Сайт Архив WWW-Dosk
Удел МогултаяДобро пожаловать, Гость. Пожалуйста, выберите:
Вход || Регистрация.
07/05/24 в 12:23:13

Главная » Новое » Помощь » Поиск » Участники » Вход
Удел Могултая « Община будд в стране богов »


   Удел Могултая
   Вавилонская Башня
   Поучительные рассказы и назидательные истории
   Община будд в стране богов
« Предыдущая тема | Следующая тема »
Страниц: 1 2 3 4 5  Ответить » Уведомлять » Послать тему » Печатать
   Автор  Тема: Община будд в стране богов  (Прочитано 14090 раз)
Guest is IGNORING messages from: .
Saru
Постоянный посетитель
***




   
Просмотреть Профиль » WWW »

Сообщений: 104
Почитание «Лотосовой сутры»
« Ответить #45 В: 12/27/08 в 12:45:34 »
Цитировать » Править

Еще с VII в. «Лотосовая сутра» («Сутра Цветка Лотоса Чудесной Дхармы») в Японии была одним из самых чтимых буддийских текстов. По ней велись обряды для защиты страны в «поземельных храмах», устроенных в середине VIII в. В IX в. главный ежегодный обряд по этой сутре совершался в столице в третьем месяце, в пору цветения деревьев, и назывался «вишневым собранием», сакура-э. В самой сутре несколько раз говорится, как с неба падают цветы, осыпая слушателей Будды Шакьямуни, так что весна лучше всего подходила для такого обряда. Начало ему положил монах Робэн в 746 г., целью было обеспечить спокойствие и процветание государя, государевой семьи, сановников, чиновников и всего народа, благоприятную погоду и хороший урожай.  
(Кстати о погоде. Первый день цветения вишен всякий раз отмечался в государственных годовых записях. По этим датам получается, что вёсны в эпоху Хэйан часто бывали более поздними, чем теперь.)  
Копии «Лотосовой сутры» часто заказывали по обету частные лица, многие миряне и сами ее переписывали. Государь Сага в начале IX в. собственноручно копировал эту сутру — золотой тушью по темно-синей бумаге. (До сих пор считается, что из всех японцев всех времен у этого государя был самый красивый почерк.)
В конце VIII в. получили распространение поминальные чтения этой сутры. Впервые их провел монах Гондзо в 796 г. в память о матери своего друга, монаха Эйко. Это были «чтения», ко — обряд, при котором текст не только читается вслух, но и обсуждается. Гондзо и еще семеро монахов вели обряд четыре дня — за восемь утренних и вечерних чтений они разобрали все восемь свитков сутры, по одному на каждого «наставника-чтеца». Позже такой вариант «чтений» стал самым распространенным, он называется «Восемь чтений Лотосовой сутры».  
Сайтё, будущий основатель школы Тэндай, в 798 г. устроил на горе Хиэй похожие чтения. Только в них участвовали десять монахов, и кроме самой «Лотосовой сутры» читались два примыкающих к ней текста — вводная «Сутра о бесчисленных значениях» и заключительная «Сутра о постижении деяний и Дхармы бодхисаттвы Всеобъемлющая Мудрость». Такой обряд занимает пять дней, он называется «Десять чтений Лотосовой сутры». Сайтё приурочил свои чтения к годовщине смерти Чжии (основателя учения той же школы, Тяньтай, в Китае). Они проходили в одиннадцатом месяце, их называют «Собраниями при льдистой луне», симоцуки-э.
Позже возникли обряды «Тридцати чтений Лотосовой сутры» (по одному чтению на примыкающие сутры и на каждую из двадцати восьми глав «Лотосовой сутры») и «Постоянные чтения Лотосовой сутры», где время разбора текстов заранее не ограничивалось. Первые «постоянные чтения» Сайтё провел в 807 г.
При чтениях «Лотосовой сутры» их устроители подносили дары Будде, самой сутре и монахам, возжигали благовония, рассыпали лепестки цветов. Особенно много подношений совершалось в день, на который приходилось чтение двенадцатой главы сутры. Ее заглавие — «Девадатта», в ней говорится, что буддой может стать даже такой закоренелый злодей, как Девадатта, родич Будды Шакьямуни и его главный ненавистник. В этой же главе Будда подтверждает, что просветления достигнет дочь царя змеев (нагов), хотя она — существо женского пола и к тому же не человек. В день чтения этой главы миряне приходили в храм с любыми, в том числе и самыми скромными подношениями: хворостом, дикими травами и цветами. Бывало, что вместо подношения миряне и просто делали какую-то работу по хозяйству, например, таскали воду. По преданию, в VIII в. знаменитый подвижник Гёки сложил об этом такую песню:  
 
Лотос Закона —
Его удалось обрести мне,
Собирая дрова,
Собирая весенние травы,
Черпая воду, его удалось обрести
(перевод Т.Л. Соколовой-Делюсиной).
 
