым эти королята восприняли даже не как обиду, а как смертельное оскорбление. Король назначает суд на начало 1554 г., происходить он должен в Книшине (городок вблизи Вильно).
На суд Сангушко не явился, а его защитники напрасно пытались доказать, что брак их подзащитного и княжны Острожской вполне законный и согласен с волей покойного отца Гальшки. Обвинитель Станислав Чарнковский, референдарий коронный, гремел и угрожал:
-Ничтожна наша свобода в Польше, если есть в ней столько своеволья! Поступок Дмитрия позорный и неслыханный, полный дерзости, измены, разврата, жадности, жестокости. Это оскорбление Вашей Королевской Милости: у княгини дочь отобрали, а Вашей Королевской Милости подданную изнасиловано, которой подле право опеки Ваша Королевская Милость отцом был!
И с уже неприкрытой угрозой:
-Я б удивился, если б еще кто-то хотел его защищать, его, врага целомудрия, вольности, свободы, Бога и людей!
Король провозглашает приговор. Сангушко обречен на казнь и бесчестие. Разве что в предписанный срок вернет Гальшку и согласится на расторжение брака, тогда лишь отсидит положенное наказание в башне, иначе станет изгнанником, инфамисом. О действительном вдохновителе наезда на Острог, князе Василе, в приговоре нет и слова – выкрутился, как и всегда.
Известие о приговоре молниеносно достигает Канева. Дмитрий Сангушко даже и не думает ни расставаться с женой, ни в бездействии ждать казни. С крайней поспешностью он собирает самое ценное имущество, велит жене переодеться в мужскую одежду – и в морозный январский день они вместе с самыми верными слугами сначала едут в родовое имение Сангушков над Бугом – принадлежащую сейчас его сестре Федоре Влодаву, а оттуда, одолжив лошадей, пробираются к чешской границе. Там, в Чехии, князь Сангушко рассчитывает на убежище у тестя Василя Острожского, гетьмана Тарновского. (Брак Василя Острожского и Софии Тарновской состоялся в том же 1553 г.).
Тем временем в Польше собирается погоня. Беата не жалеет денег. Возглавляет немаленькую армию калишский воевода Мартин Зборовский, имевший в отношении Гальшки собственные матримониальные планы. К нему присоединяются братья Гурки, а также братья Беаты. Очень быстро становится известно, что беглецы пересекли карпатские перевалы, значит, искать их надо в Чехии. В начале февраля 1554 г. происходят ужасные сцены, надолго запечатлевшиеся в памяти жителей тихого чешского захолустья.
Уверившись в том, что беглецы остановились на ночь в заезде деревни Лиса (пишут также Лиска или Лиски), преследователи сначала поехали в ближайший город Нимбурк, уверили тамошнего гейтмана Матеса Вахтеля в том, что на вверенной ему территории прячется страшный преступник и враг рода человеческого, а потом, прихватив с собой рихтаря (войта) Адама Кухту и бирыча (палача) Матея Зоуфалого, отправились ловить обложенного со всех сторон зверя. К тому времени уже почти вся шваль с округи, наслышавшись о несметных богатствах князя-беглеца, присоединилась к преследователям. В деревенский заезд вооруженная толпа вломилась утром, когда полуодетый Сангушко спустился в кухню заказать завтрак. Нападающие выстрелили из ружей, но не попали в Дмитрия. Князь был безоружен, так что бросился вверх по лестнице в комнаты, где проснувшаяся Гальшка и слуги не знали, что происходит. Преследователи схватили его, сорвали с него одежду, избили и тяжело ранили. Напрасно Сангушко взывал к их христианским чувствам и напоминал, что здесь они на чужой земли, напрасно Гальшка, рыдая, бросилась в ноги палачам, умоляя о милосердии. Не для того они приехали так далеко, чтобы отпустить ненавистного им врага. Почти потерявшую сознание Гальшку закрывают в повозке. Быть может, она еще успела увидеть, как ее мужа, закованного в кандалы, окровавленного, полуобнаженного, на телеге увозят в Яромир, провозглашая по дороге, какого страшного преступника поймали. Там его закрывают в стайне, тяжело раненного, не позволяя дать ему даже глотка воды. Там он и умирает от горячки ночью с 3 на 4 февраля 1554 г. Даже и такая месть кажется недостаточной Мартину Зборовскому – он еще приказывает выбросить тело несчастного в навозную кучу. Только 7 февраля сострадательные горожане похоронили Дмитрия в местном костеле, а на плите со знаком литовской Погони наследник Дмитрия, его брат Роман, велит высечь надпись:
-Hoc loco conditur corpus clari lithuuaniae ducis Dimithr Sanduskowic ex magnifica Olgerdorum familia nati, capitanei Cyrkoviensis et Kanowiensis, quem perfide insidiose Martinus Zborovski trucidavit.
-Тут покоится прах славного литовского князя из знаменитого дома Ольгерда, старосты черкаского и каневского, предательски и вероломно убитого Мартином Зборовским.
(Та плита простояла до 1860 г., когда потомки убитого ее замуровали в церковную стену и заменили новой, на которой имя убийцы уже не значилось).
В городской книге Яромира записали также, что поминальную покойному пели на четыре голоса и по-чешски.
После всего произошедшего жители округи поняли, что стали свидетелями преступления и жестокой расправы. Началось следствие, во время которого владелец заезда Мартин Лива и замковый урядник Вацлав Коханек умерли «от угрызений», главным же виновником объявлен был Адам Кухта, которого в 1557 г. в Праге высекли розгами, заклеймили и выгнали из города. Что же касается поляков, которые и совершили преступление, то их после вмешательства короля отпустили, взяв предварительно клятву о том, что они не будут впредь тревожить покой жителей Яромира. Однако император Фердинанд, возмущенный самоуправством подданных чужого государства на его территории, еще долго засыпал Сигизмунда Августа протестами.
Тем временем Гальшка оказывается в Познани под опекой матери. 14-летняя вдова действует как автомат: приказывает ей мать засвидетельствовать познаньским городским властям свое похищение и позднейшее якобы освобождение – подтвердила; заставляет обвинить и дядю Василя – обвинила.
А тем временем при королевском дворе уже идут торги и соревнование за руку Гальшки и ее баснословное приданое. Многочисленные претенденты доказывают свои права. Мартин Зборовский, «предательский и вероломный убийца» уже считает свою победу бесспорной (он прочит в мужья Гальшке своего сына, тоже Мартина и соучастника памятной расправы) – но не тут-то было. Король не терпит Зборовского, называя его в письмах змеей, которую не следует вообще впускать в королевство. Нет, у него в отношении Гальшки другие планы – он намерен посредством брака упрочить свой союз с самым влиятельным магнатским родом Великопольши (в этом названии нет ничего империалистического, это просто историческая область) – могущественными Гурками. Надо ли говорить, что при этом ни счастье, ни желания племянницы нисколько не принимаются во внимание. Мать и дочь получают приказ немедленно прибыть ко двору в Варшаву, где им и извещают королевскую волю. (Это уже 1555 г.)
Беата ошеломлена – вместо того, чтобы уберечь дочь от нежеланного брака, она своей рукой обрекла Гальшку на гораздо худшую судьбу. Мало того, что предполагаемый муж, Лука Гурка, на 35 лет старше Гальшки – он к тому же властный и неуступчивый тиран. Так что приходится расстаться с надеждой на дальнейшее управление острожскими владениями. В добавок ко всему, граф Лука Гурка – закоренелый протестант. Хотя мы сами убедимся, что конфессиональные различия если и играли какую-то роль в происходящем, то самую ничтожную.
Король, несмотря на протесты сестры и племянницы, требует немедленного венчания. Тогда отчаявшаяся Беата решается на трагифарсовый шаг – под каким-то предлогом выходит из комнаты – и исчезает, в наивной надежде, что без ее согласия обряд не произведут. Напрасно – слуги обшарили весь королевский замок и наконец нашли княгиню, как писал хронист Лука Гурницкий, «в месте, не слишком приличном», то есть в дворцовой уборной (простите за натуралистическую подробность). Насильно стаскивают у нее кольцо, которое король потом показывает Гальшке как знак материнской воли. Несчастная выдавливает из себя нечто вроде слов согласия, но лишь при условии действительного разрешения от матери. Познаньский епископ Чарнковский в крайней спешке производит обряд. Тут появляется Беата, как всегда, с криком и протестами. Увидев мать, Гальшка вырывается от мужа и они обе с Беатой запираются в своих комнатах. Кто только не подходил под дверь, чтобы уговорить их успокоиться и согласится с королевской волей – сам король, епископ, Гурка, великий коронный канцлер – все безуспешно. Наконец король решает, что и так слишком много времени уделил разъяренному бабью, и уезжает в Пйотриков (место заседания сейма). Вместе с ним уезжает Лука Гурка и большинство сенаторов. Беата использует это, чтобы сбежать – на этот раз во Львов. Ведь в своем прихотливом странствовании. драма Гальшки не могла миновать сей мистический город.
Оказавшись во Львове, Беата подъезжает к монастырю доминикан и требует у них убежища. Достойные отцы оказываются перед нелегким выбором. Им жаль Гальшки, да и пребывание баснословно богатых владетельниц Острога сулит надежды на немалые пожертвования. Но вызвать на свою голову гнев короля и вражду могущественных Гурков… Да к тому же Беата с ее ужасающей репутацией – о коварном и жестоком убийстве князя Сангушка уже пели все деревенские лирники. Наконец доминиканцы решаются: впускают Беату с Гальшкой, надеясь как-нибудь помирить ее с королем.
Вначале все складывается хорошо. Королю в самом деле не до охоты за Гальшкой, у него масса других забот. Сначала выходит замуж его сестра, принцесса София. Потом мать-королева, обиженная на сына, Польшу и весь мир, надумала покинуть страну. Напрасно лучшие мужи королевства умоляют королеву не делать такого «дешпекта и скандала», Бона отвечает довольно непонятной фразой – будь у нее одна нога, она и ту не оставила бы в Польше. Нога ногой, но, уезжая, Бона ухитрилась до дна опустошить королевскую казну и еще продать прибыльные должности во всем королевстве. Уехала королева-мать (в сопровождении тихого облегченного вздоха) – и началась инфлянтская (Ливонская) война.
Так что наши затворницы провели в галицкой столице несколько довольно тихих лет. Львовские хронисты даже никак не отметили этого их пребывания. Зато уж на прощание они воистину громко хлопнули дверью!
В 1559 г. руки короля наконец-то дошли до решения «проблемы Гальшки». Понудили Его Королевскую Мосць к этому беспрерывные нарекания Луки Гурки, который так и не смог заполучить ни молодой жены, ни ее огромных богатств. Львовский староста Петр Барзиз получает грозный королевский приказ отобрать Гальшку у матери.
Вначале Барзиз пытается действовать мирно, но выслушивает от Беаты, что она скорее зарежет дочь и убьет себя, чем покорится (все ее фразы документально засвидетельствованы, это вовсе не красное словцо). Что ж, начинается война, вместе с вооруженным отрядом во Львов прибывают братья Гурки, к ним присоединяются магистратские слуги, приготовлены пушки (снятые с Пороховой вежи), монастырь взят в осаду. И тут Беата выкидывает еще один фортель!
Хоть как строга была осада, но нельзя же было не пускать в монастырь слепых и нищих, всегда пользующихся на Руси огромным уважением. Один такой нищий, нащупывая себе дорогу клюкой, входит в монастырские ворота, сбрасывает нищенские обноски, отбрасывает палку и вступает в комнаты Беаты. Она же радостно его приветствует и тут же представляет Гальшке ее нового мужа – князя Симеона Юрьевича Слуцкого, давнего друга Острожских (хотя и не ее, а ненавистного Василя, но сейчас это уже неважно). Правда, новый избранник – ровесник Беаты, а не Гальшки, но что это сравнительно с бигамией, на которую мать обрекла Гальшку. Венчание совершает монах, канонические сомнения которого разрешает огромная денежная сумма.
Тем временем осада идет полным ходом, пушки гремят. Монастырь сопротивляется вечер и ночь, но наутро оказывается, что у защитников нет воды – городской староста приказал перекрыть водопровод (с того времени городские власти так вошли во вкус, что до сих пор перекрывают воду по любому поводу, а горожанам хоть караул кричи).
Монастырские ворота раскрылись и Петр Барзиз опять предстал перед Беатой, читая ей приказ короля. Она же расхохоталась ему в лицо, сообщив, что дочь ее опять вышла замуж, брак совершен и осуществлен. На это Барзиз ответил, что такой брак незаконен и перед Богом и перед людьми и тут же, вместе со слугами, зашел в комнаты Гальшки. А бедняжка, как писал все тот же Гурницкий, сидела на кровати лицом к стене и ничего есть не хотела, кроме того, что ей мать прислала.
Тот же Гурницкий пишет, что Гурка сразу увез наконец-то обретенную жену, но львовские хронисты уверяют, что Гальшка некоторое время провела в королевском секвестре на Высоком Замке, где в это время было нечто вроде тюрьмы для особо почетных узников (так, в 1408-1411 г.г. здесь сидел личный узник короля Владислава Ягайла Якуб из Кобылян, обвиняемый в любовных сношениях с королевой, а позже – рыцари-крестоносцы, взятые в плен под Грюнвальдом).
Беате же оставалась лишь месть, которую она начала осуществлять немедленно: села за стол и отписала Слуцкому все владения дочери. Прежде, чем подписаться, подумала немного, и вытребовала от Слуцкого доверенность на управление ими. Что он и сделал.
Гурка же с максимальной скоростью перевез Гальшку через Познаньщину в родовой замок в Шамотулах. Здесь он пытался добиться ее благосклонности сначала лаской и увещеваниями. Позволил ей даже (он, ненавистник папизма!) посещать католические богослужения, прорыв для этого подземный ход от замка до колегиума. Но все напрасно – в Гальшке наконец проснулась родовая гордость. Она так и не согласилась признать Гурку своим мужем.
Осталась ей лишь надежда на Божью помощь, потому что люди с ней не торопились. Лишь мать все не опускала рук, засыпая короля, епископа-примаса и остальных государственных мужей своими жалобами. Ее временным союзником стал даже тот жесткосердный убийца, Мартин Зборовский.
Королю все это крайне надоело и он поручил епископу-примасу разобрать дело с юридической точки зрения. Бедный иерарх очутился в незавидном положении – и тут сильные, и там могущественные, и в Варшаве брак, и во Львове брак, то ли Гурка прикажет его убить, то ли Беата. Написал, бедняга, что сидит, как мертвый, и в постоянном унынии.
Но неожиданно узел разрубило само Провиденье – не прошло и года со времени заключения Гальшки в Шамотулах, как умер Слуцкий. Облегченно вздохнув, примас объяснил Беате, что теперь, когда дочь ее овдовела, не подобает делать ее еще и разведенной. Отчаявшаяся Беата предлагает Гурке огромные деньги – сначала 50 000 зол., а потом в 3 раза большую сумму за освобождение дочери – если не развод, то хотя бы сепарацию. Примас объявляет, что обе стороны должны предстать перед судом в Пйотрикове. Вместо этого, граф Гурка запирает непокорную жену в башне, называемой Черной. Там, почти в полной изоляции, несчастная жертва произвола проводит 12 лет.
Все еще не сдающаяся Беата начинает ряд процессов против Гурки, последний из них датируется 1565 г. Тогда княгиня-вдова совершает еще один неожиданный шаг, хотя ей уже около 50-ти, она повторно выходит замуж. Неизвестно, была ли это ее последняя страсть, или еще один из ее планов, но этот поступок оказывается даже не ошибочным, а катастрофическим. Избранник Беаты, Альбрехт Ласский, воевовода серадзский, на 21 год младше ее самой, был редкостным даже по меркам того времени негодяем. Преступления его носили вовсе не романтический характер, это был разбой и грабеж. В скором времени новый муж отобрал у Беаты все ее владения, а саму ее запер в домашнем узилище в Кезмарке, что в Спижиной долине в Венгрии. Оттуда она пишет отчаянные письма, умоляя о заступничестве у императора. Так что и мать, и дочь оказались в одинаковом положении. Надо ли говорить, что могущественный дядя Василь Острожский и пальцем не пошевельнул для спасения если не невестки, то хотя бы единственной дочери покойного брата (Как и Его Королевская Мосць, впрочем).
Наконец вмешательство императора освобождает Беату, но она уже так измождена и больна, что даже не может вернуться домой – умирает в Кошицах. Неизвестно, сообщили ли об этом Гальшке до 1573 г., когда смерть Луки Гурки освободила ее саму из шамотульской башни.
(Покойный Гурка вызвал к себе такую всеобщую ненависть, что, когда погребальная процессия приблизилась к познанскому кафедральному собору, где его должны были похоронить, и верующие, и сами священнослужители забросали ее камнями).
Гальшка же возвращается в родовые имения, дядя Василь забирает ее в Дубно. Она еще успевает отписать ему свои владения, после чего оказывается, что от пережитых страданий у несчастной помутился рассудок. То есть, это более романтичные интерпретаторы так утверждают. Другие уверяют, что Гальшка и после 1573 г. управляла своим имуществом, выписывала и подписывала документы, даже вела судебные процессы. Если выбрать среднюю версию, то согласимся, что она была вполне вменяема. лишь несколько чудаковата – что и не странно. В 1579 г. Гальшка составляет завещание, согласно которому оставшееся у нее имущество (все еще немалое) после ее смерти должно быть поделено между родственниками и слугами, а отдельно она оставляет 6000 коп литовских грошей на основание и обустройство лечебницы и учебного заведения в Остроге – то есть, знаменитой Острожской академии.
Последние годы жизни Гальшка проводит в Закриничье на Подолье, в так называемом замке на водах, где она и скончалась в 1582 г. Некоторые источники утверждают, что Гальшка погибла при нападении татар. Крайне сомнительно: надеясь получить за Гальшку огромный выкуп, татары ни в коем случае не убили бы ее, стань она их пленницей, и постарались бы, чтобы княжна не погибла случайно. Так что нам остается лишь гадать – то ли смерть наступила от болезни, то ли судьба или сама Гальшка не захотела, чтобы несчастная еще раз стала предметом торга.
Историк того времени написал: «Судьба вылила на эту женщину полную чашу горечи. Не было у нее ни минуты счастья».

Заключение 1 – мотивационное.
По уровню популярности у читающей и пишущей публики Гальшка уверенно опережает большинство своих современников и земляков, включая Дмитра Вишневецкого и Ивана Федорова, уступая разве бесспорному лидеру – знаменитой Роксолане (оставим здесь открытым вопрос о происхождении блистательной султанши). Правда, внимания кинематографистов она пока не удостоилась, но это дело поправимое. Вдруг авторы фильма о Роксолане раздобудут еще какие-то деньги и заинтересуются и этим сюжетом тоже. Тут, правда, не приходится рассчитывать ни на счастливый конец, ни на особо романтичные декорации – не считать же таковыми хлев, где умер Сангушко, или дворцовую уборную, в которой пряталась Беата.
И каждый автор по-своему объяснял мотивы действий героев сей драмы.
Кем была Гальшка – безвольной игрушкой в руках властных родственников или все-таки истинной дочерью своего века, так и не склонившейся перед насилием? Каковы были побуждения Беаты – непомерная гордыня, эгоизм или материнская любовь, перешедшая все допустимые пределы? А каков же истинный облик дяди – хитрец ли он, задумавший и исподволь осуществивший все дальнейшее или же (так считал Грушевский) – человек, способный лишь на «соломенный огонь», а не на смелые и решительные поступки? Оставляю это на усмотрение читателей. (Конечно, у меня есть и собственное объяснение. Его я попробую изложить несколько позже).
Разумеется, среди предполагаемых мотиваций в наличии и религиозная. Согласно ей, Беата предстает этакой католической агенткой, которая вначале отравила православного мужа, потом окрестила дочь в католичестве, разрушила ее счастье с православным Сангушком, а после этого – и с протестантом Гуркой. Авторы такой концепции стыдливо забывают, что третий муж Гальшки, выбранный ей матерью – православный, а образ действий Беаты и ее представления о крепости и нерушимости священных обрядов дают возможность предположить в ней даже воинственную феминистку с большими основаниями, чем убежденную католичку.

Заключение 2 – мистическое.
Безусловно, личность с биографией Гальшки просто обречена на посмертное существование. Так и произошло: за честь принимать в своих стенах «черную княжну» спорят даже несколько замков, в том числе такие, где она при жизни и вовсе не бывала. Но, как ни странно, в Доминиканском монастыре во Львове, где произошел один из самых громких эпизодов нашей истории, Гальшка до сих пор не наблюдалась. И это при том, что появление призраков там официально поставлено на поток, служа аттракционом для туристов. Большинство туристов прекрасно знает, что упомянутые призраки – лишь студенты местного театрального вуза, но исправно пугаются. Вот только отваживаются на подобные упражнения лишь студенты-парни, а девушки то ли слишком совестливые, то ли пугливые (где вы, неустрашимые женщины 16-го века?) Поэтому Гальшки у нас нет.

Заключение 3 – портретное.
Поскольку я и так последнее время пребываю в довольно мрачном умонастроении, писать о Гальшке мне не хотелось. И сама героиня, и среда ее обитания – совершенно не в моем вкусе. Но тут начали происходить показавшиеся мне роковыми вещи: сначала нашлось несколько книг со сведениями о Гальшке, которые я считала давно потерянными, а потом еще в одной публикации совершенно постороннего характера (об экологии озера Свитязь) я вдруг наткнулась на репродукции портретов главных действующих лиц этой истории! Они-то и заставили меня отважиться на сей опыт.
Правда, то, что считается портретом Гальшки, скорее разочаровывает – может быть, потому, что на самом деле это фрагмент картины Матейка «Проповедь Скарги». Матейко, художник 19-го века изобразил под видом Гальшки свою современницу, кокетливую барышню в якобы глубокомысленной позе. (К сему приписываю – существует еще одно изображение Гальшки, которое я, впрочем, рассматривала стоя среди массы полок с книгами, еще и увертываясь от передвижений других покупателей, так что могу описать лишь поверхностные впечатления. Это уже больше похоже на 16 век – болезненно хрупкая фигурка, темные одежды, лишь голова покрыта белым покрывалом, узкое аскетичное лицо, большие темные глаза. Не знаю, подлинный это портрет или фантазия на тему – как выглядела знаменитая трагическая героиня). Но зато остальные!
Не столько красивое, сколько очень приятное и вызывающее невольную симпатию мужское лицо – это Сангушко. Что-то в его облике напоминает о Юге или Востоке, хотя черты – европейские. Глаза небольшие, но красиво расставленные, чуть насмешливые, чуть грустные.
Мраморная безупречность без единого изъяна, идеальные дуги бровей, ровный нос, богатая, прихотливо украшенная одежда, волосы старательно убраны под какое-то подобие берета. Беата Костелецкая. Какие на самом деле страсти скрывались под этим совершенным обликом!
И, наконец, мужчина уже почти пожилых лет, больше напоминающий городского патриция с примесью армянской крови, чем владетельного князя. Лицо несколько тяжеловатое, почти седая борода. Василь Острожский.
Хранятся же эти картины в Острожском историко-культурном заповеднике.

К сему же – если кто-то захочет высказаться насчет юридической стороны дела – милости прошу. Я же на будущее оставлю за собой защиту Беаты.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем nava на 04/19/06 в 13:16:44

Замечательно!
Пожалуйста, продолжайте!
Но если за это возьмутся авторы фильма о Роксолане ( тьфу, чтоб не сглазить), это будет еще одной ужасной главой в биографии несчастной княжны.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 04/19/06 в 13:50:36

Благодарю. Из Роксоланы я видела несколько отрывков и помню, что мне понравились костюмы. Ну, может Гальшка начнет являтся и киношникам, если они ее обидят.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем nava на 04/19/06 в 14:00:41

Я посмотрела пару кусков из разных серий, и мне было не до костюмов. особенно проняло, когда ее любящий муж -султан привозит молиться на гору Афон. ???
Ладно, не будем отвлекаться, будем ждать продолжения.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 04/20/06 в 13:30:54

Вот, в самом деле, сугестивная тема – эта Роксолана. За фильм не заступлюсь, но этот эпизод с Афоном они взали из литературного источника – романа О.Назарука. А там автор пытался решить любопытную задачу – как в психике одного человека преломляются разные культуры и способы мышления. Притом даже не две, а сразу три- традиционное христианство, усвоенное героиней в детстве, мусульманство, согласно Назаруку, вполне приличное вероисповедование, но крайне консервативное, все как определено раз, так и навсегда; и освободившее личность Возрождение. Для этого Возрождения автору и понадобились венецианцы. А на Афоне Настя уже мысленно решает задачу, как ей стать мусульманкой и остаться при этом и христианкой тоже. Она и христианство воспринимает не как отвлеченную систему, а как свою законную собственность, и потому и сына крестит, чтобы и ему эта собственность досталась. В книге это происходит не в такой тягомотине, как в фильме, а быстро, спонтанно, без чьей-либо помощи, а когда Настю попробовали этим шантажировать, она сразу подвела шантажиста под вышку. В итоге же она получилась чуть мусульманизированной, но именно что типичной ренесансной властительницей. А Сулейман там лишь фон, что ли, для всех этих психологических выкрутасов, он натура прямолинейная и все его представление о христианстве – будь он тогда правителем Иерусалима, там был бы порядок и не распинали бы никому не вредящих. А казнила кого-то жена – ну и ладно, лишь бы при этом процедуру соблюла, попросила отвезти в Афон – почему бы и нет. Это, конечно, авторский Сулейман такой, а не исторический.
Любопытная, между прочим, книга, там едва ли не впервые в украинской литературе сделана попытка изобразить Турцию не только как всегдашнего врага, но и с положительной стороны тоже. А своих земляков автор кроет почем зря – за лень, взаимную вражду и все такое. И в результате его записали в националисты!
Но и правда, отвлекаться не стоит, я бы этого не делала, если бы моя подзащитная Беата не превращалась в такую же смесь.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем nava на 04/20/06 в 13:51:13

Из книг я только Загребельного читала. Мне кажется, что из его историчесих романов это самый убедительный ( вот с Евпраксией он не убедил меня).
А про Афон пробило, потому что туда женщин не пускают. Независимо от статуса.
и православная героиня должна бы это знать.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 04/20/06 в 14:10:12

Так из фильма это выбросили? В романе-то весьма даже обыгрывается - даже византийская легенда приведена, как там иконы начали криком протестовать, когда Афон пробовала посетить императрица. Настя там появилась переодетая в мужскую одежду и при этом впервые заставила Сулеймана изменить раз данное слово. Там вроде бы даже султаны должны были обещать, что женщин на Афон не пустят. Но ведь героиня и так уже настроилась веру менять.
В отличии от Загребельного, где Роксолана всегда белая и пушистая, у Назарука она вполне в состоянии и соврать, и убить. По-моему, более соответствует эпохе.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем nava на 04/20/06 в 14:59:57

У Загребельного она мне не показалась белой и пушистой. А вот в фильме - да.Похоже, над литературным источником крепко потрудились.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Лапочка на 04/20/06 в 20:13:23

Антонина, спасибо. Очень интересно:) А Вы не могли бы назвать источники, вплоть до романов, где можно обо всём этом прочесть подробнее?

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Antrekot на 04/21/06 в 08:00:44

Обсуждаемая "Роксоляна" Осипа Назарука - вот. http://www.ukrlib.com.ua/books/printout.php?id=73&bookid=0

С уважением,
Антрекот

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем nava на 04/21/06 в 09:38:33

"Роксолана" Павла Загребельного, думаю, тоже есть в сети.
И, чтоб тихонько перевести стрелку к основной теме.
У нас в областной библиотеке есть экземпляр Острожской библии. Поэтому, издания, посвященные фондам оной библиотеки в качестве иллюстрации любят украшать гербом князей Острожских.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 04/21/06 в 11:55:44

Антрекот - спасибо, но какое совпадение, я как раз в следующей истории собирась писать о приключениях Курбского на Волыни, в том числе и о его браке, разводе и последующей ссоре с Гольшанской, а потом еще и о Ганне Сокильской, которая тоже к этому причастна. Но это после оправдания Беаты. Кстати, если кто-то пожелает высказаться о юридической стороне дела Гальшки ;)
Нава - спасибо Вам за Вашу всегдашнюю благожелательность и за очень интересные сведения. Эта Роксолана, в самом деле, раздвигает всех конкурентов локтями, даже и сейчас. Может, когда-то заведем отдельную Роксолиниану (Но "Житие гаремное" обсуждать не надо :) ) Можно попробовать почитать Назарука, но если это то же издание, что и у меня, то это репринт 30-х годов с очень оригинальным правописанием и читать его нелегко. Но попробовать, имхо, стоит.
К Лапочке - первая история описана в рассказе Ореста Левицкого "Пашквиль", а также в повести Григория Нудьги "Не бойся смерти". Не знаю, есть ли в сети, я не встречала, но я ведь сетевой аутсайдер. О Гальшке литературы навалом, поляки много писали, Ю.Словацкий, например. Не знаю, заинтересовала ли кого-то из русских писателей эта тема, но в качестве эпиграфа к одной из публикаций я видела цитату из С.Соловьева. Правда, цитата какая-то неопределенная, непонятно, касается ли она именно Гальшки, что-то о трагической красоте. Но вдруг бы, это было бы очень любопытно. Относительно же Роксоланы - можно все-таки Загребельного. К тому фильму он вовсе никакого отношения не имеет, да и бедный Назарук - тоже не особенно виноват.
Вот, кстати, любопытный пассаж из Назарука. Однажды к султанше обратились улемы, укоряя ее за то, что она публично показывалась с открытым лицом. Выслушав их, она ответила, что очень тщательно изучила священную книгу мусульман и нигде не нашла предписания женщинам обязательно закрывать лицо. Улемы же ответили, что в Коране есть непонятные и никем не расшифрованные отрывки, которые и кажутся им таким предписанием. Роксолана же спросила, совершенно ли они уверены в том, что эти отрывки содержат именно такой смысл. Они ответили отрицательно, так что султанша ничем не переменила своего образа жизни. (Интересно, как это согласуется с подлинным исламом). Еще она заставила Сулеймана полностью распустить гарем, выдав замуж одалисок, вела активную дипломатическую деятельность, знала несколько языков.
Антонина

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Kell на 04/21/06 в 23:01:37

Во многом, думаю, тема Сулейман - Роксолана заработала лучше других еще и потому, что сохранилась довольно приличная часть их переписки - всегда приятнее, чем полный уж официоз. Хотя я и сторонник скорее Ибрагима-паши.
Интересно, как в романах выглядит не очень романтическая история про "Вошь Удачи"? :)

А закрытое лицо женщин - это, кажется, не из предписания Корана, а из толкования хадисов. И у целого ряда мусульманских народов действительно не принято... от туарегов до Индонезии.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 04/25/06 в 11:01:41

Антрекот, стократно прошу прощенья, но истории о князе Потоцком и его кучере я не знаю. То, что я имела в виду – это история о князе Потоцком, Почаевской Божьей Матери и игле. (Т.е., рассказ Стороженка «Голка»). По-моему, это настоящее, стопроцентное чудо, посрамляющее всех скептиков тем более, что совершено оно чисто рациональными методами. Если есть желающие, расскажу. Но уж кучер за Вами.
Келл, я о "Вши удачи" ничего не слышала. Может быть, Вы сможете рассказать? Ибрагим-паша всюду, кроме "Последнего сна Сулеймана" изображается в черных красках, как казнокрад.
Антонина

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 04/25/06 в 11:03:36

К числу благочестивых и просвещенных женщин, подобных Ганне Гойской, можно отнести также фундаторку Киево-Печерского монастыря, хорошо известную Гальшку Гулевычевну; Олену Горностаеву, урожденную княжну Чарторыйскую, которая основала Пересопницкий монастырь, сама составила для него устав, а также устроила «шпиталь для убогих и недужных и школу для науки детей», княжну Софию Чарторыйскую – она основала в своем имении в Рахманове типографию и сама занималась переводом с греческого на славянский язык евангельских и апостольских бесед.
Но я наконец-то берусь за главную, столь долго откладываемую тему – попытку оправдания черного характера истории о Гальшке, ее матери Беаты. При этом отлично сознаю, что подлинные юристы и подлинные историки будут иметь полное право плеваться и кричать «Ату!», как когда-то подлинные теологи, читая упражнения в православии князя Острожского. Единственное, чем могу оправдаться – наличием, быть может, незашоренного взгляда на проблему, а также тем, что о бедной княжне уже столько всего написали. Весьма сильным был соблазн повернуть всю историю в модном гендерном ракурсе, но я за это не возьмусь, моя цель иная. Но если кто-то отважиться, буду очень рада.
Напомню, что писали о Гальшке много, но всех писавших можно условно разделить на два лагеря. Первый – преимущественно поляки и католики. Усвоив именно католический взгляд на историю, они просто не могут предположить, что тогда вполне существовали и совсем иные взгляды и обычаи. Да и в реалиях, которые можно назвать то ли литовско-русскими, то ли православными, словом, присущими больше Княжеству, польские интерпретаторы ориентируются слабо. Достаточно сказать, что третьего мужа Гальшки, Симеона (или Семена) Юрьевича Слуцкого из рода Олельковичей просто именуют Симеоном Олельковичем Слуцким. Другая же сторона, условно названная украинской, часто, хоть и не всегда, видит во всем произошедшем польскую и католическую интригу. По составу участников тут и впрямь – полное смешение. Национальность героев по современным критериям не определишь, как ни пытайся, а с религией – точно так же, всякая в наличии. Но, заломив в отчаянии руки, спрошу я – где же католическая интрига, если предполагаемые мужья Гальшки – православный, протестант и православный, именно в таком порядке. Да и кто бы проводил ту интригу? Его Королевскую Мосць можно вполне основательно обвинить в крайней степени тупости, черствости и бессердечия, но какой же он католический интриган, если отдал Гальшку протестанту? Ну, а мать ее, княгиня Беата, конечно, могла считать себя истой католичкой и даже лоб себе разбивать в костеле от усердия, но действовала и мыслила она иначе, и руководствовалась совсем иными нормами – писанными и неписанными. И даже легко определить, какими – нормами Литовского статута и обычаями, принятыми в преимущественно православной среде украинских земель Княжества. Также я буду исходить из того, что Беата могла быть крикливой истеричкой, но это ведь не то же самое, что клиническая идиотка и враг собственному детищу.
В самом деле, попробуем разобрать все спокойно и по порядку.
Ну, дело об отравлении вообще недоказуемо, моду на отравления в Польше вроде бы ввела королева Бона, хотя и в Москве отлично отравили Елену Глинскую, что уже вроде научно доказано. Но прямого обвинения из этого не выведешь, князь вполне мог умереть от естественной причины, хоть от воспаления легких, что ли. Но займемся более ясными вопросами, например, делом об опеке над малолетней Гальшкой. Самой обычной в то время практикой была следующая – именно матери передавалось полное право опеки над детьми, а опекуны назначались лишь для ее защиты, если же они этого не исполняли, то вдова могла и заменить их другими, по своему выбору. Правда, спорным было бы дело о владении имуществом Гальшки до ее совершеннолетия в случае повторного замужества Беаты, но ведь она так не поступила. Вот никак не могу понять, что бы это значило – королевская опека, то ли князь Илья имел в виду общую и довольно номинальную опеку короля над всеми подданными государства, то ли персональную опеку короля как родственника и частного лица. Но, во-первых, родство между Беатой и королем не принадлежало к афишируемым, а во-вторых, таким опекуном был бы тогдашний король (вроде бы отец Беаты), а не его сын, в то время имеющий положение соправителя и младшего короля.
Переходим к сватовству к Гальшке князя Сангушка. Тут весьма удивительным кажется ссылка на необходимость королевского разрешения для выхода Гальшки замуж. Не знаю, как было в Польше, но Гальшка – безусловно, подданная именно княжества, а ведь еще Сигизмунд Старый отрекся от права выдавать замуж девиц и вдов – причем отрекся за себя и за своих наследников! Так что ни в каком королевском разрешении ни Беата, ни Гальшка не нуждались. Пытаясь выкарабкаться из такой ловушки, некоторые исследователи полагают, что это Беата персонально по каким-то своим причинам дала слово королю при браке дочери сообразовываться с его волей. Но ведь это лишь предположения, а при том, что Беата считала себя вправе очень последовательно игнорировать прямую королевскую волю, с чего бы ей давать такое слово? Между тем, Беата вполне могла отказывать Сангушку в браке с Гальшкой по иной, вполне законной причине – из-за несовершеннолетия невесты. Совершеннолетие девушек, как мы помним, наступало в 15 лет, при заключении брака, как видно из многочисленных документов, обе стороны должны были подтвердить то, что они «мають зупельні літа» (совершеннолетние). И тут я задумалась – а вдруг Беата именно на это и ссылалась? Ведь она же как мать и взрослая женщина должна была видеть, что Гальшка если и не физически, то психически – еще дитя, стоит подождать со свадьбой хоть год, если и не дольше. Что бы мне ни говорили насчет Джульетты, но ведь сама-то Беата вышла замуж будучи, во всяком случае, старше 20 лет. Да и очень трудно возражать, что Гальшка в начале всего этого ведет себя именно как ребенок, что контрастирует с ее последующим поведением. Ведь для того, чтобы высидеть в той башне 12 лет, нужно нечто побольше чистого упрямства.
Ну, а почему же Сангушко не внял просьбам матери и не подождал хоть немного? Увы, если бы героические наклонности у мужчин исключали глупость и эгоизм… Но это уже гендерная тематика, которую я обещала исключить – и не буду развивать такую тему. В любом случае, стоило ему подождать год, и Гальшка вполне могла выйти за него по собственной воле, законно, хоть бы перебравшись к дяде, князю Острожскому, и добившись соответствующего решения суда.
Обстоятельства первого брака Гальшки были таковы, что Беата совершенно вправе была его счесть незаконным. Достаточно того, что не было ее согласия, а тогдашний суд считал здесь мнение матери (если у невесты не было отца) гораздо более важным, чем мнение других родственников. Кроме того, Гальшка не выразила четко и недвусмысленно свою волю, не сделала соответствующей записи в судебных книгах, да и вообще была несовершеннолетней. Дядя же, князь Василь, тут и вообще «не имел слова», он не вправе был ни выдавать племянницу замуж (сообразовываться с волей вуев, стрыев и братьев при заключении брака должны были только круглые сироты, да и то лишь тогда, когда опекун считал выбор девушки неподобающим), ни, тем более, произносить вместо нее слова брачного обещания. Так что Беата была совершенно вправе протестовать.
Ну, а как же обручение, якобы совершенное князем Ильей на смертной постели? Такой обычай еще существовал, но явно отмирал, и несколько позже уже встречаются такие объяснения со стороны отца, когда-то обручившего своего малолетнего сына – то обещание давал я, но если бы я умер, то сына оно ни к чему не обязывает, он волен поступать, как ему угодно. Так что если нечто похожее и было, то накладывало на Гальшку и Беату лишь моральные обязательства.
Продолжаем. Нет слов, обстоятельства гибели Сангушка ужасны, но с чего мы виним во всем произошедшем княгиню Острожскую? Она ведь не организовывала достопамятную погоню и не руководила ей, да и вообще находилась далеко, в Познани. Действия же поляков при поимке Сангушка указывают на то, что там были две партии, одна, сравнительно умеренная, пытавшаяся заручиться поддержкой местных властей, и явные отморозки Зборовские. Но ведь действия последних настолько алогичны, что наводят то ли на мысль о семейном помешательстве, то ли на более простое предположение – не было ли у них с Сангушком каких-то личных счетов? Не знаю я истории магнатских польских родов, но, быть может, Гальшка там и вообще была лишь сбоку припека.
Уж если Беата считала неподобающим первый брак дочери, то и второй мог ей казаться не лучше. Вспомним еще раз, что королевская воля не указ ни Гальшке, ни Беате. Быть может, она должна была подчиниться королю и сводному брату из каких-то патриотических мотивов, для укрепления государства, что ли? Но вспомним, что устроил сам король, когда обстоятельства просто вопили – надо искать безупречную невесту «из семьи с проверенной плодовитостью до прабабок включительно» и с влиятельной родней, лучше заграничную, и обеспечивать королевство наследником, укрощая заодно разгулявшихся магнатов. Он женился на Барбаре Радзивилл с очень подмоченной репутацией (ее любовников считали десятками, а среди причин кончины называли не только яд, но и сифилис), да и бесплодной к тому же. И вообще, он еще раньше утратил право даже назвать своего преемника на королевском престоле. И теперь такой старатель о государственном благе станет укреплять государство за счет Гальшки? Да и при заключении брака Гальшка опять-таки не высказала ясно и недвусмысленно, как того требовалось, согласия на брак.
Едем дальше. Следующим упреком к моей подзащитной может быть то, что она устроила венчанье Гальшке при живом муже. Как же это верующая католичка так невысоко ценила священный обряд?
И тут, оказывается, нет ничего необычного – именно исходя из тех норм, которые уже упоминались. Всегдашним обычаем для Украины того времени было то, что церковное венчание лишь предваряло собственно свадьбу, а по времени даже очень сильно его опережало – иногда даже на несколько лет. При том началом брачной жизни считалась именно свадьба. Орест Левицкий описывает очень нередкие случаи, когда уже после церковного венчания молодая пара является в «уряд» испросить согласия на брак, что кажется нам совсем нелогичным. И такой обычай просуществовал до середины 18-го века! Разумеется, бывали случаи, хоть и нечастые, когда одна сторона на протяжении длительного периода между венчанием и свадьбой передумывала. И тогда из этого не делалось ничего трагического – церковный брак автоматически расторгался, пострадавшей стороне уплачивалась денежная неустойка, кстати, заранее оговоренная в «интерцызе» (не так ли поступает и Беата, предлагая Гурке деньги за освобождение дочери – она вполне могла рассматривать это не как подкуп, а как неустойку).
Ну, а в том, что Беата так упорно добивалась для Гальшки права если не на развод, то на сепарацию хотя бы (это когда супруги живут раздельно, но не имеют права вступать в новый брак) – вовсе нет ничего необычного для литовско-русского общества, в то время это было хоть и не такое частое, но вполне допустимое решение, и уж всяко лучше, чем 12 лет сидения в башне.
Вот, собственно, и все, оставляю решение за господами (присяжными) читателями, а в доказательство того, что случай с Гальшкой был вопиющим исключением, приведу, заимствовав из Ор. Левицкого, материалы другого дела, отдаленно напоминающего дело Гальшки, – где победила если и не любовь, то свободная воля.
Семашко против Семашко
Луцкий замковый судья Василий Михайлович Семашко, умирая в 1561 г. поручил детей и имение в опеку жене и сверх того назначил особых опекунов. Спустя несколько лет все сыновья умерли и осталась лишь дочь Богдана, теперь единственная наследница отцовских владений.
(Сделаю некоторое отступление – женские имена, производные от мужских, типа Богданы, остались теперь в широком использовании, кажется, только в Галичине. У нас очень нередки такие Иванны, Романы, Богданы, Володимиры. Иногда это приводит в путанице – в одних соловецких мемуарах мне попадалось упоминание об враче, называвшимся Владимир Крушельницкий. Между тем, в семействе Крушельницких была как раз дочь Володимира, врач по образованию, должно быть, это она имелась в виду. Но Богдана – очень распространенное имя для Украины 16-го века)
Вдова Семашка повторно вышла замуж за Ивана Чаплича и, хотя дочь осталась жить с матерью, но ее отцовские имения временно перешли под опеку ближайшего родственника покойного судьи, двоюродного брата Богданы, владимирского подкомория Александра Семашка. (Из чего я делаю вывод, что в случае повторного выхода Беатой замуж до замужества Гальшки все острожские владения должны были перейти под опеку князя Острожского. Оттого, должно быть, Беата не вышла еще раз замуж – до того печального инцидента, конечно). Согласно Литовскому Статуту, опекун не только управлял, но и владел опекаемым имуществом. Поэтому недобросовестные опекуны заранее искали для опекаемой девушки такого жениха, который готов был войти с ними в соглашение относительно отчета по опеке, причем нередко сосватывали даже малолетних, а если невеста противилась их планам и хотела выйти за другого, то они просто не давали согласия на брак. Именно таким типом был двоюродный брат Богданы – жадный, жестокий и своевольный человек.* Чтобы не давать Богдане и ее будущему мужу отчета об управлении имением девушки, он в 1566г. заключил с мелницким старостою Григорием Воловичем формальное условие относительно будущего брака малолетней Богданы и сына Воловича, в то время тоже малолетнего, с отсрочкой свадьбы до 1571г. и с обязательством возвратить ей в день брака отцовские владения, но без представления отчета. Мать Богданы считала себя вправе игнорировать этот сговор, совершенный без ее воли и участия, и, когда девушке исполнилось 15 лет, то она «за властным позволением» (с согласия) самой невесты и назначенных отцом ей опекунов, «заручила» (сговорила в замужество) ее с князем Янушем Четвертынским и послала Александру Семашку извещение и приглашение на свадьбу. Но тот успел съездить в Варшаву и привез королевский лист с запрещением Ивану Чаплычу и его жене выдавать замуж Богдану за князя Четвертынского по причине ее предыдущего якобы сговора (Нет, Его Королевская Мосць положительно развел бардак в государстве, его б самого посадить в ту башню!). Пришлось Чапличам отложить свадьбу и вступить в переговоры с Семашком. Тот не прочь был пойти на уступки, но откровенно требовал «абы он з личбы был волен» - т.е., отчета по опеке предоставлять не хотел, знает кошка…, на что Чапличи никак не хотели согласится. Да, пожалуй, отчим девушки и морально не имел такого права – позволять на ее явное ограбление. Семашко же грозил, что если Богдана выйдет замуж против его воли, то, согласно Статуту, потеряет право на отцовские владения, которые должны будут перейти к ближайшему родственнику – ему же. Ну, и нарвался – Чапличи начали судебное дело. Видимо, этот процесс представлял живейший интерес, и поэтому в заседание луцкого гродского суда прибыли почетные обыватели Волынского воеводства, которых председатель суда, староста князь Богуш Корецкий, пригласил принять участие в обсуждении дела (Между прочим, вторая жена этого Богуша – Мария Васильевна Чаплич, обое они православные. Так что с Иваном, должно быть, в свойстве. Его сын Юхим был женат на Ганне Ходкевич, которая последовательно перебывала православной, кальвинисткой, антитринитарианкой и даже иудаисткой, после чего вновь возвратилась к православию. Но это к делу отношения не имеет). Жалобщицами явились Богдана Семашковна и ее мать, жена Чаплича, а отчим Богданы представлял их в суде. Так как Семашко противился браку своей двоюродной сестры на основании более раннего сговора, то возражения Чаплича и были направлены к тому, чтобы доказать юридическую несостоятельность этого сговора, как заключенного без воли и согласия матери, а главное – без воли и согласия самой невесты. Если (говорил защитник) «Его Королевская Милость наш милостивый господарь и сам николи дивок и вдов ни за кого без воленья их властного не отдает и Статутом то обвароваты рачыл, тогды поготову и пан Семашко жадное змовы заочное о сестру свою без позволенья панны чинити не мог, бо панна Богдана сына пана Григоря Воловича николи не видела и он ее» (Его Королевская Милость, наш милостивый повелитель и сам никогда девушек и вдов ни за кого против их воли не отдает, и в Статуте это утвердить соизволил, то тем более пан Семашко никакого обрученья сестры своей совершать не мог, без ее присутствия и согласия, потому что Богдана сына пана Григория Воловича никогда не видела, а он ее. Сразу видно, как посмотрело бы общество того времени на сговор Гальшки, совершенный князем Острожским с Сангушком, да и на второй ее брак тоже). Что же касается ссылки Семашко на 7-й артыкул 5-го раздела Статута, запрещающий девушкам выходить замуж «без воли братьев и стрыев», то, во-первых, это постановление касается лишь круглых сирот, а у панны Богданы жива мать, во-вторых, оно имеет в виду невест, которые «не водли воли Божои за неровных собе ку зелженю дому своего» (против Божьей воли за неровню себе, пороча дом свой) замуж идут, а панна Богдана выходит замуж согласно с Божьей волей и волей матери и опекунов за равного себе и достойного человека и делает это по доброй воле, нисколько своего дома не пороча («за собе ровного, зацного, родового чоловика в малженство ест змовлена и сама доброволне позволила, и тым дому своего намний не полжила»). Поэтому Чаплич и просит укротить «лакомую братю» и позволить Богдане выйти за Четвертынского.
Следующей говорила мать невесты; она «со слезами просила их милостей панов рад», побудить Семашко не препятствовать ее дочери вступить в брак с избранным ей лицом, «бо сей пан Семашко, улакомившися на имения девки моеи, ей в том переказу чинит, што ему Бог мстити будет» (ибо этот Семашко, позарившись на имения дочери моей, мешает ей в этом, за что ему Бог отомстит».
Когда стали расспрашивать саму Богдану, она подтвердила все, что сказал раньше от ее имени отчим, и со своей стороны заявила: «Я сама доброволне, з волею вашои милости, княже старосто, опекуна своего, и пани матки своей, за князя Януша, маючи лета зупольные, позволила и теперь позволяю» (Я сама добровольно, в согласии в волей вашей милости, опекуна моего (Князь Богуш Корецкий был одним из опекунов Богданы – А.) и волей матери моей, будучи совершеннолетней, за князя Януша выйти согласилась и теперь согласна».
Тут Семашко, явно путаясь с арифметикой, начал доказывать, что это обручение Богданы с сыном Воловича произвел не он сам, а отец Богданы, а также его собственный отец (стрый Богданы), а вообще Богдана несовершеннолетняя, ей не больше 11 лет. Поскольку мне страстно нравиться лексика, приведу цитату в оригинале: «Я для того ей за князя Януша ити не позволяю, же не толко я, але и стрый мой еше з отцом моим за пана Воловича панну Богдану змовил, а ей тепер нет болшей, только одинадцять лет». Тут мать Богданы сразу же поймала Семашка на неладах со счетом, сообщив, что его отец умер раньше, чем Богдана родилась, и что ей лучше знать – Богдане 16 лет (Т.е., Семашко пытался одновременно представить свою сестру и старше, и младше, чем она была на самом деле. Врать надо последовательно).
Тут уже все присутствующие в суде увидели беспочвенность притязаний Семашка, а также по росту и поведению панны сумели оценить ее истинный возраст, и стали «упоминать» (уговаривать) Семашка, чтобы он добровольно, не ожидая судебного постановления и не навлекая на себя подозрений в корыстолюбии, перестал чинить препятствия браку Богданы с Четвертынским. Семашко, однако, был уже не в состоянии внять голосу рассудка. Тогда панове рада и панове маршалки и все рыцерство в один голос стали советовать князю Корецкому, как председателю суда и одному из опекунов Богданы позволить достойной панне выйти замуж по собственной воле. Князь Корецкий, уже раньше давший такое позволенье Богдане, счел нужным спросить ее вторично, точно ли она по собственной воле, а не по чужому приказу или уговору хочет выйти замуж за Четвертынского. Богдана ответила: «Я сама доброволне, за радою матки моей, князю Янушу малженкою быть шлюбила и тепер быти хочу и прошу, абы ми ваша милость позволити рачил» (Я сама добровольно, согласно совету матери моей князю Янушу быть женою обещала, и сейчас этого хочу, и прошу, чтобы вы, ваша милость, мне позволить изволили).
Это уже была чистая победа. Староста велел прочесть вслух 8-й артикул 5-го раздела Статута и объявил постановление, что, согласно этому закону, он дает позволение панне Богдане вступить в брак с избранным ею женихом.
«В этом процессе достойна внимания одна подробность: суд совершенно игнорирует сговор Богданы с сыном Воловича, совершенный Семашком по всей форме, с выдачей обоюдных обязательств с крупными неустойками и «зарукой» в пользу короля, и сам Семашко на суде как бы теряет уверенность в своем праве совершения этого сговора и прячется за авторитет отца невесты, который будто бы еще при жизни сговорил ее за того же Воловича. Очевидно, подобний акт, грубо нарушавший личные права опекаемой девушки, по суду тогдашнего общества представлялся явным беззаконием. Выбирая себе мужа, девушка обязана была в известной мере считаться с волею родителей или опекунов, чтобы легкомысленным выбором не причинять бесчестья своему роду, но никто не имел права навязывать ей в мужья кого-либо против ее воли и желания». – Орест Левицкий

*Этот Олександр Сангушко воспитывался при дворе королевы Боны. Из истории Гальшки ясно, что научиться там чему-то хорошему было трудно. Так и случилось: он одним из первых в своем поколении перешел в католицизм (из карьерных соображений), ограбил родную мать, отобрав у нее имения, что достались ей от второго мужа, князя Масальского, а потом поступил с сестрой по матери, Марухной, приблизительно так же, как и с Богданой. Марухне тоже через суд пришлось добиваться права выйти замуж за пана Еловича, но и тут ее братец не успокоился, а, воспользовавшись временным отсутствием Еловича, напал на его замок, захватил сестру в плен и до тех пор держал ее в заключении, пока она не согласилась уступить ему часть своих имений. Для пущего издевательства он заставил сестру обвенчаться с Еловичем повторно, так как, мол,. первое венчание, совершенное без его согласия, он считал незаконным. После этого женился на богатой вдове Монтовта. «В наследство» получил пасербицу жены от ее предыдущего брака, Ганну Монтовт, которую ограбил тоже, хитростью выманив у нее ее имущество, а когда она попыталась сопротивляться, силой выдал ее замуж за своего машталира.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Antrekot на 04/25/06 в 11:20:23

Антонина - спасибо огромное!
Тогда про Потоцкого и кучера - я.
А об игле - Вы.