Чтения обычно в себя диспут: кроме «чтеца» для каждого свитка (или главы) выбирался «вопрошатель», который заранее готовил вопросы по тексту. На чтения собирались монахи из разных школ, и обсуждение «Лотосовой сутры» нередко переходило в споры о самых трудных вопросах учения — все ли существа действительно достигнут освобождения и др. Из таких споров возникли многие сочинения японских буддийских наставников, в том числе и Сайтё. Позже в эпоху Хэйан «чтения» превратились в состязания между школами (об этом я уже говорила: среди спорщиков особенно знаменит Рёгэн).
В конце IX и в X в. все больше распространяются обряды «восьми чтений» сутры. Их проводят не только ради «защиты страны», но и  в память об умерших монахах и мирянах. В школе Тэндай чтения под названием «собрание шестого месяца», минадзуки-э, были приурочены к годовщине смерти Сайтё. Государь Дзюнна в 826 г. учредил чтения «Лотосовой сутры» в память о государе Камму, а Фудзивара-но Фуюцугу в 817 г. положил начало чтениям сутры в храме Кофукудзи в память о своем отце. При государе Ниммё чтения сутры в память о государе Сага проводились во дворце, и сам Ниммё выступал на них как «вопрошатель». В 851 г. Фудзивара-но Ёсифуса у себя в доме провел чтения в память о государе Ниммё. В конце X в. Фудзивара-но Митинага учредил «государственные восьмеричные чтения», при которых поминали крупных сановников. По тому, сколько лет годовщину смерти того или иного государственного деятеля отмечали чтениями сутры, можно отчасти судить о том, насколько важную роль в истории державы ему приписывали потомки и преемники.  
Поминальные чтения устраивали на седьмой день после кончины, на четырнадцатый и так далее вплоть до сорок девятого дня, в сотый день и в годовщину. Обычно в них участвовали семеро монахов — чтец сутры, ее толкователь, исполнитель заклинаний-дхарани, лица, ответственные за расстановку подношений, рассыпание лепестков цветов и за составление посвятительной записи («пожелания», гаммон), а также помощник, ведавший остальными делами. Такие чтения называются «собраниями Дхармы семи монахов». Подношения при чтениях, проводимых по заказам знатных мирян, со временем становились всё более роскошными.  
В конце IX в. возникает обычай гякусю — поминальные чтения «заранее», при жизни поминаемой особы. Вероятно, впервые такие чтения устроил в 876 г. Абэ-но Садаюки — поминали его покойного отца и его самого, еще живого. Часто к этому обряду прибегали бездетные люди, кого после смерти некому было бы помянуть. В 976 г. монах Тёнэн перед отъездом в Китай провел поминальные чтения по своей матери — на случай, если она скончается раньше, чем он вернется в Японию. Обряд гякусю бывал особенно долгим — сорок девять дней подряд. В «Повести о Гэндзи» такое прижизненное поминовение устраивают госпоже Мурасаки. С беспримерной пышностью провел обряд гякусю по себе самом Фудзивара-но Митинага в 1023 г.  
В том же 1023 г. Фудзивара-но Митинага устроил «десятеричные чтения» сутры в память обо всех рыбах, выловленных в реке Удзи. Этот обряд иногда считают началом поминальных обрядов по животным.  
«Лотосовую сутру» по-прежнему часто переписывали. От эпохи Хэйан сохранились ее копии, исполненные золотой тушью по темно-синему шелку. Богато украшались футляры для свитков и ларцы для хранения сутры. Такие же парадные копии для поднесения в храм делались и для других сутр.
В конце X в. появляются стихотворения на японском языке, вака, посвященные «Лотосовой сутре». Их собирательное название — сяккёка, «песни об учении Шакьямуни». Это переложения коротких отрывов сутры (обычно — всего одной строчки), особенно часто цитаты для песен брались из главы «Девадатта», где речь идет о способности каждого существа стать буддой. Поэты вака складывали стихи и по мотивам других буддийских книг — в том числе «Сутры о Вималакирти».  
Еще в VII-VIII вв. свитки с буддийскими текстами часто зарывали в горах или при строительстве храмов — под основанием центрального столба пагоды. В X в. этот обычай поддерживали крупные столичные чиновники, по из заказам для захоронения изготовлялись полные копии сутр. В 1007 г. по решению Фудзивара-но Митинага в горах Кимпусэн были захоронены «Лотосовая сутра» и еще несколько сутр (об этом обряде я говорила выше).  
«Лотосовая сутра» постепенно обретала все большую известность и вне столицы. Это было связано с работой странствующих проповедников. Некоторые из них были монахами или бывшими учениками школы Тэндай, не нашедшими себе места службы на горе Хиэй и в столице. Но со временем среди них появлялось всё больше людей, прошедших обучение в провинциальных храмах, принадлежавших к школе Тэндай. Таких проповедников называли «отшельниками», хидзири, — раньше это слово обозначало мудреца-чудотворца, живущего вне государственной буддийской общины. Их проповеди тоже в основном касались не сутры в целом, а отдельных ее глав или строк. Они распространили по стране обычай величания сутры — произнесения нараспев слов Наму мёхо рэнгэ-кё, «Слава Сутре Цветка Лотоса Чудесной Дхармы». (Обычно считают, что это величание первым ввели Нитирэн в XIII в., но на самом деле это более ранний обычай.) «Отшельники» многократно повторяли величание, сопровождая его ударами в барабан или гонг, и приглашали мирян присоединяться к этому простому обряду, приносящему блага множеству существ. Величание служило своего рода мантрой, чудотворной формулой, способной заменить всю сутру. Этот обычай имел много общего с «памятованием о будде», которым тоже занимались странники хидзири.
Простолюдины, по примеру столичных чиновников, иногда копили средства на устройство поминальных чтений. В X в. возникают сообщества крестьян или небогатых горожан, которые устраивали обряды по сутре вскладчину, так называемые «восемь чтений для завязывания связей». Имеется в виду создание условий для будущего благоприятного перерождения и создание между людьми таких прочных добрых связей, которые перешли бы и в их будущую жизнь — в нынешнем мире, или в том, когда на землю явится будда Мироку, или же в «Чистой земле» будды Амида. Собранные съестные припасы шли на дары монахам и на общинный пир после обряда, а подношения будде состояли в основном из дикорастущих цветов и плодов. Считалось, что в первый день чтений обряд ведется ради всех мужчин в общине, во второй — ради женщин, в третий — ради детей, и в четвертый — ради монахов. Кроме чтения «Лотосовой сутры» такой обряд мог включать в себя и «памятование о будде Амида». Этот обычай был принят, например, у мирян, посещавших храм Сайкодзи, основанный отшельником Куя.
В середине периода Хэйан почитание «Лотосовой сутры» сближается с горным подвижничеством сюгэндо. В горах Кумано чтения сутры устраивали весной и осенью, в том числе и в память о рыбах и диких зверях, ставших добычей рыбаков и охотников. Монахи при этом обряде иногда одевались в звериные шкуры или соломенные плащи, как горные подвижники сюгэндзя. А на полуострове Кунисаки на Кюсю двадцать восемь тамошних святилищ, посвященных божеству Хатиман и его матери, были соотнесены с двадцатью восемью главами «Лотосовой сутры», и в горах были установлены статуи с надписями — цитатами из нее. Примечательно, что в роли монумента во славу сутры могло выступать не только рукотворное сооружение, но и скала, большое дерево и др.  
Зарегистрирован