С уважением,
Антрекот

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 04/25/06 в 11:26:56

Безусловно, расскажу. Но не создать ли отдельный тред? И туда же - кучера? (Это я из соображений чистоты жанра)
Если у Вас есть время, то я сразу же и задам вопрос. Не знаете, каким способом Курбский оказался отчимом известных разбойников, братьев Монтовт? Это из-за брака с Александрой Семашко?

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Antrekot на 04/25/06 в 11:47:32

Сейчас поделю. А с Монтовтами - это, кажется, через Марию Юрьевну Гольшанскую. Это она же первым браком за Александром Монтовтом была.

С уважением,
Антрекот

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Antrekot на 04/20/06 в 18:47:15

Off topic replies have been moved to [link=https://www.wirade.ru/cgi-bin/wirade/YaBB.pl?board=dop;action=display;num=1145965798]This Thread[/link] by Antrekot.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 04/25/06 в 12:00:44

Спасибо. Ну и натерпелся бедняга из-за этой Гольшанской.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Antrekot на 04/25/06 в 12:17:18

Да. Женился, называется.

С уважением,
Антрекот

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Kell на 04/25/06 в 13:53:52

Спасибо, утешительная история.

Что до казнокрадства Ибрагим-паши - оно вроде бы несомненно, хотя и вполне укладывалось в средние нормы того времени (для человека его положения); погореть (всерьез, а не "ты воруешь - тебя ограбим") деятелю такого масштаба при Сулеймане _только_ на казнокрадстве, без "отягчающих и сопутствующих", доводилось нечасто. Да и вменялось (хоть и неофициально) этому удачливому и толковому генералу не воровство, а попытка государственного переворота и оскорбительное для султана бахвальство; первое, скорее всего, чушь, а вот хвастаться "я сейчас круче Сулеймана!" с Ибрагима после взятия Тебриза сталось бы.
Про вошь - пожалуйста, благо это тоже "из семейных хроник" в каком-то роде. Прошу прощения за некоторую неаппетитность.

Выдавали султан Сулейман Великолепный и Роксолана замуж дочку, Михрим (или Михриму). Жених – некий Рустем-паша, диярбекырский наместник. Брак завидный, открывающий доступ очень высоко, и завистники, естественно, нашлись: еще до прибытия Рустема в Стамбул весь двор шепчется, что у него – проказа. Роксолана собирает консилиум и громогласно требует медицинского освидетельствования жениха. Врачи подошли к делу со всей ответственностью, взяток от Рустемовых завистников не приняли и публично объявили: жених оклеветан, никакой проказы у него нет, напротив, запущенный педикулез – а всем известно, что на прокаженных вши не водятся. Родителей невесты это вполне устроило, Рустем-паша женится на Михрим и назначается вторым визирем, а через несколько лет – великим визирем (потом пост этот потерял, по слухам, за то же казнокрадство, но Сулейман, как часто бывало, его простил и вновь посадил на то же высокое место). «Так Рустем-паша стал самым могущественным и богатым из вшивцев. Ибо сказано: Кому везет, тому и вошь удачу привезет».

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 04/26/06 в 12:41:25

Мда-а-а. Ну уж, я мусульманскую цивилизацию оценивала выше. Ладно бы - педикулез, но еще и запущенный... :o
Но я еще хотела спросить о тех нерасшифрованных якобы фрагментах Корана. Действительно ли что-такое есть?
(Приключения князя Курбского уже пишутся)

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Kell на 04/26/06 в 13:49:45

Что считать расшифровкой... Если толкований некоего аята восемь у шести толковательских школ - его можно считать расшифрованным? ;) Думаю, какое-то соответствующее толкование данные улемы знали, но стопроцентно под ним подписываться не решались (может, им конкретный толкователь не нравился). Но, думается, скорее тут произошла путаница между Кораном и Сунной при передаче истории с Роксоланой. А в толковании Сунны разногласий очень много по разным школам. Доберусь до знакомого арабиста (чуть не написал - исламиста, но побоялся быть неправильно понятым :) )- уточню, но он в другом городе, и сетевого его адреса я не знаю...

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 04/28/06 в 12:17:16

К Келлу – вопрос о Коране (из Роксоланы)
Извините, что мучаю Вас, но в моих глазах – Вы уж именно специалист по исламу.
Сцену из Назарука я в самом деле описала неточно. Она все-таки оставляет впечатление, что автор Коран знал. По ходу разговора с улемами Настя то и дело цитирует разные фрагменты, которые они сразу же классифицируют. Называется, например, четвертая сура, объявленная в Медине, из которой при желании можно сделать вывод о рекомендации моногамии для мусульман. Попробую привести: «Берите себе жен из тех, которые кажутся вам добрыми, только две или три, или четыре. А если боитесь, что это несправедливо, женитесь только на одной (свободной) или той, которая разделяет ваши права». И сразу же приводиться объяснение – «та, что разделяет ваши права» - постоянное обозначение Корана для невольницы. Это именно положение героини в момент разговора, так что она, вроде бы молясь в Афоне, уже хорошо обосновала свое дальнейшее положение.
Позже цитируется еще ряд сур и, наконец, интересующий фрагмент. Один из улемов спрашивает: «…Ты подчинишься обычаю женщин османских закрывать лицо перед чужими, о Хатун!»
«Мудрая Хатун Хуррем ответила такими словами: «О мудрый муфти Пашасаде! Встречал ли ты в Коране приказ, что женщины должны закрывать лицо? Потому что я внимательно читала каждую строку святой книги пророка и не видела этого» - А ученый муфти Кемаль Пашасаде ответил: «Но видела ли ты, о Хатун, таинственные знаки в Коране?»
«Мудрая Хатун Хуррем ответила такими словами: «Я видела таинственные знаки в Коране, о мудрый муфти Пашасаде! … Но можешь ли ты, о муфти, с чистой совестью уверить, что в этих знаках, которых никто до сих пор не прочитал, содержится приказ, чтобы женщины закрывали лицо? Мог ли пророк дать такой приказ, если Аллах не приказал цветам закрывать белые и красные лепестки лица их?»
«Мудрый Кемаль Пашасаде ответил по правде этими словами: -Я не могу с чистой совестью уверить, что в этих знаках содержится приказ пророка, чтобы женщины закрывали лицо» - конец цитаты.
О том, чтобы закрывание лица – лишь обычай, а не религиозное предписание, кое-как понятно. (А как насчет того злополучного платка?) Меня больше заинтриговали те таинственные знаки. То ли имеется в виду нечто вроде Каббалы, только в отношении к Корану, то ли в самом деле Коран – подобие открытой системы и туда можно приписать все, что угодно? Или он содержит фрагменты, написанные на неизвестном языке или зашифрованные?

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 04/28/06 в 12:24:21

Приключения политэмигранта
Часть 1 – бегство
Одним из героев следующей новеллы будет весьма даже известный человек – диссидент, политэмигрант, полемист – словом, князь Андрей Михайлович Курбский.
Собирая материалы для сего опуса, я обнаружила, что и русскую историю знаю куда как не особо, не лучше литовской, поэтому причины ссоры Курбского с царем и обстоятельства его последующего бегства совершенно изгладились у меня из памяти. Но, благодаря дружеской помощи и любезно присланным материалам (спасибо! :) ), кое-что прояснилось. Иван Грозный, до того друг опального князя, подозревал его в попытке возвести на русский престол не особенно умного князя Старицкого. Но очень похоже, что более обоснованным было бы подозрение «в давних сношениях с сопредельным и не совсем дружественным государством», т.е., с Речью Посполитой. Углубляться в перипетии русской истории мне не хочется (лучше уж я буду держаться своей довольно узкой темы, поверьте, удержать в голове все эти браки при том, что герои событий выходили замуж или женились по 3-4 раза и так не просто), но буду очень рада, если кто-то это сделает или даст хорошую ссылку по теме. Я же приведу лишь отрывок, касающийся собственно бегства из Юрьева, где наш герой был отправлен в качестве опалы. (Автор – Р.Г. Скрынников)

Quote:

Пробыв год на воеводстве в Юрьеве, Курбский 30 апреля 1564 года бежал в литовские владения. Под покровом ночи он спустился по веревке с высокой крепостной стены и с несколькими верными слугами ускакал в ближайший неприятельский замок – Вольмар. По словам американского историка Э. Кинана, русский наместник Ливонии мог бы захватить семью, поскольку он бежал, по крайней мере, на трех лошадях и успел взять двенадцать сумок, набитых добром. В самом ли деле Курбский был столь черствым человеком, с легким сердцем покинувшим жену? В этом можно усомниться. Побег из тщательно охранявшейся крепости был делом исключительно трудным, и Курбский утверждал, что его самого верные слуги вынесли «от гонения на своей вые» (шее). Жену же свою беглец попросту не мог взять с собой. Ливонский хронист Ф. Ниештадт со слов слуги Курбского записал, что боярыня Курбская ждала в то злосчастное время ребенка.

(Кинан, между прочим, - это тот самый, что объявил «Слово...» фальсификатом).
Деталей произошедшего позже с боярыней Курбской не знаю, но ее якобы отправили в дальнюю ссылку, где она и умерла. Муж же ее получил земельные владения на Волыни, где, можно сказать, начал все сначала – женился, усвоил местные обычаи, втянулся в жизнь тамошнего обывательства,– прихотливую, бурную, непростую, но кое-в-чем – очень человечную. Не думайте, однако, что князь Курбский был так уж благодарен приютившему его краю! Наоборот, он оказался весьма яростным обличителем того, что ему казалось отступлением от единственно правильных норм общественной жизни. Но, надо честно признать, основания для этого у него были. Князь Курбский немало натерпелся от своевольных волынянок, как раз тогда решительно оттесняющих своих мужей и братьев на второй план и с упоением осваивающих новые сферы деятельности: науку, войну, сутяжництво, управление хозяйством («Консерваторы 16 века горько жаловались, что в высшей сфере западнорусского общества жены взяли решительный перевес над мужьями, с тех пор, как Литовский Статут обеспечил их имущественные права».-(с)) Не нравилась князю также религиозная пестрота сего общества, да это уж отдельный разговор.

Часть 2 – Коварство и любовь
Оказавшись на Волыни. Курбский женился повторно. Надо полагать, его первая жена к тому времени уже умерла, хотя в то время длительное отсутствие одного из супругов в месте жительства другого считалось достаточной причиной для расторжения брака. Но как-то это было бы чересчур, что ли. Следующей княгиней Курбской стала Марья Юрьевна Гольшанская. Из информации Антрекота уже известно, что это был для нее третий брак и что она – представительница тех самых Ольшанских, которые некогда владели «Черным замком» (я уже почти в состоянии написать пародию на их семейные перипетии ;) ). Опять-таки из информации Антрекота ясно, что в первом браке мужем ее был волынский же шляхтич Монтовт, надо полагать, Андрей. (Редкая фамилия досталась ему потому, что основатель рода и впрямь был литовского происхождения). От этого брака у нее было 2 сына, названные принятыми в семье Монтовтов именами – Ян и Андрей, и разбойники это были престрашные. Время от времени у них начинался буйный период, когда они гуляли и похвалялись своему отчиму «голову отрубить и в суме московскому царю отослать». Тогда Курбский, на что уж человек неробкого десятка, неделю, а то и дольше опасался высунуть нос из дома (у этих братцев была также двоюродная сестрица Ганна Монтовт, прозванная волынской Мессалиной, хотя была она не столько кровожадной развратницей, сколько просто дурой. Из-за своей глупости она и стала жертвой раньше упомянутого Семашка). Видно, такая жизнь не особенно содействовала крепости брачного союза, поэтому в 1578 г. Курбский и Гольшанская развелись. Причиной назвали самую распространенную в то время причину расторжения браков – несогласную жизнь супругов. Развод был совершен не только светскими властями, но и разрешен епархиальной властью. Хотя Курбский при этом не выговорил себе права на повторный брак, но, руководствуясь местными обычаями, год спустя женился на Александре Семашко (не родственница ли того воспитанника королевы Боны? Курбский мог избрать ее, чтобы только насолить Монтовтам). Этот брак оказался более прочным, у четы родилось трое детей (а ведь Курбский 1528 г. рождения, гм…). Отправляясь в 1581 г. в военный поход, он составил завещание, в котором отписал жене с детьми все свои имения. Но Гольшанская не унималась, бывшие супруги продолжали враждовать и после развода. Из чистой мстительности она начала дело о незаконном расторжении брака и потребовала Курбского на суд митрополита. Бедняга оказался в весьма незавидном положении, приговор духовного суда мог иметь для него и его новой семьи очень опасные последствия. «Видя беду неминучую и желая показать достаточную причину для развода», Курбский записал в актовые книги владимирского гродского суда донос, будто княжна Гольшанская, бывши еще женою его, изменяла ему, и при этом представил в суд двух свидетелей, которые показали, будто собственными глазами видели, как последняя предавалась блуду со слугой своим Жданом Мироновичем.
Ну что ж, неблагородно поступил Курбский, да ведь не он начал все это дело! К чести его надо сказать, что до судебного приговора не дошло, стороны заключили мировую и с тех пор никто законности его брака не оспаривал (и в подземелья или вежи никого не замуровывали тоже) . Но его неприятности не кончились. Уже в следующем году ожидало беглого князя столкновение с еще одной противницей.

Часть 3 – новая амазонка
В этой части мы вновь встречаемся с представителями памятного клана Борзобагатых. Гай-гай, немного времени прошло, а какие изменения! В 1581 г. умер Олександр Журавницкий, а почти сразу же после него – осмеянная когда-то мятежным поэтом Ганна Борзобагатая. Быть может, эта легкомысленная кокетка не смогла жить без своего тихого мужа? (Но если вспомнить, что в 1582г. умерла также Гальшка Острожская – быть может, эпидемия?) На первый план в клане выдвигаются сын Борзобагатого Василь, в то время королевский секретарь, и его жена, о необычных пристрастиях которой уже упоминалось – Ганна, урожденная княжна Сокильская.
Имея среди близких свойственниц поэтессу и модницу, Ганна предпочитала совсем другие развлечения – ее всегдашним занятием были войны с соседями. Войны в самом прямом смысле слова – уж слишком рыцарские гены ей достались. Надо сказать, она была не одинока в этих своих склонностях, источники упоминают и других воинственных дам, например, Софию Ружинскую, которая в 1608 г., лично предводительствуя отрядом в 6000 человек пехоты и конницы, с развевающимися знаменами и военной музыкой, приступом взяла замок князей Корецких в Черемошне (Ружинские и Корецкие враждовали между собой), сожгла его и разграбила местечко. Но Ганна все-таки была первой.
Своих сыновей Костянтина и Василя она буквально с младенчества брала в военные походы (поначалу их возили в колыбели). В мирное время Ганна тоже не дремала – она очень быстро прибрала к рукам имущество своего престарелого тестя, того самого вымогателя Ивана-Ионы Борзобагатого-Красенского, так что занималась хозяйством, а также вела многочисленные тяжбы.
В 1581 г. интересы клана пришли в столкновение с интересами князя Курбского. То ли по каким-то шпионским причинам, то ли почему-то еще наш беглец получал немалое содержание от польского правительства Выплачивать эти деньги должен был королевский секретарь, то есть Василь Борзобагатый, муж Ганны. И вот он не доплатил 920 злотых, мотивируя это тем, что должен был внести от имени Курбского в королевскую казну налоги (около 400 злотых). В дело вмешался король, Стефан Баторий, и приказал деньги Курбскому заплатить. Василь бы, пожалуй, согласился, да Ганна не желала и слушать. Что ж, король объявил посполитое рушенье шляхты Луцкого уезда против бунтовщицы. В январе 1582 г. войско подступило к деревне Красне, где и находилась резиденция Ганны, и выслало делегацию, требуя капитуляции. Ганна же, с саблей в руках, объявила, что зарубит каждого, кто посмеет вступить в ее владения. Вояки предпочли отступить.
К тому времени отец и сын Борзобагатые здорово перепугались и готовы были уплатить требуемые деньги, за вычетом тех 400 злотых на налоги. Курбский, однако, не согласился и требовал всю сумму сполна. Они уже почти согласились, когда о таком пораженчестве узнала Ганна и твердой рукой навела порядок. И вот наши давние знакомые оказались в состоянии войны с королевством, потому что король разослал по всей Волыни универсалы с приказом вооружаться и усмирять мятежников.
Войско, однако, собиралось долго, до августа. Это время Ганна использовала самым лучшим образом, создав из своих родственников, свойственников и слуг небольшую, но очень профессиональную армию (сыновья были связными, так и написано), включавшую в свой состав также конницу и артиллерию. Так что, когда королевско-шляхетское войско вторично подступило к Красному, то весьма здорово получило по зубам – армия Ганны блестяще отбила нападение, перешла в контрнаступление и гнала врага вплоть до Луцка. Говорят, знатоки военного дела нашли стратегию Ганны безупречной. Вот так Стефан Баторий, несмотря на свои полководческие таланты, оказался разбитым, и кем – женщиной! Но, надо полагать, это было не настоящее королевское войско, а так, всякий сброд.
Думаю, Стефан Баторий все-таки обладал дипломатическими талантами, потому что не стал выставлять себя на посмешище (баба разгромила королевское войско! :D ), а сумел найти мирный выход. Он лишь отстранил Василя от обязанностей королевского секретаря и заставил враждующие стороны помириться.
К сему примечание – тем женщинам, которые не могли реализовать свои бойцовские таланты напрямую, оставался еще один путь – сутяжничество. «Бывали между ними такие завзятые юристы, которые только и делали, что ездили по судам и трибуналам, знали хорошо Статут и другие законы, постигали все тонкости судебной казуистики и лично, а не через поверенных выступали в сложных и трудных процессах».

Эпилог – не бойся смерти
Увы, не так уж много веселого осталось мне рассказать :( . В 1583 г. не стало князя Курбского. Дела клана Борзобагатых-Журавницких также покатились под гору. Владыка Иван-Иона в том же несчастливом 1583 попал под баницию и потерял луцкое владычество (его преемником стал Кирило Терлецкий, тоже личность известная…). В сентябре 1585 г. Борзобагатый умер.
Пример воинственной Ганны сильно воодушевил поэта Ивана Журавницкого, но, как оказалось, не к добру. Видно, без опеки брата, которого Иван когда-то так обвинял, младшему Журавницкому пришлось несладко, он начал стремительно терять отцовское наследие. Страшную путаницу в семейные взаимоотношения внесла вдова дяди Ивана и Олександра, Михаила Свинюского, когда-то положившего начало благосостоянию рода. Эта Федора Свинюская (урожденная Чорторыйская) повторно вышла замуж за некоего Балтазара Гнивоша, которому принесла в приданое и должность королевского секретаря, и имущество покойного мужа. Поскольку единственный сын Федоры и Михайла Свинюских умер молодым, на владения Свинюского претендовали Журавницкие, но Гнивош так рьяно взялся за дело, что отобрал у Журавницких не только спорные Свинюхи, но и родовой их Теслугив. (Эти исторические Свинюхи в советские времена отчего-то переименовали на Привітне). Наконец, в 1588 г., Иван не выдержал, собрал по давней своей привычке вооруженный отряд и поехал к Гнивошу в Свинюхи поговорить по-мужски. Попрошу обратить внимание на год – в Польше опять новый король, Сигизмунд Ваза. Что о нем сказать – не пара он был Стефану Баторию.
Балтазар говорить отказался. Иван легко взял приступом дом, где прятался Гнивош, а самого хозяина велел искупать в ставу. По несчастью, оказалось, что королевский секретарь не умел плавать. Словом, утонул, чем навлек и на Ивана величайшие беды. Не помогло заступничество брата, Михайла Журавницкого, да и Станислава Жолкевского тоже – Ивана приговорили даже не к изгнанию, а к смертной казни. Свои последние дни он использовал для прощания с родными и друзьями и для составления завещания, в котором все имущество оставил жене, благодарил ее за их добрую и согласную супружескую жизнь, а также поручал ее и сыновей опеке князя Острожского. Тогда-то он и сказал ту фразу, ставшую названием повести – «Не бойся смерти», подкрепляя ее цитатами из древних и из Святого Писания.
В марте 1589 г. в Варшаву приехали Януш Збаражский, Михайло Журавский, даже и Кирило Терлецкий – попрощаться. 31 марта 1589 г. Иван составил окончательную редакцию завещания, еще через неделю его казнили. Похоронить себя он просил в родном Теслугове, как Олена и поступила. Довольно поздно – через 3 года, в 1592 г. она вписала копию завещания в гродские книги. Книга с этой записью сохранилась до наших дней.
После этого следы Олены затерялись. Гр.Нудьга предполагает, что где-то в это время она написала стихотворение, ставшее потом основанием народной баллады об убийстве Петруся, но это лишь предположение, базирующееся на том, что там упоминается Журавницкая долина. Поскольку имена детей Ивана и Олены неизвестны (их было вроде бы трое), то не удалось установить их дальнейшую судьбу. В списках студентов Краковского и Оломоуцкого университетов значатся какие-то Журавницкие, но они не подходят по возрасту. Еще один Журавницкий – Станислав – жил около Теслугова в 1590г., но опять-таки, неизвестно, был ли он родственником Ивана и Олены.
Спорным остается также вопрос об авторстве стихов, приписываемых Олене (за исключением того пашквиля, конечно). Гр.Нудьга приводит давний вариант упоминаемой баллады «Волыночка», который он считает близким к книжному варианту, что мог быть написан Оленой:
Зеленая дібровонько,
Чого рано зашуміла?
-Ой як же мні не шуміти?
Через мене татари йдуть,
Шабельками голье тнуть,
Везуть волиночку,
Молодую вкраіночку.
За ею погоня іде.
Ее родний батюхно.
Вона назад позірнула,
Ширинкою замахнула:
-Ой вернися, мій батюхно,
Бо ти мене не догониш,
Оно коника утомиш!

А вот «канонический» вариант

Із-за гори, гори, з-за темненького лісу
Татари ідуть, волиночку везуть.
У волиночки коса з золотого волоса –
Щирий бір освітила,
Зелену діброву і биту дорогу.
А за нею біжить в погоню
Батенько іі.
Кивнула-махнула білою рукою:
Вернися, батеньку, вернися, рідненький!
Вже ж мене не однімеш і сам, старенький, загинеш, -
Занесеш голову на чужую сторону,
Занесеш очиці на турецькі границі...

(У меня рука не поднимается писать подстрочник – здесь бы хороший перевод. Или и так понятно?)
Вот, собственно, и все. В документах за 1618 г. упоминается еще одна представительница Красенских-Борзобагатых, Сузанна, вышедшая замуж за князя Юрия Чорторыйского. Брак сопровождался скандалом, поскольку Чорторыйский не развелся надлежащим образом со своей предыдущей женой.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 04/28/06 в 13:16:52

К истории с Гальшкой - вот здесь
http://www.staff.amu.edu.pl/~gmazurek/zpd/duch.htm
есть информация о призраке княжны. А информация - именно в духе "паршивого романтизма"

Quote:

Ее муж, воевода познанский приказал наложить ей на лицо железную маску, дабы никто не мог восхищаться красотой молодой жены. С черной маской на лице Гальшка могла подземным ходом проходить от башни до колегиума, где участвовала в Богослужении и несла покуту за содеянные грехи.
Как говорит легенда, в хмурую лунную ночь невдалеке от Шамотульской башни можно увидеть медленно передвигающуюся женскую фигуру в одежде покутницы. Когда она исчезает в башне, слышны плач и рыдания духа несчастной Гальшки.

Бр-р-р

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Kell на 04/28/06 в 23:21:15

antonina, специалист по исламу из меня никакой - хотя с одним специалистом знаком, но он сейчас не в непосредственной досягаемости. Однако же.

Четвертая сура - "Женщины" - она, естественно, наиболее подходит для доводов по данным вопросам, на ней основывается изрядная часть исламского семейного права. Приведенная цитата - это третий аят, в переводе Крачковского приведенный текст звучит так: "...женитесь на тех, что приятны вам, женщина - и двух, и трех, и четырех. А если боитесь, что не будете справедливы, то - на одной или на тех, которыми овладели ваши десницы". И далее, аят 29: "А кто из вас не обладает достатком, чтобы жениться на охраняемых верующих, то \берите жен\ из тех, кем овладели десницы ваши, из ваших верующих рабынь" (и далее уточняется разница в статусе жен из свободных и жен из рабынь - с рабынь, например, вдвое меньший спрос за супружеские провинности, с оговоркой "Это - тем из вас, кто боится тягости. А если вы будете терпеливы, то это - лучше для вас" - аят 30. Полагаю, это Роксолана тоже не могла не помнить :) ). Вообще, вопрос "справедливости" в отношении мужчины к разным своим женам в этой суре подробно рассматривается, и моногамия действительно предлагается как один из способов не творить несправедливости по отношению к какой-то или каким-то из жен. В истории с Махидерван, старшей женою Сулеймана, это тоже работало в пользу Роксоланы. Хотя причислить султана к "не обладающим достатком", за которого свободную не отдадут и который достойное вено выплатить не в состоянии - на мой взгляд, довольно смело! ;)

Что же до "таинственных знаков" - видимо, скорее всего имеются в виду все же некие труднотолкуемые фрагменты (а таких фрагментов и вариантов их толкований действительно немало). Трактовка Корана в каббалистическом духе - мне упоминания попадались, но в основном это была, кажется, "сектантская" практика - то есть не самых "почтенных" школ по сулеймановым временам. А шифр при желании можно найти даже в железнодорожном расписании, была бы охота :)
Как смогу, попробую уточнить, действительно ли обычай закрывать лицо выводился из какого-то хадиса, но это когда знакомый, Сунну изучавший, в Москве будет...

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 05/03/06 в 11:07:14

Келлу - благодарю за объяснение.
Попутешествовав немного по польским историческим сайтам и по некоторым украинским изданиям, я обнаружила, что тема Гальшки все еще нуждается в дополнительных объяснениях.
Начну я, пожалуй, несколько из конца, то есть из родословной третьего мужа Гальшки, Семена Слуцкого. Для этого нам придется довольно сильно вернуться назад, в 1470 г., когда в Киеве умер последний удельный киевский князь и воевода, Семен Олелькович. Он был потомком Ольгерда, но род очень сильно «натурализовался» и воспринимался как местная династия. После его смерти киевляне рассчитывали на передачу княжения или сыну Семена (в то время малолетнему), или его брату Михайлу. Но в Вильне были твердо намерены упразднить киевское княжение вообще и отказали Олельковичам под предлогом, что дед их бегал на Москву и пробегал свою отчину. В качестве компенсации Михайло получил Слуцкое княжество, чем, однако, остался недоволен. Поэтому в 1481 г. и возник так называемый «заговор князей», участниками которого были Михайло Олелькович, его двоюродный брат Федор Бельский и свояк Иван Гольшанский. Цель заговорщиков не совсем понятна: они то ли хотели убить короля Казимира IV, то ли перейти под Москву, то ли создать буферное государство под своим правлением. Об этом событии упоминал Караткевич в «Черном замке», но совершенно безосновательно обвинил Гольшанских в предательстве. Когда заговор раскрылся, казнили как раз Михайла Олельковича и Ивана Гольшанского, а Бельский успел сбежать в Москву. Кстати, Гольшанский приходился родственником королю: неизвестно, был ли Казимир сыном Ягайла, но уж сыном Сонки Гольшанской он был точно :). Может быть, поэтому никаких массовых репрессий (о которых тоже писал Караткевич) не было, за потомками Михайла так и оставили слуцкое княжество и они начали именоваться Слуцкими. Или Слуцкими-Олельковичами. Вот из этого рода и произошел Семен (Симеон) Юрьевич Слуцкий-Олелькович, которого поляки не совсем верно именуют Семеном Олельковичем Слуцким. Род Слуцких угас в начале 17-го века, когда произошло, по словам Н.Яковенко «мистическое вымирание княжеских родов» (в том числе и Острожских). В начале 90-х годов прошлого века вдруг объявился страннейший персонаж, именовавший себя Олельком ІІ (т.е. вроде бы из рода Олельковичей) и претендовавший на престол сначала Украины, а потом и России тоже :). Что ж., история никогда не оканчивается.
При составлении опуса о Гальшке я довольно смело назвала Беату Костелецкую внебрачной дочерью короля Сигизмунда, это вопрос неясный. Беата в самом деле дочь долголетней королевской любовницы Катарины Тельничанки, в браке Костелецкой, у которой было с королем трое признанных детей: Ян, Регина и Катарина (вышедшая замуж за графа Монфор), но Беата, как видим, в их число не входит. К тому же, она значительно моложе этих признанных детей, когда она родилась, король уже пребывал в браке с Барбарой Заполяйи (ох, попробуй запиши эту венгерскую фамилию), а Катарина, соответственно, с Анжеем Костелецким. Так что можем полагать, как угодно, современники же именно считали Беату дочерью короля. Для себя я пытаюсь воссоздать эту историю так: Сигизмунд был далеко не первым, а вовсе даже предпоследним из 6 сыновей Казимира IV и Елизаветы Ракушанки (Австриячки), его шансы обрести престол довольно невысоки. Поэтому ему и позволили вступить в полуофициальный брак с Катариной. Двое его братьев умерли, не оставив мужского потомства, так что королем стал Сигизмунд, но, должно быть, с условием жениться подобающим образом. Похоже, что король был известным бабником, поэтому тот же Караткевич не задумываясь приписывает полукоролевское происхождение своей «исторической» героине, той самой княгине Ольшанской, замурованной вместе с любовником то ли в третьей, то ли в четвертой башне черного замка. Более того, поляки совсем не удивились, когда подобное же происхождение начали предполагать у Роксоланы, но потом все дружно решили, что попросту слишком смело прочитали обычную для 16-го века формулу дипломатического этикета. (В письме Сулеймана к Сигизмунду Августу была фраза, называвшая Роксолану сестрой короля, но максимум, что отсюда можно вывести – предположение о том, что султанша происходит из Польского королевства).
Раз уж речь зашла о Роксолане, от которой, воистину, никуда не денешься, то напишу и такое. Теперешние украинские историки и авторы популярных изложений с негодованием как «паршивый романтизм» отвергают мысль о том, что Хуррем Хасеки, и став могущественной султаншей, сохранила теплые чувства к своей родине и пыталась помочь ей, как могла. Как ни странно, от такого предположения нисколько не отрекаются поляки, открыто признавая, что своим успехам во взаимоотношениях с Портой в 16 веке Польша обязана покровительству Роксоланы. Украинцы, будьте начеку! Не успеем оглядеться, как поляки приватизируют нашу национальную героиню!
При этом, изучив даты браков Ягеллонов, хочу несколько оправдать Бону: ее старшая дочь Изабелла родилась не через 6 месяцев после брака, а вовсе даже через 8. Так что Изабелла имела шансы быть законной королевной (как и австрийцы имели возможность распускать свои сплетни).
В некоторых польских интерпретациях Сангушка называют «братанкем» (племянник, вообще дальний родственник) Василя Острожского. На самом деле, мать князя – из Слуцких (они с Ильей, отцом Гальшки, братья лишь по отцу), так что, скорее, так мог именоваться Семен Слуцкий.
Об убийстве Сангушка мы знаем со всеми подробностями, вплоть до деталей одежды несчастного князя и меню того последнего завтрака: все это записано в городских книгах Яромира.
Сцена венчания Гальшки и Слуцкого в монастыре во время осады выглядит театральной, но, имхо, вполне правдоподобна. Безусловно, у Беаты с князем Семеном могла быть более давняя договоренность, но, насколько я себе представляю характер княгини, она пошла на этот шаг, лишь будучи полностью прижатой к стене. Все же остальное очень подробно описано львовскими хронистами, так что даже возникал спор по поводу того, где Гальшку передали Гурке – на Высоком или на Низком Замке.
Те же поляки утверждают, что после смерти матери отношение Гальшки к ее квази-мужу стало чуть менее непримиримым, она якобы несколько раз показалась публично в его сопровождении. Тем не менее, своим мужем его не признала, брак их считался таковым лишь на бумаге.
Поляки упорно отстаивают версию о полном и глубоком умопомешательстве Гальшки после 1573 г., с чем решительно не соглашаются украинские историки. И тут, пожалуй, правы именно последние, а поляками, возможно, движет идея доказать, что завещать деньги для Острожской академии католичка Гальшка могла лишь утратив рассудок.
День святой покровительницы Гальшки приходится на 2 марта, так что свое имя она получила, скорее, в честь первой жены Сигизмунда Августа, Елизаветы. Если вспомнить, что еще одна Гальшка – Гулевычевна может считаться фундаторкой Киево-Печерской академии, то украинские студенты вполне могли бы праздновать свой день именно 2 марта (а не в Татьянин день, как теперь). Или уж два праздника вместе, что вполне вписывается в украинские традиции. Еще одно имя, полученное Гальшкой при крещении – Катарина, пожалуй, в честь бабушки.
Хочу несколько оправдать Сигизмунда Августа по поводу его нерациональных женитьб. Его первый и третий браки именно отвечали предложенным критериям (с Елизаветой Габсбург и ее младшой сестрой Катариной), тем не менее, остались бесплодными. (Может быть, с точки зрения генетики, ему не следовало выбирать австриячку – из Габсбургов происходила также его бабушка). К романтическому браку с Барбарой, давшему тему для многих писак, короля якобы принудили ее братья. Магнаты признали связь с Барбарой мезальянсом, но она все же была коронована в 1549 г. и через год умерла. Единственная дочь короля – Барбара – родилась от его последней связи с Барбарой Гизицкой. Пожалуй, единственное, что могло спасти короля – это вариант Сонки Гольшанской, свершившей не до конца оцененный подвиг сохранения династии Ягеллонов.
Для тех, кто хотел бы найти дополнительные материалы: в русском интернете я Гальшки не нашла, в украинском вы можете искать ее как Гальшку или Галшку (по-моему, первый вариант правильнее), по-польски ее имя пишется Halszka. Сюда же: польское написание имени Роксоланы - Roksolana, латинское и английское – Roxolana. Но под этим последним титулом мне не удалось выловить ничего стоящего: лишь обсуждения фильма и утверждения типа – Ольга Сумская ОК, но Хостикоев (султан) – кошмарный, да еще статью под названием «Дети Роксоланы», на который титул я и повелась, но сыновья и дочь Роксоланы тут оказались ни при чем, а это такое иносказательное наименование украинцев вообще. Поиск страшно затрудняет пристрастие многих фирм, занимающихся чем угодно, до торговли щенками включительно, именовать себя Роксоланами, в Польше же «Гальшка» - излюбленное название для магазинов женского белья.
Подумав, кто из польских писателей мог бы наиболее подробно описать историю Гальшки, я бы, пожалуй, выбрала Крашевского – автора множества исторических повестей, в том числе, «Старого предания». Он довольно скучный и тенденциозный, но все детали описывал. Хотя я его Гальшки не читала, это мое впечатление от других его произведений.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Kell на 05/03/06 в 15:26:02

У И.Крашевского я данный сюжет вполне себе представляю, но без особого вдохновения (для меня лично занудность у него как-то перевешивает). А вот как тот же сюжет (переодетый в испанские брыжи, разумеется) смотрелся бы, скажем, в "Рукописи, найденой в Сарагосе" - это мне вообразить даже любопытнее.
Да, мимоходом: мне почему-то (хотя вплотную не занимался этим) попадались в основном упоминания о королеве Барбаре как об этаком светоче добродетели. Это "правда так", или скорее по контрасту со "злодейкой Боной" сложилось? Семейную жизнь Сигизмунда Старого я знаю из рук вон плохо.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Lob на 05/04/06 в 22:13:19

А вот насчёт кн. Курбского. Где-то попадалось что эта его знаменитая переписка - куски "исторического романа", вторая половина XVII в. Знает кто - это теория или бред?

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 05/05/06 в 11:36:20

К Келлу - Бона, безусловно, была сквалыжной особой, но она всерьез занималась градостроительством, напрмер. Вот Бар основала и даже назвала в честь своего родного Бари. Искусству покровительствовала. от коррупцию завела - но Вы сами писали (об Ибрагиме), что тогда это - норма. Предполагают, что ее отравили тоже, но, может, для сюжета.
О Барбаре что-то что-то определенное сказать трудно - в смысле, получилась бы из нее хорошая королева, слишком уж мало времени у нее было. А изображение ее светочем - заслуга романтиков. Согласно Крашевскому, этаким светочем могла быть первая жена Сигизмунда Августа, Елизавета.
Знаете, я все время обдумываю Ваш пост о Роксолане (Аллах Акбар :) ). Какая хитрая героиня получилась у Назарука! Может, когда-то сможем обсудить сюжет с точки зрения ислама (если Вы согласитесь, конечно).
К Lob - я правда прескверно знаю русскую историю, так что кроме трафаретных сведений ничего сообщить не могу. У того Скрынникова написано, что эпизод с прилюдной передачей письма Курбского царю - точно выдумка, хотя само письмо вроде было.

Если еще есть интерес к теме :-[ предлагаю еще одну загадку. Какой украинский город пользовался магдебурским правом, хотя никогда его не получал?

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Kell на 05/05/06 в 12:59:06

Да мне Бона по немногому, что попадалось, тоже казалась достаточно толковой, хоть и склочной дамой...
on 05/05/06 в 11:36:20, antonina wrote:

Знаете, я все время обдумываю Ваш пост о Роксолане (Аллах Акбар :) ). Какая хитрая героиня получилась у Назарука! Может, когда-то сможем обсудить сюжет с точки зрения ислама (если Вы согласитесь, конечно).

Можно, только я сперва должен Назарука прочитать... :) А быть хитрой и умной Роксолане, видимо, приходилось в любом случае - иначе продвинуться в ее положении было крайне сложно, тем более что противники у нее были тоже не балбесами - включая и Ибрагим-пашу (который все-таки не только везучим выскочкой был), и, разумеется, валиде-султан Хафсу...

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Ципор на 05/05/06 в 14:27:59

on 04/21/06 в 08:00:44, Antrekot wrote:

Обсуждаемая "Роксоляна" Осипа Назарука - вот. http://www.ukrlib.com.ua/books/printout.php?id=73&bookid=0

А перевода на русский нету?

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 05/05/06 в 16:04:09

Увы, нет. Да эту книгу неплохо бы сначала перевести на современный украинский, а то она приносит удовольствие лишь извращенцам вроде меня :)
Видите, беда в том, что Назарук по не совсем понятным причинам долго считался националистом. Между тем, в Роксоляне положительные герои - турки, евреи, кто угодно, лишь бы не украинцы, которых автор оченно не жалует и кроет на каждой странице. А текст 30-х годов и вправду нелегко читается.
Оффтопический вопрос - никто не знает, перевели уже "Дефиляду" Кожелянка? Тоже жаловались, что труднопонятный текст.
Но что-то не появляются предложения насчет города без магдебурского права. Ладно, тогда варианты
1.Полтава
2.Луцк
3.Львов

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Ципор на 05/05/06 в 18:45:10

Жалко. Я тут Загребельского прочитала пока до половины. Скажу две вещи:

1) Роксолана там не белая и пушистая. Вон как расправилась с глупой одалиской, которая ей стала мешать.

2) В то, как погиб Ибрагим, не верится. Человек его ранга не должен был бы настолько терять голову от вина и власти. Похваляться тайком, что он лучше султана - это возможно. А в лицо ему говорить, что султан за Ибрагимом объедки подъедает - это хм...
У автора, кажется, чувство меры не сработало.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Kell на 05/05/06 в 20:41:37

Семеро на помощь, а он там (в романе) это _в лицо_ Сулейману заявляет?! :o Это правда несколько слишком. Восточная кампания в Иране и Азербайджане действительно сильно насторожила Сулеймана (хотя замышлялась измена Ибрагимом или нет - очень большой вопрос; скорее всего он просто оказался "слишком успешным генералом"; ну, и хвастался, конечно, Л.Гритти тому свидетель, но не в глаза же).
Впрочем, антагониста положено красить в черный цвет, в том числе, увы, и в исторических романах...

А насчет городов - я бы на Полтаву ставил, но совершенно не уверен...

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Ципор на 05/05/06 в 20:48:10

Цитата:

Султан знал все обвинения, выдвигаемые против Ибрагима его визирями и приближенными. Дважды водил войско на Вену и оба раза неудачно. Без ведома и повеления султана обещал мир Фердинанду, тогда как любое перемирие с неверными противоречит воле аллаха. В персидском походе загубил половину мусульманского войска из-за своей бездарности, а у шаха Тахмаспа не погиб ни один воин. И вышло так, что турецкое войско только приминало траву, а не вытаптывало ее, чтобы она больше никогда не поднялась. Великий визирь проявил себя никчемным мусульманином. Когда-то целовал каждый Коран, который попадал ему в руки, и прикладывал ко лбу в знак глубокого почтения, а теперь раздражается, когда кто-нибудь дарит ему эту священную книгу, и кричит, что у него уже достаточно этого добра. Ввел в заблуждение султана, без суда добился казни честного мусульманина Скендер-челебии, а гяура-стяжателя Грити всячески поддерживал. Вел предательскую политику в переговорах с иноземными послами, всякий раз нарушая волю падишаха. Убил русских послов, захватив их имущество. Покрыл преступление Хусрев-бега, отобрав у него рубин, ради которого боснийский санджакбег убил тайного посла матери французского короля. Изменяет своей жене, султанской сестре Хатидже, заведя себе наложницу. Возмущал стамбульских подонков против самой султанши, намереваясь, может, и уничтожить ее.
Каждого из этих обвинений было достаточно для Ибрагимовой смерти, но ни единого из них султан не вспомнил в ту ночь. Он пил вино, хмурился все больше и больше, вполглаза наблюдая за своим обнаглевшим любимцем, потом внезапно сказал:
- Ко мне пробился какой-то купец. Кричал про рабыню, купленную тобой, потом про мой гарем. Я ничего не смог понять.
Ибрагим пьяно захохотал.
- Как же ты мог понять, если ты турок!
- Купец казнен, и только ты теперь можешь мне сказать...
- А что говорить? - небрежно отмахнулся грек, доливая Сулейману вина. - Что говорить? Было - и нет. Все мертвы. Ни единого свидетеля. Ни валиде, ни Грити, ни этого старого мошенника. Его звали Синам-ага. Я заплатил тому негодяю дикие деньги. Теперь вижу - не зря. Рабыня стала султаншей.
- Какая рабыня? - бледнея, спросил Сулейман. - О ком ты говоришь?
- О султанше Хасеки. О Роксолане. Это мы с Грити так ее назвали - и покатилось по всему свету. Я хотел ее себе, но взглянул - и не смог положить в постель. Одни ребра. Чтобы не пропадали деньги, решил подарить в твой гарем. Валиде приняла. Была мудрой женщиной.
Султан поднялся, стал перед Ибрагимом, потемнел лицом так угрожающе, что тому бы впору спохватиться, но опьянение, а еще больше, пожалуй, наглость сделали его совершенно слепым.
- Как смеешь ты так о султанше? - медленно произнес Сулейман, надвигаясь на Ибрагима, небрежно раскинувшегося на подушках. - Она мать моих детей, и ее доброе имя значит несравненно больше, чем смерть не только твоя, но и моя собственная.
- Ты, турок! - засмеялся Ибрагим. - Хочешь умереть за эту ничтожную рабыню, за эту ведьму? Совсем уже рехнулся? Было бы хоть из-за кого! Видел ее голой - не пробудила во мне ничего мужского! А ты...

============

После чего султан зовет стражу, Ибрагим, видимо, проснувшись, пытается обратить сказанное в шутку, но поздно уже. Его тут же на месте и убивают.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Kell на 05/06/06 в 01:06:48

Да, кошмар... Половина обвинений на чем-то да основана, зато все остальное - до кучи.
Под Веной действительно ничего не вышло, спору нет; хотя насчет "любое перемирие с неверными противоречит воле аллаха" - противоречит и практике, и даже Корану : этот поход священной войной (по поводу которой говорится о недопустимости перемирия) не объявлялся. Сулейману, кстати, устроившему по поводу завершения венского "победоносного похода" пятидневные торжества на весь Истамбул, тут бы всяко лучше продолжать делать хорошую мину...
Персидский поход 1534 г. - это захват Тебриза и очень большого куска Ирана; турецкие потери Ибрагим как раз минимизировал, подкупая вражеских генералов и комендантов (что, впрочем, кое-кто ему тоже в вину ставил). А вот тактики выжженной земли он правда не придерживался - захваченное-то предполагалось удержать, а не опустошить и уйти.
Насколько хорошим он был мусульманином - судить не берусь, слава некоторого вольнодумца у него правда была. Обвинение хорошо сочетается, кстати, с описанием последующего совместного с султаном винопития...
(И)Скандер-челеби был правда казнен без суда, насколько помню - ничем из ряда вон выходящим это не было, к сожалению; а венецианец Лодовико Гритти был полезным человеком, хотя именно ему мы обязаны свидетельствами о наиболее крамольных высказываниях Ибрагима.
Историй с рубином и с русскими послами не знаю, ничего не могу сказать. Дипломатические достижения Искандера были несколько жиже военных, но больших глупостей он и тут не делал. Наложницы у него, разумеется, были - и беда тут была не в том, что помимо жены, Сулеймановой сестры; султан, кажется, ожидал от своего лучшего друга, что тот последует его, Сулейманову примеру с Роксоланой, отказавшись от всех женщин, кроме одной (естественно, под этой единственной подразумевалась Хадиджа) - и в ожиданиях обманулся.
А вот с валиде-султан у Ибрагима были действительно очень скверные отношения; и Сулеймана, и власть они ревновали друг к другу отчаянно.
Что же до главной описанной причины (или повода) - то тут я бессилен: версий, откуда Роксолана взялась, слишком много, а о том, что в Топкапе между султаном и Ибрагимом произошло 14 марта, никаких сколько-то достоверных свидетельств нет (не зря душители были немыми). Но беседа, подобная приведенной, на мой взглячд, совершенно немыслима.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 05/06/06 в 11:14:11

А у Загребельного не одному Ибрагиму не повезло. Ибрагим - хоть негодяй с классом, но Вишневецкий получился мелким проходимцем и они с Байдой - совершенно разные личности.
История с русским посольством, пропавшим по дороге в Стамбул, вроде бы правдива.
А город без магдебурского права, как ни странно, Львов. Полтава - самый восточный город, получивший это право. О львовском ноу хау стоит рассказать отдельно. При смене королей львовский магистрат никогда не просил о новых привилегиях, а только о подтверждении старых, выданных предыдущими королями. В доказательство приводились либо эти старые документы, либо их превосходные копии. Естественно, все эти документы никогда королевской канцелярии не видели, а изготавливались во Львове же. Но в момент смены короля никто этого не проверял, а потом уже было поздно отнимать. И, когда вдруг начали искать оригинал документа о магдебурском праве, то ничего не нашли.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Ципор на 05/06/06 в 11:19:02

Ибрагим - хоть негодяй с классом

А он, кстати, не производит впечатления особенного негодяя. Скажем, врагом Роксоланы он стал, кажется, только после того, как она отвергла его попытки примирения. Еще там есть глава о том, как он вроде бы всерьез пытался бороться с воровством вначале своего вступления на должность.

Он совершает поступки, которые там все совершают, ничего более, по моему.

Львовское ноу хау - интересно :)

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 05/06/06 в 11:33:00

В негодяи Ибрагим, по-моему, попадает после сцен с закапыванием людей в землю. Хоть и не он это приказал, но, бр-р-р. Относительно Роксоланы и той одалиски... "Видит Бог, я ей смерти не желала". Понимай, как хочешь.
Но пускай уж Ибрагим, а как же старший сын Сулеймана? Назарук, пытаясь приукрасить турков, этот ужасный обычай убийства братьев султана выбросил. У него Роксолана даже знакомиться с 7 дядями султана, причем именно со стороны отца - "стрый", а не "вуй".

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Ципор на 05/06/06 в 11:36:21

"Видит Бог, я ей смерти не желала". Понимай, как хочешь.

Да ну. Что она, совсем глупая, что ли, что не знала, чем ее затея кончится.

Насчет закапывания в землю - да, пожалуй.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Kell на 05/06/06 в 14:31:54

А старший сын Сулеймана - кто имеется в виду? Махмуд (1512-1522)? Или таки Мустафа (1515-1553), сын Махидевран? Кто организовал конец Мустафы, вроде бы известно - тот самый Рустем-паша, "Вошь Удачи" (по Бусбеку). Кстати, каюсь - похоже, временное смещение Рустема было как раз не из-за казнокрадства, а после смерти Мустафы, чтобы успокоить янычар.
А вот дядья по отцу - правда очень странно. Ахмад, Коркут и весь их род были убиты еще султаном Селимом (правда, после вполне серьезной войны); тут Селим был жесток, и из сыновей у него, кроме Сулеймана, тоже уцелел тоже только один Ювейс, да и то потому, что числился сыном другого человека, которому Селим подарил свою уже беременную (по слухам) наложницу (прожил Ювейс-паша долго - интересно, мелькает ли он в романах о Роксолане?). Вообще, по сравнению с отцом Сулейман выглядит бесспорно куда привлекательнее: Селим был действительно лют и крут.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 05/10/06 в 12:12:31

Улему Келлу - салям :)
Как, так сын Махидевран не был старшим сыном Сулеймана? ::) Да ведь так вся схема летит наперекосяк, и все романы - Загребельный с Назаруком вместе. Неужели Махмуд был старше? Пора для Роксоланы заводить отдельную тему...
И сразу прошу прощения - есть эта вошь у Загребельного, есть! Правда, не в состоянии запущенного педикулеза, а всего в количестве одна штука. А можно будет Вас расспросить еще о Насими - меня буквально потрясло помещенное в романе Загребельного его стихотворение?

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 05/10/06 в 12:16:32

Из предыдущих сюжетов, да хоть бы и из стихийно возникшей темы Роксоланы, ясно, какая угроза всегда – денно и нощно нависала над украинскими землями в описываемый период – угроза нашествий из соседнего мусульманского Востока. У того же Ор.Левицкого есть трогающий до слез эпизод о том, как в храмовый праздник Богородицы в г.Володимире начинаются обычные молитвы о страждущих, угнетенных и пленных, и все присутствующие в едином порыве опускаются на колени, а большинство рыдает, не стесняясь слез – только недавно прошел такой набег и почти каждая семья кого-то потеряла. Да и еще одна фраза современника вспоминается – остался ли еще кто-нибудь на Украине, или все уже оказались в плену… Вспомнить хотя бы ужасное, сравнимое разве что с Батыевым разорение Киева Менгли-Гиреем в 1482 г., между прочим, совершенное по наущению Москвы (дело было почти сразу после уже упомянутого заговора князей и бегства Бельского).
Надежда на защиту от центральной власти была невелика, находясь в сравнительной безопасности то ли в Литве, то ли в собственно польских землях, эта власть весьма мало заботилась о безопасности юго-восточных окраин государства. Так что приходилось полагаться лишь на собственные силы. Именно так и возникло козацтво, вписавшее столь яркую страницу в украинскую, а, пожалуй, и во всеобщую историю. Но это уже конец 16 в. и более поздний период, который я бы назвала военным сосуществованием. Описываемый же период – это время «козакующих князей». По выражению волынских бояр 1545 г.: «У нас есть или нет перемирия, а мы все равно никогда с коня не сседаем». Историки до сих пор не согласны, считать ли этих князей и бояр предшественниками собственно козацкого периода. Согласно новейшей исторической моде, уже упоминаемый Дмитрий Вишневецкий опять не считается основателем Запорожской Сечи, на сей раз из архитектурных соображений. Прочитавшие «Роксолану» Загребельного также знают, что автор решительно считает князя Дмитрия Вишневецкого и козака Байду совсем разными людьми. (Правда, тогда остается неясным вопрос, куда же девался этот шалапутный князь, сбежав из Стамбула «как пес»). Но на самом деле ни у историков, ни в сведениях, сохраненных народной памятью, нет ни малейших сомнений – это именно князь Вишневецкий был казнен турками, сохраняя беспримерное мужество до последнего вздоха, и это именно его запомнили под именем Байды.
Вишневецкий не один был такой – историки выделяют целую группу, может быть, даже клан подобных «козакующих князей», куда, кроме Вишневецких, входили Сангушки, Немиричи, Чапличи, Сенюты. Герой последующего очерка Иван Сенюта – именно из этой последней семьи, но мы встретим и некоторых знакомых, потому что его жена, Марина, приходится не то сестрой, не то племянницей все тому же Ивану-Ионе Борзобагатому-Красенскому. Судя по ее возрасту, скорее, племянницей, так что это – то же самое поколенье, что и чета поэтов Журавницких, воинственная Ганна Сокильская, да и масса иных преинтересных людей. Но возвращаемся в 1563 г.
Пани Сенюта
Среди Сенют, породнившихся с Чапличами, было немало протестантов самых различных толков, но Иван Сенюта – все-таки православный, потому что впервые мы с ним встречаемся во время обряда, участником которого он был, а сохранялся этот общеславянский обряд, пожалуй, лишь в украинской православной церкви. Обряд этот – побратимство, создающее между принявшими его связь даже более тесную, чем родственную. Его участницами могли быть и две женщины, называвшиеся тогда «посестрами», а остались даже и полулегендарные сведения о парне и девушке, ставших – он – ее побратимом, она – его посестрой. Ну, а сейчас побратимами стали владелец села Хмелева в окрестностях г.Володимира, Иван Романович Сенюта и его давний приятель Олехно Лисота. Выслушав принятую в таком случае молитву: «Господи, пошли благодать Св.Духа на рабы сии твоя, их же сподоби братами бити, і даждь им любов свою неокрадену і безблазену до последнего дихания, …, да любят друг друга без зависти і без блазна во вся дни живота их», побратимы обменялись крестиками, выпили вино из одного кубка и поцеловались. Пан Сенюта предполагал оставить под защитой побратима свою семью – жену и сына, потому что сам собирался в дальний и опасный поход, разделяя с тем же князем Вишневецким его еще одну отчаянную авантюру, как оказалось, последнюю.
Разрешите напомнить, в чем там было дело. Род Вишневецких всегда имел какие-то притязания на соседнюю Волощину (Молдавию), вспомним их последующее родство с Могилами. На сей раз, после всех своих приключений в Польше, Литве, Московии, Турции (где его благосклонно принимали Сулейман и Роксолана) князь Дмитрий решил попытать счастья в Волощине, претендуя на тамошний престол. Одна из местных партий, и пригласившая его, предлагала ему свою поддержку против господаря Степана Томши (позже этот Томша был казнен во Львове, куда сбежал после очередного переворота). Можно предполагать, что в планы честолюбивого князя входило создание буферного государства, включающего в свой состав поначалу только Волощину, а позже – кто знает. Но авантюра окончилась провалом. Томша оказался сильнее, чем считали, пригласившая партия оказала весьма незначительную помощь, так что отряду Вишневецкого пришлось поспешно покинуть Молдавию. На беду, в дороге он разболелся, не мог ехать верхом, а везли его на телеге. При приближении большого неприятельского отряда князю и кому-то из его ближайших друзей (возможно, Сенюте) пришлось спрятаться в скирде сена. Но случайно их там обнаружили и отдали волохам, которые и передали князя вместе с его сподвижниками туркам. Ну, а дальше все знают – зацепили ребром за гак и «твоя віра проклятая, твоя дочка поганая» (Роксолана, очень правдоподобно, уже умерла к тому времени, датой ее смерти называют 1558 г.)
Вести об этом очень быстро дошли до Волыни, где пани Марина в тревоге ждала своего мужа. Сначала появились страшные вестники – искалеченные воины из отряда пана Сенюты. Волохи отпустили некоторых, предварительно отрезав кому ухо, кому нос, а кому и глаз выжгли. Ну, а дальше стало известно о героической кончине Вишневецкого. Что случилось с Сенютой – никто не мог сказать. Если и остался жив, то где-то в страшном турецком плену, откуда разве что ворон мог бы принести весть на родину.
От потрясения молодая женщина заболела, сведения об этом остались в судебных документах. А болеть ей было нельзя, потому что, судя по этим же документам, на оставшуюся без защиты пани Марину набросились злые соседи и кредиторы, у которых ее муж занял значительные средства, отправляясь в свой несчастливый поход. Первым поднял тревогу некий Нухим Шимонович. Судясь с ним, пани Марине пришлось согласится на предложение суда считать ее мужа мертвым. Так она могла надеяться спасти хоть часть имущества. Дело в том, что Хмелив, на который претендовали кредиторы, Сенюта передал жене, обеспечивая ее вено. Такое имение рассматривалось как ипотечное и, следовательно, не могло быть отчуждено за долги мужа. (Вот, кстати, любопытное примечание к совсем иному роману, сообщающее, что «имущество, отданное в залог – это имущество т.н. мертвой руки, по-французски mort gage, в современном английском mortgage – обозначает попросту ипотеку»).
Но это было только начало. Еще один претендент на Хмелив, даже и дальний родственник Сенюты, Михайло Болгарин попытался даже не через суд, а прямо силой отобрать имение, а Марину с сыном прогнать (ему удалось раздобыть королевские «увязчие письма»). Но, к счастью, она заранее была предупреждена об угрозе, так что собрала крестьян, преданно любящих и ее и ее исчезнувшего мужа, раздала им оружие, закрыла ворота да еще и возного из суда пригласила. На его требования немедленно отворить ворота, храбрая женщина ответила, что Хмелив принадлежит ей, а если пан Болгарин считает себя правым, то пусть зовет ее в суд, а не делает насилия. Тогда Болгарин начал ломиться в двор, приказав своим людям стрелять из ружей, аркебузов и луков, а там – даже и зажженные стрелы выпускать (Прямо как Ольга под Искоростенем!) Но защитники были тоже не лыком шиты, они сумели отбиться, потушить разгоревшийся было пожар, а тем временем из соседних сел начал сбегаться народ. Болгарин отступил, а пани Марина на следующий день внесла жалобу в судовые книги, где и сообщила о нападении и о значительных разрушениях.
Помощи от родственников ждать не приходилось, дядя Борзобагатый как раз вел войну за володимирское владичество и никак не поддержал осиротевшую родственницу. Да он и не таков был, чтобы особенно кому-то помогать, хоть бы и племяннице.
Так что хлопот у пани Сенюты было предостаточно, может, и к лучшему, потому что болеть ей было совершенно некогда. И во всех этих заботах ее первейшим другом и помощником был мужнин побратим, пан Олехно Лисота. Он платил самым навязчивым кредиторам из собственных средств, занимался весьма запутанными хозяйственными делами, присматривал за маленьким сыном Марины, Грицем, а потом даже и забросил свой небольшой фильварочок, переселившись в Хмелев совсем. А надежда на возвращение мужа становилась все слабее и слабее… Надо ли удивляться, что, когда по прошествии трех лет, Лисота начал уговаривать пани Марину в церковном порядке признать мужа мертвым, то она, поплакав еще раз, согласилась, и, произведя все необходимые обряды, почувствовала себя вдовой. Те три года очень сблизили Марину и Лисоту, она давно заметила, что побратим мужа к ней неравнодушен. В 1566 году они поженились…
Лисота «пристал в прыймы» к жене и поэтому не записал ей никакого вена, наоборот, это Марина одарила его, сделав необходимую запись о том, что пан Олехно платил кредиторам, внес в дом немалое имущество, и не раз показывал ей свою супружескую любовь.
Олехно и Марина прожили разом четыре года. У подросшего Грыця появилась маленькая сестричка. Что же касается Марины… Она полюбила своего второго мужа, спокойного человека и хорошего хозяина, но скоро заметила, что он – не пара пану Сенюте, а, выражаясь по-тогдашнему, «плохута чоловік, м‘якушка». Вот, например, собирали всю шляхту на «посполитое рушенье», так пан Лисота объявил себя больным, а потом и попросту спрятался, и ей велел прятаться, но пан пидкоморий нашел их в дальней комнате, и какое же это было позорище! Пришлось заплатить немалый штраф. А позже унадился в их дом весьма неприятный сосед, который самым скандальным образом обидел и прогнал свою жену, некий пан Вовчко. И этот непрошеный гость начал преследовать Марину своими домогательствами, получив же заслуженную пощечину, напал на дом Лисот, избил их и отобрал часть имущества. При Сенюте ничего подобно и близко случится не могло! Но не всем же Бог дает одинаковый талан. Однако воспоминания о первом муже все возвращались и возвращались…
И, оказалось, недаром. 14 августа 1570 г. в праздник Пречистой Марина приехала помолиться в Володимир. Тут-то и произошло то потрясающее богослужение с просьбой о Божьей помощи попавшим в плен. Но мало того – пани Марина услышала невероятные новости. Ее уверяли, что пан Сенюта жив, что он днями пешком вернулся в Володимир, страшно изнуренный дальней дорогой и тяжелой болезнью, приключившейся с ним. И тут узнал о вторичном замужестве жены…
Оказалось, что турки казнили Вишневецкого и Ивана Пясецкого, всех же остальных, в том числе и Сенюту, продали на галеры. Ему каким-то чудом удалось сбежать, но дорога домой была очень далекой, он же и заболел. Весть о браке Марины и побратима, похоже, сильно его ударила. Его володимирские друзья уверяли, что и сами не сомневались в его гибели. Марина же, не осмелившись встреться с первым мужем, вернулась домой, приняв решение подчиниться любому решению Сенюты. При таком стечении обстоятельств Сенюта и Марина могли согласиться считать ее второй брак недействительным, что подтвердил бы и духовный суд. Но получилось иначе.
Лисота в очередной раз проявил слабость характера – встретиться с бывшим побратимом он не отважился, а, оставив дома жену с двумя детьми, забрал часть имущества и попытался спрятаться у своего покровителя, князя Чорторыйского. На сторону Сенюты стали любившие его крестьяне, они не дали перегонять скот из Хмелева, а, наоборот, срочно известили Сенюту о таком обороте дела. Тот же, взяв с суда возного и свидетелей, быстро поехал в Хмелив, отбил череду, и, сильно раздраженный, приехал в дом, где его в глубочайшем волнении ожидала Марина. Увы, Сенюта «за великим и незносным жалем своим» не пожелал даже увидеть жену, а послал к ней возного со словами упрека и таким заключением: «Він тебе за жону собі мати і з тобою мешкати не хоче, а як мужа твого тут нема, тоді й ти тут у дворі не мешкай, піди собі за мужем своім, бо теж муж твій і ти сама до двору і маетності моеі нічого не маете” (Он тебя женой своей иметь и с тобой проживать не хочет, а раз мужа твоего здесь нет, то и ты сама в дворе не оставайся, иди себе за мужем своим, потому что твой муж и ты сама на мой двор и имущество прав не имеете)
И тут Марина проявила величие духа и отвагу, которые мало с чем могут сравниться. В тот момент, когда у нее, наверное, от душевной боли сердце разрывалось, она не плакала и не сказала ни слова упрека, лишь ответила, что «потому вторично замуж вышла, что никакого известия от Сенюты не имела, а теперь, не сопротивляясь, дом и имущество ему отдает. И действительно, забрала лишь немного белья, отдала все свои деньги, отказалась от коня и повозки, которые ей предлагал Сенюта, и с ребенком-дочерью и двумя служанками прочь из дома пошла» (А ведь она и сына оставила!) На память же о ней остались вещи, которые тот же возный записал: «большой сундук, а в сундуке скатерть, шапка бархатная, а в маленьком сундучке кошулька (рубашка), вышитая черным шелком, и поясок венецианский, и два куска мыла, а в другом сундучке – лавровый лист и аир, а также перец, шафран, имбирь. А в кладовой горшок масла, и бочка соленых огурцов, коробка крахмала, а в той же кладовой кусок мяса и половина сала, бодня мака, бодня черешен, обареников (бубликов) десять”. Хмелив тоже остался Сенюте, о своем вене Марина и не заикнулась.
О дальнейшей судьбе Марины ничего не известно. Быть может, она перебралась к Лисоте в его убогий фильварок или же они вместе куда-то уехали. Пан Сенюта женился вторично в 1571 г. с панной Ганной Хоболтовской, дочкой володимирского судьи. При этом формального развода с Мариной он не брал, таким разводом, видимо, считался его отказ от бывшей жены, переданный через возного и свидетелей. Довольно быстро, в 1578 г. Сенюта и умер, поделив в завещании свое имение между Григорием, сыном Марины, и маленьким Иваном, сыном Ганны. Но тот злосчастный разрыв с первой женой так до конца и остался болезненным рубцом на его сердце: в том же завещании он все еще укоряет Марину в том, что она, не дождавшись его, за другого мужа вышла…
Что ж, если можно приписать к этой истории какую-то мораль, то лишь такую: иногда для того, чтобы понять и простить, нужно куда большее мужество, чем для геройских подвигов в бою.

А вот еще одна история с похожими перипетиями, но уже в трагифарсовом духе.
Крымский пленник
Изучавшие нравоучительную литературу предунийного периода быть может, помнят завещание брацлавского каштеляна Василя Петровича Загоровского (родственник автора антииезуитского трактата «Monita privata Societatis Jezu” Гиеронима Загоровского). В этом завещании, написанном в крымском плену, означенный каштелян давал наставления об воспитании его малолетних детей так, чтобы они получили хорошее образование, остались верными своей народности и религии, вступили в достойное супружество и все такое прочее. Само завещание считается не только интересным документом, отражающим дух времени, но и образцом литературы того века. Правда, в отношении обучения указания несколько противоречивы – этакое образование надлежит обрести в Виленской иезуитской академии, где «фалят дітям добру науку». Зато уж о будущем супружестве – все честь по чести, ищите себе жен, не лакомясь ни на красоту людскую, ни на славу, ни на богатое приданое. Беда лишь в одном: как это случалось многим строгим моралистам, на собственном примере Василь Загоровский не смог бы научить никого, потому что вовсе этим указаниям не следовал. И вот – история двух его женитьб, обе как на подбор.
Загоровский происходил из не особенно богатого и не особенно знатного рода, тем не менее, неплохо преуспев на королевской службе, невесту себе подыскал в славном княжеском доме Збаражских. В феврале 1566 г. (по другим сведениям – в сентябре 1564г.) он вступил в брак с княжною Марушею Збаражской, дочерью кременецкого старосты Николая Андреевича Збаражского. Что касается матери княжны, то из документов известна лишь ее фамилия – Козечанка (т.е. из Козецких), но к тому времени она уже умерла, а ее имения достались дочери. В предбрачном условии Загоровский специально выговорил, чтобы сверх приданого Маруше были выделены и эти материнские имения. Естественно, ничего хорошего из этого не вышла. Сначала супруги вроде бы жили согласно, Маруша даже записала мужу третью часть своих имений, а остальное – как заставу за мнимый долг, но потом все пошло наперекосяк, и похоже, что именно на имущественной почве. В июне 1567 г. отец Маруши формально протестовал против каких-то дарственных записей, которые Загоровский требовал у его дочери, потом Загоровский не пустил в дом вторую жену Збаражского, приехавшую навестить падчерицу, и, наконец, дошло до того, что Маруша попросту сбежала в родительский дом, да еще при том будучи беременной. Кажется, было так: Збаражский с вооруженным отрядом подъехал под село зятя в его отсутствие и забрал Марушу. Загоровский представлял дело как вооруженный наезд, а князь Збаражский объяснял, что дочь, упавши на колени, слезно умоляла освободить ее от неволи великой и тяжкой, которую ни одна раба не стерпела бы. Приехавши с отцом в Володимир, Маруша жаловалась на побои и другие утеснения со стороны мужа, причиной которых называла попытки силой добиться от нее тех же дарственных записей, которых она, однако, никогда не делала, а если бы появились, то только подложные. В суде одновременно рассматривались два дела – со стороны Загоровского с обвинениями в вооруженном наезде, со стороны Маруши Збаражской – в подложном составлении дарственных записей. Согласно обычаям эпохи, сначала этим делом занялись полюбовные судьи, пытавшиеся примирить враждующие стороны. И это им как будто удалось: Загоровский обязался прекратить дело об наезде и вернуть женины имения, Збаражский же обещал повлиять на дочь с тем, чтобы она вернулась к мужу. Но обе стороны своих обещаний не выполнили: Загоровский не отдал имений, Маруша к нему не вернулась. Тогда в августе 1568 г. Загоровский позвал беглянку на суд духовный, к володимирскому епископу Федосию Лазовскому (обидчику Ионы Борзобагатого). Маруша же, при содействии своего брата Януша, силой отобрала у Загоровского свои имения.
Тем временем Маруша пропустила срок явки в духовный суд, и прошел слух, что владыка развел ее с Загоровским заочно. Слухи были близки к правде, князь же Збаражский счел, что его дочери приличнее будет развестись с мужем по добровольному соглашению, чем быть разведенной духовным судом, и стал склонять зятя к миролюбивому соглашению относительно всех спорных моментов. Поскольку с Загоровским еще много чего случалось, то скажу вкратце, что чету наконец развели на условиях свободы для каждой из сторон вступать в дальнейший брак. Договор был составлен, обеспечен обычными заруками, обе стороны его подписали, подтвердив заодно, что собираются этот договор довести до духовного суда. Но почему-то этого не сделали. Свободой вступить в новый брак княжна Маруша не воспользовалась, но, предвосхищая сюжеты бесчисленных мыльных опер, никогда не позволила бывшему мужу повидаться с рожденной уже после развода дочерью Ганной.
Отнюдь не извлекая урока из первой женитьбы, следующую жену Загоровский стал себе подыскивать в еще более богатом и знатном, чем Збаражские, роду Чорторыйских (различные представители сего княжеского дома уже у нас фигурировали). Особым преимуществом этого дома было право употреблять литовский великокняжеский герб Погони. Еще род Чорторыйских славился усердной набожностью и благотворительностью по отношению к православной церкви и монастырям.
Одна из сестер Чорторыйских, Олена, в 1568 г. вышла замуж за Остафия Ивановича Горностая, сына новогрудского воеводы Ивана Горностая. Сделаю тут небольшой экскурс и расскажу немного об этом Иване Горностае. Он ухитрился стать общим любимцем не особенно между собой согласной королевской четы – Жигмонта Старого и королевы Боны (подобный фокус, как помним, удался разве что Беате, позже княгине Острожской). Еще лучше сложились отношения между Иваном и молодым королем Жигмонтом Августом: этот Горностай, оказывается, был посредником между королем и предметом его страстной любви, т.е., недавно овдовевшей Барбарой Радзивилл. После королевского брака, вызвавшего немалый скандал и почти что гражданскую войну, Жигмонт Август именно Горностаю поручил охрану Барбары. В Литве все обошлось благополучно, но, когда Барбара переехала в Польшу, где Горностая не было, она и умерла, по некоторым сведениям, от яда (были и другие сведения…) Но мы из этих королевских дебрей опять возвращаемся к нашему скромному Загоровскому, посватавшемуся к сестре избранницы Горностая, Катерине Ивановне Чорторыйской. Княжна в то время была сиротой, без отца, но у нее была очень влиятельная и заботливая мать, княгиня Ганна, сначала тщательно проверившая условия предыдущего развода предполагаемого зятя. За этими сведениями она обратилась к игумену Пересопницкого монастыря (откуда и знаменитое евангелие), Кирилу Лясковскому. Он, по поручению княгини и своей благотворительницы, сам осмотрел уже упомянутый договор о разводе между Загоровским и княжною Збаражской и подтвердил: развод совершен по всем правилам, а причиной его стали безрассудные действия ее милости, Маруши. Этот же Лясковский и обвенчал Загоровского с Катериной Чорторыйской в январе 1571 г. И брак весьма посодействовал в дальнейшем карьерном продвижении Загоровского, он, незнатный русин, стал брацлавским каштеляном и получил кресло в сенате.
Но это лишь начало вышло хорошее. Заключая брак, Загоровский пожадничал и потребовал, чтобы приданое Катерины было не меньше, чем приданое ее старшей сестры, той самой Олены. Надо ли удивляться, что и в этот раз начались имущественные недоразумения, сначала с тещей, которая отняла у него предварительно записанные имения, она же обвиняла зятя в недобросовестном управлении имуществом ее малолетнего сына, опекуном которого был Загоровский. С женой получилось и того хуже: Катерина, видно, мужа с самого начала не любила, не ощутила к нему никакого чувства и позже, даже родив ему двух сыновей, Василя и Максима. В 1576 г. она под предлогом посещения больной матери уехала к ней и не захотела возвращаться к мужу и малолетним детям (Если бы не дети, пора бы уж самого Загоровского заподозрить – уже вторая жена, а все туда же!). Напрасно Загоровский посылал к ней посредников, «людей зацных», уговаривая ее вернуться домой, напрасно вручал ей и матери ее через возного «напоминальные листы» с тем же требованием. Старая княгиня отвечала, что нисколько не запрещает дочери ехать к мужу и детям, но и гнать ее из дома не будет, сама же Катерина отрезала: «Видячи з грехом свое мешканье у малженстве с паном каштеляном, до его милости ехати и з его милостью жити не хочу, аж бы его милость шлюбил и добре мя упевнил жадное справы малженское до живота своего зо мною не мети» (Считая грешным свое супружество с паном каштеляном, ехать к нему и жить с ним не хочу, разве бы он пообещал мне никаких супружеских сношений со мною до конца жизни не иметь). Пора уж хлопотать о новом разводе, да тут с Загоровским случилось неожиданное несчастье – во время очередного татарского набега он, выступив с ополчением Волынской земли, был ранен и попал в плен к татарам. С пленниками его ранга обычно поступали так: назначали сумму выкупа и давали возможность посылать письма родственикам и друзьям с просьбами о помощи. До получения выкупа такой пленник жил в условиях сравнительного комфорта, во всяком случае, на галеры его не посылали. И Загоровский писал такие послания своим друзьям – наряду с уже упомянутым завещанием. Хотите удивляйтесь, хотите нет, но никто его не выкупил. А, собственно, надо ли удивляться двум женам Загоровского, если обеих он в этом завещании очернил самым худшим образом: Марушу – за запрет ему видеться с дочерью Ганной (ей он оставил 1000 коп грошей и часть имущества), а Катерину – за ее любовь к «животу волочащему». Загоровский даже и совсем отстранил жену от опеки над детьми, а воспитание этих детей и полное распоряжение имуществом он поручил своей тетке, Софие Загоровской. Так, в плену, бедняга и умер 29 февраля 1580 г.
Едва весть о его смерти достигла Волыни, как обе его вдовы вступили в ожесточенную схватку за право носить имя мужа, так мало ими ценимого при жизни последнего. Но не думайте, что Маруша с Катериной вдруг воспылали любовью к покойному мужу, осознав его редкие духовные качества и совершенства. Дело было куда проще и опять имущественного характера.
Зачинщицей такого беспримерного иска стала Маруша, рассудив, что если она будет признана единственной и законной вдовой Загоровского, то все его наследие останется их дочери Ганне. Воспользовавшись тем, что уже упомянутый акт о разводе был совершен домашним порядком и не заверен в духовном суде, Маруша, хоть и сама была инициаторкой развода, стала на почву святости и нерушимости брака, предоставив письменные удостоверения от киевского митрополита, епископов луцкого и пинского и даже от патриарха константинопольского о том, что никто из них не давал ей законного развода. Да еще и прибавила особый лист от патриарха с резким осуждением практики разводов и называнием блудом вторичных браков, основанных на таких разводах. Катерина же Чорторыйская оказалась за шаг от признания ее брака незаконным, а детей – незаконнорожденными (впрочем, один из сыновей тем временем умер и остался лишь один, Василь). Документы Катерины оказались слабее – это была актовая выписка донесения возного о заочном разводе Маруши (это когда она не явилась на духовный суд), а также выписки разных документов, в которых княжна Збаражская после развода с Загоровским всегда писалась своим урожденным именем, да и то, что истица ведь молчала о своих правах целых 9 лет! Документы странствовали туда-сюда, между Федосием Лазовским и Онисифором Дивочкой (митрополитом), адвокаты ссылались на все, что угодно, вплоть до Св.Писания (им, понятно, больше оперировали защитники Маруши, вдруг ставшей святее папы римского), но Лазовский, и произведший когда-то развод между Загоровским и его первой женой, стал на сторону Катерины. Что, конечно, княжна Збаражская оспорила, обратившись к королевскому суду. Конец этого дела, которое перешло уже в битву между Марушей и владыкой Федосием, потерялся, но, похоже, что соперницы, обе до смерти именовавшиеся «панею Василевою Загоровскою, каштеляновою брацлавскою», как-то поделили между собой наследство бывшего мужа.
Завершая эту историю, хочу сказать, что Маруша (я к ней ощущаю невольную симпатию) оказалась и впрямь незаурядной личностью. То ли у нее внезапно прорезалось религиозное чувство, то ли она так вошла в роль – но наша героиня стала страстной и убежденной защитницей православия, Ипатий Потий в письме к Льву Сапиге называл ее «схизматичкой и большой противницей святого единства». Дочь Ганну она выдала за Костянтина Костянтиновича Острожского, но, так как Ганна рано умерла, сама воспитывали ее дочерей, Маряну и Гелену. Маряна вышла за Якуба Собеского. Не стала ли она матерью будущего короля и освободителя Вены? ???
И, уж совсем на прощанье, еще один эпизод, недолгий. Выкупивший из плена чужую жену имел право жениться на ней даже без развода ее с предыдущим мужем. Такое случилось с Александром Федоровичем Владычкою, маршалком господарским (нечто вроде министра внутренних дел). Часто бывая в Крыму по посольским делам, он выкупил из плена овруцкую шляхтянку Ганну Ивановну, жену киевского земянина Михаила Халаима и, вернувшись на Волынь, обвенчался с нею в Зименском монастыре. Когда же Халаим потребовал возвращения жены, то Владычка ответил ему, что означенная Ганна – не жена Халаиму, но невольница ответчика, выкупленная им с неволи. Такой мудреной фразой он, должно быть, хотел сказать – что ж ты сам не выкупал свою жену? Оттого что Ганна была ему никакой не невольницей, а законнейшей супругою, с нею он прожил до конца жизни и оставил ей пять деревень, выслуженных на королевской службе.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Antrekot на 05/10/06 в 12:39:24

Замечательно! Спасибо. Увы, не была Маруша прабабушкой Яна. Ян, насколько я знаю - сын Якуба Собеского и Софьи Феофилии Данилович, герба, если не ошибаюсь, Сас. (Там тоже неплохой семейный клубок, потому что Софья Феофилия была внучкой и наследницей того самого Жолкевского. Ну и семья перебралась из Золочева в Жолкву.)

С уважением,
Антрекот

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 05/10/06 в 12:53:46

Антрекоту - спасибо за уточнение. Жаль, я помнила, что отец - Якуб, но матери не знала. Между прочим, я знала несколько людей, претендовавших на герб Сас. Даже, кажется, Андрухович иногда подписывался Андрухович де Сас.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Kell на 05/10/06 в 19:33:51

Спасибо за новые семейные истории!

on 05/10/06 в 12:12:31, antonina wrote:

Неужели Махмуд был старше?

Ну, вот по всему, что у меня под рукой - два или три года разницы. Но мать его неизвестна, а умер он мальчиком (как и Мурад, 1519-1521), а вот Мустафа выжил, и именно после смерти Махмуда Махидевран становится старшей женой как мать наследника. Но: возможно, что проблема возникла из-за путаницы между Махмудом (вот тем, старшим) и Мехмедом, старшим сыном Роксоланы и первым ребенком Сулеймана (из сыновей, по крайней мере - дочери его трудноуследимы), родившимся после восшествия Сулеймана на престол, в 1221 году.

Quote:

Пора для Роксоланы заводить отдельную тему...

Возможно - хотя ее история это ведь тоже "семейная хроника 16-го века"...

Quote:

И сразу прошу прощения - есть эта вошь у Загребельного, есть! Правда, не в состоянии запущенного педикулеза, а всего в количестве одна штука.

Видимо, зависит от источника. Но одну вошь, на мой взгляд, могли бы слишком легко объявить подсаженной (они ведь и на прокаженных не мгновенно дохли, по мнению врачей - просто не плодились), так что я склоняюсь к версии более "нездоровой".

Quote:

А можно будет Вас расспросить еще о Насими - меня буквально потрясло помещенное в романе Загребельного его стихотворение?

Поищу (а может, кто и раньше найдет), но это какого-то времени потребует - тема большая, человек интересный...

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 05/11/06 в 15:41:31

К Келлу - большое спасибо, я тоже запуталась с Махмудом и Мехмедом, вот теперь понятно. Загребельный, видимо, для экономии персонажей всех старших детей Сулеймана "отдал" Махидевран и даже немного на этом построил сюжет: Махидевран. мол, потому просмотрела соперницу, что была вне себя из-за смерти старших детей (по сюжету их, кроме Мустафы, было трое). О Насими - безусловно, когда сможете. Одна из причин моего интереса к нему - откуда этот мотив - человек не помещается во Вселенную, не помещается и в вечность. Быть может, в плане освобождения личности Европа Возрождения не так уж опередила мусульманский мир.
А Роксолана, имхо. влечет слишком много внешних тем. уже и переходящих за рамки 16-го века. Вот о ее преемницах интересно бы узнать, о той же упоминаемой Загребельным Нурбане (это не та самая, что венецианцы называли ее Баффой?) Или о матери Магомета IV (или правильно Мехмеда?)

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Kell на 05/11/06 в 16:19:59

Quote:

старших детей (по сюжету их, кроме Мустафы, было трое).

Ага, значит, я кого-то упустил. Правда, еще дочка была - умерла одновременно с Мурадом, кто ее мать - вроде бы не установлено.

Quote:

откуда этот мотив - человек не помещается во Вселенную, не помещается и в вечность. Быть может, в плане освобождения личности Европа Возрождения не так уж опередила мусульманский мир.

Мотив вполне себе "мусульманско-сектантский", скорее всего (а сект в это время было много, и сильных - около 200 дервишеских орденов, по некоторым подсчетам в них входило до 10% мусульман, гласно или негласно). Конкретного стихотворения не помню, но укладывается в вариант: "Если человек любит Бога и Бог любит его - они одно есть, и никакие пространственно-временные рамки для него\Него\них уже не работают"; вариант достаточно частый.
Нурбану - это правда Чечилия Баффо, мать Мурада Третьего и основоположница "Каданлар Султанат" ("женского правления"), корреспондентка и заочная подруга Екатерины Медичи, дама интересная, толковая и очень жесткая. При Мураде она столкнулась с тем же, с чем и мать Сулеймана - сын предпочел матери жену, Сафиэ, но советов матери слушался всю жизнь. Да и Сафиэ оказалась достойной преемницей (она, правда, уже с Елизаветой Английской переписывалась и покровительствовала английским купцам). А Хадаиджа Турхан, мать Мехмеда-Охотника - это отдельная песня...
Нет, наверное, правда можно будет по туркам и их женщинам открыть отдельную тему. :)

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем nava на 05/12/06 в 09:36:47

Да, это было бы интересно.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 05/12/06 в 12:53:27

Полностью согласна - крайне интересно было бы и, может, сильно изменило бы наши представления о мусульманском Востоке.
К Келлу - сколько я помню, в том стихотворении Бог вообще не упоминается. Но я его попробую сбросить в ту предполагаемую тему - только чуть попозже, пожалуйста. Но, возвращаясь к основной теме
Как Стефан Баторий стал польским королемСтрого говоря, польским королем он не был. Дело было так: после угасания мужской линии Ягеллонов польские политики решили подыскать подходящего короля и женить его на представительнице женской линии Ягеллонов, сохранив тем самым непрерывность династии. И такая представительница в свободном состоянии нашлась, а как же. Вот только это был случай типа Януша Заполяйи, вдруг оказавшегося лучшим женихом Европы.
Упомянутая представительница Анна Ягеллонка мало того, что достигла 50-летнего возраста, но была, по скромному выражению поляков «шпетной и шкарадной», да к тому же обладала очень сварливым нравом. Со своим венценосным братом Сигизмундом-Августом она пребывала в ссоре с времен его брака с Барбарой Радзивилл.
Увидев предполагаемую невесту, Генрих Валуа ощутил непреодолимое желание сбежать подальше (он был на 28 лет моложе Анны). Ну, у него, положим, были особые вкусы, но женщины ему все-таки нравились, хотя и не такие, как Анна. В период междукоролевья Анну провозгласили королем – так она и значится в перечне польских королей – и подыскали подходящего мужа, который и должен был править, т.е., Стефана Батория. Тут разница в возрасте составляла десять лет.
Быть может, Стефан Баторий предполагал, что – не вечно же этой Анне жить, а там он сможет основать новую династию, подыскав себе красивую девицу типа Сонки Гольшанской. Но – увы – бабище его пережило, да еще и усердно отравляло ему жизнь, сотрудничая с политическими противниками короля. После смерти Стефана Анна добилась избрания на польский престол своего племянника (сына сестры) Сигизмунда Вазы. Нельзя утверждать, что он был полностью лишен задатков хорошего правителя, но, к несчастью, с самого раннего детства был вовлечен в религиозные распри (даже родился в тюрьме), стал фанатичным католиком и… Дальше известно.
Но, возвратясь к Анне, добившись избрания племянника, она немедленно вступила в новую ссору, на сей раз – с его женой. Спор шел о том, кто должен титуловаться польской королевой. В гневе оставила двор и окончила жизнь где-то в своих владениях.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 05/26/06 в 11:39:11

В качестве подготовки к будущей теме султанских жен - мне попадались упоминания о Баффо, как о жене Мурада 3-го, а не матери. Но ведь могли и перепутать.
Похоже, начиная с некоторого времени султаны стали очень быстро сменяться, так что и разобраться с ними трудно. И, поскольку упомянуто несколько случаев, когда султану наследовал брат (например, Ибрагим Мурату 4-му), то закон об убийстве султанских братьев обходили ???
А к 16 веку - как много было у них полиглотов! На Востоке обычное дело - знание тюркского, арабского и персидского, весьма непохожих, на Западе все мало-мальские образованные люди знают латынь. Немалая часть очарования Роксоланы - ее владение несколькими языками, Баторий и вообще полиглот.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Kell на 05/26/06 в 15:11:36

on 05/26/06 в 11:39:11, antonina wrote:

В качестве подготовки к будущей теме султанских жен - мне попадались упоминания о Баффо, как о жене Мурада 3-го, а не матери. Но ведь могли и перепутать..

Скорее всего. Чечилия Баффо (Нурбану) таки была женою Селима Второго Пьяницы и матерью Мурада, а Сафие - мурадовской женою, насколько я помню.

.
Quote:

Похоже, начиная с некоторого времени султаны стали очень быстро сменяться, так что и разобраться с ними трудно. И, поскольку упомянуто несколько случаев, когда султану наследовал брат (например, Ибрагим Мурату 4-му), то закон об убийстве султанских братьев обходили ???.

Сплошь и рядом обходили (а с Ибрагимом вообще тяжелый случай был - вообще-то Мурад перед смертью считал, что у них в семье так плохо, что с османской династией как таковой династией пора кончать, брата убить, а державу передать крымской династии; Кёсем, их мать, с большим трудом спасла Ибрагима. Впрочем, счастливым это Ибрагима безумного не сделало, и кончил он скверно). Чаще всего - сажали в заключение в т.н. Клетку и держали там на всякий династический случай, часто по многу лет (Сулейман Второй взошел на трон после сорокалетнего заключения, если не ошибаюсь). Одной из регулярных проблем оказывалось то, что за годы заключения в вынужденном целомудрии царевичи теряли (или не приобретали) интереса к женщинам, и приходилось потом принимать всякие поспешные меры, чтобы они себе все же завели наследников (с теми же Ибрагимом и Сулейманом эта проблема довольно остро встала; правда, Кёсем была женщиной настойчивой и из бедняги Ибрагима сумела таки в сжатые сроки сделать "самого развратного из Османов"). Но куда большей при таком положении оказывалась проблема подготовленности к делам управления. В общем, иллюстраций к "а что вышло бы, если бы Мирович таки вытащил Иоанна Антоновича и тот воцарился" Турция предоставляет немало, и многие из них неутешительны.

Quote:

А к 16 веку - как много было у них полиглотов! На Востоке обычное дело - знание тюркского, арабского и персидского, весьма непохожих, на Западе все мало-мальские образованные люди знают латынь. Немалая часть очарования Роксоланы - ее владение несколькими языками, Баторий и вообще полиглот.

Ну, османам (по крайней мере чиновникам и военным) в их многонациональной державе другого выхода просто не оставалось. В "османском языке", официальном и литературном, так сказать, арабских и персидских заимствований было столько, что крестьяне анатолийские его уже почти не понимали, разве что с пятого на десятое, а чиновниками-османами "турок" (то есть "говорящий только на тюркском языке, на анатолийском наречии") значило "мужлан и быдло" :(. А еще ведь и греческий или еще какой-то из европейских языков знать часто было необходимо - в городах и в западных провинциях...

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 05/26/06 в 16:05:13

Келл - спасибо, очень интересно. Того Ибрагима вообще считали слабоумным? А разве Сулейман Кануни не был Сулейманом 2-м? ???
Ага, вся эта история с переходом власти к Ибрагиму стала темой романа Р.Иванычука "Мальвы" (это я опять к украинской литературе). Он описал очень театральную сцену, как того Мурата отравил янычар-ага традиционной чашей щербета, поданной султану после победоносного возвращения из Багдада - в отместку за расправу с восставшими янычарами раньше. "Расшевелила" же Ибрагима уже упоминаемая Тургана-шугар, которую автор называет черкешенкой. И кого-то из крымских ханов при этом отравили, чтобы не претендовали на османский престол.
К вопросу же о "национальной политике" Порты - был такой эпизод в "Роксолане" Загребельного, когда великий визирь (Пири-паша, что ли, не помню) вдруг обнаружил, что в диване всего двое османцев - он сам и султан. Если султана можно было считать османцем...

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Kell на 05/26/06 в 22:08:41

on 05/26/06 в 16:05:13, antonina wrote:

Того Ибрагима вообще считали слабоумным?

Считали. Был ли он душевнобольным - вопрос, но на редкость зловредным и глупым правителем - был, и даже низложен был фетвою, объявлявшей его "дураком, тираном и негодным к правлению". Правда, он фетву порвал и немедленно приказал убить выдавшего ее муфтия, но его уже к тому времени никто не слушался. По байкам, Ибрагим более всего напоминал Гелиогабала (только вот мужчинами не увлекался), и некоторые из этих баек звучат действительно чудовищно (и почти все - сильно непристойно, а некоторые - жутко, например, когда он ссорился с женами и бросался младенцами). Ну, и фаворитизм работал - фаворитов Ибрагим выбирал крайне нерассчетливо. Тут примечателен некий цыган Ахмед Кули, спортсмен и жонглер, которого за его профессиональные успехи султан хотел сделать главою янычарского корпуса. Цыган скромно ответил: "Государь, с той поры, как фараон изгнал моих предков из Египта, никто из них не был сановником; да и тех, кого фараон пожаловал - после этого и изгнали. А если изволишь меня наградить - то отпусти в Мекку на богомолье". Сулейман отпустил, и Ахмед Кули после его падения уцелел.

Quote:

А разве Сулейман Кануни не был Сулейманом 2-м? ???

Да нет, первым вроде бы. Осман Гази - Орхан Гази - Мурад 1 - Баязид 1 - Мехмед 1 - Мурад 2 - Мехмед 2 - Баязид 2 - Селим 1 - Сулейман Кануни.

Quote:

как того Мурата отравил янычар-ага традиционной чашей щербета, поданной султану после победоносного возвращения из Багдада - в отместку за расправу с восставшими янычарами раньше.

Шербета, значит... Мурад, кажется, к этому времени ничего, кроме спиртного, уже не пил (и допивался до того, что убегал из дворца и бегал по городу - в ночной сорочке, с обнаженным мечом в руке, убивая встречных. А когда не убегал, то стрелял из окна по прохожим - это все по Д.Кантемиру). Отравили его или нет - трудно сказать; кажется, все же цирроз доконал.
В общем, времена "трех безумцев" были действительно не подарок.

Quote:

К вопросу же о "национальной политике" Порты - был такой эпизод в "Роксолане" Загребельного, когда великий визирь (Пири-паша, что ли, не помню) вдруг обнаружил, что в диване всего двое османцев - он сам и султан. Если султана можно было считать османцем...

Ну, поименно состава тогдашнего дивана я, конечно, не знаю, но при известной придирчивости визирь мог считаться и прав... ;) Главное, что тогда диван еще очень неплохо работал - и скорее благодаря своему нацсоставу, чем вопреки.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 06/01/06 в 13:44:48

Спасибо. Мурат у Иванычука получился гораздо лучше настоящего. Он его, кстати, называет Амурратом - не знаю, допустима ли такая форма. Ибрагим же - именно такой, да еще коллекционировал отрубленные головы своих бывших советников. Самым же умным и почти что главным героем получился Ислам Гирей.
Относительно же состава дивана при Сулеймане - босняки, албанцы, потурченные греки. В конце Роксоланы появляется хорошо известый Соколлу. Он, кажется, при Селиме был фактическим правителем?

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Kell на 06/01/06 в 15:39:05

Quote:

Он, кажется, при Селиме был фактическим правителем?

Ну, одним из. Там оставались и дамы сераля ("Дамский султанат", как-никак!), прежде всего Нурбану, и Юсуф Нази (он же Жоао Микуэша). Нази с Селимом подружился еще до вступления того на престол, пока тот в Кутахье отбывал "административную практику" в качестве вали, и потом за это многое получил. Прежде всего - винную монополию на территории всей державы, а при Селиме-Пьянице это было очень немало и по деньгам, и по влиянию. Именно Нази настоял на захвате Кипра (Соколу Мехмед-паша был как раз очень против!), приводя тамошние вина в качестве основного аргумента. Селим даже посулил отдать покоренный Кипр Нази в управление (то есть - доходы с оного Кипра; к тому времени Нази уже числился "пожизненным губернатором" Наксоса, где, впрочем, ни разу так и не побывал). Кипр завоевали, но Соколу все же своего добился, Нази попал в опалу (хотя остался жив и даже не разорен) и Селима даже пережил.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 06/02/06 в 11:04:11

Спасибо. Действительно, интересные были времена... Но, возвращаясь к тому Мурату - Багдад-то он взял?
Если да, то, видно, никому этот Багдад удачи не приносит.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Kell на 06/02/06 в 12:18:44

Взял, взял (потеряв, кажется, за пять недель сто тысяч человек), взял и приказал полностью вырезать, кроме 22 аристократов, предназначавшихся для триумфа. Выполнить столь масштабный приказ, к счастью, не смогли, но от Мурада это скрыли.
Он к этому времнни был уже очень, как бы это сказать, нервным и своеобразно суеверным: Челеби рассказывает о том, как сидел как-то Мурад на берегу, читал Нефи-эффенди (такого недоЮвенала, едкого, но забавного); начинается гроза, неподалеку ударяет молния; Мурад выкидывает книгу в море и приказывает казнить автора: "это из-за него!"

Сыграло свою роль, наверное, и то, что перед багдадским походом в большой мор умер единственный маленький сын Мурада - которого султан, похоже, действительно любил. Вот тут-то Мурад и счел, что с Османами все кончено, и решил казнить братьев и передать власть крымской династии...

В общем, биография Мурада вполне в духе биографий всяких цезарей, которые начинали за здравие, а кончали - гаже некуда. В основном здесь работало пьянство (точнее, уже алкоголизм), и Мурад это сам понимал - дважды он пробовал вводить сухой закон в самом жестком виде, вплоть до разрушения кабаков и смертной казни замеченным в пьяном виде (то есть это была вполне положенная по закону порка, но султан велел, чтоб пороли до смерти); но надолго этих начинаний не хватало. Череда его собутыльников, добровольных и недобровольных (он и муфтия заставлял с собою пить), впечатляет; все прочие наркотики, включая опиум и табак, Мурад преследовал люто - нескольких курильщиков убил собственноручно. Это все шло на фоне грызни с армией и попеременных янычарских бунтов и казней в войсках.
В общем, после второй половины правления Мурада начало правления Ибрагима выглядело скорее отрадно; как и начало правления Мехмеда после Ибрагима... :(

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 06/02/06 в 16:15:56

Келлу (улему) - Тогда в этом Иванычук не солгал - Мурад у него "фанатичный враг курильщиков и поклонник Бахуса" - но не алкоголик, он же несколько романтический герой. Представить себе романтического героя в белой горячке...
А при вступлении на трон Мехмед ведь совсем малец - так это фактические правители были такими умными? Никак не могу вспомнить имени визиря - вроде Капудан-паша?
Вопрос вообще - мне вот взгляды 16-го века на брак и развод казались вполне разумными, но после просмотра тредов о Расселе... :-[ А все-таки - вписывается такой подход (я опять о 16-м веке) в рамки "вавилонской" этики?

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Kell на 06/02/06 в 16:53:24

Quote:

Представить себе романтического героя в белой горячке...

Ну, что делать... Я бы уж если бы выбирал, из кого из "трех безумцев" сделать романтического героя, то, наверное, выбрал бы Мехмеда - за ним всякой мерзости все же заметно поменьше было, чем за отцом и дядей.

Quote:

А при вступлении на трон Мехмед ведь совсем малец - так это фактические правители были такими умными? Никак не могу вспомнить имени визиря - вроде Капудан-паша?

Капудан-паша - это просто адмиральская должность; не помню, кто ее тогда занимал. Визирем был на начало Мехмедова царствования Сиявуш-паша, человек правда совсем неглупый и расторопный. Началось все как водится, с грызни - сцепились старая государыня Кёсем (опиравшаяся на янычар) и молодая (23 года к восшествию на престол шестилетнего Мехмеда) государыня-мать Хадидже-Турхан (опиравшаяся на Сиявуша и дворцовую гвардию черных евнухов). Когда Кёсем сочла, что раз уж невестка у нее такая непослушная, стоит ее заменить, а для этого и султана заменить на султанского брата (чья мама была смирной женщиной), саму старую государыню наконец решили убрать, и черные евнухи пошли арестовывать Кёсем. Пришли в ее покои - там сидит растрепанная старуха с пистолетом в шутовском платье (действительно шутиха Кёсем); "Где буйюк валиде-султан?" - спрашивают евнухи; "Это я, - отвечает шутиха, - и вы меня не возьмете!" и открывает пальбу. Ее убили, обыскали покои, в сундуке для одежды нашли Кёсем, ограбили и за ноги потащили на казнь. Сопротивлялась она так, что душили вчетвером - и то недодушили, бросили, приняв за мертвую; Кёсем пыталась бежать, но ее заметили и добили.
Хадидже-Турхан, наконец, стала полноценной регентшей - неопытной и необразованной, но очень рьяной; занималась лично всем, вплоть до стандартов на парусину во флоте. Сохрангились некоторые ее письма - и деловые, и очень человеческие (как и несколько сохранившихся писем Кёсем, кстати). И что она сумела - так это подбирать толковых визирей, в том числе старого Кепрулу Мехмеда и его сына Фазиля Ахмеда; из смут и, главное, из разорения и долгов они правительство вытащили (а долги уже считались десятками и чуть ли не сотнями мешков денег - занимали в Мекке и Медине). Турхан передала фактическую власть этим правителям, а сама занялась градостроительством (комплекс Ени Джами - в основном ее заслуга), благотворительностью и т.п. Умерла она в 1682 году, в 55 лет, и оставила о себе память, пожалуй, почти исключительно добрую. Одна из самых симпатичных мне женщин того времени. :)
А через год, как известно, грянул разгром под Веной, и скоро песенка Мехмеда оказалась спета.

Заголовок: В ины страны незнаеRe: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 06/07/06 в 16:12:28

К Келлу - благодарю. Капудан-паша - это я, наверное, написала в помрачении сознания. Кеприли-паша на самом деле. Я очень рада за Тургану-Турхан, к которой, надеюсь, еще вернемся ;) Для закрытия темы о Роксолане - роман Загребельного то ли переводят, то ли уже перевели на турецкий язык. Но - новая часть
В ины страны незнаемы пресели…Окончив наконец восточное интермеццо, за которое администраторы лишь по присущей им доброте не отчитали меня примерно, возвращаемся к главной теме треде, то есть в 16 век, на украинские земли. Герой последующего очерка, думаю, уже понятен из заголовка. Да, это он, еще одна из тех примечательных личностей, формирующих облик эпохи, тот, кого мы знаем под именем Иван Федоров.
Это – как раз имя. На беларусских и украинских землях именно тогда происходила так называемая фамильная революция (прізвищева революція), в качестве фамилий чаще всего выступали производные от мест проживания или владения, потому, в частности, родные братья могли получить разные фамилии, как Марко Журавницкий и Михайло Свинюский, по-разному могли прозываться отец и сын. На собственно русских землях аналогичный процесс произошел несколько позднее. А по отношению к нашему герою упомянутая особенность эпохи вызвала массу гипотез о его беларусском – герб Ив.Федорова идентифицировали как герб рода Рагоз, - сербском, чешском и не знаю каком еще происхождении. Кстати, называя в посте о Гальшке княжну Острожскую и первопечатника земляками, я вовсе не хотела склепать очередную гипотезу о его родословии, а лишь пыталась таким образом отметить бесспорный факт – на протяжении какого-то времени в конце 70-х годов 16-го века они оба жили в границах волынского края (даже и умерли в одно и то же время, с разницей около года). Вполне могли быть знакомы – ведь покровителем Ив.Федорова был все тот же дядя Гальшки, прямой или косвенный виновник ее злоключений, князь Василь-Константин Острожский. В самом деле, исследователи очень серьезно выясняют вопрос о том, встречались ли Иван Федоров и Семен Будный (они переписывались) или Андрей Курбский, почему же тем, кто, как я, легко ведется на романтические домыслы, не попытаться выяснить – а не были знакомы первопечатник и черная княжна? Если что-то могло этому препятствовать, то лишь уединенный образ жизни Гальшки и ее предполагаемое психическое расстройство. Потому что Иван Федоров был, что называется, вхож в самые высокопоставленные аристократические круги королевства да и Центральной Европы: встречался с Сигизмундом Августом и «панами радой», с его преемником Стефаном Баторием, с императором Рудольфом, породнился с львовским патрициатом.
То, что мы знаем о Иване Федорове, заставляет предполагать у него наличие высокого образования, причем это не беспорядочные знания талантливого самоучки, а образование вполне академическое – с хорошим знанием латинского и греческого и по крайней мере нескольких европейских языков (немецкого уж точно), весьма основательным знакомством с западноевропейской книгой и гравюрой да и с массой других вещей. Именно это и обескураживает исследователей – то ли Московия того времени вовсе не была так отгорожена от остального мира, как мы привыкли себе представлять и как внушали русским со времен Петра Первого, то ли Иван Федоров вел свое происхождение и вправду не из Москвы? Я бы склонилась к первому предположению, потому что имя Ioannus Theodorus Moscus нашли в списках студентов Краковского университета (где получили образование многие герои предыдущих постов), причем дата записи – 1532 г. – вполне соотносится с известными нам датами жизни Ив.Федорова: он умер в 1583 г. Даже если это какой-то другой москвитин, все равно – примечательный факт.
Так что, возможно, Иван Федоров был бы недоволен тем обликом, который предполагают у него московский и львовский памятники. Оно конечно, в мастерской нужно одевать фартук и завязывать волосы (хотя вопрос – ремешком ли), но, полагаю, для встреч со своими аристократическими покровителями он и одевался соответственно. Кто из нас был бы обрадован, если бы его запечатлели для потомства в любимых рваных джинсах?
Еще одна расхожая легенда о Иване Федорове – это якобы его всегдашняя бедность и даже нищета. Безусловно, как у каждого человека, больше заботящегося о духовных богатствах, чем о хлебе насущном, у него могли быть периоды стесненности в средствах, но вот незадолго после смерти Ивана Федорова его сын взыскивает с должников причитающиеся отцу немалые денежные суммы. А известный даже из фильма эпизод о коленопреклоненном выпрашивании денег для основания типографии у простых львовян свидетельствует лишь об хорошем знании психологии сих последних. Поверьте мне, знающей ее «изнутри» - психология эта нисколько не изменилась, в подобных делах лучше не связываться с власть имущими, а обращаться напрямую к «простецам». На колени становится не обязательно, но хорошо расчувствовать собравшихся необходимо. На моих глазах люди отдавали сбережения чуть не всей жизни для устройства памятников и церквей, для Майдана, для больных и голодающих, причем делалось это без какой-либо рекламной выгоды.
И вот это для меня, правда, несколько удивительно – такое понимание психологии украинцев, особенно галичан, современным русским скорее не присуще. То ли русские успели перемениться, то ли Иван Федоров был со всех точек зрения исключением среди своих соотечественников?
Но все это – лишь затянувшееся вступление, а собственно к теме – некоторые эпизоды из жизни Ивана Федорова (утащенные из интереснейшей книги Е.Л.Немировского «По следам первопечатника»). При этом я поступлю, как и случае с князем Курбским – московский период (как и беларусский) оставлю для тех, кто лучше ориентируется в русской истории, а займусь той средой, которую знаю и понимаю – волынской и галицкой. Да и, честно говоря, тут мы знаем значительно больше – сохранилось немало подлинных документов, и живая память тоже. Может, хоть в этом нам, скромным негосударственным народам повезло больше – мы не обременены знаниями о психических, сексуальных и т.д. «збоченнях» правителей разного калибра, но можем помнить о действительно важных вещах?
Вот, например, что произошло с Иваном Федоровым на Волыни в 1575 г. – эпизод совершенно в духе приключений семейства Борзобагатых-Журавницких. Князь Острожский, желая облагодетельствовать своего подопечного, устроил его «справцей» - управителем известнейшего Дерманского монастыря. Но тем самым Иван Федоров оказался в эпицентре очередной распри, на сей раз – между деревнями, издавна враждовавшими между собой: селом Спасово, принадлежащем вдове гетмана Ходкевича, Катерине Вишневецкой, и Кунино, которое подчинялось монастырю. В полном соответствии с нравами эпохи, жители обеих деревень отличались характером воинственным и легковоспламеняемым, поэтому разного рода столкновения между ними: наезды, ограбления, поджоги - были на порядке дня. Очередной раунд в сей непрекращающейся войне произошел в августе 1575 г.: кунинцы, воспользовавшись смертью Хоткевича, наехали на спасовцев и, по свидетельству возного Луцкого уезда, Юрия Рогачевского, пожгли в нескольких местах сено, двух спасовцев – Ермака и Сидора «позбивали и поранили», отобрали у них 20 грошей, две сермяги, две косы, кобылу с возом и хомутом. «Для прошения справедливости» спасовцы обратились «до Ивана Друкаря, справци монастыря Дерманского». Он же, как человек честный, пообещал награбленное вернуть, а зачинщиков наезда – Ивана Шишку и Миколая наказать.
Но тут в соседские ссоры вмешался сам князь Острожский, рьяно защищавший своих подданных и непримиримый к соперникам. Следующий наезд на злополучных спасовцев был совершен «за властным росказанем его милости князя воеводы Киевского» (документы из того же Луцкого гродского суда). А возглавить наезд пришлось Ивану Федорову.
2 апреля 1576 г. Иван Друкарь, справца монастыря Дерманского, как рассказывают с присущей эпохе дотошностью документы, «маючи при собе слуг, бояр, подданных монастырских немало», наехал на имение спасовских панов Есифа и Василя Малиновичей: «самих панов и подданных их позбивали и поранили», увели с собой рогатый скот и овец, забрали «сермяг пять, плахту одну, кожухов два, поясов с мошнами два, в которых мошнах было готовых грошей десять, шапки две».
(То ли сермяги были особенно желанной добычей, то ли князь Острожский тоже требовал свою сермяжную часть?)
26 июня и 31 августа наезды были повторены.
Документы были опубликованы И.И.Малышевским в 19-м веке и весьма шокировали историков. Но, думаю, все описанное как нельзя лучше соответствует духу эпохи.
Еще один сохранившийся документ – предписание от князя к Ив.Федорову, как справце монастыря, освободить подданных из с.Билашив от тягловой повинности, так как они несут войсковую службу – должно быть, остатки дружинного землевладения.
Может возникнуть законный вопрос – отчего князь Острожский держал Ивана Федорова на явно неподходящей должности, а не забрал его прямо в Острог? Одно из объяснений – Острог тогда еще князю не принадлежал. Как мы, может быть, помним, Гальшка передала свои владения дяде еще в 1573 г., однако в то время, которое она провела в заключении, ее имущество находилось в распоряжении короля, отнюдь не стремившегося расстаться с таким лакомым куском. Преемник Сигизмунда Августа, Генрих Валуа, стремясь заручиться поддержкой могущественного магната, уступил ему острожские владения в 1574 г., однако Стефан Баторий снова нашел дело спорным, так что окончательно все уладилось лишь в ноябре 1576 г. Тогда же князь Василь-Констянтин полностью сменил королевскую администрацию своими урядниками и, наконец, занялся организацией издательства, школы, концентрацией литераторов, переводчиков, друкарей. Номинально управителем монастыря Ив.Федоров числился до 1580 г.
Предполагается, что до стабилизации ситуации с Острогом типография уже функционировала в Дермани, но выпускала лишь малоформатные издания. Дерманский монастырь был богатым и знаменитым, занимал удобное положение – на полпути между Острогом и Дубно, имел давние книжные традиции, библиотеку.
Не могу удержаться, чтобы не рассказать немного о современной судьбе сей Дермани. В 40-х годах прошлого века она оказалась одним из центров формирования УПА (Там десь далеко на Волині), поэтому была дважды усмиряема и почти что уничтожаема – впервые немцами, второй раз – Советами, с идентичной мотивацией – за помощь партизанам. Окончательно ее превратили в какое-то бригадное село. Эту Дермань считал своей родиной украинский писатель У.Самчук, автор трилогии «Волынь» и, кроме прочего, интереснейших воспоминаний «На білому коні», «На коні вороному», «П‘ять по дванадцятій», которые рекомендую всем, интересующимся военной и послевоенной историей.
Ну, а если перейти к делам чисто семейным – Иван Федоров был женат, массу документальных следов оставили его сын и невестка, но вот о жене ничего неизвестно, а она, безусловно, упоминалась бы в галицких и волынских имущественных документах, если бы была жива. Так что, по-видимому, умерла довольно рано. А сына именовали Иваном Друкаревичем и Иваном Переплетчиком. Если же его называли Иваном Красовским тоже – а мне попадались такие утверждения – то историю жизни сына Ивана Федорова можно было вставлять сразу же после истории «пашквиля» - он стал очередным героем и жертвой в войне за свободу слова.
Но все по порядку. Цитируя уже упомянутую книгу Е.Л.Немировского:
«Первый раз мы встречаемся с ним (сыном Ив.Федорова –А.) 2 марта 1579 года; Иван Федоров дает ему доверенность на получение долга – 11 золотых – с некоего Филиппа Остапковича.
В 1579 или в 1580 году Иван Переплетчик женился. Избранницей его стала Татьяна из украинской семьи Анципорковичей (очень известная семья – А.), жившей в собственном доме на Краковском предместье – на Широкой улице напротив церкви святого Юрия (сейчас это не предместье, а центральная часть города – А.). 22 августа 1580 года Анципорковичи продали дом. Татьяна за свою часть получила 7 золотых.
В 1580 г. Иван Переплетчик переехал в Острог, где стал помогать отцу в типографии, печатавшей в ту пору «Острожскую Библию». В документе от 5 сентября 1582 г. он назван Иваном Друкаревичем из Острога.
После смерти Ивана Федорова его сыну пришлось вести финансовые дела (…) 4 февраля 1584 года Иван Переплетчик выдал Ганушу из Острога доверенность «получить долг в сумме 15 литовских коп, одолженных его покойным отцом друкарем Иваном из львовского Подзамче Нестору, протопопу из Заблудова»
27 марта сын печатника уполномочил Мартина Голубникевича взыскать долг в размере 100 золотых с владельца бумажной мельницы в городе Буске Варфоломея».
Ну, и много подобных документов осталось. Самое интересное – в одном из них Иван Друкаревич назван старшим сыном Ивана Федорова. Значит, были и другие дети, но о них ничего неизвестно.
Ранняя гибель Ивана Друкаревича была драматической. В 1592 г. Львовское братство подало приехавшему во Львов константинопольскому патриарху Иеремии жалобу на епископа Гедеона Балабана. Среди многих других, тут фигурировало и обвинение в том, что упомянутый владыка посадил «Ивана, сына друкаря» в яму, и «насмерть уморил». Чем же прогневил Иван Друкаревич могущественного владыку? В своем письме от 3 февраля 1586 года Гедеон Балабан признавался, что засадил в львовскую тюрьму Ивана Красовского за то, что тот писал возмутительные «римы», то есть стихи, против его превелебия. Если сопоставить это признание с тем, что в 1585 году Ивана Друкаревича уже не было в живых – думаю, почти не останется сомнений в личности поэта и в характере «преступления» сына Ивана Федорова. Должно быть, он стал на сторону братства в его конфликте с епископом и то ли сам написал, то ли только напечатал стихи, как-то порочащие Гедеона Балабана. Да, война между поэтами и власть имущими быстро ожесточалась – Иван Журавницкий в свое время отделался часовым заключением и публичным извинением… Недаром Балабан вызывал у меня антипатию – что в свой проунийный, что в противоунийный период.
После смерти мужа деловые отношения улаживала Татьяна. В марте 1588 года она продала оборудование переплетной мастерской – последнее, что осталось у семьи от типографии Ивана Федорова.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 06/07/06 в 16:20:40

Племянники Маруши
Возвращаясь к роду Збаражских – хотелось бы упомянуть племянников Маруши, сыновей ее брата Януша и Ганны Четвертинской, Юрия (1574-1631) и Криштофа (1579-1627) Воспитаны они были в православии, которое особенно преданно поддерживала мать, но после ее смерти в 1581 г. обучались в католическом коллегиуме. В итоге они, как и их отец, перешли в католичество, сохранив, однако, деятельную любовь к религии предков: принимали в своем имении константинопольского патриарха, письменно протестовали против унии.
Но я, собственно, не об этом, а о том, что братья проявляли живейший интерес к науке и стараниями отца получили превосходное образование. Сначала они учились в Краковском университете, но вскоре тамошний уровень показался им недостаточным, и в 1592 г. молодые Збаражские оказались в Падуанском университете, где уже было очень много студентов из Украины, Беларуси, Литвы.
Изучавшие историю естественных наук знают, чем был знаменателен 1592 г. для Падуанского университета, всем же остальным напомню, что в это время туда перебрался Галилей! Очень скоро братья Збаражские стали любимыми студентами, а Криштоф – и близким другом великого ученого. В записях Галилея не раз упоминались визиты волынских студентов и материальная помощь, которую они ему оказывали. В Падуе братья оставались до 1605 г. (правда, с перерывом для учебы в Нидерландах), а после возвращения домой вели с профессором оживленную переписку, частично сохранившуюся.
Например, в 1611 г. Криштоф, не выдержав разлуки, едет в Падую, но уже не застает своего наставника, который в 1610 г. перебрался в Флоренцию. Опечаленный Криштоф пишет Галилею письмо, в котором, после обычных приветствий сообщает, что во всей Европе народы его почитают, а учение его хорошо известно среди поляков, украинцев, беларусов, московитов. Тут его называют яркой звездой, лучи которой дошли даже до самой холодной части мира – Московии (Sono pervenute fino in quella freddissima zona di Moscovia). Даже если списать слишком восторженный тон на дань требованиям приличия эпохи, то все-таки нельзя отрицать искренней любви и уважения к учителю.
В другом письме Збаражский просит ученого выслать изобретенные им совершенные очки (телескоп). В своих записях Криштоф отмечает: «Я как друг и слуга профессора очень рад, что его имя будет бессмертным и будет вызывать общее уважение и восхищение народов мира».

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Antrekot на 06/08/06 в 11:32:56

Ох уж этот падуанский университет... Universa universis patavina libertas
И кто там только не учился.
Баторий - там, Замойский - там, Бекеш - там, Елена Корнаро Пископия - там (она там еще и математику преподавала потом посреди 17 века). Заколдованное место.

С уважением,
Антрекот

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем nava на 06/08/06 в 11:42:57

А про последнюю нельзя поподробнее?

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Antrekot на 06/08/06 в 12:16:04

Есть, сегодня вечером сделаю.
Это замечательная история.

С уважением,
Антрекот

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 06/08/06 в 13:22:02

И я тоже жду с огромным нетерпением! ::)
Чтобы доказать, к какой разнообразной деятельности готовил своих студентов упомянутый университет -вот эпизод из жизни Криштофа Збаражского. В 1622-23 г.г. он пребывал в Стамбуле как посол, добиваясь заключения мира. Дело происходило как раз после Хотинской битвы. Только что убит султан Осман, из темницы извлекли его дядю, Мустафу. Беспорядки все еще продолжаются, Збаражский ведет сложнейшие переговоры с великим визирем (Дауд-паша? ???) . В одну ночь на улицах столицы начинается что-то уж совсем несусветнее. Збаражский раздает сотрудникам посольства оружие и заклинает их погибнуть, но не впустить смутьянов в посольство. Ночь проходит в крайней тревоге, однако к стенам посольства приходят не мятежники, а две турецкие девушки. Их впускают и они долго развлекают присутствующих пением поэмы о прекрасной пленной королеве. Когда девушки уходят, посол, чтобы не заснуть, играет в шашки. Наконец все успокаивается и приходит известие о смещении великого визиря.
На арене политической жизни Турции уже активно подвизается упоминаемая раньше султанша Кьозем, мать будуших султанов (безумцев) Мурата и Ибрагима. Збаражский называет ее женщиной еще молодой и надменной. Своих сыновей она тогда спасла от едва не удавшейся попытки убийства.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Kell на 06/08/06 в 13:52:08

Quote:

(Дауд-паша? )

Он самый. Который Осману уши резал и в доказательство его смерти приносил, а в аккурат по ходу олписанных переговоров (по донесениям Т.Роу, человека, впрочем, пристрастного) пытался вырезать всех представителей династии кроме Мустафы и собственного сына (племянника Мустафы). Не вышло, свалить его свалили, а потом и убили, и началась чехарда великих визирей, какая и у Османов бывала редко - шесть за год... Могу представить, как это отражалось на переговорах...

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Antrekot на 06/08/06 в 16:23:11

Что такое семейство Корнаро – это ни пером описать, ни в сказке сказать. Потому что сказок таких не бывает. Сами Корнаро считали, что они – Корнелии. А произношение, мол, исказилось со временем от общей заболоченности региона. Так или не так, но в Венеции они жили со времен основания. В семье - четыре дожа, девять кардиналов и правящая королева Кипра, Катерина Корнаро. Кипр тогда (1474) был вассалом мамелюкского Египта, а Катерина – женой короля, Иакова II Бастарда.(*) В общем, Иаков умер, его сын от Катерины умер во младенчестве, а венецианские вельможи додумались объявить Катерину официально «дочерью венецианской республики». И унаследовали Кипр. Да, так вот эта Катерина еще при жизни мужа успела пожаловать своей семье земли на Кипре и замок Пископия (_Е_пископия, естественно). Потому героиню нашу звали Елена Лукреция Корнаро Пископия.
Родилась она 5 июня 1646, в семье Джиованни Баттиста Корнаро, прокуратора Сан-Марко. Отец был человеком образованным, детей учил сам – и не очень удивлялся скорости развития. Удивился, по легенде, приходской священник, обнаруживший, что девочка семи лет понимает службу. Ну, тут уж ее начали учить всерьез, кажется не без академического интереса – а сколько, мол, в нее влезет.
К 17 годам - «турецкий паша не поверил ушам» - Елена свободно говорила и писала на латыни, греческом, арабском, иврите, халдейском, французском и испанском, играла на нескольких музыкальных инструментах, писала музыку (писала хорошо). Вундеркинды часто с возрастом перегорают. Но не в этом случае. Когда стало ясно, что объем знаний растет с постоянной скоростью и уже начал порождать научные работы, а других интересов нет, г-на Корнаро посетила честолюбивая идея. В зоне влияния Венеции находился город Падуя. А в городе Падуя был университет. Славившийся, помимо всего прочего, сугубой независимостью и полным – по тем временам – отсутствием предрассудков.
Но тут коса... нет, не нашла на камень, увязла. Университет-то был за. Против была дочь. Оказалось, что Елена Лукреция мечтает стать монахиней-бенедиктинкой. И решительно намерена мечту осуществить. В общем, всем городом – включая местых пастырей – им как-то удалось внушить Елене, что дочерняя почтительность – первая добродетель, и в 1672 она убыла в университет. Где училась, училась и училась.
В этом ничего особенно необычного не было – дам в качестве слушательниц принимали во многих местах. Но в 77 она подала заявку на соискание докторской степени. В области теологии. «Только этого нам не хватало.»- сказали в университете. «Ч-что?..»- сказали в Риме. «Так держать.»- сказал папа Корнаро и принялся давить на рычаги и тянуть за ниточки. В результате рычажно-ниточных манипуляций в Риме после второй заявки уже не отмели идею на корню, а решили проверить, что это за оно. В Падуе состоялся диспут, где с Еленой спорили Джиованни Градениго и отцы Каро и Фьорелло. Диспут шел на латыни и на греческом. Вердикт – профессиональных противопоказаний нет. В Риме подумали и решили, что женщину-дипломированного теолога они все же не переживут. И дали добро – но только если Елена сменит предмет с теологии на философию. Так она и сделала.
Защита должна была состояться 25 июня 78 в большом зале университета, но зрителей набилось столько, что пришлось перенести ее в Собор Богоматери. Защитилась Елена Лукреция блестяще – и стала первой женщиной в мире, получившей докторский диплом.
После чего принесла обеты. А что? Это не Венеция, это Падуя. И она не дочь Джованни Корнаро, она доктор Елена Корнаро Пископия, профессор математики (да, именно математику она и преподавала) падуанского университета. А профессорам падуанского университета, как известно, никто не указ. И если профессору вздумалось стать бенедиктинским облатом, то это его, профессора, личное дело. Или ее. Так что Елена Лукреция уже в новом качестве посвятила себя преподаванию, науке и благотворительности – и умерла 6 лет спустя, кажется, от туберкулеза.

(*) Надо сказать, что эта история заслуживает отдельной баллады – что Иаков (милый человек, архиепископ никосийский, королевского казначея уходил до смерти, сестру родную, то есть, сводную, в осаду брал), что жена его, что дядья жены, которые, кажется, короля и отравили. Куда там, в общем, королевству Датскому, на юге все растет быстрее.

С уважением,
Антрекот

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем nava на 06/08/06 в 16:29:06

Заслуживает-заслуживает.
Но если про Катерину Корнаро все ж слышать приходилось, то историю с Лукрецией не знала.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Antrekot на 06/08/06 в 16:46:57

on 06/08/06 в 16:29:06, nava wrote:

А это какая-то неудобная история. С одной стороны, первая женщина-доктор. С другой, доктората она добивалась, чтобы иметь возможность посвятить себя Богу. С третьей стороны, никакого особенного сопротивления со стороны обскурантов она не встретила. С четвертой - защититься по избранной специальности ей все же не дали, причем, только из-за того, что она - женщина.
То есть, ее как бы некому поднимать на щит - кроме университета и города, которые это уже сделали.

С уважением,
Антрекот

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 06/13/06 в 12:15:58

Quote:

Могу представить, как это отражалось на переговорах...

О, переговоры, естественно, были те еще. Постоянным контрагентом Збаражского был уже четвертый, что ли, по счету преемник Дауд-паши, Гюрджю Мехмед-паша. Он стал визирем в довольно оригинальный способ, его непосредственный предшественник Лефкели Мустафа, был «…человеком весьма глупым, отчего его и называли хайваном, то есть скотиной». Чтобы он как-нибудь не оскандалился, к нему приставили учителя, этого самого Гюрджю, который и стал визирем при следующем перевороте. Общаться с ним Збаражскому было очень нелегко, Гюрджю постоянно придирался к плохому турецкому выговору Криштофа, к его слишком большой вроде бы свите – спрашивал, не собрались ли поляки с таким войском захватить Стамбул, они долго препирались из-за пошлины с сопровождавших посла купцов. Вот как, по выражению Збаражского, высказался визирь по поводу чрезмерной, по мнению Гюрджю, пышности посольства «с тем язычником (такое слово было в его речах) почти весь остаток богатства Польши прислан; нужно их от этого отучить, чтобы не чванились и не возносились». С янычарами, собравшимися устроить протесты, обошлось – «ворчали, но не били».
Сами переговоры были не легче. Там был очень зловредный посредник, венгерец, называемый Мехмед Дьяк, который использовал все предлоги для того, чтоб поссорить посла и визиря. Ссорились они из-за Молдавии, Кантемира и Томши, а еще из-за козаков. Тут Збаражский сыграл великолепно, заявив визирю – подольше не утверждай мира, и дождешься козаков здесь, а то они готовы к походу в любое время. «А что наши войска вошли в земли вашего государя, то каждый изобретает свой маневр». Еще там пунктом препирательства был вопрос о подарках, которые, как считали турки, должны были прилагаться к посольству, и даже недавняя женитьба польского короля на австрийской принцессе, сестре его умершей жены.
Збаражскому приходилось действовать соответственно, не гнушаясь и женской дипломатии. Его главной помощницей была жена Дауд-паши, имевшая выход к матери султана, как к главному действующему лицу. Сам султан из-за слабоумия и болезней ничем не интересовался. Вот как описана аудиенция у султана: «Там не было ничего достопримечательного, кроме того, что, когда сидели у стола, [везир] посылал ко мне через Вевелли передать, чтобы я снял шапку перед султаном. Получив этот совет несколько раз, ответил категорически: когда мне снимут голову, тогда и шапку! [Обратясь] к султану с приветствием, едва сказал несколько слов. Пока их переводили, султан, у которого, вероятно, были связаны руки и ноги, начал безобразно вертеться.»
Свержение визиря Збаражскому пришлось отчасти организовать и поддержать финансово. Но при этом возникли беспорядки, и тогда убили и Дауд-пашу тоже. Причем, когда его привели на казнь, он сумел так настроить толпу, собравшуюся на зрелище, что та вырвала его с рук палачей. Но потом его таки убили. Обычное описание ситуации в городе - «Разъяренные воины с саблями в зубах, факелами в руках бегали по улицам столицы, угрожая кровью и уничтожением.» (Сабли в зубах - очень красочно).
Наконец мир был утвержден при уже следующем визире, Хусейн-паше, правда, предварительно, а окончательно – еще через полгода, Кшиштофом Серебковичем.
Отчет Збаражского о переговорах есть на востоклите.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Kell на 06/13/06 в 13:00:18

Quote:

«с тем язычником (такое слово было в его речах) почти весь остаток богатства Польши прислан; нужно их от этого отучить, чтобы не чванились и не возносились»

Quote:

пунктом препирательства был вопрос о подарках, которые, как считали турки, должны были прилагаться к посольству

Подозреваю, что первая проблема была просто окольным изложением чаяний по второй :)
А отчет правда выразительный!

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 06/13/06 в 17:33:27

А сабли в зубах? Это какие же зубы нужно иметь! :D

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 06/19/06 в 17:32:13

Начну я, пожалуй, с панегирика 16-му веку, который представляет собою истинный Клоднайк для исторических студий – даже и для самых любительских. Об этом времени известно довольно много, а при том все в нем удивительно взаимосвязано, да еще с сильнейшими переходами в современность. Сказать например – Пересопницкое евангелие, присяга на котором стала уже традицией при инаугурации Президента, - и сразу же приходят в голову Олена Горностаева и ее мать Ганна Чорторыйская, фундаторки и покровительки Пересопницкого монастыря, незадачливая сестра Олены, Катерина, судившаяся с Марушей Збаражской, да и весь этот процесс, племянники Маруши – ученики Галилея, Хотинский мир, утверждаемый одним из них, - и вся история отражается будто бы в миниатюре. Последующий сюжет – именно из того разряда, где история «большая» сильнейшим образом повлияла на малую, домашнюю. Но относится ли этот сюжет к 16-му веку? Календарные рамки далеко не всегда совпадают со значимыми вехами, вдруг показавшими: вот окончился один период и начался другой, совсем иной. Кажется, Алданов писал, что в его понимании 19-е столетье началось с французской революции, а окончилось 1-й мировой войной. Вот так и век 16-й для украинских и, возможно, беларусских земель, входящих в состав Литовского княжества, пожалуй, начался в 1480-м году все с того же заговора князей (впрочем, истоки этого события – значительно более ранние), а окончился? Скорее всего, с Брестской унией, когда решительно перестало действовать заклинание «мы новины не заводим, а старины не трогаем», новина уже вовсю стучала в двери.
Но возвратимся к началу того многотрудного столетья. Очередной сюжет мне хотелось бы именовать «Кужель и меч» , как назвал свою повесть западно-украинский исторический писатель Антон Лотоцкий. Напомним, что так длительное время обозначали происхождение человека: по мечу – отцовская линия, по кужелю (кудели) – материнская. Героиня же этого очерка соединила в себе лучшие черты обеих полов: она была верной женой, заботливой матерью, да и просто красивой женщиной, а при том обладала твердым характером и неустрашимым нравом.
Княжна Настуся (Анастасия) Мстиславская была младшей дочерью князя Ивана Мстиславского и его жены, княгини Юлианы (в просторечьи Уляны). Как это обычно для того времени и края, определить национальность героини по современным критериям было бы крайне затруднительно. И отец, и мать Настуси вели свое происхождение от литовских родов Ольгерда и Лугвена (Лингвена), княжну могут с полным основанием считать своей соотечественницей беларусы, но мать ее родилась в Черкасах, на степном пограничьи, а Настусе, похоже, досталась именно такая горячая степная натура. Она чуть ли не с детства была смелой всадницей, отличной охотницей, да и саблю умела в руках держать, в чем не было ничего необычного для ее времени.
Со своим будущим мужем, Семеном Слуцким, Настуся познакомилась на свадьбе ее старшей сестры, княжны Уляны, и князя Михаила Жеславского. Семен и Настуся во всех отношениях подходили друг другу: они был почти ровесниками, со сходными характерами, равного происхождения. Так что князь Иван не задумываясь согласился на обручение и младшей дочери, хотя, как увидим дальше, шаг был довольно смелым. Но человеческая судьба отнюдь не дорога, устланая розами, – прежде брака княжне пришлось пережить большое горе. Ее отец, человек еще нестарый, стал жертвой несчастного случая на охоте, неудачно упал с коня, и, проболев несколько месяцев, умер. Княгиня Уляна крайне тяжело пережила смерть супруга, так что Настусе пришлось самой управлять большим княжеским хозяйством. Свадьбу же отложили до конца траура, а состоялась она в день св.Бориса и Глеба, 2 мая 1485 г.
Еще прежде в Мстиславск приехал жених вместе со свой матерью, княгиней Ганной. Только теперь, когда ее будущая сваха тоже овдовела, княгиня Ганна осмелилась выплакать перед ней свое тяжкое горе и рассказать о никогда неутихающей боли. Княгиня была вдовой Михаила Олельковича-Слуцкого, казненного по обвинении в организации «заговора князей». Как уверяла Ганна, муж ее никогда не замышлял ничего злого против своего сюзерена, короля Казимира, а лишь болело его сердце за родной край, лишаемый последних остатков независимости, и за православную веру. Вот и сказал он несколько неосторожных слов, услышанных предателем Иваном Ходыкой, и случилось то, что случилось: Михайла Олельковича и Ивана Гольшанского казнили, а Бельский едва успел сбежать в Москву, оставив молодую жену буквально сразу же после свадьбы.
Измученная горем женщина имела право так считать, но похоже, что заговор был вполне реальным, больше того – он стал очередным этапом никогда не утихающего, подспудного волнения, которое я, за неимением более подходящего слова, назову автономичным, то затухавшего, то разгоравшегося, начавшегося, по крайней мере, с восстания Свидригайла, а то и раньше. Между участниками тех событий существовала едва ли не прямая семейная связь. Например, старостой на свадьбе Настуси и Семена был боярин Богдан Рогатинский, личность очень известная и сын еще более известного Ивана Рогатинского-Престужича. Иван Престужич отличился во время Грюнвальдской битвы, за что и получил от короля Ягайла владения около Рогатина и фамилию Рогатинского, но у короля не удержался и перешел к Витовту. Витовт же доверил новому стороннику знаменитую крепость на пограничье между королевством и княжеством – Олеський замок. Во время драматических событий, начавшихся неудавшейся коронацией Витовта и его последующей смертью, Иван Рогатинский поддержал князя Свидригайла, претендовавшего на великокняжеский престол. Крепость длительное время сопротивлялась польским войскам, ее оборона стала поистине легендарной. Интересующиеся исторической литературой могут найти подробное описание всех этих событий в романе уже упоминаемого Р.Иванычука «Черлене вино». Правда, автор по своей всегдашней привычке романтизировал действительность, заставив боярина Ивана погибнуть в последней битве защитников замка, чуть ли не рядом со знаменем и в компании с возлюбленным дочери, а саму эту дочь вынудил бежать посредством подземных ходов, которых в Олеськом замке и правда не счесть, чуть ли не в Смоленск. Действительность, однако, была куда как прозаичнее – Свидригайло и Ягайло (кстати, братья) – своротили войну более-менее вничью, оба довольно скоро умерли, Иван же Рогатинский, и вправду сдав замок, перебрался в княжество, где у него тоже были владения. Замок же в итоге достался Даниловичам, от них перешел к Собесским (как же я могла забыть, что Ян Собесский, спаситель Вены, унаследовал замок от матери! Он же в этом замке и родился, а существует предположение, что родился здесь и Богдан Хмельницкий).
Но все это происходило задолго до свадьбы князя Слуцкого и княжны Настуси – вернемся же к ним. Жизнь у них пошла своим чередом – появлялись дети, уходили старшие. Через четыре года после свадьбы родился сын Юрий, наследник рода Слуцких, а довольно поздно, в 1500 г. – долгожданная и горячо любимая дочь, Олександра. В промежутке между этими событиями умерла мать Настуси, княгиня Уляна, простудившись во время поездки на гроб мужа. Умерла тихо, как и жила. Ее похоронили в Мстиславске, около мужа.
Князь Семен вел жизнь, обычную для своего времени. Дома он появлялся редко – почти всегда ему приходилось участвовать в войсковых походах против москвинов, волохов, а главным образом – против татар, нашествия которых превратились тогда в настоящую напасть: они доходили на западе до Карпат и даже сожгли Вильно. Из-за применяемой ими тактики раздела на мелкие отряды и высокую мобильность бороться с ними было трудно. Когда-то мне приходилось читать статистику княжеских родов начала 16-го века: больше половины мужского состава их гибло в боях против татар. Например, лишь в одной битвы лишь из одного рода Гулевичей – откуда и Гальшка Гулевичевна – погибло 20 и было ранено 15 человек. Конечно, и для обычных семей положение было такое же, но для них родословий не вели. Общепризнанными же вождями и организаторами обороны края были сначала Семен Гольшанский, а позже – князь Константин Острожский.
Княгине Настусе хлопот хватало – она в основном распоряжалась всеми имущественными делами и управлением Слуцким княжеством тоже, заботилась о воспитании детей, да и не раз во главе вооруженного отряда отражала нападения мелких татарских ватаг, проскользнувших мимо основных войск.
До поры, до времени военные несчастья обходили князя Семена стороной. Даже из битвы над рекой Ведрошей, на восток от Смоленска, где литовские войска потерпели сокрушительное поражение от московских, возглавляемых Яковом Захаринычем, он вернулся целым - здоровым. А ведь там попал в плен сам князь Константин Острожский. Преемником князя Острожского на посту литовского гетмана стал Михаил Глинский, только недавно возвратившийся из своих европейских странствий, личность загадочная и крайне неоднозначная, так же, как и его еще более знаменитый внучатый племянник.
Под предводительством Глинского князь Слуцкий выступил в очередной поход против татар, оказавшийся роковым. Вернулся он домой раненым, ранение выглядело нестрашным, но оказалось смертельным, несмотря на заботы лучших врачей из самого Вильно. Князь Семен написал завещание, в котором подробно оговорил, какие владения переходят к сыну, какие – дочери, согласно традициям времени, главной наследницей сделал жену (дети должны были получить причитающееся им имущество лишь после ее смерти, за вычетом части княжны Олександры при ее вступлении в брак), возложил на нее ответственность за надлежащее воспитание детей, да с тем и умер. Любопытно было бы увидеть настоящий текст этого завещания – воссоздавая его, историки исходили из фрагментов, а беллетристы и вообще без зазрений совести вставляли целые отрывки из куда более позднего завещания крымского пленника, Василия Загоровского.
Княгиня-вдова была еще довольно молодой, владелицей немалого имущества, ничего странного, что года через два к ней валом повалили сваты. Всем она отвечала одинаково: поблагодарив за честь, объясняла, что дала зарок не выходить замуж повторно, посвятив свою жизнь воспитанию детей. Нам же вольно строить предположения, такова ли была истинная причина ее действий, не ощущала ли она попросту вкус к свободной жизни, а, быть может, в том завещании были какие-то оговорки на счет ее повторного замужества? Во всяком случае очередной претендент услышал такой же ответ, а был им – ни много, ни мало – тот же Михайло Глинский.
Пора бы уж посвятить сему герою своего времени хоть несколько строк. Как пишет о нем Наталя Яковенко, по происхождению он был татарином, по образованию и образу жизни – европейцем, по вероисповедованию – католиком, по кругу связей – русином. Я бы лишь сомневалась в католичестве – как-то это трудно согласуется с его дальнейшей деятельностью хотя бы в Москве. В любом случае, вряд ли у этого авантюриста, кондотьера, скитавшегося по всем дорогам Европы был другой бог, кроме собственной сабли. Род князей Глинских происходил от знаменитого Мамая, родовое прозвание они получили от своих владений на пограничьи Великого Княжества. Михайло в ранней юности оставил родину и уехал учиться, вскоре стал любимцем императора Максимилиана и даже его воспитанником, поддерживал тесные дружеские связи с пфальцграфом баварским. Домой он возвратился где-то в конце 90-х, с ходу стал фаворитом великого князя, а затем и короля Александра, одним из организаторов брака короля с московской царевной Еленой. Но планы у него были куда более смелые и мечтал он о вещах совершенно невероятных. Довольно скоро выплыли на свет истинные мотивы сватовства к княгине Слуцкой. Глинского привлекала не красота молодой женщины, даже не ее владения, а предполагаемое право на Киевский княжеский престол, унаследованное ею от мужа, принадлежавшего к Олельковичам.
С точки зрения человека умеренного остается лишь руками развести. И сам престол эфемерный, и права на него княгини Анастасии более чем сомнительны – есть ведь сын и наследник. Но ведь не трезвомыслящими людьми создаются империи, возникающие иной раз и на более хлипких основаниях. Да еще и неспокойная татарская кровь Глинского… Факта этого странного сватовства не отрицают ни апологеты, ни антипатики мятежного князя, а тех и других среди историков довольно. Правда, некоторые утверждают, что Михайло Глинский старался не для себя, а для брата Ивана, но побудительных мотивов не отрицает никто.
В самой этой идее восстановления Олельковичей на киевском престоле и правда есть что-то сверхъестественное: очередной претендент, называвший себя Олельком II, объявился даже в наше время, на рубеже 80-х и 90-х годов уже минувшего века. Почему-то самых убежденных сторонников он нашел в Одессе, так что, возможно, обо всей этой фантасмагории больше знает Антрекот? ???
Выслушав отказ княгини, по-видимому, женщины реально мыслящей, Глинский отнюдь не смирился. Недолго думая, он попросту наехал на Слуцк, собираясь вынудить непокорную силой. Княгиня же собрала вече жителей Слуцка и, держа сына за руку, а дочь на руках, попросила помощи и поддержки у них. Случане стали на сторону своей покровительницы и сумели защитить город, княгиня же воодушевляла защитников и сама сражалась.
Но на этом дело вовсе не окончилось. Вскоре обстоятельства для Глинского радикально переменились – в одночасье умер его венценосный покровитель, король Александр, брат же и наследник покойного короля, Жигмонт (Зигмунт, Сигизмунд Старый) Глинского не любил и отстранил его от занимаемых постов. К тому же, противостоящая Глинскому придворная партия обвинила его в якобы слишком тесных связях с королевой-вдовой, Еленой Московской. Словом, земля горела под ногами князя Михайла, и он, ощутив, что терять нечего, в 1508 г. поднял открытое восстание. Чтобы придать своим действиям флер легитимности и патриотизма, он вовсю орудовал риторикой защитой православия.
Не знаю, что и думать по поводу необходимости этой защиты. С одной стороны, в веротерпимом Княжестве угроза была скорее предполагаемой и стала грозной реальностью лишь в конце века, вместе с массовой католизацией и полонизацией аристократических семейств, между прочим, как раз потомков тех, которые громче всех кричали об угрозе старинной религие, с другой же – в ближайшем соседстве, на галицких землях, которые и были родными для многих участников событий, дискриминация православных была свершившимся фактом, так что нетрудно было предусмотреть будущее. Куда как раньше, в 1411 г. неофит-Ягайло приказал отобрать перемышельский собор у православных, выбросить оттуда останки галицких князей и храм превратить в католический костел. Это событие произвело тяжелейшее впечатление на современников и всегда вспоминалось как оправдание очередного бунта – и при Свидригайле, и при заговоре князей, да и Глинским тоже.
На сторону Глинского перешли давние мятежники и их потомки (тот же Богдан Рогатинский, да и родственники княгини Анастасии, Лингвеновичи-Мстиславские). Уповая на защиту православия, перед его войсками открыл ворота Мозырь. Князь рассчитывал и на поддержку Москвы, а Слуцк ему был необходим и сам по себе, и все из-за тех же призрачных прав его владелицы на Киевский престол. Однако княгиня Настуся на православную демагогию не повелась, справедливо предполагая, что нечего начинать благородное дело освобождения родины с насилия над женщиной, и в город Глинского не впустила. Началась вторая осада, такая же тяжелая и кровопролитная, как первая. Но тут уж Глинский опасался приближения королевских войск, московская помощь оказалась гораздо скромнее обещанной, так что пришлось ему снять осаду и отступить. Несчастья города, однако, не окончились: воспользовавшись внутренними распрями в Княжестве, очередной набег совершили татары, куда более сильные, чем раньше, и куда воинственнее настроенные. Против своего обыкновения, они попытались захватить Слуцк.
Тут среди действующих лиц и появился новый персонаж – недавно сбежавший из московского плена князь Константин Острожский. По наиболее романтичной версии, он пришел на помощь защитникам Слуцка в самый последний момент, когда они уже потеряли надежду отстоять город. Появление рыцарственного князя на белом коне произвело сильное впечатление и на горожан, и на княгиню Настусю, а еще более сильное – на юную девочку, княжну Олександру, именуемую близкими друзьями и родственниками Лесей. Освободив Слуцк, князь Константин воздал должное его защитникам, особенно героической княгине, и уехал в свой Острог. Вскоре дошли слухи о его обручении с княжной Татьяной Гольшанской, дочерью Семена Гольшанского и Уляны, княжны Збаражской (так что мы вращаемся в кругу знакомых имен). Слуцкие были приглашены на свадьбу, а юная Леся, которой тогда было меньше 14 (князю Острожскому, кстати, за 50), даже стала свадебной подружкой невесты.
Быть может, лишь мать заметила, что девочка (впрочем, какая девочка – Гальшка Острожская в таком возрасте уже замуж вышла!) с того времени заметно переменилась, став грустной и задумчивой. Так ли было, или это лишь досужие домыслы – но, хотя княжна выросла красавицей, считалась одной из лучших невест соединенного королевства и в женихах у нее недостатка не было, - через 10 лет, когда князь Острожский овдовел, она еще оставалась незамужней. Когда же князь, в скандально скорый термин, через месяц после смерти первой жены, посватался к ней, она ему не отказала: он, будучи уже в летах преклонных, откладывать не мог, а она и так ждала слишком долго.
А, возможно, действительность опять оказалась куда менее романтичной, чем воображение, и княжне просто не нравился никто из ее поклонников, а потом она рассудила, что лучшей партии нечего и желать. Разница же в возрасте (почти 40 лет!) в то время и в том кругу не считалась серьезным препятствием, причем правило действовало в обе стороны: достаточно вспомнить браки Беаты Острожской и Альбрехта Ласского, Гальшки Острожской и Луки Гурки, да хоть бы и предполагаемый брак между Анной Ягеллонкой и Генрихом Валуа. Так что свадьба состоялась и постаревшая, но все еще бодрая духом и телом княгиня Анастасия могла торжествовать – она воспитала своих детей и устроила их судьбу самым лучшим образом. Князь Юрий тоже вырос рыцарем, еще совсем юным он сражался в битве на Рутке под командованием киевского воеводы Андрея Немировича, где было разгромлено многотысячное татарское войско. Через год женился и он.
Если и вправду кто-то распоряжается человеческими судьбами, не знаю, какие были его чувства в этот момент. Потомкам героев этого рассказа суждено было еще раз сойтись в диковинном хитросплетении. От первого брака у князя Острожского родился сын Илья, в будущем – отец знаменитой своими несчастьями княжны Гальшки, от второго – Василь-Константин, о котором так много уже писалось в этом треде. Сыном Юрия Слуцкого был Семен Юрьевич Слуцкий-Олелькович, третий муж черной княжны, венчавшийся с ней в осажденном монастыре…
И, на прощанье, еще несколько слов о князе-беглеце Глинском. С его необузданным норовом он и в Москве, где нашел убежище, не сидел спокойно: довольно скоро встрял в какой-то заговор против русского царя и оказался в темнице. Из заключения его освободила лишь свадьба царя Василия и племянницы Глинского, Елены – ради литовской красавицы царь бросил свою жену Соломониду и заключил ее в монастырь. Но окончательно сгубила дядю лишь родная племянница, к тому времени уже регентша при малолетнем сыне, в будущем величаемым Иваном Грозным. Не знаю, каковы мотивы ее действий, может, просто не хотела делиться властью. Но тут я лишь в очередной раз посетую на свою почти полную ментальную глухоту к тонкостям русской истории и предположу дополнить этот рассказ тем, у кого имеются соответствующие познания.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Antrekot на 06/19/06 в 18:08:07

Спасибо большое?
Олелько Второй, который Долгорукий-Анжу?
Заказ принят.

С уважением,
Антрекот

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 06/20/06 в 11:37:13

Да, он и так себя титуловал. История производила впечатление полного сумасшествия, но была вполне в духе того необычного времени, когда вроде бы нормальные люди вдруг начали искать наследство Полуботка в размере чуть ли не всего мирового бюджета. Позже этот самый Олелько требовал для себя русского престола. Кто он был на самом деле - понятия не имею. И каким боком выводил себя из Олельковичей, угасших в начале 17-го века? Почему как раз из Олельковичей? И сказать, что прошло время Дмитриев Самозванцев...
С Глинским в Москве я несколько напутала - он как раз и был некоторое время регентом при малолетнем царевиче. Тем более вероятно, что племянница хотела сама прибрать власть. Добром это и для нее не кончилось, умерла в 27 лет, по-видимому, от яда. Судя по реконструкции портрета, была настоящей красавицей. Относительно той отвергнутой Соломониды - тоже существовали всевозможные легенды, вроде бы была в момент развода беременна, потом где-то всплывал предполагаемый царевич.
С нетерпением жду сюжета об Олелько.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем nava на 06/20/06 в 13:48:35

Сравнительно недавно выходил белорусский фильм на эту тему - "Анастасия Слуцкая". Позиционировался как "наш ответ ихней "Жанне д'Арк". ИМХО, получилось ужасно. Большую часть фильма занимает романтическая любоффь между Анастасией и неким язычником из лесов, какового изображает небезывестный стриптизер Тарзан ( правда, тут он одет).
И кажется, реконструкторы там еще руку приложили...

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Kell на 06/20/06 в 15:12:18

Семейные сложности царя Василия - вообще дело благодарное. От него даже немножко семейной переписки вроде бы сохранилось - то, что я видел, очень живое.
А "сокровенный царевич" Юрий Васильевич - это да, про это и романы какие-то мне попадались. Хотя, кажется, ребенок в моностыре у опальной царицы хоть и родился, но там же и умер - а уж потом пошли толки, что выжил, выдали за мертвого и спрятали и т.д.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 06/21/06 в 14:15:24

О существовании фильма я и не подозревала. Странно, казалось бы, у княгини по жизни и без того хватало событий, зачем бы еще язычников и откуда они взялись? А хоть линию с Глинским и Острожским оставили? Опять же о Глинском - даже сейчас многие историки считают, что его предприятие было вовсе не таким безнадежным, может, есть какая-то альтернативка на эту тему? Но честолюбием он обладал уж больно неумеренным, так что оттолкнул от себя потенциальных союзников.
Относительно того потерянного царевича - смутно помню что-то под названием "Последний новик".
Князь Острожский сквитался за московский плен в битве под Оршей. Умер в 1533 г.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем nava на 06/21/06 в 16:15:44

Антонина, "Последний новик" - совсем из другой оперы. Роман Лажечникова про сына царевны Софьи ( сестры Петра I), коего в природе не существовало. забыть его, как страшный сон.
Что до фильма, то тема конфликта католиков и православных была стыдливо снята. Княгиня бороняет город от татар - и точка. зато был реверанс в сторону "исконно славянского" язычества. Откуда там взялись язычники в 16 веке - Ахурамазда их знает, но именно они, а не какой-то там Острожский, в последний момент приходили княгине на помощь. И ейный возлюбленный трагычно погибыл в бою. В общем, жуть, хотя актриса красивая.
короче,не везет этим сюжетам в кино. Я еще удивляюсь, как про Гальшку фильму не сняли. Или сняли, просто мы не видели?

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 06/22/06 в 11:25:05

Стоило бы объявить мораторий на исторические фильмы...
Нет, Гальшка в кино не появлялась. А уж какой сюжет. Кстати, в том монастыре, где нашли убежище Гальшка с Беатой, сейчас музей религии. И там недавно ввели новую услугу - ночная экскурсия по подвалам здания. Первой опробовала ее на себе городская власть с новоизбранным мером во главе. Ничего, вроде бы не заикаются.
"Последнего новика" я вправду забыла до полного исчезания из памяти, только какой-то царевич смутно маячил.
Но, возвращаясь к Глинским и московской эпопее - какие же были причины союза царя с ними? Кроме самых банальных -"бес в ребро", а тут молоденькая красавица. Ведь никакой политической выгоды от этого не было - их изгнали, а глава клана вообще в тюрьме. А что можно понять с той семейной переписки, о которой упоминает Келл?

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Kell на 06/22/06 в 11:30:40

Quote:

А что можно понять с той семейной переписки, о которой упоминает Келл?

На мой взгляд - ничего, кроме того, что Василий действительно был очень влюблен и очень хотел детей. Попробую найти тексты писем - но сейчас их у меня поблизости нет.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 07/10/06 в 11:43:45

Предполагаемый портрет Елены Глинский строился кремлевскими криминалистами на основании ее сохранившегося скелета. Она была высокой для своего времени – 165 см, грациозно сложенной и обладала редкой анатомической аномалией – у нее было 6 поясничных позвонков вместо 5. Впрочем, знакомый рентгенолог уверял меня, что эта аномалия отнюдь не редкая, а также встречается случай, когда этих позвонков 4. По его словам, основные неудобства царица Елена испытывала в переходном возрасте в период интенсивного роста, а еще ее могли поджидать боли в старости. Ну, до старости дожить ей не дали. Что же касается лица, то, по выводу тех же криминалистов, оно было прибалтийского типа с мягкими чертами. Не знаю, что бы значил этот прибалтийский типаж, совершенно такие же лица десятками ежедневно встречаются очень далеко от Прибалтики. Как ни странно, никаких монголоидных признаков от предка Мамая Елена не унаследовала.
А вот что точно попадает под компетенцию криминалистов – в сохранившихся волосах обнаружены соли ртути в огромной концентрации. Так что современники, прежде всего вездесущий Герберштейн, очень небезосновательно считали, что царицу отравили. Можно даже точно сказать чем – сулемой, минеральным ядом.
Еще одна особенность этих волос – они были ярко-рыжими как красная медь. Цвет волос – единственная черта внешности, унаследованная Иваном Грозным от матери; от бабушки же Софьи Палеолог, портрет которой реконструировали тоже, ему досталось лицо средиземноморского типа. Должно быть, вместе с рыжими волосами это смотрелось довольно необычно.
Пожалуй, на вопросы: «Почему Сулейман страстно влюбился в Роксолану и распустил ради нее гарем?» и «Почему Василий так увлекся Еленой Глинской, что бросил ради нее жену?» можно было бы дать ответ (гипотетический) – потому что они обе были рыжие.
16-й век, как и все позднее Возрождение вообще – время настоящего засилья рыжих. Перечислим: Елена Глинская и ее сын Иван, Роксолана и ее сын Селим, Изабелла Кастильская, а также едва не все Тюдоры. Если вспомнить, что физиономисты связывают с красным цветом волос такие особенности характера, как живое воображение, энергичность, неуемная фантазия, коммуникабельность, то вполне можно выстроить гипотезу: как только начинаются времена масштабных перемен, то на вершинах власти мгновенно оказываются рыжие, лучше всего приспособленные к изменяющимся обстоятельствах. Или, если хотите, наоборот – рыжий правитель уж постарается, чтобы его подданные не скучали. Лишь бы неуемная фантазия не перешла в маниакальную подозрительность – а то ведь к числу рыжих власть имущих принадлежали и такие неординарные личности, как царь Ирод, Нерон, Ленин, Сталин.
Поскольку я не могу вспомнить ни одного рыжего, в данный момент пребывающего у власти в какой-то значимой стране, то можно предположить – мы находимся в начале длинного и скучного периода стабильности. Что по-своему радует. :)

Возвращаясь к прежним героям - Гальшка Острожская таки звезда ночного шоу в Доминиканском соборе, теперешнем музее религии. Под соусом "здесь легендарная красавица пряталась от толпы своих поклонников". Но пугать никого особенно не пугают, только и того, что экскурсия ночная.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 07/10/06 в 11:53:15

Гальшка и религиозная борьба
Сразу же хочу успокоить – это совсем другая Гальшка и религиозная борьба несколько необычная. Заодно повинюсь – кое-как очертив границы 16-го века, я сразу же и перемахну в следующее столетье. Единственное оправдание – то, что герои все-таки родились в 16-м веке и в значительной мере сохранили его ментальность и образ действий.
Имя Гальшки Гулевычевны в современной Украине слышал, пожалуй, каждый школьник. Но попробуйте разобраться, что же именно совершила эта «достойная и просвещенная женщина»? Пожертвовала – но что – земельный участок или денежную сумму или и то и другое? А главное – кому? Кандидатур немало: монастырю, братству, академии, неясному благотворительному обществу. Оказывается даже, что современники не особенно благодарили пани Гальшку за ее дар, а хоть какого-то воздаяния от потомков она дождалась лишь в 19 веке.
Для начала ближе познакомимся с героиней. Суффикс «н» в фамилии свидетельствует о том, что это – родовое имя, по-современному, девичья фамилия. То есть, как и многие другие женщины ее времени, Гальшка, даже и выйдя замуж, в повседневной жизни обходилась своим прежним именем. А замужем была дважды – первый раз, недолго, за Кристофом Потием, братом Ипатия Потия, владимирского епископа, перешедшего в унию, второй раз – за Стефаном Лозкой, подчашим киевским, позже – маршалком мозырьским. Так что полное и официальное ее титулование – Гальшка Гулевычевна Стефанова Лозчина маршалкова Мозырьская. По рождению она принадлежала к давнему и заслуженному волынскому роду Гулевычей, который уже упоминался в этом треде в связи с потерями при отражении татарских набегов. Кроме воинов, среди Гулевичей было немало церковных деятелей: дед Гальшки, Федор, под конец жизни постригшись в монахи, стал епископом Луцким. У него было пятеро сыновей. Отец Гальшки, Василь, был подстаростой володымырским. В 1569 г. он в качестве посла от взбунтовавшейся волынской шляхты к королю Сигизмунду-Августу доставил ему требования строптивых подданных: вести переписку с ними не на польском, а на руськом языке, придерживаться старых норм судопроизводства, налогообложения и воинской повинности.
Гальшка, как и ее три брата и две сестры, родилась от второго брака Василя с Натальей Патрикеевной.
Берестейская уния и последующие волнения раскололи род Гулевычей, часть его осталась верной православию, часть перешла в унию, а то и в католичество. Католиком стал, например, единственный сын Гальшки, Михаил, человек, похоже, безвольный и бесхарактерный. За католика Людвика Олизара-Волчковича вышла дочь Гальшки и ее тезка, умершая молодой и оставившая дочь Ганну. Сама же Гальшка была убежденной православной.
В начале 17-го века она оказывается в Киеве. Киев в это время стремительно обретал черты нового центра политической и культурной жизни, в него толпами устремились вчерашние волыняне, подоляки, галичане, козацкая старшина, не редкостью были очень заметные иностранные гости – религиозные деятели, купцы, путешественники, просто искатели приключений. Поэтому кажется правдоподобной роль, приписываемая Гальшке Гулевычевне авторкой довольно популярного исторического романа «Людоловы» З.Тулуп. В ее интерпретации «маршалкова Мозырьская» оказывается хозяйкой чего-то наподобие общественного салона, где могли встретиться представители местной элиты и заезжие знаменитости. Безусловно, при тогдашней насыщенности жизни во всех ее проявлениях, где-то им собираться нужно было, а дом Гальшки вполне подходил для этой цели, сама же она обладала немалыми связями – и родственными, и дружескими. Предполагается, например, что вчерашняя волынянка хорошо знала Сагайдачного, учившегося в Остроге, а уже Сагайдачный мог познакомить ее с козацкой старшиной, посещающей столицу во время передышек между походами и сражениями. Увы, хотя Сагайдачный был женат и жена его, Настасия Повчанская, постоянно жила в Киеве, его собственный дом таким центром товарищеской жизни стать не мог: семейные неурядицы козацкого гетьмана были общественным достоянием и темой шутливых песен.
Пожертвование, обессмертившее ее имя, Гальшка сделала в 1615 г. Ей тогда было немногим более 30 (точная дата рождения неизвестна). Дословно в записи фундуша (фундации) говорится, что она «дала, подарив, и навечно уфундував (…) двор свой собственный с пляцом (участком земли) в городе Киеве». Дальше подается типография усадьбы и объясняется цель дарения, а именно: «на монастырь ставропигии патриаршей совместной жизни по Василию Великому, также на школу детям шляхетским и мещанским, притом на гостиницу прочанам и духовным». Оканчивается же запись условием: если иноки и христиане будут отчуждены от фундации, то фундация должна возвратится в дом жертвовательницы. Так что о братстве в документе нет ни единого слова.
Чтобы «фундация начало свое взяла» Гальшка торжественно ввела в двор Исайю Копинского вместе с представителями духовенства и православной шляхты. Именитый и благоверный священноинок отец И.Копинский был в это время игуменом Межигирского монастыря, где находили приют на склоне лет многие запорожцы, так что, возможно, был общим знакомым Гальшки и Сагайдачного. В 1620 г., во время торжественного богослужения, описанного в целой массе исторических сочинений, под охраной козацких отрядов, Копинский был рукоположен на епископа Перемышельского. Вскоре же он стал также игуменом Михайловского Золотоверхого монастыря, в 1631 – митрополитом Киевским и Галицким.
Как складывались отношения между православными, униатами и католиками в Киеве в 20-х-30-х годах 17-го века, достаточно хорошо известно. В городе было фактическое двоевластие. Униатов и католиков поддерживала королевская администрация, православных – Киевский козацкий полк. То одни забирали у других храмы, то потерпевшая сторона вооруженной рукой эти храмы отнимала, то священнослужителя одного толка сажали в Днепр «под лед воду пить», то другого «секли на капусту». Массовые побоища вообще были на порядке дня, во время одного чуть не сожгли весь город. Но значительно меньше известно, что и внутриконфессиональные отношения были далеко не идиллическими. А что же в этом удивительного? Может, я когда-то расскажу о лютой вражде между орденом кармелитов босых и их обутыми собратьями, разгоревшейся во Львове в середине 17-го века. Исайя Копинский тоже вскоре убедился, что истинная опасность грозила ему со стороны побратима по религии.
В середине 20-х годов 17-го века у тогдашних светочей православия появился то ли преемник, то ли соперник – личность ярчайшая, человек большого формата, оставивший неизгладимый след в истории не одной лишь Украины, но и всего региона – Петро Могила. Говорить о нем можно лишь в суперлятивах, потому что он решительно не представлял себя на каких-либо ролях, кроме первых. Спесивейших польских аристократов он заставлял считаться с собой как, по меньшей мере, с равным. Пожалуй, самая удачная его психологическая реконструкция содержится в романе К.Басенка «Початок» («Начало»), где Могила приблизительно в таком тоне проводит воспитательную работу с неким тинейджером: «Тебе 12 лет, мне 26. Ты племянник, я дядя. Ты княжеского рода, я – царского». После такой расстановки приоритетов племянник (конечно, Ярема Вишневецкий, в детстве обладающий не меньшим самомнением, чем в зрелом возрасте) таки уяснил истинную иерархию ценностей. Особое впечатление на него, конечно, произвел третий аргумент о царском происхождении дядюшки. И не так существенно, что в описываемый момент ни один представитель рода не восседал ни на одном престоле, да и всего-то имелся в виду престол господаря молдавского (иногда валахийского).
История этого царства-господарства – нечто фантасмагорическое даже для того бурного времени. Молдавия и Валахия где-то с конца 16-го века – вассальные государства по отношению к Турецкой империи, до того же – находящиеся в вассальной зависимости от Речи Посполитой. Мало того, что этот переходящий вассалитет сделался вечным больным местом в отношениях между Польшей и Портой, но еще и правители сменяли друг друга с молниеносной быстротой, так что если за совсем недолгий период в несколько лет в Молдове сменилось 30 господарей, то это было большим прогрессом по сравнению с таким же по длительности предыдущим периодом, когда текучесть кадров была в два раза выше. Зато справедливо можно было похвалится отсутствием национальной дискриминации: престол господаря был, наверное, единственным в мире, на котором когда-либо восседал цыган (Степан Резван). «Причину для низложения князя было найти очень легко. Обычно его обвиняли либо в интригах с иностранными государствами, либо в неуплате налогов, либо в плохом обращении с подданными. Султан издавал фирман об отзыве берата, князя отправляли под стражей в Константинополь, а митрополит временно брал бразды правления и руководство боярским советом в свои руки до тех пор, покуда на место не прибывал новый князь. Впрочем, зачастую, уже через несколько месяцев, низложенный князь возвращался на трон, откуда на его глазах увозили преемника.»
Как ни странно, недостатка в претендентах на этот ветром колеблемый престол не было никогда, хотя многие неудачники поплатились собственной головой, а, казалось бы, у них были в жизни дела и поважнее. Не заходя далеко, вспомним Дм.Вишневецкого, казненного в Стамбуле, Ив.Пидкову, казненного во Львове (вот этого не могу простить Ст.Баторию – поддавшись турецкому шантажу, он и распорядился о казни, хотя даже его собственные приближенные разных вероисповедований единогласно просили о помиловании козацкого гетьмана), Самийла Корецкого, во время такой попытки попавшего в плен, сбежавшего, вторично плененного под Цецорой и тогда уж окончательно казненного.
Все трое имели какие-то родственные связи с разными семьями, представители которых сменяли друг друга на молдавском престоле, Иван Пидкова, кстати, считался братом одного из господарей и по-молдавски назывался Ивон Вода. Корецкий же встрял в описанную борьбу в качестве зятя господаря Семяна Могилы и добивался трона не для себя, а для семейства тестя. Петро Могила – это уже следующее поколение, родился он еще в Сучаве, но всю остальную жизнь провел в изгнании. Изгнание – не совсем верное определение, потому что перебралась семья в страну, где имела значительные владения и с которой была очень сильно связана даже и брачными узами (например, Раина Могилянка - родная или двоюродная сестра Петра была замужем за Михаилом Вишневецким.) Но все-таки молдавский престол Могилы утратили и предпринимали немалые усилия, чтобы вернуть его себе. Ну, а юный Петрос рос себе и учился. Мы уже привыкли, что Италия с ее Болонским и Падуанским университетами была настоящей кузницей кадров для Речи Посполитой, но Петро для разнообразия учился в Сорбонне и попутно блистал при французском дворе. Позднее его недоброжелатели распускали слухи о переходе Могилы в католичество – кто его знает. Похоже, что он не воспринимал разницы между конфессиями так уж всерьез. Следующей школой для молодого господарича стала армия Речи Посполитой, где он подвизался в роли вольноопределяющегося, но сражался по-настоящему и был ранен под Хотином. А оказался он там, преследуя собственные цели – все тот же молдавский престол, где как раз очередной Томша сменил Александра. Если же кого-то заинтересует отражение всех перипетий Хотинской битвы с учетом молдавской точки зрения, то могу назвать любимую с детства повесть О.Маковея «Ярошенко» (тем более интересно, что молдавскую точку зрения воссоздает украинец!) – масса любопытных и очень точных, подтверждающихся источниками, исторических подробностей, занимательный сюжет и мягкий юмор. Ну вот, например, после ночной вылазки в турецкий лагерь козаки, у которых нашел приют главный герой, с большим интересом обсуждают увиденных там слонов. Даже советуют одному незадачливому жениху, которому как раз накануне похода наотрез отказала любимая девушка, приехать со следующим сватовством верхом на слоне, чтобы уж произвести неизгладимое впечатление! Как явствует из источников, один из этих слонов при заключении мира достался польскому королевичу Владиславу в качестве подарка. Не знаю, что дальше случилось с бедным животным и как его доставили к новому месту обитания.
Но, похоже, именно во время Хотинской кампании с Петром Могилой случилось нечто, разом переменившее его дальнейшую жизнь. Что стало причиной такой перемены – быть может, беседы с Сагайдачным или что-то другое, но высокородный юноша прекращает борьбу за неуловимый престол, передает все свои наследственные права брату Моисею и в 1625 г. предстает в полностью новой ипостаси монаха Киево-Печерского монастыря. Можно строить самые разные предположения по этому поводу – хотя бы такие, что Петро нашел новую, куда более интересную и многообещающую область приложения своих недюжинных сил. А то есть и несколько мистическое объяснение – благодаря своему дару предвидения молдавский воеводич предугадал грядущие бури и потрясения и постарался занять место духовного лидера. И совсем простая, но довольно вероятная версия, подтвержденная некоторыми документами – Могила выполнил обет, данный им во время болезни (может, последствий полученного при Хотине ранения), - явление довольно распространенное среди верующих разных религий в разные времена.
Что ж, если его целью была власть, то он этой цели добился. В 1628 г. Петро Могила – уже Киевско-Печерский архимандрит. Его признают своим духовным преемником Иов Борецкий и Захария Копыстенский. Однако образ действий вчерашнего воина не особенно изменился. В своих документах он по-прежнему титулует себя в первую очередь молдавским воеводичем, с противниками ведет борьбу вполне в духе воинствующей церкви. Довольно хорошо известны его столкновения с униатами, но пришлось разбираться также и с раньше упомянутым Копинским. Соперничество между двумя иерархами имело, кроме личного, также и мировоззренческий характер: Копинский считался сторонником аскезы, традиционализма, квиетизма, словом, подвижничества в пещерах, Могила же считал все это обскурантизмом (он дословно так и выражался), а уповал на политику активной деятельности, науку, просвещение. И одним из первых его действий было снаряжение делегации к Константинопольскому патриарху с просьбой высвятить его на митрополита Киевского и Галицкого и всей Руси, мотивируя это тем, что бывший в это время митрополитом Копинский не имеет патриаршего благословенья. Посланцы Могилы возвратились с патриаршей грамотой и благословением на митрополитство. Так в Киеве появляются сразу два митрополита, причем Копинского поддерживает часть иерархов и, возможно, козаков, Могилу же – монахи Печерского монастыря (немалая сила, около тысячи человек, оказывается, грозные бойцы), восстановленные им православные парафии и даже польское правительство, считающее, что хорошо знакомого им вчерашнего вельможу легко будет склонить к унии, обещая ему сан униатского патриарха всей Руси. (Он и правда не раз балансировал на грани перехода в унию).
Петро Могила действует решительно, посылая вооруженный отряд печерских монахов к Михайловскому Золотоверхому монастырю, где в это время пребывал Копинский. Этот отряд, отобрав церковные реликвии, пленил И.Копинского и привез его в Печерский монастырь. Тут его вынудили отречься от митрополичьего сана и сразу же в Успенском соборе торжественно провозгласили митрополитом Петра Могилу. Копинского же, отпустив, сделали архиепископом Сиверским. Но победитель все не оставлял соперника в покое, отнимая владения у Михайловского монастыря, на что Копинский регулярно жаловался королю.
В 1637 г. после одного из инцидентов король направил специальную комиссию для разрешения спора между двумя церковными иерархами. П.Могила, приехав в город, пригласил Копинского поговорить с ним конфиденциально. Однако к согласию два святые мужи не пришли, тогда появились два дюжие телохранителя П.Могилы и сильно помяли бока Копинскому, так что он даже несколько месяцев пролежал в кровати. Даже спокойно умереть престарелому владыке не дали – в 1641 году отряд вооруженных монахов (православные тамплиеры, что ли?) снова захватил Михайловский монастырь, Копинского пленил и отвез в Киево-Печерский монастырь. Тут бедняга и скончался.
Естественно, П.Могила вовсе не собирался популяризировать имя поверженного соперника и его сторонников. Братскую школу, построенную на земле, пожертвованной когда-то Гальшкой Гулевычевной, он быстро прибрал к рукам и объединил ее с ранее основанной им школой в Печерском монастыре. Объединенная школа получила название Киево-Печерского коллегиума и была утверждена польским королем.
За всеми этими перипетиями Гальшка могла наблюдать лишь издали. В 1617 или 1618 году она овдовела и вскоре перебралась на Волынь, в свое имение неподалеку от Луцка. В 1645 г. умерла, оставив по завещанию часть имущества Луцкому братству, монастырю при братстве, братской же лечебнице и женскому монастырю. О том своем давнем пожертвовании Гальшка даже словом не упомянула, по-видимому, обиженная на Петра Могилу.
Вот таким меандром история сделала главным детищем Гулевычевной Киево-Печерскую академию, о чем пани Гальшка и не подозревала. Нашла же упомянутый документ с фундушем комиссия по разбору давних актов в 19-м веке. С того же времени и началась посмертная слава Гальшки Гулевычевны.

Для желающих - текст Острожской Библии находится здесь
knyhastara.com

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 07/28/06 в 14:55:41

Одному из Горностаев повезло на литературное воплощение - он стал героем романа А.Валентинова "Небеса ликуют" - есть на альдебаране. Вполне реальному Михаилу Горностаю, последнему потомку Ивана, охранника Барбары Радзивилл, и Олены Чорторыйской автором присочинен брат Адам, потом этот Адам определен в иезуиты и отправлен в Парагвай, где орден вроде бы создавал коммунистическое общество*, потом возвращен на историческую родину - аккурат к разгару Хмельниччины. Поскольку я прочитала лишь половину текста, то уверенно определить авторскую концепцию не могу, но, кажется, восстание Хмельницкого тоже подготовили иезуиты. :)
Роман вполне читабелен и даже познавательный, похоже, автор очень внимательно читал "Україну аристократичну" Н.Яковенко, где все эти Горностаи разобраны по отдельности - или же использовал те же источники с точностью до написания фамилий. Главный же недостаток, по-моему, когда Валентинов пытается воспроизвести польскую, книжную староукраинскую или даже осовремененную украинскую речь - результат таков, что "пожалься Боже".
* Об этом предприятии я знаю две версии.
1.Иезуиты создали в Парагвае нечто очень хорошее, но завистливые соседи все это уничтожили, в результате в стране началась гражданская война, от последствий которой Парагвай не оправился до сих пор.
2.Иезуиты создали нечто мерзопакостное, откуда сбежали все, кто мог. а остальных доколошматили добрые соседи, в результате началась гражданская война - и все как в п.1.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Kell на 07/28/06 в 15:12:18

Quote:

Главный же недостаток, по-моему, когда Валентинов пытается воспроизвести польскую, книжную староукраинскую или даже осовремененную украинскую речь - результат таков, что "пожалься Боже".

А у меня впечатление, что тут сознательная работа на "левого" читателя, который соответствующих языков не знает, но у которого требуется создать определенное впечатление - как в московском театре, когда "народную речь" конструировали из жуткой и совершенно нереальной смеси диалектов. И на такого читателя работает, насколько я могу судить.
А роман мне, в общем, понравился больше, чем многое другое у Валентинова.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Antrekot на 07/28/06 в 15:14:50

На деле, сколько я могу судить, было нечто промежуточное. Дело в том, что светлая идея была - создать самоподдерживающееся индейское христианское общество. А за модель выбрали то, что в тех же краях было раньше (это ведь не только нынешний Парагвай - миссии стояли по всем тамошним большим рекам), поскольку временем проверено и местным подходит. ... Империю инков. С существенными, надо сказать, изменениями к лучшему.
Можете себе представить, что получилось. В общем, господа иезуиты столкнулись со всеми прелестями _успешного_ госсоциализма инкского образца - и вдобавок не очень понимали, _что_ собственно происходит и _откуда_ берется такая жуткая потеря инициативы (вгонявшая их в полную истерику).
Это с одной стороны.
А с другой - они спасли тысячи и тысячи людей. И уровень жизни держали очень хороший. Для этой местности - удивительный.
Так что если от идеала танцевать - эксперимент вышел неудачный. А ежели посчитать, сколько людей без этого эксперимента убили бы или уморили работой - или просто выморили... так сразу кажется это чрезвычайно хорошим и нужным делом, которое могло бы быть и более жизнеспособным, но дареному коню...

С уважением,
Антрекот

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 08/02/06 в 15:47:34

Спасибо за объяснение. Вот социализм инкского образца я приложить не догадалась. А, может, прибавилась очень отрицательная репутация иезуитов? Почему это они считались кем-то вроде современных масонов с всемирными заговорами? А относительно попытки реконструировать язык - уж лучше бы использовать выдержки из подлинных документов, которые, судя по всему, Валентинов знает хорошо.
Ну ладно - маленький новый сюжет.
Княжеский град Степань
Сейчас Степань и городом назвать трудно, это даже не райцентр. Но когда-то она была княжеской столицей, а одно время, можно сказать, даже и политическим центром Руси, резиденцией великого князя.
Первое упоминание о Степани датируется 1292 г: «В эту же зиму преставился степанский князь Иван, сын Глебов, и плакали за ним все люди от малого до великого, и стал княжить вместо него сын Владимир». Владельцы Степани принадлежали к турово-пинским князьям, сначала были вассалами волынских князей, позже – Гедиминовичей. Похоже, в 15 в. давняя династия угасает и город оказывается в числе владений не требующего никаких представлений Свидригайла, даже и любимой его резиденцией. Это – звездный час Степани.
Не реши я с самого начала ограничиться 16-м веком, какая сага могла бы получится из описания жизни Свидригайла! Вся эта жизнь, кажется, состояла из битв, погонь, заключений в вежах, опять бегств, а во время кратких передышек – бурных романов с юными красавицами, до женитьбы на Анне Тверской, которую старый рубака, похоже, беззаветно любил. Последний свой бой мятежный князь провел, в прямом смысле слова, на смертном одре, приказав своим приближенным положить ключи от Луцкого замка на его гроб и следить, чтобы их смогли забрать только литовские послы, а не ненавистные князю поляки. Серьезные историки с полной уверенностью заявляют – главным оружием князя было его неотразимое обаяние, говоря по-современному – харизма, заставляющая очень разных людей – немецких крестоносцев, волохов, татар, не говоря уж о литовцах и русинах – сражаться и гибнуть за него. Но харизма харизмой, а удерживать союзников приходилось и земельными пожалованиями. Вот так и отдал Свидригайло свою любимую Степань князю Михаилу Семеновичу Гольшанскому, прозванному Болобаном. Предполагается, что Гольшанские имели родственные связи с предыдущими владельцами Степани, что и стало причиной пожалования. Но князь Михаил сполна расплатился за подаренную землю – он сражался и погиб в 1434 г. в битве под Вилькомиром около той самой злополучной реки со святым названием. Поскольку погибший князь был бездетным, Степань перешла к его старшему брату Юрию. После поражения Свидригайла Юрий бежал в Новгород, но тем временем великим князем стал Казимир Ягеллончик, как помним, ближайший родственник Гольшанских. Но родство родством, а главное – Казимир отказался от экспансионистской политики Ягайла, вернул домой сторонников Свидригайло и подтвердил законность всех их владений. Так что уже в 1446 г. Юрий Семенович Гольшанский – один из руководителей литовской делегации на Пйотриковском сейме.
Следующий трагический эпизод в жизни новых владельцев Степани – не раз уже упоминавшийся заговор князей, из-за участия в котором был казнен старший сын Юрия, Иван. Но еще раз убеждаемся, что никакой коллективной ответственности в Княжестве Литовском не было, что очень выгодно характеризует сие государство. Степань законным образом переходит к брату казненного, Семену, бывшему также старостой луцким и маршалком Волынской земли, не раз и не два защищавшего Волынь от татарских полчищ. Князь Семен весьма радел об экономическом процветании города и его обитателей, в частности, добился от великого князя Олександра привилегии для Степани – права на ярмарку в праздник св.Спаса. Похоже, что город тогда уже пользовался магдебурским правом.
Князь Семен Юрьевич умер в 1505 г. и мужских потомков не оставил, поэтому его владения были разделены: треть досталась великому князю, треть – племяннику Юрию Ивановичу (сыну казненного Ивана), и такая же часть – старшей дочери Семена, Анастасии. Но где-то в годах 1511-1514 наступает еще один неожиданный поворот: младшая дочь Семена Юрьевича, Татьяна, выходит за князя Константина Острожского (этот эпизод был описан в посте о княгине Слуцкой), и князь Острожский вдруг по королевской воле оказывается владельцем двух третей Степани. Похоже, здесь не обошлось без немалых трений и конфликтов, потому что король Жигмонт (Старый) резко подчеркнул свое право давать и отбирать земельные владения, как он того пожелает: «Дали ему замок Степань и города, и все волости, и тую часть, которая отошла раньше к князю Юрию Ивановичу, потому что имение это дал отец наш князю Юрию Семеновичу по своей воле, а что отец наш дал по своей воле, то в нашей власти». Любопытно было бы узнать о реакции Юрия Ивановича и Анастасии Гольшанских. Вот таким образом большая часть города оказалась наследственным владением Острожских, а остальное – королевским владением, сдаваемым в аренду. Обе части управлялись отдельными магистратами, обе имели свои ярмарки – в части Острожского прибавились ярмарки на Покрову и на св.Афанасия, в королевской – на св.Петра. В 1519 г. король еще раз подтвердил привилегию на ярмарку для своей части Степани, а в 1527 – освободил горожан от пошлины на соль.
Дальше город был вовлечен в бурные перипетии рода Острожских: в 1530 г. перешел к князю Илье, а после его смерти – к нашей давней знакомой – княгине Беате. После очень хорошо известных событий следующая конфигурация владельцев Степани была таковой: треть принадлежала неблагодарному второму мужу бедной княгини, Альбрехту Ласскому, треть – князю Василю-Константину Острожскому, королевская треть была сдана в аренду володимирскому шляхтичу Станиславу Граевскому.
Ласский успел немало наследить на Волыни – это, оказывается, именно он втянул Дмитрия Вишневецкого в молдавскую авантюру, выступая на стороне претендента Якоба Гераклидеса Василикоса (еще раз поражаюсь взаимосвязи всего со всем в 16-м веке). Но в отношении новоприобретенного родича серадзский воевода очень скоро убедился – это не чета влюбленной беззащитной Беате, прибьет так, что и мокрого места не останется Доказательством серьезности намерений князя Острожского стать владельцем всей Степани можно считать совершенное по его приказу в 1569 г. нападение на часть Граевского, в котором приняло участие несколько сотен бояр, слуг, жолнеров и горожан «с гаковницами, ручницами, сагайдаками, мечами, рогатинами и секирами». Так что, хоть Ласский и не был трусом – в 1568 г. разбил татар под Очаковом – но предпочел в 1570 г. передать свои волынские владения (отобранные у Беаты) коронному скарбу, откуда они прямиком перешли все к тому же могущественному князю Острожскому.
Похоже, что все эти события не особенно мешали дальнейшему развитию и процветанию Степани, с 1570 по 1583 г. число домов в городе увеличилось вдвое, насчитывалось 17 цехов, три рудни, несколько поташных заводов, большая оружейная мастерская, три церкви, монастырь. Главную прибыль приносила именно торговля поташом и золой, которые по Западному Бугу и Висле везли в Гданьск. Один только Ласский в одном лишь 1565 г. заработал на поташе в качестве чистой прибыли 5 тысяч золотых червонных, 4 тысячи таляров и 1,5 тысячи злотых польских.
Степань была также одним из центров православия и образования – здесь действовали школа и библиотека, в стенах же монастыря, основанного князем Острожским, работали культурно-просветительские и религиозные деятели Исаакий Степанский, Лука Белгородский, Иеремия Пелагонский и Сергей Мукачевский.
Увы, процветание города закончилось вместе с угасанием рода Острожских. Степань тогда перешла к Заславским, а от них, по странной иронии судьбы – к Сангушкам, непрямым потомкам первого мужа Гальшки Острожской. Город очень сильно пострадал в результате беспрерывных воен 17-го века. В 1793 г. Степань перешла к Российской империи, старые торговые пути были утрачены, традиционные товары потеряли свое значение, прекратилось действие магдебурского права, а жители предместий – вообще стали крепостными. Но и после 1861 г. Степань не смогла оправиться: болотистые заплавы рек, в предыдущие эпохи защищавшие город от вторжений, стали непреодолимым препятствием для проложения дорог, так что бывшая великокняжеская резиденция превратилась в незначительный и незаметный городок…

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 08/20/06 в 15:39:43

Не знаю, подучила ли я немного русскую историю, или же окончательно запуталась. Попалась мне в руки книга А.Ананьева "Лики бессмертной власти", где, кроме многих иных обид Иоанна 4 на РП, значится также отказ польского короля при сватовстве русского царя. Дело происходило после смерти царицы Анастасии. Короля-обидчика автор называет Сигизмундом, но это, по-видимому, не Сигизмунд Старый, а Сигизмунд Август. Насколько помню, единственной незамужней польской принцессой на тот момент был та самая Анна, позже так усердно отравляшая жизнь Стефану Баторию. Действительно, несправедливость! Вместо благодарности за избавление от брака со сварливой мегерой...

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Antrekot на 08/20/06 в 16:02:26

Конечно несправедливость! Они бы аннигилировались...

С уважением,
Антрекот

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Yuriy_A на 08/20/06 в 16:56:34

on 08/20/06 в 15:39:43, antonina wrote:

Не знаю, подучила ли я немного русскую историю, или же окончательно запуталась. Попалась мне в руки книга А.Ананьева "Лики бессмертной власти"

Читал, забылась как-то.Вроде абличительная ?

on 08/20/06 в 15:39:43, antonina wrote:

Дело происходило после смерти царицы Анастасии.

1560, восемь дней после смерти отравленной царицы.

on 08/20/06 в 15:39:43, antonina wrote:

Короля-обидчика автор называет Сигизмундом, но это, по-видимому, не Сигизмунд Старый, а Сигизмунд Август.

Да.Только принцесса-не Анна, а Екатерина ,потом
шведская королева, дочь Сигизмунда Старого от жадной итальянки Боны.

on 08/20/06 в 15:39:43, antonina wrote:

Насколько помню, единственной незамужней польской принцессой на тот момент был та самая Анна, позже так усердно отравляшая жизнь Стефану Баторию. Действительно, несправедливость! Вместо благодарности за избавление от брака со сварливой мегерой...

Ну, я слышал, что жизнь Анне отравлял Баторий.Спать с ней вообще не хотел, это было нечестно.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Yuriy_A на 08/20/06 в 17:03:41

on 08/20/06 в 16:02:26, Antrekot wrote:

Конечно несправедливость! Они бы аннигилировались...

С уважением,
Антрекот

Кто-Анна с Грозным ?Перевоспитал бы посохом.
;D

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 08/20/06 в 17:09:13

Книга вроде не обличительная, а философствующая. Пока доберешься до каких-то фактов, челюсть можно свернуть.
Так это была Екатерина? Тогда тем более нужно быть благодарным, учитывая, что за сын получился у нее в браке с Вазой. Боюсь, что Россия при таком наследнике долго бы не протянула...
Ну, а Батория, по-моему, можно считать героем за то, что он отважился на подобный брак. Бабище было "шпетное и шкарадное", старше его на 10 лет и постоянно с кем-нибудь в ссоре.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Yuriy_A на 08/20/06 в 17:17:07

on 08/20/06 в 17:09:13, antonina wrote:

Гм.У поляков разные мнения на его счёт.Династию продлил, и детей произвёл не то удачных, но и не самых дурных.

on 08/20/06 в 17:09:13, antonina wrote:

а Батория, по-моему, можно считать героем за то, что он отважился на подобный брак. Бабище было "шпетное и шкарадное", старше его на 10 лет и постоянно с кем-нибудь в ссоре.

Может, просто женское-одиночество, климакс...

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 08/20/06 в 17:36:29

Сыновья и правда не самые плохие, но сам он... Разве что с крулем-сасом сравнивать, тогда правда, не самый плохой.
Но если рассмотреть серьезно - как этот брак с польской принцессой предполагался в смысле религии? Она должна бы перейти в православие? Тогда это не было таким уж невероятным, вышла же Марина Мнишек за Дмитрия, но вот что бы получилось?

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Yuriy_A на 08/20/06 в 19:59:18

on 08/20/06 в 17:36:29, antonina wrote:

Сыновья и правда не самые плохие, но сам он... Разве что с крулем-сасом сравнивать, тогда правда, не самый плохой.

Хотите, побраните его по пунктам, а я поработаю адвокатом.

on 08/20/06 в 17:36:29, antonina wrote:

как этот брак с польской принцессой предполагался в смысле религии? Она должна бы перейти в православие? Тогда это не было таким уж невероятным, вышла же Марина Мнишек за Дмитрия, но вот что бы получилось?

Самозванческие дела здесь вряд ли пример, статус Грозного как законного царя был непререкаем.
Представить себе женитьбу русского царя на иностранной принцессе без её перехода в православие я не могу и для Петербургского периода, не то что для Московской Руси XVI столетия.
Историю сватовства и переговоры излагает "наше всё" .

"все внимание царя было обращено теперь на Литву. И здесь Иоанн хотел было сначала решить дело мирным образом, посредством женитьбы своей на одной из сестер королевских; кроме возможности действовать чрез это родство на мирное соглашение относительно Ливонии у Иоанна могла быть тут другая цель: бездетным Сигизмундом-Августом прекращался дом Ягеллонов в Литве, и сестра последнего из Ягеллонов переносила в Москву права свои на это государство; о Польше же, как увидим, Иоанн мало думал. Он спросил митрополита, можно ли ему жениться на королевской сестре при известной степени свойства между ними вследствие брака тетки его Елены с невестиным дядею Александром? Митрополит отвечал, что можно, и в Москве уже решили, как встречать королевну, где ей жить до перехода в православие; определили, что боярам на сговоре с панами о крещении не поминать, а начнут сами паны говорить, чтоб королевне оставаться в римском законе, то отговаривать, приводя прежние примеры - пример Софьи Витовтовны и сестры Олгердовой, которые были крещены в греческий закон; если же паны не согласятся, то и дела не делать; Федору Сукину, отправленному в Литву с предложением, дан был такой наказ: "Едучи дорогою до Вильны, разузнавать накрепко про сестер королевских, сколько им лет, каковы ростом, как тельны, какова которая обычаем и которая лучше? Которая из них будет лучше, о той ему именно и говорить королю. Если большая королевна будет так же хороша, как и меньшая, но будет ей больше 25 лет, то о ней не говорить, а говорить о меньшой; разведывать накрепко, чтоб была не больна и не очень суха; будет которая больна, или очень суха, или с каким-нибудь другим дурным обычаем, то об ней не говорить - говорить о той, которая будет здорова, и не суха, и без порока. Хотя бы старшей было и больше 25 лет, но если она будет лучше меньшой, то говорить о ней. Если нельзя будет доведаться, которая лучше, то говорить о королевнах безымянно; и если согласятся выдать их за царя и великого князя, то Сукину непременно их видеть, лица их написать и привести к государю. Если же не захотят показать ему королевен, то просить парсон (портретов) их написанных". Сукин допытался, что младшая королевна, Екатерина, лучше, и потому сделал королю предложение выдать ее за царя. Паны от имени Сигизмундова отвечали, что отец королев, умирая, приказал семейство свое императору, и потому король хочет это дело делать так, как отец его делывал, обослаться с императором и с иными королями, своими приятелями и родственниками - зятем, герцогом Брауншвейгским, и с племянником, королевичем венгерским. Притом теперь при короле нет польской Рады; король должен обослаться с нею, потому что королевны родились в Польше и приданое их там. Посол отвечал: "Мы видим из ваших слов нежелание вашего государя приступить к делу, если он такое великое дело откладывает в даль". Так кончились первые переговоры. Когда послы были призваны в другой раз, то Сигизмунд объявил им, что согласен выдать сестру Екатерину за царя; послы просили позволения ударить ей челом, но паны отвечали: "И между молодыми (т. е. незнатными) людьми не ведется, чтоб, не решивши дело, сестер своих или дочерей давать смотреть". Послы говорили: "Не видавши нам государыни королевны Катерины и челом ей не ударивши, что, приехав, государю своему сказать? Кажется нам, что у государя вашего нет желания выдать сестру за нашего государя!" Им отвечали, что нельзя видеть королевну явно, потому что у ней все придворные - поляки; они расскажут своим, что московские послы королевну видели, и у польской Рады с королем будет за это брань большая; а если послы хотят ее видеть, то пусть смотрят тайно, как пойдет в костел. Послы сперва не соглашались, но потом согласились.
Дело, однако, кончилось ничем: король хотел согласиться на брак своей сестры с Иоанном только в том случае, если б брак этот доставил ему выгодный мир; посол его Шимкович явился в Москву с требованием, чтоб прежде дела о сватовстве заключен был мир, для переговоров о котором вельможи с обеих сторон должны съехаться на границы, и до этого съезда Ливонии не воевать, Сигизмунд хотел пользоваться своим положением, как прежде пользовался подобным же положением Иоанн III московский, когда Александр литовский искал руки его дочери Елены; Иоанн III также прежде дела о сватовстве требовал заключения мира; но если искательство родственного союза явилось теперь со стороны московского государя, то Иоанн IV, однако, вовсе не находился в положении Александра, которому во что бы то ни стало нужно было заключить мир и скрепить его женитьбою на Елене; царь не согласился на порубежные переговоры; мы видели, что в Москве считали тяжелее всего на свете нарушать прародительские обычаи, а эти обычаи требовали, чтоб мирные переговоры велись в Москве"
С.М. Соловьёв.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 09/07/06 в 15:40:39

Отвечаю так поздно, что это, пожалуй, уже неинтересно, но что поделать... :'(
Во-первых, спасибо за объяснение.
Во-вторых, чем же так провинился Зигмунд Ваза? Отказался от более-менее веротерпимой политики Ягеллонов, совершенно распустил шляхту, так что беззаконие превратилось в повсеместную норму, сделал проблематичной балтийскую торговлю, да и вообще правил слишком долго. Или скорее не правил, а просто королевствувал.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Antrekot на 09/07/06 в 19:04:42

Kоролевствувал. И наломал дров на все последующее столетие...

С уважением,
Антрекот

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 11/06/06 в 13:42:38

Я не могу просто так, походя, оставить свой горячо любимый 16-й век. И вот, на прощанье, еще одна история, тоже из числа рассказанных Ор.Левицким. Разные фразы из цитировавшихся в ней документов попадаются в массе исторических романов.
В качестве предварения
Если у читавшего предыдущие очерки не сложилось впечатления об их героях, а еще более – о героинях, как о личностях ярких, сильных и одаренных, то лишь из-за моего бесталанья. Возможно, именно таким людям и подобает запечатлеться в памяти потомков. Но существует утешение и для тех, кто таким сильным характером и особыми талантами не отличается, а свой след в истории оставить хочет. Нужно лишь обладать своеобразным даром влипать во всякие неприятности, связываться со всевозможными мошенниками, всегда из двух зол выбирать худшее, а при этом еще жить в условиях культуры, которую я за отсутствием лучшего термина назову судейской и которая отображает каждый шаг своих субъектов в массе юридических документов, и тогда вам вполне может удаться то, что получилось у Ганны Монтовт – навсегда войти в анналы отечественной истории.
Итак!
Волынская Мессалина!!
Преступница или жертва!!!
Подлинная Ганны Монтовт история!!!!
Уже по звучанию фамилии, напоминающей нечто вроде «Довмонт» понятно литовское происхождение рода. Но к описываемому времени – середине 16-го века – волынский дидыч Ян Монтовт вряд ли знал хоть два слова на литовском языке. От своего окружения он отличался разве тем, что был католиком – не так уж частое явление для того времени и земли, да еще тем, что в молодости некоторое время провел при виленском дворе, где, по идее, должен был получить столичное воспитание и выйти в люди, но не особо преуспел на обоих этих поприщах.
В настоящие магнаты Монтовты не выбились, но были довольно зажиточными и породнились с куда более влиятельными Гольшанскими. Благосостояние их началось с королевских пожалований, а потом они, согласно традициям времени, неоднократно обирали ближайших родственников и подыскивали себе выгодные партии. Но Ян Монтовт привез из Вильно жену из рода небогатого, к тому же православного. Звали ее Оленой Мацкевичевной, а привлекла она внимание волынского шляхтича своей красотой да еще тем, что по характеру была полной ему противоположностью – девушкой тихой, робкой и смирной. Среди землячек Яна такие достоинства характера попадались редко, там скорее нашлись бы совершенно иные натуры. При заключении брака Монтовт под нажимом тещи, женщины весьма энергичной, пообещал окрестить своих будущих детей в православной вере. Этот артикул он вписал в т.н. «змовний лист», а как заруку определил 500 коп литовских грошей противоположной стороне и 500 коп – государю.
Жизнь Олены после замужества была горькой. Ей приходилось ставать свидетельницей мужниных попоек, а нередко – и жертвой его диких выходок. Подруги ее, волынянки, диву давались, глядя на терпеливость бедной женщины: любая из них при таких обстоятельствах уже начала бы дело о разводе, да еще и ославила бы деспотического мужа на весь свет. Единственным светлым событием в семейной жизни Олены стало рождение дочери в 1547г.. Монтовт тоже весьма гордился своим отцовством, особенно же тем, что дочь унаследовала какие-то семейные приметы (судя по описанию – родинки), о чем он и сделал запись в актовых книгах – «малжонка моя вірномилая уродила мені зо мною спложеную дочку, панну Ганну, першую в роді моїм, которая ся у всім тілі своїм, так в лиці, як і в знаках, які у мене єсть, притрафила і уродила”. Но этот подвиг несколько «завернул» свежеиспеченному отцу голову: то ли под влиянием пьяного куража, то ли назло теще он нарушил свое передбрачное обещание и приказал окрестить дочь в римо-католическом обряде. Слезы и уговоры матери ребенка во внимание не принимались, но тут через некоторое время приехали ее весьма обозленные родственники – мать и брат. Особую опасность представлял для Яна как раз шурин, весьма подкованный юрист, не раз выигрывавший совершенно, казалось бы, безнадежные дела. Как компенсацию для маленькой Ганны, а также жены и тещи, они потребовали публичного прошения прощения и отписывания дочери половины своего имущества. До совершеннолетия девочки этим имуществом должны были управлять ее родственники по материнской линии. Монтовту некуда было деваться, сумма компенсации в 1000 коп грошей по тем временам представляла собой немалый капитал, но он хотя бы добился права самому распоряжаться имуществом дочери, впрочем, без возможности отчуждения.. Вот так маленькая Ганна, едва родившись, уже стала владелицей немалого имущества.
Но детство ее радостным не было. Нормальные отношения между родителями так и не восстановились, мать, добрая, но слабая, не сумела обеспечить единственной дочери надлежащего воспитания, отца же это и вовсе не заботило. Впрочем, бедная Олена рано умерла, оставив семилетнюю дочку сиротой. Единственное, на что хватило Монтовта – найти какую-то бедную родственницу, сумевшую кое-как научить девочку тому немногому, что знала сама. Судя по более поздним записям в тех же актовых книгах, польскую грамоту Ганна еще знала, а вот уже руськую – нет. По тем временам, крайне убогое образование: ее ровесницы и землячки знали латынь и древнегреческий, писали и переводили философские и богословские книги, а престиж руськой грамоты был таков, что король Зигмунт-Август и королева-мать обменивались письмами также и на этом языке.
Характер Ганна, пожалуй, унаследовала от матери, но при этом была довольно избалованной и не обрела никаких твердых моральных принципов. Среда, в которой она росла – это отцовские приятели и нахлебники, преимущественно проходимцы, искавшие для себя фортуны и богатых невест. Бабушка, похоже, скоро умерла, остальные же родственники с материнской стороны не имели желания поддерживать связи с малоприятным им Монтовтом, поэтому и Ганну совершенно забросили. Вот так она и росла, вроде бы богатая наследница, а фактически – бедный ребенок.
Все-таки Яну Монтовту хватило отцовского чувства для того, чтобы попытаться как-то исправить свои прегрешения перед единственной дочерью. Как только она подросла, он постарался подыскать ей хотя бы доброго мужа. В претендентах недостатка не было, кого привлекало приданое панны, кого – ее несомненная миловидность. Один из женихов был настолько хорошей партией, что отец даже не стал ждать совершеннолетия Ганны и на пятнадцатом году жизни выдал ее за волынского князя Богуша Любецкого. В приданое Ганна получила 1000 коп литовских грошей и на такую же сумму – выправу, т.е. драгоценности, одежду, домашнюю утварь и прочее.
Супруг Ганны происходил из Друцких, самых настоящих Рюриковичей. Он сохранял преданность религии предков и вообще был человеком «статочным», очень богатым, а притом добрым и терпеливым. Правда, был он значительно старше Ганны и в юной жене видел ребенка, нуждающегося в безустанной заботе. Кто знает, если бы они прожили вместе более-менее длительное время, то все горести детства Ганны могли бы как-то компенсироваться, а сама она – стать женщиной умной и порядочной. Но увы, князь Богуш умер через два года после свадьбы. О своей остающейся без защиты жене он весьма беспокоился и в завещании отписал ей значительную часть своего имущества, далеко превосходящую ту долю, на которую она имела право, как вдова.
Однако это завещание почти сразу же оспорили родственники покойного князя. Они особенно упирали на то обстоятельство, что брак Ганны и князя Богуша был беспотомным.
Но пока суд и дело, 17-летняя вдова должна была исполнить еще одну тяжкую обязанность: согласно последней воле покойного мужа, похоронить его останки в одном из киевских монастырей. Для этого ей пришлось преодолеть и саму по себе нелегкую дорогу, да еще и при таких печальных обстоятельствах. К тому же, родственники покойного мужа принимали ее крайне неприветливо, считая хитрой узурпаторкой, а то и вообще выгоняли, притом из таких сел и замков, которые, согласно завещанию мужа, она считала своей собственностью. Но на обратном пути выяснилась еще одна опасность, грозившая молодой вдове. Попросту говоря, ей закрутил голову один из Олизаровичей-Волчковичей (этот род уже у нас появлялся), он сумел добиться ее согласия на брак и даже каких-то передбрачных имущественных записей в свою пользу. Пришлось снова вмешаться отцу и опекуну Ганны, который уже подыскал дочери нового жениха, князя Василя Сокольского. Совместными усилиями отца, будущего мужа, а еще больше – его младшего брата, князя Марка, безрассудную Ганну удалось вооруженной рукой отобрать у авантюриста и возвратить в родительский дом. При заключении вторичного замужества отец новобрачной настоял на том, чтобы в судебные книги было вписано клятвенное заверение Ганны в том, что она, овдовев, никому, кроме князя Василя, не обещала выйти замуж. Это, однако же, не избавило супругов от судебных процессов – как с Олизаровичами, так и с Любецкими, родственниками первого мужа Ганны. С точки зрения закона, имущественные права Ганны и впрямь были небесспорными, так что Сокольские были вынуждены пойти на мировую угоду. Пытаясь как-то затянуть дело, Ганну представили как тяжело больную. При этом произошел довольно забавный эпизод, судебный исполнитель заметил, что лицо княгини, дабы создать впечатление болезни, намазали красителем-шафраном. Выверт не помог, судебное дело Сокольские проиграли. Пришлось им заплатить немалую компенсацию Олизаровичу, а права на имущество покойного мужа Ганны по большей части перешли к его сестре, Фенне Носиловской. Ганне возвратили лишь ее вено с привенком.
Второй муж Ганны, как и первый, видел в ней скорее дитя малое, чем взрослую женщину. Зато его мать и сестры явно не жаловали новоявленную родственницу, видя в ней «ляховку», а еще паче того – дуру («Жінки порядні – це з‘їдительки і гризюки” (c). Но мать мужа Ганны, княгиня Сокольская, действительно была личностью незаурядной. Она – главная героиня весьма известного эпизода, дающего нам представление о роли и месте женщин в обществе того времени. Впрочем, цитирую Ор.Левицкого «В мае 1570 г. в Луцком гродском суде происходил разбор дела по обвинению князя Марка Сокольского в сопротивлении судебному декрету относительно отобрания от него имения для передачи другому лицу. Среди судебных прений выступила мать Марка, княгиня Олена Сокольская, и сказала «Слышу, иж тут мовят, якобы я намовляла сына. Ино я не намовляла, а коли и заборонила увезаня, то ми того чинити волно водле Статуту, яко о том учит в розделе четвертом, в артыкуле тридцать первом» ). Кроме того, Ганна так и не родила ребенка своему новому мужу. То, что он тоже был значительно ее старше, а притом еще и больным, не считалось смягчающим обстоятельством. Единственным тепло относящимся к Ганне представителем мужниной родни был шурин Марко. Его заботе и поручил князь Василь свою жену, поскольку тоже умер через два года после брака. В 20 лет Ганна во второй раз овдовела. В завещании второй муж оставил ей третью часть своего имущества, а в случае повторного замужества предписал выплатить ей 1000 коп литовских грошей.
Но на этот раз некому было заняться устройством судьбы Ганны. Отец ее выкинул весьма неожиданный фортель: женился. Его новой супругой стала княжна Варвара Порицкая, происходившая из рода хоть и обедневшего, но очень знатного, одноколенного с Вишневецкими, «и весьма себя за это уважавшая». Хотя и очень молодая, едва ли не младше Ганны, по характеру она была полной противоположностью предыдущей супруге Монтовта и очень скоро прибрала мужа к рукам. Так что к дочери тот охладел и даже не забрал ее в свой дом, когда она овдовела. Жизнь со свекровью и золовками Ганне надоела, да и вообще надоели эти «схизматические» и старосветские обычаи. Поэтому в следующий раз она вышла за поляка, шляхтича из Серадзкого воеводства, Казимира Ледницкого.
Вряд ли выбор можно было считать удачным. Ледницкий как раз и принадлежал к той категории проходимцев и авантюристов, ищущих на Волыни богатых невест. До брака с Ганной он исполнял должность «урядника» (управителя) в имениях пана Хвальчевского, родственника луцкого бискупа. За Ледницким тянулся длинный шлейф судебных дел: соседи обвиняли его в нападениях и грабежах, а то и в похищении крестьянских девушек, грозились убить «як пса». По вероисповедованию новый муж Ганны был протестантом, что свидетельствует о некоторой его образованности.
Сокольские пробовали открыть глаза невестке на истинное лицо ее избранника, однако, получив ответ от Ганны, что такая ее воля и что с ней и отец ее согласен, метафорически говоря, умыли руки.
После брака молодята приехали в гости к Яну Монтовту. Казимир даже попытался уже сейчас отобрать принадлежащую Ганне часть отцовского имения. Монтовт, однако же, сухо ответил, что дочь получит наследство лишь после его смерти. В качестве же временной компенсации предложил зятю и дочери свой дом в Луцке. При этом зять еще должен был вести его судебные дела.
За этими же делами уехав в столицу княжества, Ледницкий встретился с родственниками жены по материнской линии и раздобыл копию той достопамятной записи имущества Ганне после ее рождения. Это успокоило Ледницкого, но не надолго.
В 1570 г. прошли слухи о тяжелой болезни старого Монтовта, а также о том, что он завещал все свое имущество новой супруге! Обеспокоенный зять послал жену к тестю, но она вскорости вернулась ни с чем, мачеха и ее родственники даже не позволили ей увидеть отца. Просмотрев же судебные книги, Ледницкий увидел нечто такое, что ему попросту волосы встали дыбом: тесть действительно успел отписать почти все имущество жене, совершенно отстранив дочь от права наследования. Первым же помыслом Ледницкого было то, что записи подделаны, так что захватив с собой возных, а также и жену, он поспешно выехал в имение тестя. Но, вместо объяснения, получился скандал прямо возле кровати больного, после которого Ганну с мужем выгнали из отцовского дома.
Через неделю старый Монтовт скончался. На похороны съехалось в огромном количестве волынское панство, приходившееся родственниками то ли самому Монтовту, то ли его жене, в том числе князья Вишневецкие, родные и двоюродные братья знаменитого Байды, князь Роман Сангушко (родной брат первого мужа Гальшки Острожской), князья Збаражские, Гольшанские, да и почти весь высший свет княжества. Ледницкий на похороны тестя не приехал, послав лишь жену. Когда, после похорон, огласили завещание покойного, оказалось, что почти все, как и предполагали, досталось его вдове, даже и дом в Луцке, где жили зять с дочерью, кое-что оставлено было племянникам, тем самым разбойникам Яну с Андреем, а родной дочке – лишь убогая деревенька Липая, да и то лишь в случае, когда б у нее были дети – в вечное владение, а так – лишь пожизненно, без права передачи в наследство.
Вряд ли рыдающая глупенькая Ганна поняла, как тяжело ее обидели. Но всем остальным, даже и родственникам Порицкой, такое распоряжение показалось весьма скандальным и небесспорным. Напомню, что когда сама Ганна была в сходном положении после смерти первого мужа, ей так и не удалось добиться выполнения завещания. Но бедную дурочку снова развели (просто не подберу иного слова).
Порицкая, несколько обласкав падчерицу, объяснила ей, что всему виной ее муж, обидевший больного тестя. Да и разве не убедилась сама Ганна, что муж этот – отнюдь не сокровище? Бедняжка расплакалась и подтвердила, что жизнь ее тяжела, приходится терпеть и мужнину грубость, и даже побои. Присутствующий тут же двоюродный брат Порицкой, пробощ, уверил Ганну, что все это – наказание ей за брак с богопротивным протестантом (вот тут уж действительно, …, среди Вишневецких в тот период полно было протестантов). Словом, Ганну решительно настроили против мужа, уверяя, что кое-какую компенсацию ей выплатят и вообще примут по-родственному, но лишь в случае ее разрыва с Ледницким. Ганна послушалась и так лишилась своего очень незавидного, но единственного защитника. Надо признаться, что и сам Ледницкий немало постарался, чтобы окончательно отвратить от себя жену, вымещая на ней злость из-за такого полного провала всех имущественных притязаний.
Так что в скором времени Ганна подала в суд просьбу о разводе, ссылаясь на крайне плохое обращение с ней со стороны мужа, а также на разницу в вероисповедовании. Новоявленные опекуны сумели уговорить самое Ганну объявить поддельными все имущественные записи отца в ее пользу, уверяя наивную женщину, что в противном случае все это имущество достанется ее ненавистному мужу. Ганна была настолько ослеплена, что даже и ту жалкую Липаю записала как залог за фиктивный долг опекуну мачехи, Олександру Вишневецкому. Получив соответствующую бумагу, клан Вишневецких-Порицких настолько осмелел, что в Липаю приехал целый вооруженный отряд, деревню захватили, а сам Ледницкий едва сбежал, переодевшись в крестьянскую одежду. Не в силах тягаться с могущественным кланом, Ледницкий уехал в Польшу, где и умер.
Ганна же, овдовевшая в третий раз, оставалась в резиденции Монтовтов, Коблине, и новое положение ей весьма нравилось. Жизнь в Коблине пошла развеселая – мачеха Ганны явно не собиралась чахнуть от горя, потеряв мужа. Гости, родственники, а вскорости и женихи, искавшие руки богатой Порицкой, не переводились в родовом замке. Да и без гостей скучно не было: княжна Порицкая держала у себя целую толпу слуг или, по-польски, двораков, главным заданием которых было развлечение хозяев. Старшее поколение весьма неодобрительно смотрело на такой обычай, по рукам даже ходил памфлет, маскирующийся под речь на сейме, и гласящий: «І то, милостиві пани, не малая шкода, що слуги ховаєм ляхи. Давай йому сукню фалендишовую, корми ж його тлусто, а служби з його не питай, бо тільки, убравшись, на високих каблуках до дівок дибле та з великого кубка трубит. Ти, пане, за стіл, а слуга й собі за стіл; ти за борщик, а слуга за пукатую штуку м‘яса; ти за пляшку, а він за другую, а коли слабко держиш, то він і ту з рук вирве. Тільки й пильнує: скоро пан з дому, то він мовчки приласкається до жінки. А коло дівок, як жеребець ірже. Найми до нього двох литвинів на сторожу, бо й сам дідько не упильнує!”
(Приблизительный перевод – «И большой вред нам, милостивое панство, то наносит, что слугами держим поляков. Давай ему одежду суконную, корми его сытно, а о службе не спрашивай, потому что он, приодевшись и на высоких каблуках, за девками шастает да и с большого кубка дует. Господин за стол, а слуга и себе за стол, ты за борщик, а он за большой кус мяса, ты за бутылку, он – за вторую, а если слабо держишь, то и ту из рук вырвет. Едва лишь господин из дома, он молча к жене приласкается. А возле девушек, как жеребец, ржет. Следует нанять к нему двух литвинов для стражи, а то и черт его не устережет! – пространные цитаты из этого текста можно найти в «Роксолане» П.Загребельного).
Весьма похоже, что именно тогда Ганна и пустилась во все тяжкие. Положение ее было довольно неопределенным, в наличии – немало желающих воспользоваться слабостью не особенно умной не то вдовички, не то разводки.
Но этот разгульный период как быстро начался, так и разом окончился. Мачеха Ганны, княжна Порицкая, повторно вышла замуж.
И не абы за кого, а за того Ол.Семашка, воспитанника королевы Боны, подкомория владимирского, который уже появлялся на страницах этого треда в малопохвальной роли разорителя собственной матери и сводной сестры, и лишь на двоюродной сестре Богдане несколько обломавшийся. Но за Богдану нашлось кому заступиться, да и общественное мнение было на ее стороне, бедная же Ганна Монтовт… Впрочем, по порядку.
Для начала Семашко решил навести строгий порядок в имениях жены (само по себе похвальное стремление), разогнал дующих и ржущих слуг и прихлебателей, Ганне же весьма прозрачно объяснил, что дом в Коблине теперь для нее – чужой, и не лучше ли ей перебраться в пока еще свою Липаю. Бедняжка осмелилась напомнить о том, что ей твердо обещали денежную компенсацию. Однако Семашко, человек весьма холерического темперамента, едва не выгнал ее из родительского дома, «в чем стояла». Лишь сдавшись на просьбы жены, выделил падчерице в качества отступного триста коп грошей – жалкую сумму по сравнению с тем, что у нее отобрали – но при этом подчеркнул, что это все, она по доброй воле отказалась от отцовского наследия.
Перебравшись в Липаю, Ганна решила дальше вести веселую жизнь, так понравившуюся ей в Коблине. В желающих объедать и обирать безрассудную женщину недостатка не было, среди них оказались двоюродные братья Ганны, сыновья Андрея Монтовта, брата отца Ганны, и княжны Гольшанской, той самой, что враждовала и судилась со своим вторым мужем, политэмигрантом князем Курбским. Братья эти принадлежали к подлинным героям своего бурного времени: не было преступного ремесла, которым они побрезговали бы и не попробовали бы в нем свои силы, больше из любви к искусству, чем ради конкретной пользы, потому что почти все доставшееся им наследие они к тому времени успели промотать. Двоюродную сестричку они быстро прибрали к рукам и с ее согласия завели в Липае развлечения, несколько напоминающие упадок Римской империи (тогда-то ее и прозвали волынской Мессалиной). Вести об этих оргиях доходили и до Коблина, однако Семашко, избавившись от жениной падчерицы, отделывался лишь своей любимой пословицей: «Нехай злий много не живет на світі», должно быть, надеясь, что Ганна каким-то образом сама себе свернет шею.
Но однажды он услышал такие новости, что быстро забыл о прежнем стоицизме. Под влиянием братьев, Ганна приехала в Луцк и там, перед лицом судейских, объявила все свои прежние записи насчет отцовского наследства недействительными и вырванными у нее под угрозой прямого насилия. Семашко едва не взбесился, а разрешил проблему так: собрал вооруженный отряд, захватил Ганну на пути домой и держал ее в заключении, пока она не согласилась в письменном порядке не только отозвать свое последнее заявление, но и уступить Семашку остальное имущество, ту самую Липаю (как говорится, ничего личного, он так же поступил и со своей сестрой). Ганне некуда было деваться, ей пришлось даже сделать запись о том, что она от Семашка и мачехи «завжди великої ласки, добротливості, ратунку і вспоможення по всі прошлиї і теперишнії часи од їх милостей уживала і тепер уживаєт” (всегда большую ласку, доброту, спасение и помощь в прошлом видела, и теперь видит).
Горькой теперь стала жизнь веселой вдовы! Положение ее в коблинском замке было хуже, чем у последнего прихлебателя, мало того, что с ней обращались, как с низшим созданием, так еще и держали под строгим надзором.
Но двоюродные братчики таки сумели найти потайную тропку и подослать посредника к Ганне. Они обещали ей освобождение, а взамен потребовали сущей мелочи – подписать очередную цидулку, в которой она отказывалась от всего спорного имущества в пользу братьев! Должно быть, Монтовты надеялись, что сумеют отобрать это имущество у Семашка.
Тот, однако, оказался хищником куда круче, поймал посредника, прочитал цидулу и сначала, ошалев от гнева, едва не убил неблагодарную. Но потом одумался и нашел способ получше держать ее в узде. Свою сестру он грозился выдать замуж за машталера. Ну, а Ганну выдал на самом деле – за старого, мыршавого и придурковатого пана Згличинского, вроде бы шляхтича, на самом же деле – своего прислужника, конюшего. Во время венчания Ганна криком кричала о своем несогласии, теряла сознание, но ничего не помогло. В подарок новый муж Ганны получил от Семашка 100 коп грошей и фильварок, где и должен был жить вместе с супругой, а в знак благодарности сразу же поехал в Луцк и от имени жены подтвердил согласие передать все свое имущество пану Семашку и его малжонке. (Вот когда Ганна могла горько пожалеть о том, что ее окрестили в католичестве. Будь она православной – и заключение брака происходило бы в присутствии судейских, и разорвать этот, очевидно не благословенный Богом союз, было бы легче!).
Прошло 5 лет, и вот во время «рочков земских» - сессии земского суда, в присутствии всего волынского высшего света, а паче сего – князя Василя-Константина Острожского, Семашко презентовал своего машталира и несчастную Ганну. Згличинский, ссылаясь на то, что говорить по-руськи не умеет, попросил господ судьев прочитать «цидулу», в которой обвинял жену во всевозможных грехах. Она, якобы, неоднократно сбегала из дому, находила себе случайных полюбовников самого последнего разбора, как то беглых солдат, кутила с ними на украденные у мужа деньги и всячески позорила свое имя и звание.
Выслушав такое откровение, присутствующие несколько оторопели. Разводящиеся супруги нередко приписывали друг другу разные прегрешения, но такое явно было чрезмерным.
Но оказалось, что это – лишь начало. Одетая в черное, шатающаяся от изнеможения Ганна, в которой нельзя было узнать недавнюю цветущую красавицу, не только подтвердила все обвинения в свой адрес, но и заявила, что неоднократно пыталась отравить пана подкомория и его супругу посредством яда из ящерицы, подаваемого им вместе с рыбой (даже рыба называлась – лящ). Делала же она все это и по собственной натуре греховной, и по наущению двоюродных братьев, все еще чающих заполучить имущество, правно принадлежащее исключительно Семашкам. Для себя же, как высшего милосердия, просила позволения удалиться в любой монастырь, где смогла бы замолить грехи.
Половина присутствующих, должно быть, решила, что Ганна окончательно сошла с ума, остальные – что ее силой принудили оговорить себя. И печальная история Ганны, и репутация окрутника и кгвалтовника Семашка были хорошо известны. Общее мнение выразил князь Острожский:
-Кто среди нас без греха, пусть первым бросит камень!
Не свою ли племянницу и собственную неблаговидную роль в судьбе Гальшки он вспомнил?
Окончательное решение суда было довольно неожиданным для обвинителей Ганны. Главным обвинением против нее было прелюбодеяние. Но во втором Литовском Статуте оно еще не называлось в качестве преступления. Лишь в 3-м Статуте появился артикул, предписывающий наказывать виновных в прелюбодеянии смертной казнью. К чести тогдашнего общества, судейские старались никогда этого артикула не применять, часто недвусмысленно заставляя враждующих и осыпающих друг друга обвинениями супругов разводиться по человеческим причинам, т.е., из-за несогласной жизни. Так что и сейчас судьи решили, что не их юрисдикции подлежит это дело, а суду духовному (а еще лучше – самому Всевышнему).
Что же касается обвинения в отравлении, то суд даже и не вправе был выслушивать тут самообвинение Ганны, жалобу должна была подать пострадавшая сторона.
(Если кого-то заинтересует мое мнение, то думаю, что из дома Ганна сбегала, вполне возможно, что и в компании проходимцев, ничуть не лучше всех ее прежних обидчиков. Но отравление посредством ящерицы – имхо, полный вздор. Так что отдаю должное юридическому чутью и человечности луцких судьей).
И снова роковую роль в судьбе Ганны сыграло то злосчастное решение отца окрестить ее в католичестве. Будь она православной, ее брак можно было бы разорвать, да и думаю, что самый большой ригорист не причислил бы сей брачный союз к таким, что заключаются на небесах. Однако католическая капитула не была склонна потакать легкомысленным устремлениям своей паствы. Дело надолго застряло в недрах судопроизводства.
Прошло мало-немало, а полтора десятка лет. Эти годы были для бедной Ганны воистину адскими: муж обращался с ней как с непокорным животным, мало того, что избивал и держал в заключении, то еще искалечил, переломав ей ногу. Наконец, в 1594 г. ей как-то удалось сбежать и в Луцке она упала в ноги бискупу, умоляя о спасении. Достаточно было посмотреть на Ганну, чтобы понять весь ужас ее положения. Хотя ей не было еще и 50-и, она выглядела древней старухой, искалеченная, опиралась на костыли.
Вид Ганны тронул сердце бискупа. Напомню, что и сам он был по отношении к ней не без греха – он уговаривал ее после похорон отца уйти от Ледницкого, ссылаясь на протестантство последнего. Увы, союз с католиком оказался еще менее благословенным.
Неотступной просьбой Ганны был разрыв брака, хотя бы и ценой удаления в монастырь. Но бискуп не дал на это согласия, а взялся помирить супругов и добиться от пана Згличинского приличного обращения с женой.
Скорее под давлением князя церкви, чем из чистого сердца, супруги в 1595 г. подписали акт о примирении. Но с этого времени всякие упоминания о них исчезают из судейских книг. Что случилось с ними, неизвестно (имхо, поубивали друг друга).
И окончание
Но следы Ганны остались, она, благодаря многочисленным судейским документам, стала неотъемлемой фигурой в пестрой картине своего времени. До того неотъемлемой, что в последний год своего президентства Л.Кучма, поздравляя украинок с днем 8-го марта и перечисляя наших выдающихся соотечественниц, среди лиц действительно почтенных и незаурядных, назвал и Ганну Монтовт тоже! Из чего я лично поняла, что эпоха Кучмы безоговорочно оканчивается, и, тем не менее, 8 марта – день Ганны Монтовт (в том числе).

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Antrekot на 11/06/06 в 14:00:30

Спасибо!
Но зачем его _оставлять_?

С уважением,
Антрекот

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Kell на 11/06/06 в 21:08:34

Спасибо!
А какой возраст тогда считался совершеннолетием?

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 11/07/06 в 13:04:52

Для девушек - 15 лет. С этого момента, независимо от замужества, они приобретали имущественные права почти такие же, как у совершеннолетних мужчин. У мужчин же этот возраст - 18 лет.
Случаи выхода замуж бывали и в неполные 15, но редко и только при недвусмысленном согласии обеих сторон. В стандартную процедуру заключения брака входило удостоверение в том, что жених и невеста - совершеннолетние.
История с Гальшкой - усугубленная драуга. На момент заключения первого брака она и совершеннолетней не была, и согласия не выразила, и мать была против. Но это уж именно - исключительный случай.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Kell на 11/08/06 в 18:40:37

Спасибо, буду учитывать...

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 11/09/06 в 13:59:16

Друзья среди колумбийцев и исламистов. Черные планы насчет малолетних племянниц... я просто теряюсь в догадках. :)
(На самом деле я очень рада, что Вы это прочли!)
Приглашаю также Вас и всех желяющих в существующий пока только в замыслах топик под условным названием "Ця голодна Галіція, прекрасна, як холєра". И сразу же попрошу помощи, особенно у граждан Израиля - насколько в вашей стране известно имя Бруно Шульца, писателя и художника, в частности, история с его последними фресками?
Заранее благодарна - Антонина

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 11/13/06 в 13:51:09

С огромной грустью :'( - неужели так-таки ничего неизвестно о Бруно Шульце? Это, правда, косвенно подтверждает некоторые мои предположения, но я предпочитаю думать, что это попросту вопроса не заметили.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 08/01/07 в 17:35:06

В поисках материалов об Илоне Зрини вот здесь
http://belniva.by/index.php?option=com_content&task=view&id=3839&Itemid=43
нахожу такое утверждение

Quote:

святым преподобным Феодором (в миру князем Константином Острожским) в XVI веке была основана греко-латинская школа.

Неужели и впрямь канонизирован? ::)

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Kurt на 08/01/07 в 17:46:35

Да.

Это, если не ошибаюсь, сын победителя под Оршей. ;D

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 08/02/07 в 12:07:58

По уточненной информации - не он, а Федор-Федерик, прославившийся в Чехии, тот самый, брат которого освободил Свидригайла из заключения. Все-таки дядя Гальшки слишком буйной был натурой, да и не совсем понятно, в какой религии скончался.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Kurt на 08/02/07 в 19:32:01

Тут есть определенная путаница, кажется.

Есть преподобный Федор Острожский (к 14-н. 15 в.)http://days.pravoslavie.ru/Life/life4419.htm

Есть защитник восточного обряда в ВКЛ Константин Константинович Острожский (1526-1608).

В 1578 в его Острожском замке была основана правосл. школа и рус. типография. Острожский центр ставил задачу повышать культурный уровень правосл. духовенства, чтобы оно не уступало латинскому. Князь участвовал в Брестском церк. Соборе, постоянно защищал интересы православия. Он вел полемику против Брестской унии, однако являлся сторонником соединения христиан. После заключения унии О. писал папе, что не одобряет такого решения конфессиональной проблемы, но верит, что при иных обстоятельствах "Самому Творцу будет приятно, когда дело это проистечет вместе и от наивысшего бискупа Римского и от патриархов Восточных". По инициативе О. вышла первопечатная церк.-слав. Библия (см. ст. Острожская Библия), к к-рой он написал предисловие.

И почему-то у меня было четкое представление, что последний был каким-то образом прославен православными.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 08/03/07 в 10:35:11

Ну, у Его Княжеской Милости князя Василия-Константина Острожского были своеобразные представления о православии, его в протестанство сносило. Естественно, личность выдающаяся. меценат и устроитель, но, учитывая его отношения с родственниками - невесткой и бедной Гальшкой, а также с соседями - на святого он не тянет. Думаю, вопрос о его канонизации не стоял, тем более, что он перед смертью по настоянию потомков вроде перешел в католичество.
Другое дело, как это князь Феодор-Фридерик совместил гуситство и православие. Не знаю, какие там были канонические расхождения.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Kurt на 08/03/07 в 11:35:14

Я собственно о том, что в цитируемой вами фрази два Острожских слились в одного :)

А Костантин Острожский, перешедший в католичество - это откуда?
Сыновья у него перешли - это да.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 08/03/07 в 16:14:02

А вроде бы по настоянию то ли сыновей, то ли невестки, он перед смертью махнул рукой, сдался на их неотступные просьбы и перешел в католичество. Так, по крайней мере, у Н.Яковенко. Да и его шатания с унией - то он едва не инициатор, то он решительно против.
А вообще тут едва не полтреда - деяния дома Острожских, и святые, и несвятые. Так что если кто заинтересуется ими или Збаражскими, или Ольшанскими, то милости прошу. :-[ :-/

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Kurt на 08/03/07 в 17:57:18

http://kurt-bielarus.livejournal.com/504768.html?thread=3648448#t3648448

http://www.powiat.hajnowka.pl/archiwum/2006/styczen/ostrogski.jpg

В тему.

Сайт РПЦ МП упоминает "медаль св. блгв. кн. Константина Острожского Польской Православной Церкви".
По польски
"Nagroda im. księcia Konstantego Ostrogskiego" (без "сьвятога").

Но изображение вроде бы - Константина ИВАНОВИЧА Острожского!

http://www.day.kiev.ua/img/39583/206-8-1.jpg

--------------

Немало также воевал он против Москвы. В битве при реке Ведроше (1500) Острожский был ранен и взят в плен; его увезли в Вологду и стали принуждать к вступлению на московскую службу. В 1506 г. он выразил согласие принять московское подданство, за что получил сан боярина и дал обычную заручную запись на верность Москве, но, освободившись этим от надзора, в 1507 г. бежал на родину и вновь принял деятельное участие в войне Литвы с Москвою. Русские летописцы никак не могли простить ему этого поступка и постоянно называют его "врагом Божиим" и другими нелестными именами. Крупные военные заслуги, особенно оршанская победа (1513) [тут ошибка, правильно: 1514 - Курт], расположили в его пользу короля. Два раза он был почтен триумфом; ему было пожаловано много земель. Своим влиянием Острожский пользовался в интересах русского населения и православной церкви; он устроил много новых церквей (две в Вильне) и обителей, способствовал созыву собора 1509 - 1510 годов. Благодаря заступничеству Острожского, православная иерархия и паства наслаждались полным спокойствием; его эпоху можно назвать золотым веком западнорусского православия. Король поручал ему разбор споров между русскими владельцами, и беспристрастие навсегда закрепило за ним симпатии единоплеменной массы. Литовские и польские летописцы единогласно дают о нем самые восторженные отзывы; легат Пизон признавал в нем единственный недостаток - что он "схизматик". В частной жизни он оставался скромным шляхтичем.

http://www.uic.nnov.ru/~dofa/pers/os/kio.htm

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 08/06/07 в 10:17:15

Относительно жен все-таки перепутано: Первая - Татьяна Ольшанская, дочь Семена Ольшанского и Уляны Збаражской, сын Илья, в будущем - отец Гальшки Острожской, вторая жена - Александра Слуцкая, об этой истории здесь уже было написано, сын - Василь-Константин, в зрелые годы его обычно называли просто Константином. Юрий - не знаю, может, умер в детстве. Тогда он скорее всего сын Александры, Юрии были у нее в роду. Что меня в свое время удивило - Гальшка в третьий раз вышла замуж за двоюродного брата своего дяди (ей он родственником не приходился). Странно потому, что брак был заключен по инициативе Беаты Острожской, а она с шурином пребывала во враждебных отношениях. Вдруг они позже помирились?
Относительно религиозных воззрений князя Василия-Константина где-то мне попадался любопытный пассаж, попробую найти.
Острожский-отец и правда был едва ли не культовой личностью, но о канонизации его я ничего не встречала. Да Бог его знает, где-то, кажется, и о Гаврииле Костельнике было написано что-то типа "священномученик".
Что удалось выяснить о религиозных воззрениях Константина Константиновича Острожского. В его окружении было много протестантов, за протестанта Кшиштофа Радзивилла (Перуна) он выдал дочь, пытался организовать некий блок протестантов и православных. Это бы еще ничего, но он неоднократно высказывался в том роде, что надо очистить православие, в том числе и обряд, от "человеческих выдумок". Поэтому его подозревали в склонности к реформаторству, а это, по тем временам и в православии, было тяжким обвинением.
Вообще был личностью крайне непоследовательной, а постоянные дифирамбы о том, что он - светоч и покровитель Церкви несколько "завернули" ему в голове. Своему детищу, Острожской академии, не позаботился оставить в завещании средств к существованию, так она после его смерти и зачахла.
А его "моральный облик", думаю, ясен из истории с племянницей.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 08/15/07 в 12:39:35

Вот и наш святой из Острожских
http://www.tabor.h16.ru/Docs/rod.htm
Любопытно, что конец дома Острожских тоже был ознаменован попытками канонизации. И тоже личности скорее малоподходящей в святые - княгини Анны-Алоизы.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Kurt на 08/15/07 в 20:18:16

Ну, не знаю, почему Федор/Фридрих не кажется вам подходящей кандидатурой для святого.
Его же не за наемничество в Чехии канонизировали. Собственно, как и ап.Павла - не за гонения на христиан.

А гуситство с православием, полагаю, князь и не особо пытался "примирять".

Тем более, что, как считает один из разбирающихся в межконфессиональных отношениях того времени людей (к вопросу о "преследованиях" со стороны св.Иосафата Кунцевича - а это еще почти через 200 лет):

Quote:

"Прежде всего не было никакого отдельного православного церковного сообщества, в качестве отдельной конфессии, а был некий круг священников и верующих, проявлявших непослушание _своему_ законному архиерею. И на тот момент это воспринималось и могло восприниматься только так, а не иначе. Иначе это можно воспринять, только "опрокинув назад" современное конфессиональное сознание, которого в таком виде не было в те дни.

....я бы хотел напомнить, что конфессиональное сознание современного вида формируется, в общем-то, уже после Иосафата... строго говоря, в привычном нам виде это произведение процессов XVIII в., а в XVII - оно только намечается).

Не было никакой другой конфессии на тот момент. Это были _его_, Иосафата, как законного епископа, пасомые, непослушные _его_ верующие. Их богослужения - это не воспринималось и не могло восприниматься как богослужение другой конфессии (в т.ч. ими самими!), это было т.н. "самочинное сборище" чад Церкви, с соответствующими (обычными по нормам церковного и гражданского права того времени) последствиями.

...Для представителей "иной конфессии" особенно забавно выглядят жалобы на то, что Иосафат отказывает в крещении их детей. Были такие в кляузах на него.

-----
Что касается того, что православные и католики лишь в XVIII веке начинают вполне иметь конфессиональное сознание и мыслить другую сторону как "другую церковь" - это вообще-то "общее место", на эту тему исписано достаточно бумаги, и это факт. До этого используются конфессиональные идентификаторы, но с несколько другим, не таким "размежевательным" смыслом. Идея возможности параллельного существования на одной территории разных иерархий "двух Церквей" довольно медленно проникала в сознание и на тот момент, о котором мы говорим сейчас, это еще не так. Это случилось несколько позже. А в этот момент отношение к "православным" - это именно варианты отношения к "своим" церковным смутьянам - в большей или в меньшей степени. Примерная аналогия - отношение к яковитам или коптам со стороны греческой Церкви после Халкидона. Восприниматься как иная "конфессиональная общность" они начинают сильно позже...

Это отношение, вообще-то, видно и из документов того времени. Если для "православных" униаты - "латиняне", то униаты воспринимают себя как православных, а "дезунитов" - как раз скорее как смутьянов внутри той же "Рутенской восточной Церкви". "

Пожалуй, то же самое применимо и к гуситам - это не другая конфессия для Ф.Острожского была. Просто еще одна группа людей, принадлежащих к одной для всех Церкви. А учитывая то, какие тогда битвы идут в Риме и вокруш по вопросу о правах Папы и соборов...

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 08/17/07 в 10:35:37

2Курт - спасибо. Но я не религиозные взгляды Ф.Острожского имела в виду, а такие особенности его поведения, как

Quote:

Примечательно, что Фридрих вынуждал окрестное население платить ему дань

Quote:

В 1428 году Острожский резко поменял ориентацию и перешел на сторону католического лагеря

Quote:

продажный наемник, кондотьер, беспринципный корыстолюбец, равнодушный к гуситским идеалам, легко менявший хозяина ради сиюминутной материальной выгоды и безусловно не обладавший выраженным общеславянским сознанием

Конфессиональное же сознание ... пожалуй, слишком трудная и несколько внешняя тема. Имхо, тогдашняя религиозная распря в значительной степени была формой национально-освободительного движения, при том, что национальное сознание тоже пребывало в стадии формирования.
А если конкретно о статье Рандина, то не знаю, почему автор так решительно отклоняет предположение о втором имени героя - Федор. Для Острожских двойные имена были очень характерны: Василий-Константин, Анна-Алоиза. Почему бы Фридерику на называться Федор-Фридерик.
Ну, а кого канонизировать и за какие заслуги - это, конечно, дело самой церкви. Я в самом деле натыкалась на следы попыток канонизировать Г.Костельника. Примечательная, конечно, личность, но святых я себе представляла иначе. :)
Но у меня сразу же будет к Вам вопрос. Может, у Вас найдутся сведения о князе Коряте, отце Федора Корятовича, бежавшего от Витовта на Закарпатье и получившего в качестве лена Мукачевский замок? То есть, это Федор бежал, а Корят, кажется, был князем новогрудским?

UPD - вот и житие Федора Острожского
http://days.pravoslavie.ru/Life/life6878.htm

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Kurt на 08/20/07 в 15:03:19

on 08/17/07 в 10:35:37, antonina wrote:

2Курт - спасибо. Но я не религиозные взгляды Ф.Острожского имела в виду, а такие особенности его поведения, как
Примечательно, что Фридрих вынуждал окрестное население платить ему дань

В 1428 году Острожский резко поменял ориентацию и перешел на сторону католического лагеря

продажный наемник, кондотьер, беспринципный корыстолюбец, равнодушный к гуситским идеалам, легко менявший хозяина ради сиюминутной материальной выгоды и безусловно не обладавший выраженным общеславянским сознанием

Ну, если это все-таки тот самый преподобный Федор, то
1) все это происходит в период "до обращения",
2) он - феодал,
3) он - солдат удачи,
4) про "общеславянское сознание" в войне между поляками и чехами - вообще смешно :) Это теперь такие критерии святости? ;)

Quote:

Учитывая то, что уже в 1434 году умеренные гуситы договорились с императором и Церковью...

Quote:

Может, у Вас найдутся сведения о князе Коряте, отце Федора Корятовича, бежавшего от Витовта на Закарпатье и получившего в качестве лена Мукачевский замок? То есть, это Федор бежал, а Корят, кажется, был князем новогрудским?

Корят, Карыят... (вроде еще есть пара вариантов) сын Гедимина.

С 1358 Федор тоже был новогрудским князем.
Новый князь К(а/о)р(ы/и)бут упоминается только в 1386г.

И вроде никто ни от кого не бежал. Во всяком случае из Новогрудка. С Подолья - да.

Quote:

Брат жа вялікага князя Альгерда князь Карыят трымаў тады Ноўгарадок Літоўскі. І былі ў яго чатыры сыны25: князь Юрый, князь Аляксандар, князь Канстанцін і князь Фёдар. І тыя князі Карыятавічы, тры браты, князь Юрый, князь Аляксандар і князь Канстанцін, з Альгердавага дазволу ды з дапамогаю Літоўскай зямлі пайшлі ў Падольскую зямлю. У той час у Падольскай зямлі не было ніводнага горада, ні з дрэва будаванага, ні з каменю мураванага. І тады тыя князі Карыятавічы, прыйшоўшы ў Падольскую зямлю, увайшлі ў прыязнь з атаманамі і пачалі бараніць Падольскую зямлю ад татараў і баскакам перасталі даваць даніну. Спачатку [Карыятавічы] знайшлі сабе высокае ўмацаванае месца на рацэ Смотрыч і пабудавалі [там] горад Смотрыч. У іншым жа месцы, у гары, жылі манахі, і яны ў тым месцы пабудавалі горад Бакоту. Аднойчы ім давялося загнаць шмат аленяў на той востраў, дзе зараз знаходзіцца места Камянецкае, і, павысекшы лес, [яны там] горад Камянец пабудавалі. І з таго часу [Карыятавічы] ўсе падольскія гарады заснавалі і ўсёй Падольскаю зямлёю завалодалі26.

Потым польскі кароль Казімер Лакеткавіч даведаўся, што тры браты Карыятавічы [аселі] на Падольскай зямлі і людзі яны мужныя, і прыслаў ён князю Канстанціну граматы з пячаткамі, дзе настойліва прасіў яго, каб да яго [Казімера] прыехаў. Задумаў [Казімер], параіўшыся са сваімі панамі, вось што: у яго не было сына, толькі адна дачка, і вырашыў ён за яго [Канстанціна] дачку аддаць, а пасля сваёй смерці каралём пакінуць. І князь Канстанцін з гэтымі ахоўнымі граматамі да польскага караля ездзіў, і там, паглядзеўшы і падумаўшы, не хацеў тую веру прыняць, і зноў па тых жа граматах вярнуўся ў Падольскую зямлю ў свае ўладанні і там, на Падоллі, памёр.

Князя ж Юрыя валахі ўзялі да сябе ваяводам і там яго атруцілі, а князя Аляксандра забілі татары, а тут [у Літве] брат чацвёрты, князь Фёдар Карыятавіч, валодаў Новагарадком. І калі пачуў князь Фёдар Карыятавіч, што братоў яго ў Падольскай зямлі няма ўжо ў жывых, пайшоў ён на Падолле і там асеў.

У той час князь вялікі Вітаўт стаў гаспадаром у Літоўскай зямлі. Падольская ж зямля не хацела быць пад уладаю вялікага князя Вітаўта і Літвы, як гэта раней было. І князь вялікі [Вітаўт] пайшоў з усімі літоўскімі сіламі на Падолле. Пачуўшы тое, князь Фёдар Карыятавіч уцёк з Падольскай зямлі да вугорцаў, а ў гарадах пасадзіў валахаў. Вугорскі кароль [князю] Фёдару даў прытулак. Князь жа вялікі Вітаўт пайшоў да Брацлава, заняўшы Брацлаў, пайшоў да Сакольца і яго заняў, ноччу прыйшоў да Камянца і здабыў яго, а затым заняў і Смотрыч, і Скалу, і Чырвоны Гарадок - і ўсе гарады ўзяў. Ваяводу ж князя Фёдара Нестака, што ў тых гарадах быў, схапіў, а па ўсіх гарадах князь вялікі Вітаўт сваіх старастаў пасадзіў. А здабыў [ён усё гэта] літоўскімі сіламі, і ніхто ніадкуль яму не дапамагаў.

http://knihi.com/bk/letapisy/letapisy4.html

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Kurt на 08/20/07 в 15:07:08

Тут современный белорусский, Антонина, если что-то будет непонятно, обращайтесь.

Но я думаю, проблем у вас быть не должно :)

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 08/21/07 в 10:52:02

Большое спасибо, прочитала.( Современный беларусский вроде бы понимаю без проблем, да и сама ведь сколько мучила людей русинскими текстами :) )
Возможно, это легенда чисто украинской историографии, но князь Федор Корятович якобы бежал - из Подолья, конечно, но из заключения, где держал его Витовт. Бежать ему удалось благодаря помощи верного и самоотверженного слуги, поменявшегося с князем одеждой. (Несколько напоминает бегство самого Витовта в женской одежде :) ) В лен от венгерского короля он получил закарпатский город и замок Мукачево (город замечательно красивый), где о нем до сих пор помнят. В замке недавно установили ему памятник. Там такая поза характерная - палец указывает куда-то вниз, считается, что у подержавшегося за палец исполнится самое заветное желание. Естественно, палец уже отполирован до блеска. :)
Вторая примечательная владелица замка - знаменитая Илона Зрини, с которой я надеюсь разобраться подробнее. Ну, и ее мрачной памяти свекровь София Батори, якобы принимавшая ванны из крови. (Бр-р-р)
Нашего же исходного князя Федора (Острожского), насколько могу понять, канонизировали потому, что в преклонные годы он ушел в монастырь и действительно провел остаток жизни в молитвах и покаянии, сделав щедрые пожертвы церкви.
Между прочим, знаменательно, что он подписывался как "князь руський". 150-ю годами позже убитый в Чехии Сангушко еще фигурирует как "князь литовский".

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 08/30/07 в 11:40:11

Для помнящих эпизод об И.Копинском, обиженным Петром Могилой, в частности
https://www.wirade.ru/cgi-bin/wirade/YaBB.pl?board=seeurope;action=display;num=1178298217;start=105#107

То в более молодые годы И.Копинский тоже отдал дань церкви воинствующей. Вот один из красочных эпизодов его жизни, связанный с известным Спасским (Спасо-Лаврівським) монастырем на Прикарпатье:
«Спасский монастир также был свидетелем борьбы между православными и униатскими епископами. Одним из первых униатских епископов был Атанасій Крупецкий, который из-за борьбы с православными не смог занять епископский престол в Перемышле. Поскольку Спасский монастырь был униатским, то игумен Йосиф в 1615 г. предоставил Крупецкому убежище в монастыре. В это время перемышельский православный епископ Копинский собрал отряд и напал на монастырь, нанес зданию большие повреждения и побил епископа. Несмотря на это, игумен Йосиф дальше покровительствовал Крупецкому. Через некоторое время епископ Копинский вместе с поляками и православными собрал шляхту из Самбора и вторично напал на монастир. Топорами вышибив дверь, они безжалостно разграбили святилище, а Крупецкого захватили в плен.»
В качестве автора текста называется А.Добрянский, что невольно вызывает мысль об Адольфе Добрянском, отце Ольги Грабарь и деде Игоря Грабаря. Но – то ли год издания перепутан (слишком ранний), то ли это другой Добрянский.
Спасско-Лавровский монастырь вообще играет значительную роль в западноукраинской истории. Согласно легенде, здесь принял монашество, умер и был похоронен князь Лев Данилович.
Но Спасский монастир был упразднен еще в австрийские времена – в 1786 г., а Лавровский едва-едва оправляется после многолетней руины и запустения. Места там замечательно красивые, растет дуб, якобы помнящий самого князя Льва, и сохранились остатки уникальных розписей 14-го века. Новая волна интереса к древнему монастирю возникла после выхода в свет романа Галины Пагутяк «Слуга з Добро миля» (замечательная книга!) , действие котрого частично происходит в Лаврове.
Историческим является начинающий книгу эпизод сожжения богатейшей монастырьской библиотеки. Здесь когда-то работали Франко и Грушевський, библиотека содержала уникальную коллекцию рукописей и стародруков. По воспоминаниям очевидцев, запах дыма держался несколько недель.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 09/19/07 в 18:02:05

Не то, чтобы я была таким уж почитателем Федора Острожского, но то, как он изображен у Сапковского, вопиет о мести к небу. В Lux Perpetua достойный князь только и делает, что встряет в драки, его легко побеждают и он ревет, как бык или же бранится на венгерском или русском (т.е. - на московский манер). А еще бедного князя приписали к эпизоду об ограблении ясногурского монастыря и знаменитой иконы Ченстоховской Божьей Матери. Историки его оправдывают - он был в это время в другом месте, да и не стал бы православный ругаться над привезенной из Византии иконой галицких князей. Дальнейшая карьера князя пану Сапковскому, похоже, неизвестна, он лишь извещает, что в 1438 году князь Острожский был еще жив.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Kurt на 09/19/07 в 23:31:07

Сапковский там вообще так все описывает, что :-/ :-X :-X

Меня хватило только на первую книгу, правда.

Лучше бы продолжал чистое фэнтези писать.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 09/20/07 в 16:12:39

Прочитав третью часть (в сей раз даже польские тексты без ошибок!) пожалуй, что соглашусь...
Но вот любопытная месть судьбы - последнюю из рода Острожских, Анну-Алоизу, тоже обвиняли в надругательстве над святынями, на сей раз православными: она якобы велела выкапывать из гроба и перекрещивать своего отца-православного и при этом приказала ехать через освященные пасхи. Дело было как раз на Пасху, толпа верных пыталась таким образом образумить полоумную княгиню, но тщетно. Вообще неприятная личность.

Заголовок: "Воины - интернационалисты"
Прислано пользователем Kurt на 12/28/07 в 12:11:31

http://img-fotki.yandex.ru/get/11/demetriuslj.2/0_9875_6b87b3e7_L

"Ограниченный контингент" Великого Княжества (?) во главе с Жигимонтом Корибутовичем въезжает в Прагу.

Илюстрация (в оригинале цветная) из манускрипта "История гуситских войн", работы Diebold Lauber из Хагенау, законченного в 1443 году. Сюжет илюстрации - события 1422 года.

Помимо так любимых нами железок, илюстрация примечательна тем, что это единственный(!) оригинальный источник, изображающий боевое знамя (хоругву) с "Погоней" на 1-ю половину 15 века.

http://pan-demetrius.livejournal.com/15184.html

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 12/28/07 в 14:07:46

Особенно впечатляет то, как мелка эта Прага на фоне доблестных воинов. :)

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем olegin на 01/02/08 в 02:03:01

on 08/21/07 в 10:52:02, antonina wrote:

В лен от венгерского короля он получил закарпатский город и замок Мукачево (город замечательно красивый), где о нем до сих пор помнят. В замке недавно установили ему памятник. Там такая поза характерная - палец указывает куда-то вниз, считается, что у подержавшегося за палец исполнится самое заветное желание. Естественно, палец уже отполирован до блеска. :)
Вторая примечательная владелица замка - знаменитая Илона Зрини, с которой я надеюсь разобраться подробнее.

Вы имеете в виду Мукачевский замок "Паланок"?
Официальный сайт Замка:http://www.zamokpalanok.mk.uz.ua/

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем olegin на 01/02/08 в 15:47:21

on 04/19/06 в 11:15:22, antonina wrote:

Черная княжна (готический раздел)

Заключение 3 – портретное.
Поскольку я и так последнее время пребываю в довольно мрачном умонастроении, писать о Гальшке мне не хотелось. И сама героиня, и среда ее обитания – совершенно не в моем вкусе. Но тут начали происходить показавшиеся мне роковыми вещи: сначала нашлось несколько книг со сведениями о Гальшке, которые я считала давно потерянными, а потом еще в одной публикации совершенно постороннего характера (об экологии озера Свитязь) я вдруг наткнулась на репродукции портретов главных действующих лиц этой истории! Они-то и заставили меня отважиться на сей опыт.
Правда, то, что считается портретом Гальшки, скорее разочаровывает – может быть, потому, что на самом деле это фрагмент картины Матейка «Проповедь Скарги». Матейко, художник 19-го века изобразил под видом Гальшки свою современницу, кокетливую барышню в якобы глубокомысленной позе. (К сему приписываю – существует еще одно изображение Гальшки, которое я, впрочем, рассматривала стоя среди массы полок с книгами, еще и увертываясь от передвижений других покупателей, так что могу описать лишь поверхностные впечатления. Это уже больше похоже на 16 век – болезненно хрупкая фигурка, темные одежды, лишь голова покрыта белым покрывалом, узкое аскетичное лицо, большие темные глаза. Не знаю, подлинный это портрет или фантазия на тему – как выглядела знаменитая трагическая героиня). Но зато остальные!
Не столько красивое, сколько очень приятное и вызывающее невольную симпатию мужское лицо – это Сангушко. Что-то в его облике напоминает о Юге или Востоке, хотя черты – европейские. Глаза небольшие, но красиво расставленные, чуть насмешливые, чуть грустные.
Мраморная безупречность без единого изъяна, идеальные дуги бровей, ровный нос, богатая, прихотливо украшенная одежда, волосы старательно убраны под какое-то подобие берета. Беата Костелецкая. Какие на самом деле страсти скрывались под этим совершенным обликом!
И, наконец, мужчина уже почти пожилых лет, больше напоминающий городского патриция с примесью армянской крови, чем владетельного князя. Лицо несколько тяжеловатое, почти седая борода. Василь Острожский.
Хранятся же эти картины в Острожском историко-культурном заповеднике.

К сему же – если кто-то захочет высказаться насчет юридической стороны дела – милости прошу. Я же на будущее оставлю за собой защиту Беаты.

Портрет Гальшки Острожской:http://www.interesniy.kiev.ua/imglib/_newimage/old/population/gorojane/142/news_1049_1_20064.jpg
Современники говорили, что красота Гальшки не увяла, но превратности судьбы вызвали нервное расстройство. Рассудок ее то покидал, то вновь возвращался. Жизнь свою одна из самых желанных невест того времени окончила в родном Острожском замке. Часами она могла смотреть в бездну, открывавшуюся из окон балкона. Согласно легенде, однажды Гальшка и выбросилась с этого балкона. «Но вниз не упала. Ее подхватил и унес на своих крыльях ветер. Тихими лунными ночами часто видели, как она с распущенной косой, невероятно прекрасная, такая, какой была в пятнадцать лет, в белой фате витает над Замковой горой и жалобной чайкою стонет, чтоб добрым людям поведать о своей вечной печали и скорби по напрасно погибшей жизни, которую у нее отобрали злые алчные люди» (по Петру Андрухову).
Прижизненных портретов Гальшки не сохранилось, поэтому в 1996-м ректор Острожской академии профессор Игорь Пасичнык инициировал конкурс на лучший портрет легендарной меценатки. Его участником и лауреатом стал известный украинский художник, один из ведущих иконописцев современности киевлянин Юрий Никитин.
Директор центра по изучению наследия Острожской академии Ярослава Бондарчук говорит о картине Никитина: «Его портрет Острожской княжны по своей композиции, колориту, одежде, аксессуарам наиболее отвечает стилю школы Лукаса Кранаха Младшего, в котором рисовали женские портреты при польском королевском дворе в середине XVI века. Однако не это определяет его основную ценность. Именно такой была Гальшка: бледной, болезненной, беззащитной женщиной, утомленной королевскими склоками, борьбой за ее богатство, невзгодами злой судьбы и вместе с тем исполненной ренессансного чувства собственного достоинства и упования на Бога».

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем olegin на 01/02/08 в 16:41:59

on 05/06/06 в 11:14:11, antonina wrote:

А город без магдебурского права, как ни странно, Львов. Полтава - самый восточный город, получивший это право. О львовском ноу хау стоит рассказать отдельно. При смене королей львовский магистрат никогда не просил о новых привилегиях, а только о подтверждении старых, выданных предыдущими королями. В доказательство приводились либо эти старые документы, либо их превосходные копии. Естественно, все эти документы никогда королевской канцелярии не видели, а изготавливались во Львове же. Но в момент смены короля никто этого не проверял, а потом уже было поздно отнимать. И, когда вдруг начали искать оригинал документа о магдебурском праве, то ничего не нашли.

ТОЛЬКО ФАКТ:
Львов уже в 1352 году,т.е.за 4 года до привилегии Магдебургского права(даной в 1356 году торжественно на площади Рынок Королем Казимиром ІІІ Великим),имел магистрат по немецкому магдебургскому праву,который состоял из бурмистра и консулов и использовал в своей печати тот же герб,что и позже.("Хроника города Львова"Д.Зубрицкий,стр.33-35-1356 год-)

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем olegin на 01/02/08 в 17:35:34

on 04/19/06 в 11:15:22, antonina wrote:

Черная княжна (готический раздел)

Заключение 2 – мистическое.
Безусловно, личность с биографией Гальшки просто обречена на посмертное существование. Так и произошло: за честь принимать в своих стенах «черную княжну» спорят даже несколько замков, в том числе такие, где она при жизни и вовсе не бывала. Но, как ни странно, в Доминиканском монастыре во Львове, где произошел один из самых громких эпизодов нашей истории, Гальшка до сих пор не наблюдалась. И это при том, что появление призраков там официально поставлено на поток, служа аттракционом для туристов. Большинство туристов прекрасно знает, что упомянутые призраки – лишь студенты местного театрального вуза, но исправно пугаются. Вот только отваживаются на подобные упражнения лишь студенты-парни, а девушки то ли слишком совестливые, то ли пугливые (где вы, неустрашимые женщины 16-го века?) Поэтому Гальшки у нас нет.

Во Львовском музее истории религии начали зарабатывать на призраках. Сотрудники водят к Гальшке Острожской - легендарной княжне XVI века.Анастасия Машталир, которая играет Гальшку - иногда забывается и говорит от ее имени. А о самой себе - Насте - говорит "она". В третьем лице.

Настя Машталир: "Коли я писала цей текст, я намагалася відчути Гальшку, коли почала проводити перші екскурсіі. я намагалася відчути цей зв'язок, відчути її, як би вона поводилася в тій чи іншій ситуаціі. Зараз я настільки влилася в цю роль, що коли стою із своїм ліхтарем, я просто стою нею".

Анатастия утверждает, что хозяйка ей посылает странные, мистические сны. Нашептывает.

Анастасия Машталир, сотрудница музея: "З кожним місяцем, я відчуваю, як мені все більше і більше бракує бути Гальшкою. Хочеться кожний вечір іще, ще й ще. А чому сьогодні немає, а чому сьогодні я не можу розповісти, не можу стати нею.

Каждую четвертую ночь Гальшка приходит сюда. И эти ночи повторяются все чаще. Привидение Гальшки Острожской отвоевывает все больше клеточек в сознании Насти. А тут еще работа. Ведь вскоре ей придется становиться Гальшкой каждую ночь. Так задумала начальница музея.Настя - не актриса. Она историк. Но вера в потустороннее, которую внушил внутренний голос, изменила ее жизнь.

Анастасия Машталир: "Коли я починала говорити екскурсії, перші екскурсії, я намагалася почути цей зв'язок, я намагалася відчути її, як би вона поводилася в тій чи іншій ситуації, як вона б це окреслила. Зараз я настільки влилася в цю роль, що коли я стаю на своє звичне місце з своїм ліхтарем, я просто стаю нею.

Через несколько недель после того, как было записано это интервью, привидение Гальшки Острожской исчезло из старого костела. Точней - исчезла Настя.

Гальшка: "Будь ласка, нікому не розповідайте про те, що ви сьогодні побачите, вам все одно ніхто не повірить.

Неожиданно для коллег и знакомых она бросила работу и уехала из Львова. Может быть - навсегда. Так же, как и Гальшка, бежавшая от мучителей.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 01/09/08 в 12:08:50

Здравствуйте и с Новым годом всех!
Хочу уточнить: когда эта тема начиналась (довольно давно), то призрака Гальшки еще не наблюдалось. А что этот образ производит попросту магическое влияние - подтверждаю из собственного опыта. Я, честно говоря, даже боялась к нему возвращаться, да и теперь несколько боюсь... Совершенная правда, когда я это писала, то со мной происходили - ну, не то, чтобы сверхъестественные, но довольно неожиданные вещи.
Поэтому я пока отважусь лишь пересказать довольно известный анекдот об обретении Львовом магдебурского права. Дата довольно ранняя (раньше, кажется, только Санок), но когда при праздновании очередного юбилея, уже в наше время стали искать оригинал акта, то не нашли. Копий сколько угодно, а подлинника нет! И, наконец, выяснилось - его и не было. При смене короля магистратура сама смастерила акт и подсунула следующему королю якобы просто для подтверждения давних привилегий. Но, кажется, похожим образом поступали еще египетские жрецы, во всяком случае, при Птоломеях. :)

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 01/17/08 в 14:05:07

Портреты некоторых героев истории Гальшки
http://gioconda.livejournal.com/323570.html#cutid1
Роман Сангушко, брат Дмитрия

http://gioconda.livejournal.com/308255.html

Беата Острожская – попробуйте сказать, что не красавица!

Там есть и сопроводительный текст.
Но с чувством глубокого удовлетворения :) :) :) отмечу, что юридическая сторона дела у меня не хуже. По крайней мере, вот такого я бы не написала

Quote:

Цікавим був шлюбний кодекс тих часів, коли в народі не заборонялося викрадати наречених.

Вроде бы брачный кодекс 16-го века – не тайные знания какие-то. %)

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем olegin на 01/17/08 в 19:26:56

Евстахий Сангушко был прославленный дивизионный генерал во время наполеоновских войн.Однажды он даже спас князя Йозефа Понятовского.У него был скандальный для того времени роман с Юлией Потоцкой-женой Яна Потоцкого(написавшего "Рукопись,найденную в Сарагосе").После войн жил в своем имении Славута и оставил после себя объемные мемуары.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 02/12/08 в 18:45:38

13 февраля - 400 лет со дня смерти князя Константина-Василия Острожского. Любопытная статья
http://www.zn.ua/3000/3150/61968/

даже с некоторыми сенсациями

Quote:

Первые впечатления относятся к началу его карьеры, когда малолетний сын знаменитого великого гетмана литовского и полководца князя Константина Ивановича Острожского оказался (после смерти отца в 1530 г.) в положении «бедного» магната. Малолетний княжич воспитывался под опекой матери, княгини Александры, а его имения — наследство отца — находились под управлением сводного брата Ильи. В 1531 г. в судебном порядке было пересмотрено завещание отца, и начались конфликты на почве наследства. Еще одно неблагоприятное обстоятельство: в 1539 году умер князь Илья, который незадолго до смерти женился на Беате Костелецкой и отписал ей значительную часть владений Острожских.
Уже в 1540 году князь Василий (в возрасте 14 лет!) добился пересмотра несправедливых судебных решений. В дальнейшем завещание брата Ильи все-таки было дезавуировано, однако несколько замков, в том числе и родовой Острог, еще долго оставались за Беатой и ее дочерью Гальшкой. В 1541—1546 гг. острожские имения находились под временным патронатом королевы Боны Сфорцы, покровительницы княгини Беаты. Только в 1574 году удалось вернуть значительную часть владений, принадлежавших Беате, но в ее руках оставалась еще большая часть наследства Острожских. Поэтому в течение нескольких десятилетий главной целью князя Василия было стремление объединить в своих руках все острожские имения. Исследователи считают, что достижение упомянутой цели предопределяло действия князя в иных аспектах политики магната на просторах Польско-Литовського государства. Впрочем, именно в таких, достаточно экстремальных условиях закалялся характер будущего властителя Руси.

...Будь я на самом деле воинственной феминисткой, :) впору было бы поднять крик: почему мужской характер должен закаляться за счет племянницы, запертой в башне?

Quote:

Все же апологетам «ревнителя православия» придется смириться с новыми фактами, которые недавно актуализировал Т.Кемпа. Так, в 1599 г. князь вынашивал идею заключения новой религиозной унии, но на этот раз с протестантами! Во время известного съезда протестантов в Вильно он отстаивал наиболее радикальные пункты нового объединения (до сих пор было известно только о политическом блоке между православными и протестантами). К согласию не пришли по разным причинам, одна из них — лидеры православного монашества были очень неуступчивыми.

Гм...
А вообще - любопытно.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Shimori на 04/10/08 в 14:51:51

on 07/28/06 в 15:14:50, Antrekot wrote:

На
Можете себе представить, что получилось. В общем, господа иезуиты столкнулись со всеми прелестями _успешного_ госсоциализма инкского образца - и вдобавок не очень понимали, _что_ собственно происходит и _откуда_ берется такая жуткая потеря инициативы (вгонявшая их в полную истерику).

Про потерю инициативы - это здесь что имеется в виду? И где можно узнать про саму истроию подробнее?

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 04/10/08 в 15:00:03

Об источниках лучше у мудрейшего Антрекота спросить. Я читала лишь полудетскую книгу под названием "Отцы иезуиты". Там эта потеря инициативы описывалась так, что по собственному почину индианские подопечные иезуитов не совершили бы никакого обычного хозяйственного дела, на все им требовался приказ.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 02/16/09 в 10:20:14

Возвратиться в порубежье 16 и 17 веков меня заставила обида. На академических историков, которые один преинтересный эпизод разве что проговорили скороговоркой. И на исторических беллетристов, совершенно проигнорировавших сюжет, из которого, ничего не добавляя, можно сделать:
• военно-политический детектив о борьбе двух крупных государств за лидерство в регионе, включительно с таким средством воздействия. как введение ограниченного контингента вооруженных сил на территорию третьей страны;
• произведение батального жанра с многочисленным сражениями на суше и вблизи реки;
• авантюрный боевик с заговорами, отравлениями, бегствами, погонями при самых неожиданных сопроводительных обстоятельствах;
• роман Артуровского толка о том, как храбрые рыцари завоевывают престол для короля, а потом женятся на его дочках;
• драму в духе Шекспира об ожесточенной борьбе за власть внутри одного семейства вместе с местным вариантом леди Макбет.

Кроме этого, обсуждаемый сюжет содержит также длинные и разветвленные родословия для любителей сего жанра. Поскольку я как раз к таким принадлежу, то с родословия и начинаю.
Следуя моде раннемодерной эпохи, молдавский род Могил своим предком провозгласил героя древнего Рима, Муция Сцеволу. Согласно более реалистической версии, протопласта рода звали Пуриче (вошь) и оказал большую услугу самому известному молдавскому воеводе Стефану Великому. Когда во время сражения против венгров в 1486 г. под Стефаном убили коня, Пуриче подвел ему своего и еще и помог сесть в седло, поскольку Стефан был небольшого роста. С этого Пуриче начался рост значения рода Могил. Достоверно известно, что Йоан Могила во второй половине 16-го века был логофетом и доверенным лицом господаря Александра, сына Петра Рареша. Александр настолько высоко ценил логофета, что даже отдал ему в жены свою родную сестру Марию. От этого брака родились сыновья Иеремия, Георгий и Симеон. Все трое сделали блестящую карьеру. Георгий избрал для себя стезю духовную и стал молдавским митрополитом (между прочим, Йоан Могила тоже в конце жизни постригся в монашество), Иеремия и Симеон отличились как государственные деятели.
В частности, Иеремия длительное время был амбасадором – послом Молдавии в Речи Посполитой, добился в «стране пребывания» огромного влияния и установил обширные связи. Настолько обширные, что Могилы, пожалуй, не сразу смогли бы ответить на вопрос о том, какую именно страну считают своей родиной: в Речи Посполитой они получили индегенат (право на шляхетство, на деле приравнявшее их к крупнейшим магнатам) и приобрели значительные земельные владения. А в 1595 году польское войско, возглавляемое коронным гетманом Яном Замойским, поддержало претензии Иеремии на молдавский престол и завоевало этот престол для своего ставленника, прогнав предыдущего господаря Степана Резвана (это и был тот самый единственный цыган, когда-либо восседавший на троне). Естественно, делалось это не только ради симпатию к Иеремии: взамен он обязался признать двойной протекторат над Молдавией – как со стороны Турции, так и со стороны Речи Посполитой, так что это, фактически, было попыткой возвратить спорное княжество в сферу влияния Речи Посполитой.
Опекуны Могил могли бы предвидеть, что легко и быстро дело не окончится. Так и случилось: в 1597 году воевода волошский Михай Отважный прогнал Иеремию, тогда правительство Речи Посполитой вновь отправило в Молдавию войско, на сей раз под предводительством Станислава Жолкевского. В поход с ним выступили и многочисленные представители магнатских семей вместе с собственными вооруженными отрядами – Вишневецкие, Корецкие, Потоцкие. Они разгромили волошские войска под Тарговиштами в 1599 году. Молдавский престол достался Иеремии, волошский – его брату Симеону. «Ограниченный контингент» еще на какое-то время остается, чтобы еще раз, уже под командованием Иеремии Могилы разбить войска претендента-Михая.
Иеремия Могила был женат на Елизавете Чамартовне, их дети – сыновья Константин, Александр, Богдан, дочери Регина (в крещенье Ирина, но больше известна как Раина), Мария, Катерина, Анна. От брака Симеона Могилы с Маргаритой Венгерской родилось шестеро сыновей: Михаил, Гавриил, Петро (будущий митрополит и просветитель, согласно мнению большинства его биографов родился в 1596 году в Сучаве), Павел, Иван и Моисей. Из покровов гробов в монастыре Сучевица, где позже были похоронены братья Иеремия и Симеон Могилы, мы можем составить себе приблизительное представление об их внешности: крепкие, даже дородные бородачи несколько ассирийского типа в роскошных одеждах наподобие риз.
В награду за рыцарскую поддержку магнаты-заступники получили дочерей господаря Иеремии. Михаил Михайлович Вишневецкий (он, в отличии от знаменитого Дмитра Вишневецкого-Байды, принадлежал к младшей ветви рода и был сыном Михаила Александровича, православного, и Гальшки Юрьевны Зеновичевны, кальвинистки) женился на Раине, Катерина вышла за Самийла Корецкого, Мария за Станислава Потоцкого, Анна же была замужем трижды: за Пшерембским, позже за Чарнковским, а в третий раз за своим шурином Потоцким, который, по-видимому, к этому времени овдовел. Хотелось бы верить, что, помимо политических расчетов, эти союзы заключались также из-за взаимной симпатии молодоженов. Во всяком случае, зятья не раз на деле доказывали свою преданность семье тестя. Если же сестры-Могилянки были хоть немного похожи на старшую, Раину, о внешности которой мы можем судить благодаря известному портрету (будто бы копия с прижизненного, правда, нарисованного в более зрелые годы княгини), то они были весьма привлекательными девицами, а некоторая ориентальность лишь прибавляла им экзотической прелести. Добавлю к этому, что впоследствии внук Иеремии и его тезка, сын Раины Иеремия Вишневецкий женился на внучке Яна Замойского, Гризельде. А в семье Потоцких сохранилась традиция выбирать себе супруг из рода Могил – Могилянкой была бабушка Миколая Потоцкого, известного скандалиста, страстного почитателя Почаевской Богоматери и покровителя гениального художника Пинзеля.
Казалось бы, все окончилось самым лучшим образом: престол – даже два престола, - завоеваны, красавицы-невесты выданы за отважных рыцарей, остается лишь жить и радоваться. Но дальше пошли такие страсти, которые был бы способен адекватно воссоздать разве Шекспир.
Симеон недолго занимал волошский престол. Похоже, он не нашел общего языка со своими подданными, этим воспользовались оппоненты, вспыхнуло восстание, поддержанное турками – и Симеон был вынужден Волощину оставить. Четыре годы спустя, 30 июня 1606 года умер его брат Иеремия, господарский престол унаследовал старший сын покойного, Константин. Часть бояр была недовольна властью зеленого юнца и предложила трон Симеону. Симеон заручился поддержкой турков, сбросил Константина и сам занял его место. Возмущенные родственники устроили заговор, заговорщиков возглавила вдова Иеремии, Елизавета Чамартовна, которая якобы отравила Симеона. Боярский совет посадил на трон старшего сына Симеона, Михаила, однако он не процарствавл и нескольких месяцев: уже 27 декабря 1607 года умер. Официальной причиной смерти называли болезнь, а как было на самом деле – Бог знает.
Похоже, что распределение сил на этом этапе было таким: потомков Симеона поддерживали турки, потомков Иеремии – поляки. Тем не менее, после несчастливого для них 1607 года Симеониды решили оставить неблагодарную отчизну и перебрались в Речь Посполитую, точнее, в Галичину, и поселились вблизи Жовквы, где приобрели несколько имений. Одной из причин такого выбора места жительства было то, что владелец Жовквы. Станислав Жолкевский, был покровителем и опекуном осиротевшей семьи. Из истории братьев Журавницких мы знаем, что он очень всерьез относился к подобным обязательствам. Второй же причиной, заставившей Могил осесть вблизи галицкой столицы, была необходимость учить младших членов семьи. В настоящее время все исследователи – украинские, румынские, русские, -согласились на том, что первоначальное образование юные господаричи получали под надзором профессоров-дидаскалов из Львовской братской школы, имеющей в то время колоссальный авторитет (правда, неизвестно, было ли это образование домашним или приобреталось в самом учебном заведении). Пиетет к Львовской школе Петро Могила сохранил и в свои зрелые годы, устроив по ее примеру Киевскую братскую школу и пригласив туда преподавать львовских профессоров. Куда более темным остается вопрос о том, где он получил дальнейшее, высшее образование. Его панегиристы не забывали упомянуть об европейских штудиях будущего митрополита, но, к сожаления, не назвали конкретных учебных заведений. Позднейшие исследователи выдвигали предположения об Замойской академии и об известном иезуитском коллегиуме «Ля Флеш» во Франции, конкурирующем с Сорбонной. Там Могила будто бы учился у Варона, профессора Декарта. Увы, не нашлось никаких документальных подтверждений привлекательной гипотезы о том, что Петро Могила был студентом Сорбонны, так что сейчас этот вопрос даже не рассматривается. Исследователи исходят также из временных соображений: поскольку в 20-22 года Петро Могила был уже офицером польской армии, на беззаботное студенчество ему, похоже, времени бы не хватило.
Но возвращаемся в Молдову, к двоюродным братьям Петра, потомкам Иеремии. Они еще раз призвали на помощь польских свойственников и в 1608 году Стефан Потоцкий и Михаил Вишневецкий возвратили престол Константину. После этого Михаил решил, что пока довольно с него молдавских дел, забрал свою господаривну Раину и вместе с ней переселился в собственные владения на Левобережье, где чувствовал себя и хозяйничал как самостоятельный удельный князь, не забывая при случае пощипать и соседей. Семья счастливо прибавлялась: родились сын Иеремия, похоже, названный в честь деда с материнской стороны – раньше у Вишневецких это имя не встречалось, и дочь Анна. Если бы князь Иеремия и в дальнейшим придерживался мудрого решения заниматься собственными землями и не вмешиваться в молдавские споры!
Потому что там как не было покоя, так он и не установился. Константин продолжал пропольскую политику и отказался платить дань в турецкую казну. Турки выдвинули своего ставленника, Стефана Томшу, он разбил войска Константина, а сам Константин то ли утонул, то ли был утоплен в Днестре. Стефан Потоцкий попробовал еще раз помочь уцелевшим потомкам своего тестя, но на сей раз фортуна была не на его стороне, турки разгромили польское войско под Сасовым Рогом, сам Потоцкий попал в плен, а Речь Посполитая вынуждена была на официальном уровне отказаться от любого вмешательства в молдавские и волошские дела. Сейм даже принял по этому поводу решение – «конституцию».
Но в 1615 году два другие свойственники Могил, Самийло Корецкий и Михаил Вишневецкий, руководствуясь больше семейными, чем государственными интересами и поставив под угрозу с огромным трудом заключенный мир между Речью Посполитой и Портой, опять выступили на помощь Могилам, посадив на престоле очередного господарыча, Александра. Ответный ход противника не заставил себя ждать.
Уже в следующем году противники Могил убрали Михаила Вишневецкого, отравив его. Поскольку иначе добраться до князю не удалось, ему, согласно хронике Яким Ерлича, дали яд вместе с причастием. Убийца то ли был греческим монахом, то ли только выдавал себя за такого. В отсутствии богатого союзника, у Самийла Корецкого начались финансовые затруднения, нечем было платить наемным войскам, которые в конце концов ушли. Воспользовавшись этим, турки очередной раз разгромили противников, посадив на трон своего ставленника Томшу. Самийло Корецкий и братья Александр и Богдан Могилы попали в турецкий плен.
Спасая свою жизнь, Александр и Богдан приняли ислам. Такое же предложение сделали и Самийлу Корецкому (относительно его вероисповедования в разные периоды жизни, то тут есть разные свидетельства, но вообще-то Корецкие поддерживали униатскую церковь), но тот не захотел и слушать. Дальнейшая история Корецкого довольно известна. Султан все-таки не велел казнить пленника, который ему чем-то заимпонировал, а распорядился закрыть его в башне под стражей, чтобы он там подумал о своем положении и опомнился. Из этой башни до сих пор никому не удавалось сбежать – вплоть до Корецкого, который проделал это при помощи доверенного слуги и местных православных монахов. Этот слуга целый год исправно посещал своего хозяина, выдавая себя за безвредного дурачка, а когда совершенно вошел в доверие стражи, передал узнику вместе с вином напильник. Разъяренный султан погнал целую армию в погоню за беглецом, но безрезультатно, при помощи все тех же монахов Самийло сумел возвратиться на родину. Пережитое, однако, не заставил его утихомириться: второй раз он попал в турецкий плен после битвы под Цецорой и на сей раз уже ему сбежать не удалось.
Между тем, у наследников Михаила Вишневецкого дела тоже шли не лучшим образом. Собираясь в молдавский поход, покойный князь наделал долгов, вдова не сумела их возвратить и в 1618 году, 11 июня, была вместе с детьми приговорена к баниции. Правда, никто особо не рвался выгонять из государства представителей могущественного рода, но для Раины пережитые потрясения оказались не по силам. В следующем году она умерла.
С ее завещанием связана мрачная легенда, не раз позже обыгрываемая в литературе: якобы она заставила сына дать клятву верности православной вере и угрожала ему материнским проклятьем, если бы он эту клятву нарушил (в момент смерти матери княжичу было 6-7 лет). На деле, похоже, все было проще: 18 января 1619 года, незадолго до смерти, Раина Вишневецкая-Могилянка составила «фундуш» в пользу Мгарского монастыря, в котором записала: «И хто би колвек тую фундацію нашу нарушити і касовати в напотомніє час мълъ, або одімовати, що-с ми раз надали, або на старожитную благочестивую восточного православія въру нашу наступовати, отмъняти, теди нехай будет на нем клятва святих отецъ, иже в Никеи, и разсудитися со мною маєт перед маєстатом Божиім».
В действительности это, особенно последнее предложение, были довольно обычной юридической формулой, которая встречалась и гораздо позже. Так, например, Миколай Потоцкий в конце 18-го века тоже грозил всем, осмелившимся уничтожать им созданное, судом перед маестатом Божьим – и не особо это помогла.
Не могу не упомянуть еще одну любопытную деталь. Помните Исайю Копинского, поверженного противника Петра Могилы в борьбе за пост Киевского митрополита? Так этот Исайя был личным духовником княгини Раины!
Так что, естественно, с определенной долей преувеличения, можно сказать: одной из причин бурных событий, разыгравшихся в середине 17-го века, была и внутренняя распря в семействе претендентов на молдавский престол.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем olegin на 02/17/09 в 13:16:06

В одной монографии о жизнедеятельности Петра Могилы (http://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/4/47/Mohyla_Petro.jpg) впервые прочитал,что его род ведет начало от Муция Сцеволы.Поначалу не поверил.Но недавно вновь с подтверждением этого факта столкнулся,читая архивные хроники.ИМХО,доля правды в этом есть.А это его брат-Симеон. (http://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/b/b8/Ieremiamovila.jpg)

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 02/17/09 в 14:46:37

Ну, а кто писал эти архивные хроники? Панегиристы, которых у Могил, особенно у Петра, было предостаточно. Правда, в стихах получалось лучше :-)
А, может, герб Могил где-то найдется? Я, кажется, встречала в сети.
Кстати, по-румынски (или молдавски) они Мовилы.
UPD - на портрете по ссылке дядя Петра Могилы и дед Яремы Вишневецкого, тоже Иеремия.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем Kell на 02/17/09 в 15:11:49

Ну, на римское происхождение тогда вроде бы повальная мода была, так что только самый ленивый генеалог не научился хоть от Ромула с Нумой родословные выводить. :)

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем olegin на 02/17/09 в 16:05:58

Ой,извиняюсь,Антонина,конечно же это Иеремия на портрете.А это он вместе с семьей. (http://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/1/12/Ieremia_movila.jpg) А это герб (http://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/b/b0/Movilesti.jpg) рода Могил.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 02/17/09 в 16:46:51

Уж как я Вами благодарна :-)
Особенно той с семьей не могу налюбоваться. Интересно, та дама, идущая третьей, его жена? Елизавета-отравительница? :-)
О гербе Могил, т.е. конкретно Петра, сложена целая поэма. Если раскопаю, приведу отрывок.
А вот о чем еще попрошу. Отца Стефана Томши, господаря и соперника Могил, тоже Стефана и тоже господаря, в 15-каком-то году казнили во Львове. Кажется, у зубрицкого в "Хрониках" есть. Если бы уточнить, как это случилось и почему?

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем olegin на 02/17/09 в 17:35:39

На молдавском Иеремия Могила звучит как Мовилэ.Коротко о жизни и смерти Стефане VII Томше здесь. (http://ru.wikipedia.org/wiki/Стефан_VII_Томша) В 1577 году Иван Подкова (также молдавский господарь) подобным образом был обезглавлен во Львове по приказу Стефана Батория.Его тело (а особенно голову) казаки хранили в Успенской церкви,чтобы она не досталась чаушам султана,которые присутствовали при казни и хотели голову вывезти в Стамбул как доказательство.Поэтому позже тело с головой Пидковы переправили и захоронили в Каневе.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 02/17/09 в 17:53:09

Ну, с господарством Ивана Пидковы дело несколько сомнительное. То ли он действительно был братом предыдущего воеводы, то ли самозванцем, правда, похоже, что пользовался всеобщим уважением. Мне приходилось читать, что все приближенные Стефана Батория умоляли его помиловать отважного воина, но безуспешно...
А вот с этим Стефаном что? Пидкова был подданным Речи Посполитой, а Томша нет, с какой же стати его вдруг казнили, а не отдали, скажем, Порте?

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем olegin на 02/17/09 в 18:41:18

on 02/17/09 в 17:53:09, antonina wrote:

Тут (http://ukrlife.org/main/prosvita/_pidkova.html),ИМХО,неплохой материал о Подкове.

Quote:

А вот с этим Стефаном что? Пидкова был подданным Речи Посполитой, а Томша нет, с какой же стати его вдруг казнили, а не отдали, скажем, Порте?

Здесь (http://lv.at.ua/blog/2007-09-09-5) немного о Томше.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 02/17/09 в 18:43:48

В очередной раз убеждаюсь: ни один эпизод центральноевропейской истории не обошелся без Львова :)

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем olegin на 02/17/09 в 20:24:49

on 02/17/09 в 18:43:48, antonina wrote:

В очередной раз убеждаюсь: ни один эпизод центральноевропейской истории не обошелся без Львова :)

Ха,еще бы.Кто бы сомневался. ;)

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем olegin на 02/17/09 в 21:54:36

Еще немного подробностей о гибели Пидковы из Львовской Летописи:

Автор Львівського літопису у звістці під 1578 роком відтворює атмосферу, за якої було страчено хороброго козака Івана Підкову: «Баторій бул во Львові і поїхал на лови, а казал козака Подкову стяти, бо посол турецький скаржил на него, що татарув біял і до Польщі недопущал» 1. Як бачимо, літописець з гіркотою і іронією пише про те, що Баторій звелів скарати на горло Підкову за те, що він «татарув... до Польщі недопущал», підкреслюючи цим чорну невдячність польського короля по відношенню до українських козаків, які грудьми захищали українські землі, що були під владою Речі Посполитої.

Уяснити міркування, якими керувався польський король, даючи згоду на страту Підкови, допомагає польський хроніст М. Бельський. Він розповідає, що Стефан Баторій через деякий час після сейму, що відбувався у Варшаві з 14 січня до 14 березня 1578 року, поїхав до Львова з приводу занепокоєнь, що виникли в зв’язку з арештом Підкови. Хроніст зауважує, що король був би стратив Підкову ще під час сейму, бо мав на нього злість за турбування королівського приятеля, молдавського господаря Петра V Кривого, але не. міг на це зважитися, тому що шляхта шанувала Підкову, який захищав українські землі від нападів татар і турків, і відправив його до в’язниці у Раву 2. Цікаві подробиці про обставини, за яких було страчено Підкову, подає історик міста Львова Д. Зубрицький. Король учинив розправу над Підковою у Львові на догоду Туреччині і Криму, з якими він намагався поліпшити взаємовідносини в зв’язку з тим, що назрівала війна Польщі з Росією. Щоб уникнути прохань і домагань шляхти про помилування Підкови, король у день страти в’язня поїхав на полювання. Підкові на ринку прилюдно було відтято голову 16 червня 1578 року 3. Страта козацького ватажка Івана Підкови була одним з фактів віроломної політики польського уряду по відношенню до українського козацтва. Козаки виступали на захист інтересів українського селянства та міської бідноти, але польські магнати користувалися також послугами козаків для захисту своїх володінь від нападів татар і турків. Однак це не заважало польському уряду приносити козаків у жертву, коли це вимагалося політичними міркуваннями.

Ссылка (http://209.85.129.132/search?q=cache:RIaayQbp1nMJ:izbornyk.org.ua/ostrog/ostr08.htm+%D0%A1%D1%82%D0%B5%D1%84%D0%B0%D0%BD+VII+%D0%A2%D0%BE%D0%BC%D1%88%D0%B0&hl=ru&ct=clnk&cd=33&gl=ru&inlang=ru)

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем olegin на 02/17/09 в 21:58:13

И о Раине Могилянке-Вишневецкой-основательнице и благодетельнице Мгарского монастыря:

Не дивно, що саме йому Раїна Могилянка-Вишневецька, удовиця власника величезних феодальних володінь на обох берегах Дніпра, 18 січня 1619 року видала грамоту на заснування православного монастиря у Мгарському лісі, що за шість кілометрів від Лубен.

Таке рішення княгині не було випадковим – адже вона виховувалася у православній родині, була двоюрідною сестрою митрополита Петра Могили і все життя свято шанувала батьківський завіт: "Той, хто стверджує і прикрашає церкву, стверджує і прикрашає душу свою".

Раїна Могилянка-Вишневецька походила з заможної польської родини князів і була відома тим, що крім вказаного, заснувала на Україні ще два монастирі. А саме Мгарський монастир вона відкрила після того, як одного разу, за переказом, у сні вона опинилась в раю. Потім два ангели повернули її на землю і сказали: "якщо ти відкриєш церкву на березі річки Сулы, – вказуючи на місце, де вона повинна була це зробити, – то на віки вічні оселишся у раю". Згадує про це в повісті "Близнюки" і Т.Г. Шевченко, який неодноразово відвідував ці місця.

Після цього Раїна Вишневецька передає свої землі у дар майбутньому чоловічому монастирю.

Ссылка (http://www.g-vik.narod.ru/2006/n33/06_33s7.htm)

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 02/18/09 в 10:22:31

Ну, семья Раины Могилянки все-таки молдавская (хоть я вообще скептически отношусь к попыткам однозначно определять национальность в раннемодерные времена).
Стефана Батория нисколько не оправдываю, но польское правительство на самом деле весьма опасалось конфликта с Турцией из-за Молдавии. Похоже, что еще одним таким "мешающим миру и добрососедству" сочли Михаила Вишневецкого: существует довольно аргументированная версия, что его отравили именно "по польскому заданию".
Гм... устроить бы во Львове еще одну площадь на месте казни Томши с соответствующим антуражем и именно там проводить встречи с румынскими послами :)

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем olegin на 02/18/09 в 13:41:01

on 02/18/09 в 10:22:31, antonina wrote:

Гм... устроить бы во Львове еще одну площадь на месте казни Томши с соответствующим антуражем и именно там проводить встречи с румынскими послами :)

Это чтобы легче решались спорные вопросы по придунайским территориям?

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 02/18/09 в 14:37:48

А как же. Ну, и с профилактической целью :)
UPD - вот еще одной вещи не могу понять: соотношения тогдашнего Молдавского княжества и теперешней Молдовы. Они территориально пересекаются или у них ничего нет общего, кроме названия?

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем olegin на 02/18/09 в 15:54:11

on 02/18/09 в 14:37:48, antonina wrote:

UPD - вот еще одной вещи не могу понять: соотношения тогдашнего Молдавского княжества и теперешней Молдовы. Они территориально пересекаются или у них ничего нет общего, кроме названия?

В желтом цвете (http://upload.wikimedia.org/wikipedia/ru/6/6e/МК_и_Молдова.jpg) границы бывшего Молдавского княжества.
А ведь еще интересно,Антонина,проследить историю взаимоотношений Василия Лупу с Б.Хмельницким и его сыном-Тимофеем (Тимошем).Тот еще был "треугольник".

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 02/18/09 в 15:58:44

И с домной Руксандрой, женой Тимофея? А у нее еще мать была - женщина, достойная жить в 16-м веке. :)
Когда-то я читала некую книгу румынской писательницы, фамилию которой благополучно забыла, и в этой книге все представлено как романтическая история с прекрасной принцессой, храбрым рыцарем и неземной любовью. История и в самом деле любопытная, но в 16 век ее уж никак не впихнешь. Пришлось бы что-то похожее заводить для 17-го.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 03/16/09 в 11:49:17

Киевский патрициат
Довольно известное высказывание утверждает – поскреби русского и обнаружишь татарина. По-моему, смысл его в том, что основателями многих известных и аристократических родов были татары, которые в 14-15 веках по разным причина – религиозным, политическим или другим – оставили Орду и перебрались, например, в Московское княжество. Но не стоит забывать: с тем же успехом эмигранты в качестве новой родины могли выбрать также Великое Княжество Литовское, а их потомки фигурировать и в украинской истории. Один такой пример общеизвестен – князья Глинские, по происхождению Мамаевичи.
Но Глинские были такие не одни. На рубеже 16-17 веков в состав патрициата теперь стольного града, а тогда украинного и порубежного города Киева входило несколько семейств татарского или, может, тюркского происхождения. Волей судьбы, перипетии их были тесно связаны, и о них я и попытаюсь рассказать.
Первыми, хоть по алфавиту, хоть по значимости, получаются
Аксаки
Род Могил объявил своим предком Муция Сцеволу. Хорошо, это королята, претенденты на престол, здесь, что называется, положение обязывает. Казалось бы, что не столь значительным родам уместно было бы удовлетвориться более скромными предками, даже если очень хочется таким образом соприкоснуться с античной историей. куда там – Аксаки без колебаний выводили свое происхождение от Александра Македонского и Демосфена (это при том, что эти протопласты при жизни враждовали). Но уже современники считали, что такие претензии непомерны, а слово «аксак» звучит как-то по-татарски. Аксаки охотно с этим согласились и внесли в перечень предков также Тамерлана – Тимура Хромого, ведь «хромой» - по-татарски «аксак». А то есть и еще одно похожее слово «аксакал».
По мнению Н.Яковенко, в книге которой “Україна аристократична” я все это нарыла, Аксаки «приняли протекцию великого князя литовского Ольгерда вместе с опальным правителем Золотой Орды Мансур-Киятом Мамаевичем после поражения Мамая в Куликовской битве». Мамаевичи – позднейшие Глинские. Аксаки же потом разделились: какая-то их часть перебралась в Московское княжество, позже подправила фамилию на Аксаковых – и в 19 веке представители этого рода подарили русской культуре сказку «Аленький цветочек» и концепцию славянофильства.
А «наши» Аксаки (в документах их иногда украинизировали как «Оксаков», они пользовались практически тем же гербом, что и московские Аксаковы, только иных цветов) выслужили у князя Ольгерда небольшой земельный надел в Полесье. В 1515 г. в документах упоминается Федор Аксак, похоже, он был не только первым "документальным" Аксаком, но представителем первого христианского поколения рода: ему даже некого было вписать в очень престижный Помяник Киево-Печерского монастыря из-за отсутствия предков-христиан. Дальнейшая история рода довольно типична для литовского периода. У Федора было двое сыновей: Григорий и Мартин. Согласно законам княжества, земельный надел такого рода разделу не подлежал, поэтому отцовское наследие досталось старшему, Григорию, а Мартин отправился делать карьеру в столичное Вильно. Там он нашел протектора в лице канцлера Миколая Радзивилла (брата романтической королевы Барбары). Тем временем Григорий Аксак умер, Мартин вернулся домой, отсудил наследство у невестки Овдотеи, а племянники, если они были, неизвестно куда исчезли. У самого Мартина было два сына, младший, Михаил, погиб в битве с татарами, а старший, Ян, и является одним из главных героев этого опуса.
Быстро поняв, что на родительском наследии особо не разживешься, Ян Аксак отправился под крыло нашего давнего знакомого, князя Константина-Василия Острожского. И в ходе княжеской службы обнаружился талант Яна – гениальный, несравненный юридический дар. Тогдашнее законодательство было не особо легкой в использовании смесью Литовского Статута, городского магдебурского, иначе именуемого Саксоном, и обычаевого права, но Аксак умел все это запомнить, согласовать и использовать. Его противники не без горечи заявляли, что самый злодейский судебный приговор Аксак умеет обставить такими юридическими крючками, что никакому иному суду не удастся этот приговор опротестовать.
Как мы знаем с истории Острожских, князь Константин Константинович в имущественных спорах больше полагался на такие старые добрые средства, как отряды слуг с вилами, косами и топорами (или уж просто на собственное войско), а также на глубокое убеждение, что ему, представителю почти королевского рода, можно все. Однако времена менялись. Не то, чтобы прежние методы совсем вышли из моды, но светлый князь оценил талант своего подчиненного. Правда, он Аксака недолюбливал и называл суцигой, тем не менее – явно ему покровительствовал. По протекции князя, длительное время бывшего воеводой киевским, Ян Аксак получил должность киевского подвоеводы, позже – киевского земского судьи. Женился на галицкой шляхтянке Барбаре Кленской, у них родилось три сына – Стефан, Михаил и Марко, в общем, все как у людей.
Наверное, не без княжеской помощи Аксак в 1595 году получил от короля Жигмонта Вазы земельный надел на Киевщине – село Гуляники, позднее называвшееся также Мотовиловкой.
Собственно, хлопот с этой землей было не меньше, чем пользы от нее. Времена были неспокойные, представители многих родов куда-то исчезали, потом объявлялись, не раз случалось, что на одно и то же имущество претендовало несколько человек, причем права всех были одинаково законными. Вот так вдруг нашелся потомок вроде бы угаснувшего рода прежних владельцев Гуляников, Михаил Радзиминский, требуя своего наследства. Начался судебный процесс, грозивший затянуться на десятилетия.
Но тут в жизни Аксака произошел крутой поворот, вызванный почти случайной встречей. Эта встреча дала начало фантастическому судебному делу, достойному навеки быть записанным в анналы если не судопроизводства, то науки о всевозможных аферах и авантюрах. Заодно интересы Аксаков пришли в столкновение с интересами другого рода, кое-в-чем на Аксаков похожего. Об этом – в следующей части.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 03/16/09 в 11:50:02

Ходыки
Похожего? До определенной степени. Как и Аксаки, Ходыки были татарского происхождения и недавними христианами. Но, если Аксаки, несмотря на сутяжницкие таланты главы семейства, имели репутацию рода почтенного, хоть не особо зажиточного, то Ходыки, в полную им противоположность, были фантастически богаты и очень, очень неуважаемы. Собственно, худшую репутацию трудно себе вообразить.
Так, по крайней мере, кажется нам, и, похоже, этим мы обязаны историку Антоновичу (позже о Ходыках писали не раз, в основном пересказывая и несколько уточняя его статью «Киевские войты Ходыки»). Антонович Ходык решительно не любил и, мало того, еще и использовал деяния давно прошедших дней для того, чтобы осудить и осмеять современную ему киевскую власть. Заодно известный историк еще и очень критически оценил городское право, которое мы знаем под именем магдебургского и очень им гордимся. По его мнению, это право, возникшее при иных условиях, в иное время, и иной стране, будучи привитым на нашу почву, обеспечило не расцвет городов и достойную жизнь горожан, а стремительное и бесконтрольное обогащение небольшой и тесно спаянной группы городского патрициата. Будто этого мало, согласно природе вещей, на первый план в этой группе выдвинулись не представители местных, коренных родов, уже в силу этой укорененности вынужденных считаться с местными обычаями, интересами других людей, да хоть бы обычными моральными нормами, а, совсем наоборот, свежеприбывшие, бессовестные и едва ли не преступные нувориши, живущие одним днем – за их злодеяния не раз приходится расплачиваться потомкам.
Ходыки были именно такими.
Начинали они с очень низкого старта. Какой-то их предок по имени Кобыз (тюркское слово, однокоренное с «кобза») был одним из татарских пленников князя Витовта, позже приписанных к мозырскому замку как замковые слуги. Его потомки крестились, стали называться Кобызевычами и получили небольшую земельную выслугу.
В начале 16-го века на это земельное владение претендовало два родных брата – Федор и Устин. Поскольку, согласно законам княжества, земля разделу не подлежала, то вся перешла к старшему сыну, Федору, а младший отправился искать свою судьбу в широком свете. Добрался он до Киева, изменил фамилию на Фиц, занялся купеческим делом и разбогател. Все бы хорошо, но у Устина, несмотря на брак с Гальшкой Кошколдиевной, представительницей местного богатого рода, детей не было.
А вот потомков у Федора было даже больше, чем нужно, - десятеро, в том числе восемь сыновей. Прожить с небольшого земельного удела было невозможно, пришлось открыть лавку в Мозыре и там приторговывать. Тем временем отец умер, земля перешла к старшему сыну, как раз находящемуся в военном походе, торговое заведение – следующему по старшинству, остальная же братия, поделив миски и ложки (каждый из наследников получил по серебряной ложке и по две оловянные тарелки), задумалась, как жить дальше.
Самый хитрый и умный из братьев, Василий, вспомнил о киевском родственнике. Он подговорил еще двух своих братьев, Федора и Ивана, продать наследство и вместе с ним отправиться в Киев. Денег, правда, не хватило, тогда братики ограбили также ту часть, что причиталась старшему брату – он позже долго с ними судился, с тем и отправились в путь.
Киевский дядюшка встретил их приветливо, помог обосноваться на новом месте и найти заработок. Но, если он предполагал, что родственники займутся честным ремеслом, торгуя, по его примеру, с Львовом, Молдавией, а то и Москвой, то ошибся. Братики, особенно Василий, хотели всего и немедленно.
А везло Василию как при содействии нечистой силы. Что там, ему помогла. даже чума, эпидемия которой в 1572 году зацепила Киев. Заразившись, почти полностью вымерла зажиточная семья купцов Митковичей, выжили только дочь Евфросиния, прозванная Посей, и ее брат Федор, в то время еще мальчик. Василий Ходыка был единственным, отважившимся их посещать во время болезни, подружился с сиротами – и не успел магистрат опомниться, как Пося и Василий объявили о своем браке, а заодно Василий потребовал права опеки над малолетним Федором Митковичем. Излишне объяснять, что, достигнув «зупольних лет» - совершеннолетия, Федор Миткович едва сумел вырвать у опекуна часть наследства. (еще этот Федор Миткович в свое время впутался в авантюру с Дмитрием Самозванцем, а в 1604 году, когда претендент на московский престол посетил Киев, принимал его в своем доме)
После скоропалительного брака Василий Кобызевич решил что прежняя фамилия не соответствует его положению. так что стал называться Ходыкой – и так его история запомнила.
Конечно, Василий Ходыка позаботился о том, чтобы войти в киевский магистрат и занять там достойное место, хотя бы советника – райци. Но вскоре и купеческо-мещанское сословие перестало его удовлетворять. Он должен был стать шляхтичем!
И стал. Благодаря грамоте, изданной будто бы еще в 1568 году литовским гетьманом Григорием Ходкевичем о том, что «земянин господарский повету Овруцкого, Василий Ходычич-Кобызевич, отбыл службу военную в два коня». Как уточняет Антонович, в 1568 году Василий Кобызевич жил не в овруцком уезде, а в Мозыре, и не назывался еще Ходыкой.
Еще какое-то время спустя, в 1589 г. появилась также королевская привилегия, утверждавшая, что братья Василий, Федор и Иван Ходыки-Кобызевичи очень отличились во время московской войны, служа королю Стефану Баторию. Братья, конечно, дальше Киева не бывали, а привилегию, как писали их противники, купили за деньги, украденные у киевского магистрата -– «за гроши мєские киевские выправили шляхецтво». А по пути к вожделенному шляхетству Василий Ходыка не чуждался занятий ростовщичеством (строго запрещенного принадлежавшим к благородному сословию) и прихватывал чужое имущество, где только мог. Так он завладел деревней Криничи близ Киева и при этом в очередной раз переименовался: чтобы совсем избавиться от плебейского Кобызевича, стал называться Ходыкой-Криницким. А его сын (единственный, но было много дочерей и всех он хорошо пристроил) – и попросту Криницким.
Случалось ему «в судебном порядке» (как теперь бы сказали, рейдерскими методами) грабить монастыри, на что тогдашнее общество смотрело неприязненно (хотя мещане постоянно судились с монастырями из-за прав на ярмарки и торговлю спиртным), шляхту помельче, а также мещан. И вот тут они с Аксаком и сошлись. Василий надлежащим образом оценил юридические таланты Яна Аксака и стал его постоянным клиентом. Вместе они провернули немало сомнительных дел, пока Аксак не решил, что хватит, пора позаботиться о себе. У него тогда в разгаре был судебный процесс за Мотовиловку, в Ходык - в таком же состоянии другое судебное дело, которое я, вслед за Михаилом Старицким, назову «тяганиой за Басань».

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 03/17/09 в 10:15:12

Тяганина за Басань
Это нечто столь фанстасмогорическое, что из этого исторического эпизода запросто удалось бы сделать наш вариант диккенсового «Холодного дома» вместе с «Золотым теленком», а еще хватило бы материала для Бальзака и Дюма. Не то, чтобы о басанском деле ничего не писали, но не повредит как-то это упорядочить и напомнить. Правда, тут и серьезные историки иногда противоречат друг другу, а то и сами себе, но как сумею.
Итак: 16 век был временем колонизации областей, опустевших во время татарских набегов, в том числе и южной Киевщины. Одной такой территории особо не везло: род за родом, начав на ней хозяйничать, угасал. Между тем, земля была богатой и при спокойных мирных обстоятельствах не уступала бы удельным княжествам. Как бы там ни было, но возникли на ней и понемногу заселились городки Басань и Быков, а при них – еще девять сел. Но очередной владелец, наделав долгов, в 1578 году продал это владение киевскому мещанину Андрею Кошколдовичу. Таким образом, у нас появляется еще один род татарского происхождения – тоже входящий в состав киевского патрициата. Сам Андрей был зятем киевского войта Василия Черевчея, а на его родственнице, Гальшке Кошколдиевне, женился дядя Ходык, Устин Фиц.
Внутрисемейные споры – обычное дело для 16 века: тесть Черевчей и зять Кошколдович судились из-за каких-то векселей. В качестве посредников и судьей они избрали группу киевских райцев, в том числе и Василия Ходыку. Это было столь же мудрое решение, как у знаменитых баранов, обратившихся за судом к волку. Расписывать все подробности не стану, но поначалу судьи по инициативе Ходыки поддерживали тестя против зятя, потом Василий каким-то образом выманил у Кошколдовича документы на Басань, якобы для изучения, потом перешел на сторону зятя против тестя – и венцом этого дела было подписание Кошколдовичем отказа от басанских владений в пользу Ходыки, а заодно и устроенный Василием брак его брата Федора и единственной дочери и наследницы Андрея Кошколдовича, Богданы Кошколдовны.
Конечно, не все шло гладко, в 1596 г. объявился еще один претендент на Басань – королевский секретарь Захария Я(Е)ловицкий, который, воспользовавшись беспорядком в королевской канцелярии, сумел оформить себе необходимые бумаги. Но Ходыка и Аксак, в тот период действовашие сообща, нашли способ избавиться от притязаний Яловицкого и добиться аннулирования его бумаг.
Но все это было лишь увертюрой и вступлением к подлинному делу, начавшемуся то ли в последних годах 16-го, то ли в первых – 17-го века встречей Яна Аксака и некоего шляхтича, звавшегося – а как, собственно, его звали по-настоящему? Вроде Юрием Семеновичем Рожновским, хотя, может быть, Юрием Семеновичем Половцем-Рожиновским. Вроде бы и незначительная разница, но все-таки!
Его жизнь уже и до встречи с Аксаком напоминала авантюрный роман. Мы еще помним, с какого события нашей истории начался период козацких восстаний? С восстания Кшиштофа Косинского. Похоже, этот мятеж с одинаковым успехом можно было назвать и козацким выступлением, и шляхетским рокошем: и сам Косинский был шляхетского происхождения, и среди его сторонников было немало людей того же сословия, а среди них – остерский боярин Юрий Рожновский.
Восстание, как мы знаем, было подавлено, кто из мятежников не погиб, те или сбежали, или вернулись домой. Но Юрию Рожновскому возвращаться было некуда: его родовое имение Рожны на Остерщине конфисковали за участие в восстании. Безземельный боярин вынужден был пойти на службу к остерскому старосте, там получил доступ к канцелярии и вот как-то попали ему в руки бумаги угасшего уже больше полвека назад княжеского рода Половцев-Рожиновских. Сами эти князья будто бы были потомками половецкого хана Тугорхана, перешли на службу к Владимиру Мономаху и получили от него огромные земельные владения на Переяславщине. Позже эти земельные права подтвердили и киевские князья Олельковичи. Резиденцией Половцев был тогдашний Сквир (теперешняя Сквира), но, поскольку эти владения размещались по обе стороны Днепра, центром заднепровских имений стал замок Рожинов в Остерском уезд. От названия Рожинова и происходит вторая часть фамилии Половцев – Рожиновские. Территориально в состав владений Рожиновских входил Басанский ключ, выманенный Ходыкой у Кошколдиевича.
Но во времена Ходыки о Рожиновичах давно уже никто ничего не слышал: бурные события смели этот род. Конец существования Половцев был невеселым: вначале их владения обезлюдели после нашествия Менгли-Гирея в 1482 г., потом все усилия как-то обустроить землю закончились ничем, сын последнего владельца Полощизны попал в татарский ясырь, где и след его исчез, а еще один сын, малолетний Семен, в последний раз упоминался в документах за 1536 год. Тридцать лет спустя род окончательно был признан угасшим, земля – выморочным наследством, подлежащим переходу в королевскую казну и распределению между новыми пожалованными.
Полистал Юрий Семенович Рожновский все эти документы, обратил внимание на созвучие между собственным именем и именем последнего из Половцев. Семена Рожиновского, и, прихватив украденные бумаги, отправился к гениальному юристу Яну Аксаку.
Антонович, не веривший в счастливые совпадения и чудесные озарения, считал, что всю эту историю с самого начала спланировал и устроил сам Аксак. Кто его знает. Источником вдохновения мог стать его собственный опыт, когда вдруг из небытия появился вполне законный претендент на его собственную Мотовиловку – Михаил Радзиминский.
Как бы там ни было, оба сообщника – Ян Аксак и новоявленный князь Половец-Рожиновский подписали официальное соглашение. Взносом Аксака в общее дело был его юридический талант и оборотные средства. Рож(и)новский прислужился своим именем и документами князей-Половцев, а в качестве гонорара Аксака предполагалась половина половецкого наследия. Вместе с перспективой огромной материальной выгоды от этой авантюры, Аксак получил еще и возможность насолить Василию Ходыке. Они, правда, были когда-то сообщниками, но уже рассорились. Подозреваю, что, как и большинство нуворишей, Василий Ходыка был в личной жизни человеком невыносимым.
И впрямь, несмотря на все старания, Ходыка не сумел побить козыри противников. Как писал Антонович в уже упоминавшейся статье, «Аксак вел одновременно иск и против остерского старосты Ратомского, и против Василия Ходыки, требуя возвращения своему клиенту наследства князей Половцев-Рожыновских; он предъявлял в поддержание иска грамоты князей Владимира Ольгердовича, Олелька Владимировича, завещание князя Яцка Михайловича Половца и документы, свидетельствовавшие о том, что клиент его есть действительно Юрий Семенович Рожиновский», то есть сын последнего из Половцев, Семена. Воистину, идея самозванства витала в воздухе! Напомню при этом, что и главный самозванец начала 17-го века, царевич Дмитрий или лже-Дмитрий посетил Киев и был здесь тепло принят. Он даже успел выписать киевским купцам привилегию на беспрепятственную торговлю в его царстве.
Но дуэту Аксак-Рожиновский повезло больше, чем претенденту на московский престол. Пользуясь тем, что администрация, в том числе и остерский староста, были по уши заняты авантюрой с царевичем, Аксак выиграл дело во всех судебных инстанциях. У Ходыки были связаны руки: едва он начинал подвергать сомнению законность бумаг Рожиновского, как противники немедленно требовали ревизии его собственных документов и шляхетских прав. А, поскольку дело тут и впрямь было нечистое, Ходыке пришлось устроить пожар, во время которого будто бы сгорели все его шляхетские документы, и в дальнейшем показывать копии. Пришлось пойти также на поклон к князю Константину Острожскому – по каким-то собственным причинам он поддержал Ходыку против Аксака.
Вступать в ссору с могущественным княжеским родом Аксаку не хотелось, поэтому хитрый сутяга придумал еще один ловкий юридический ход. В 1604 г. он, как пишет Н.Яковенко, «не ожидая финала дела, добился письма от короля, согласно которому придеснянские имения до принятия окончательного решения условно передавались Юрию Рожиновскому, а тот, в свою очередь, на следующий же день «продал» их Аксаку. С остальными владениями, в состав которых входила и Басань, Аксак посоветовал Рожиновскому поступить так: лучше синица в руках, чем журавль в облаках, хорошо бы продать права на землю владетельному лицу, не боявшемуся Ходыки. Кому же лучше, как не сыну князя Константина, Янушу Острожскому! Таким образом, одним махом убивались два зайца: Рожновский получал денежное вознаграждение, устраивающее его даже больше, чем земля, требующая вложений капитала, а заодно нейтрализировался самый мощный покровитель Ходыки, князь Константин Острожский. Не станет же он судиться с собственным сыном ради татарского заброды.
Эх, ежели бы это были лучшие годы Константина Константиновича, как во времена борьбы за Острог или Степань! Бежал бы Ходыка из Басани и еще неизвестно, удержался бы он в Киеве. Но старый князь был уже в летах преклонных, больше интересовался религиозными спорами, так что князь Януш только занял Басань, а на жалобу Ходыки ответил встречным иском. Хотя Аксак уже не имел собственного интереса в деле, но охотно помогал князю Янушу юридическими консультациями (интересно, почему это они с Ходыкой так враждовали?) По совету Аксака, противники Ходыки били по самому уязвимому его месту – сомнительному шляхетству (подделка шляхетских документов наказывалась конфискацией имущества) Как пишет Н.Білоус в книге “Київ наприкінці 15-го у першій половині 17 століття. Міська влада і самоврядування”: «15 апреля 1609 года «киевскому скарбному» возным генералом был вручен иск к Коронному Трибуналу в Люблине по обвинению “о неслушноє уживанє титулу и прерокгатив шляхетских ку затлуменю вольностей народу шляхетского”. Если бы оказалось, вопреки всему, что Ходыка не сам смастерил бумаги, то он уже давно утратил право на шляхетство, поскольку занимался ростовщичеством. Ходыка же уверял, что давно оставил не только ростовщичество, но и торговлю вообще, передав все дела брату Федору.
Правда, это уже была финальная часть процесса. Что там говорить, лукавое зелье не пропадет, Ходыка опять вывернулся. В 1607 году он предложил князю Янушу мировую. Согласно Антоновичу: «Ходыка продал князю Янушу свои права на басанское и быковское имения, получил в задаток 3 000 золотых, а остальную сумму должен был получить при окончательном совершении крепостного акта; между тем, впредь до его совершения, князь Острожский возвратил ему имения для приведения в порядок движимого имущества».
Глупо поступил князь Януш, Ходыка и не думал имения возвращать. Затягивая дело, он дождался смерти отца князя Януша, могущественного Константина Острожского, в 1608 г., а там, воспользовавшись тем, что Януш был занят то разделом отцовского наследия, то делами политическими и государственными – он был сенатором и краковским каштеляном, -совсем отказался возвращать переяславские владения. Даже задатка не возвратил. Единственное, чем его сумел еще достать князь Острожский, - это очередное оспаривание ходыковского шляхетства. Опять цитирую Н.Білоус: “17 августа 1613 года возный генерал П.Бухаловский вручил иск к Коронному Трибуналу в Люблине по обвинению краковского каштеляна Януша Острозького:
”писаный тот мандат по нєго самого от инстигатора єго мл. и Рєчи Посполитоє ... о то, иж он, будучи простоє конъдиции чловєкомъ, ку отсужєню єго того титулу шляхєтского и всказано на нємъ винъ в правє посполитомъ описаных, за то о томъ всєм ширєй тот мандат короля єго мл. в собє обмовляєт, за которым и рок завитый обомъ сторонам на сєймє валном въ Варшавє албо там, гдє на тот час напєрвей по датє того мандату отправовати будєт, перед єго кр.мл. становитисє зложил и назначыл».
И так наступил, наконец, эпилог басанского дела а, заодно, конец жизни Василия Ходыки. Всех своих многочисленных дочерей (от брака с Посей Митковичевной) он выдал замуж за людей благородного происхождения и наделил богатым приданым. Земельные владения достались сыну Федору, человеку нрава наглого и буйного.
В 1616 году глава семейства Ходык умер, но это еще далеко не конец приключений Ходык, Аксаков и некоторых иных семейств. Они еще впишут не одну страницу в историю, даже и ту «настоящую», что изучается в школе. Если не своей жизнью, то хоть смертью…

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 03/24/09 в 10:13:45

Ходыки – продолжение и эпилог
Во втором десятилетии 17-го века в Киеве произошла смена городской власти. Заслуженный и всеми уважаемый войт Яцько Балыка, установивший непревзойденный до сих пор рекорд – 18 лет на посту киевского градоначальника, вынужден был оставить должность, поскольку “с прєйзрєня Божєго олснул” – потерял зрение. Случилось это в июле 1612 года, а его преемником стал Федор Ходыка. Он, похоже, выдвинулся на первый план и среди родственников, поскольку Василий, измученный тяганиной за Басань и регулярными позднейшими исками, предпочитал не высовываться и заниматься семейными делами. А, возможно, также болел. Его сын, Федор Криницкий, отличался разве что типичными замашками плейбоя: тратил огромные суммы на лошадей и непрестанно скандалил то с приятелями, то в двоюродными братьями.
А вот Федор-брат Василия и его сыновья – Иосиф, Иван и Андрей, всеми способами старались загладить плохую славу рода. Чего же лучше, как показать свое усердие в религиозных делах. Вот только религиозный вопрос в Киеве начала 17-го века был весьма скользким. Угождая одной религии, легко было зацепить сторонников другой…
Не буду особо затягивать, дело, в общем, хорошо известное. В 1620 г. православные богословы во главе с Борецким перебрались из Львова в Киев. Еще раньше они нашли могущественных протекторов в лице козачества и гетьмана Сагайдачного.
Обе стороны религиозного конфликта были разъярены до крайности. Хотя православные всегда подчеркивали свое тяжелое положение и многочисленные обиды, гибли почему-то их противники: Кунцевич в Витебске, Грекович в Киеве.
Наконец, в 1624-25 годах произошла очередная эскалация конфликта. Согласно Грушевскому и Антоновичу, дело выглядело следующим образом. Киевское мещанство, точнее, его верхушка, были недовольны прокозацкой политикой Йова Борецкого и поддержали, в пику ему, униатского митрополита Рутского. К этому прибавилось дело с Воскресенской церковью в Киеве, настоятелем которой должен был стать Иван Юзефович, перешедший из православия в унию. Федор Ходыка, как войт и прихожанин церкви, согласился опечатать ее для передачи новому настоятелю Этого хватило, чтобы его самого во всеуслышание объявили тайным униатом. В похожем положении оказалась часть лояльного к власти киевского патрициата, например, Созон Балыка (сын прежнего войта, Яцька Балыки), но, похоже, именно Федору припомнили все давние грехи всего клана Ходык. Будто бы вызванный письмом Йова Борецкого (будто бы, потому что позже он это письмо отрицал), в Киев вошел сильный козачий отряд.
Согласно базирующейся на источниках реконструкции Н.Билоус, дальше все происходило так: козаки задержали войта Федора Ходыку, бурмистра Созона Балыку и еще некоторых городских урядников, но после Крещения открыли запечатанную церковь и выпустили войта под ручательство. Столкновение имело шансы закончиться более-менее мирно, единственной жертвой был бы казненный в первые же дни под горячую руку Юзефович. Но, похоже, именно сейчас враги Ходык воспользовались ситуацией, чтобы погубить его любой ценой. Опять возникли слухи о его униатстве. Было ли это правдой? Неизвестно. Во всяком случае, православные иерархи, испугавшись бури, ими же вызванной, всячески это отрицали. «Чтобы предотвратить расправу над городскими урядовцами, архимандрит Киево-Печерского монастыря Захария Копыстенский 6 марта 1625 г. в письме к запорожцам опровергал информацию о переходе задержанных в унию и требовал немедленного их освобождения. Кроме того, архимандрит сообщал, что Федор Ходыка в то время уже оставил должность войта (ему было около 70-и лет) и собирался принять монашество в Межигорском монастыре. Й.Борецкий, со своей стороны, 7 марта 1625 г. вместе с духовенством киевской митрополии обратился к козацким послам и ко всему Войску Запорожскому с просьбой не допустить пролития крови невинных православных братьев, утверждая, что не писал никаких писем с жалобами на войта и других членов магистрата и непричастен к обвинению их в намерении перейти в унию, а также напомнил, что войт, “яко благочестивий син східної церкви, великим коштом за допомогою панів бурмистрів якоби знову збудовал” каменную церковь Успения Богородицы Пирогощи.”
Эти письма помогли спасти большинство задержанных урядников, но для Ходыки было уже слишком поздно. Прихватив его, а также городского писаря Михаила Панчерка, козаки выступили на Запорожье, а по пути, близ Триполья, Ходыку казнили.
Следующим войтом был Артем Конашкевич, после него – Созон Балыка, едва не погибший в 1625 году вместе с Ф.Ходыкой. Успели еще поурядовать сыновья Федора – Иосиф и Андрей. Андрей был последним киевским войтом эпохи Речи Посполитой: начиная с 1644 г.
Дальнейшие события общеизвестны. ураган Хмельниччины выбросил Ходык из Киева (Андрей еще на какое-то время объявился после занятия города Радзивиллом). Все их огромное богатство лопнуло, как мыльный пузырь. Быков и Басань, за которые велась такая длительная судебная война, «вошли, в качестве сотенных местечек, в состав Переяславского козачьего полка, а внуки Василия Ходыки-Крыницкого должны были искать убежища на Волыни и проживать там на весьма скудные средства” (Антонович).
Внуки Василия Ходыки еще какое-то время жили на Волыни, а потом всякие упоминания о Ходыках из документов исчезают. Как и о большинстве родов, урядовавших в Киеве от начала 16-го до середины 17-го века.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 03/25/09 в 14:39:47

Аксаки – продолжение и эпилог
Из басанской авантюры Аксак и его потомки вышли очень богатыми людьми. А в 1625 г. наконец окончился и продолжительный судебный процесс за Мотовиловку: сыновья Яна Стефан и Михайло (Марко умер молодым), уплатили сыну Михаила Радзиминского Яну 50000 золотых отступного и принялись за хозяйствование. В 1627 году умер старый Аксак. оставив сыновьям солидное наследие: 4 местечка с замками и 15 деревень в Киевском и Волынском воеводствах.
Стефан сменил отца в должности земского судьи. В молодости этот Стефан, если верить семейным легендам, был настоящим сорвиголовой. Н.Яковенко в книге «Україна аристократична» рассказывает об одном эпизоде из его биографии, который я, правда, не знаю, к какому временному промежутку отнести. Там опять упоминается уже почти позабытый королевский секретарь Еловицкий, когда-то претендовавший на басанские имения. Но тогда действие должно бы происходить в 90-х годах 16-го века, между тем называется 1613 год, когда «тяганина за Басань» была уже в общем окончена. Может, Еловицкий попытал счастья вторично? Или же эти события как-то перепутались?
Но, цитируя Н.Яковенко: «Аксак попросту не впустил претендента в спорные имения, поручив практическое выполнение операции своему сыну Стефану. Как жаловался Еловицкий, Стефан, окружив его конной челядью среди села Литковцев, «как в безбожном саду деревьями», для начала примерно отругал «острейшими словами», а дальше велел убираться прочь. «А потом в тот же день, - рассказывает по свежим следам Еловицкий, - пан Стефан, возвращаясь из Остра пьяным, чинил в селе разные дебоши, разъезжая конно и стреляя. Он же заставил моего слугу Шимона называть меня неприличными словами, а себя велел называть не Аксаковичем, а Будиловичем».
Это экзотическое «Будилович» Стефан Аксак будто бы привез из Сечи, где оказался в годы бурной молодости. А при этом Стефан Аксак был – первым в своем роду – католиком, как о нем выражались: «Он защищает костел, хоть по отцу ортодокс». Тем не менее, семейные легенды утверждали, что к Стефану Аксаку уже в его степенные годы приезжали побратимы-запорожцы в случае спора, а он обычно исполнял миссию мирового посредника.
Во всем остальном жизнь Стефана напоминает типичную жизнь перешедшего в католичество шляхтича. В Киеве он за свой счет выстроил костел. Женился дважды: первой его женой была София Ложчанка, племянница Гальшки Гулевычевны, второй – волынянка Катерина Чолганская; сыновья от первого брака – Ян и Габриель, а от второго, хотя Стефан вступил в него в 60-летнем возрасте, успели родиться трое сыновей и пять дочек. Старшие сыновья ненавидели мачеху, опасаясь, что отец в завещании предпочтет детей от второго брака. Так что в 1648 году, когда Стефану было уже 80, Ян и Габриель, при поддержке дяди Михаила, наехали на Мотовиловку во главе вооруженного отряда, ограбили ее и уехали на Волынь, прихватив с собой старого отца. Неизвестно, что бы из этого получилось, не вмешайся форс-мажорные обстоятельства – Хмельниччина. Катерина Аксакова едва успела сбежать в Польшу, а старый Стефан каким-то образом освободился от сыновней опеки и разыскал жену. В марте 1650 г. он составил завещание, в котором совершенно лишил права на наследство старших детей. А несколько дней спустя скончался.
Тем временем Ян и Габриель сражались под началом Яремы Вишневецкого, в его регименте. особенно отличился Габриель, о котором упоминал придворный хроникер Вишневецкого Богуш Маскевич, а еще этот Габриель стал прообразом «молодого львенка пахоляты пана Аксака».
Между тем, в реестре Войска Запорожского в 1649 г. тоже значилось двое Аксаков. Чем это было: случайным совпадением или же сыновья Яна Аксака имели возможность сражаться против своих дальних родственников? Наталия Яковенко допускает, что те запорожские Аксаки могли быть потомками сыновей Григория Аксака, у которых когда-то отобрал отцовское наследие их дядя Мартын Аксак, отец Яна.
Аксакам удалось сохранить за собой часть Мотовиловки, куда они возвратились и где их потомки жили, разводя лошадей и прочий скот, вплоть до середины 18-го века. В 1749 г. умер последний представитель рода.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 04/29/09 в 11:10:45

Честное слово, не думала уже к истории князей Острожских возвращаться, да вот неожиданно всплыли, при том и в связи с русской историей тоже. Имеется в виду т.н. Острожское дело. Обстоятельства таковы: в 1609 г. князь Януш Острожский, не имея сына и не желая, чтобы его наследство досталось сыновьям или иным потомкам его брата Александра (к тому времени уже покойного), установил по отношению к своим имениям ординацию, подкрепленную решением сейма. Позже он внес уточнения в ее условия. Смысл был (вроде бы) такой: главными наследниками делаются потомки его дочери Евфрузины от брака с князем Заславским, а в случае угасания этой линии - имения переходят к Мальтийскому ордену. (некоторые детали путаные, вроде бы там и Радзивилы предполагались в качестве наследников). Получилось так, что Януш пережил своих племянников и оказался последним Острожским по мужской линии, в конце 17-го века Заславские тоже угасают, за острожское наследство идет длительный судебный процесс, настолько длительный, что конец его уже достается российским императорам: Волынь успела перейти в РИ. Может, знатоки имущественного права и соответствующего наследования подскажут, как там было дело, а то, похоже, все пишут, кто во что горазд. Также весьма интересно, отчего это князь Острожский воспылал такой любовью к мальтийским рыцарям. Заранее благодарю всех, кто согласится помочь.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем olegin на 04/30/09 в 23:21:38

В 1609 году польский магнат Януш Острожский учредил в пользу Ордена госпитальеров иерусалимских, Родоса и Мальты огромный родовой майорат под именем "Острожская ординация" на Волыни и Ровно с доходом в 300 000 золотых в пользу своей дочери Евфросинии, бывшей замужем за Александром Заславским, с тем, чтобы, в случае прекращения рода,майорат образовал командорство Мальтийского ордена. Ординация входит в Баварскую приорию ордена. После уничтожения Баварского ланга в первой половине XVIII века Острожская ординация по женской линии перешла в управление Сангушкам. Януш Сангушко, не обращая внимания на закон о майорате, раздаривал земли направо и налево.

В 1772 году, опасаясь выступления Пруссии и Австрии на стороне Турции в русско-турецкой войне, Екатерина Великая вынуждена пойти на первый раздел Польши. В итоге к России отходят восточные районы Белоруссии -- Полоцк, Витебск, Могилев, к Пруссии -- балтийское побережье, к Австрии -- Западная Украина и Галиция. Речь Посполитая перестала существовать. Королем Польши сейм под давлением Екатерины избирает Станислава Августа Понятовского, вторую после Сергея Салтыкова большую любовь великой тогда еще княгини Екатерины. Острожская ординация, формально оставаясь в составе Польши, попадает в прямую сферу влияния русской короны.

Орден, озабоченный судьбой Острога, посылает в Санкт-Петербург кавалера Саграмосо. Заручившись поддержкой Екатерины, Саграмосо в 1773 году прибывает в Варшаву, где вынуждает короля учредить комиссию для разбора претензий ордена на Острог. Комиссия, в свою очередь, выносит вердикт: князю Адаму Понинскому, маршалу Конфедерации и совладельцу Сангушки по Острогу, образовать командорство из своей доли в пользу Ордена госпитальеров. Понинский соглашается, и Саграмосо возлагает на него крест Рыцаря По Милости. Однако двустороннее соглашение должно быть санкционировано ассамблеей трех стран -- Пруссии, Польши, России. 18 января 1774 года Саграмосо открывает конференцию вступительной речью: "Если мои скромные и миролюбивые предложения будут отвергнуты конференцией, их придется передать на рассмотрение другим силам".

Эти "другие силы" есть силы русских армий.

16 июля 1776 года подписано трехстороннее соглашение об образовании Великой Польской приории на базе острожских земель из 6 командорств. Саграмосо получил от ордена пожизненную пенсию в 10 000 туринских лир ежегодно.

Однако польские смуты так и не позволили ордену наладить сбор средств с Острожской ординации,т.к. после последнего раздела Волынь отошла к РИ и Екатерина упразднила на ней действие Ордена.

Выжимка из книги О.Борушко "Мальтийский Крест" (http://lib.rus.ec/b/139973) на Либрусеке.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 05/02/09 в 15:36:59

Спасибо. Кое-какие сведения об Острожской ординации я уже нашла в польских источниках. А застряла, собственно, на таком моменте: Радзивиллы в случае угасания Заславских рассматривались как наследники? Или только та ветвь. которая породнилась с Острожскими (сестра Януша и Александра вышла за Радзивилла - "Перуна")?
А с острожским делом пытался разобраться еще император Павел.
(вот бы теперешние жители ординации провозгласили немедленное и добровольное присоединение к Мальте :). Или потребовали двойное гражданство.

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем olegin на 05/02/09 в 19:44:11

on 05/02/09 в 15:36:59, antonina wrote:

Спасибо.

Всегда пожалуйста. :)

Quote:

Кое-какие сведения об Острожской ординации я уже нашла в польских источниках. А застряла, собственно, на таком моменте: Радзивиллы в случае угасания Заславских рассматривались как наследники?

Нет,Антонина.Т.к. он от жены-венгерки Сюзанны Середи имел 2-х дочерей:1-я что за кн.Янушем Радзивиллом прямых наследников не имела,поэтому Острожскую Ординацию наследовала 2-я дочь что была за кн.Александром Заславским через сына Владислава-Доминика Заславского (Помните "перину" под Пилявцами?).Его дочь-Теофилла Людвика-вначале была за Вишневецким (бездетный брак),а затем в 1863 г.вышла замуж за князя Иосифа Карла Любомирского (1661—1702) ,маршала великого коронного. Будучи наследницей князей Острожских-Заславских, она принесла во владение Иосифа Карла громадную острожскую ординацию. После смерти Иосифа-Карла, по причине бездетности его старшей дочери (в браке с пфальцграфом Карлом III Филиппом из нойбургской ветви Виттельсбахов), острожская ординация перешла к потомкам его младшей дочери Марианны — князьям Сангушкам-Любартовичам.

Quote:

Или только та ветвь. которая породнилась с Острожскими (сестра Януша и Александра вышла за Радзивилла - "Перуна")?

За "Перуном" замужем были сразу же 2 сестры Острожского,но не одновременно,конечно,а по очереди. :)

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 05/05/09 в 09:58:20

Сангушки, но, кажется, Любомирские?

Заголовок: Re: Семейные хроники 16-го века
Прислано пользователем antonina на 05/28/09 в 18:02:00

Отыскался след Тарасов, т.е. дальнейшие приключения Половцев-Рожновских, в новое время уже только Половцев. Это еще похлеще, чем начало и басанская авантюра. Вплоть до родства с императорским домом. http://tin-tina.livejournal.com/53062.html?thread=310598#t310598
Один из Половцев

Quote:

Был женат на Надежде Михайловне Юневой (1843 - 1908), приемной дочери и единственной наследнице придворного банкира барона А.Л. Штиглица (оставившего состояние в 38 млн. руб.) (від себе додамо, що насправді Юнева була незаконнонародженою дочкою рос. імператора або одного з Великих князів: "ЮНЕВА НАДЕЖДА МИХАЙЛОВНА 1843-1908. Приемная дочь барона АЛЕКСАНДРА ШТИГЛИЦА 1814-1884. По семейному преданию она была внебрачной дочерью великого князя МИХАИЛА ПАВЛОВИЧА и была подброшена барону в июне 1843, отсюда и фамилия. Муж ПОЛОВЦОВ АЛЕКСАНДР АЛЕКСАНДРОВИЧ 1832-1909. После смерти барона она и ее семья получили большую часть его состояния. В состав семьи входили сыновья А.А. и А.П. ПОЛОВЦОВЫ и дочери А.А.ОБОЛЕНСКАЯ и Н.А.БОБРИНСКАЯ"

Если к этому прибавить, что дочь полковника Семена Половца была замужем (вторым браком) за Иваном Мазепой, то получается гремучий коктейль!