Все люди смертны. Единственное, что примиряет с этой прискорбной истиной, — то, что некоторые из них еще живы (с) И.О.
Saru
Постоянный посетитель
***




   
Просмотреть Профиль » WWW »

Сообщений: 104
Предания о «Лотосовой сутре» и ее почитателях
« Ответить #46 В: 12/27/08 в 12:46:46 »
Цитировать » Править

Такие предания есть уже в «Японских легендах о чудесах» (конца VIII в.). В период Хэйан было составлено несколько сборников легенд, посвященных исключительно этой сутре. Из них полностью сохранились «Записки о могуществе Лотосовой сутры в Великой стране Японии», «Дай Нихон-коку Хоккэ-гэнки». Их составил в 1040-1044 гг. Тингэн, монах школы Тэндай. В сборник вошло 129 рассказов. В отличие от «Японских легенд о чудесах», здесь речь идет в основном о воздаянии в будущей жизни, а не в нынешней. Почитание «Лотосовой сутры» предстает как простой путь к спасению, подходящий для трудных времен «конца Закона».  
В числе почитателей сутры упоминаются и монахи, и горные отшельники хидзири. При этом монахи здесь — это чаще всего злостные нарушители заповедей: они женятся, заводят детей, имеют собственность и по сути только числятся монахами, но с помощью сутры творят чудеса ради «пользы для других». В рассказе 22 монах совершает несколько дерзких краж — нарочно, чтобы сесть в тюрьму и там читать сутру для спасения узников. Отшельники предстают как могущественные чудотворцы, похожие на горных отшельников, а иногда и на даосских «бессмертных». Несколько раз повторяется один и тот же мотив: заблудившись в безлюдных местах, герой рассказа выходит к уединенному жилищу отшельника и там получает помощь и наблюдают всевозможные чудеса.  
Из способов почитания сутры в сборнике речь идет в основном о двух: чтении и переписывании. Слушать сутру любят боги и духи (рассказы 86, 14), они приходят на помощь чтецу, если ему грозит беда. Сутра помогает голодным и замерзающим (рассказы 45, 47, 75, 91), а также больным (рассказ 66). В рассказе 87 герой, не в силах терпеть страдания непостоянного мира, решается на самоубийство, принимает яд — но не может отравиться, так как сутра защищает его. Когда почитателю сутры грозит расправа — бодхисаттвы Фугэн и Каннон своими телами защищают его от оружия (рассказы 61, 72, 85). Монах остается невредим, а на изваяниях бодхисаттв появляются раны.  
Злые духи не могут подступиться к тому, кто преданно чтит сутру. В рассказе 110 один-единственный иероглиф мё, «Чудесная» (первый знак в заглавии сутры) приняв образ человека, спасает чиновника от страшной демоницы. Благодаря сутре можно обрести лучшее перерождение — в Чистой земле будды Амитабхи (рассказы 15, 82, 86, 110), на небе Тушита у будущего будды Мироку или на земле. Монах Какунэн в рассказе 78 читает сутру наизусть, но не может запомнить три строчки из нее. Он плачет и просит помощи у бодхисаттвы Фугэн. Однажды во сне ему является старый монах и говорит, что в прежнем рождении Какунэн был книжным жучком и прогрыз в свитке сутры три строки. Благодаря житью в сутре, жучок сумел переродиться человеком, но вот память себе испортил. Однако теперь, долгими стараниями, он уже избыл эту вину. Проснувшись, Какунэн помнит сутру полностью.  
В рассказе 126 обезьяны жестами просят отшельника переписать сутру и сами собирают древесную кору для выделки бумаги. Зимой, найдя стаю обезьян, насмерть замерзших в пещере, отшельник считает свое обещание выполненным (так как «звериное» перерождение обезьян закончилось) и бросает работу над сутрой. Через много лет в его обитель прибывает местный губернатор и признается, что он — одна из тех обезьян. Он просит отшельника продолжить переписывание сутры.  
В рассказе 125 губернатор провинции Синано, совершая паломничество, замечает, что за ним по дороге уже несколько дней ползет змея. По ночам она заползает под сундук с его одеждой. Спутники губернатора предлагают убить ее, но губернатор запрещает это делать, предполагая, что змеей руководит местное божество или чей-то дух. Губернатор молит, чтобы во сне ему было дано решение этой загадки, и действительно видит сон: некий человек сообщает ему, что преследует своего врага, и как только покончит с ним, оставит губернатора в покое. Утром губернатор заглядывает в сундук и видит там крысу. Спутники советуют выпустить ее, но он отказывается. Ради змеи и крысы губернатор изготовляет копию «Лотосовой сутры» и проводит посвятительный обряд. Ночью ему во сне являются два человека и сообщают, что они враждовали на протяжении нескольких перерождений, но теперь освободились от ненависти друг к другу и могут переродиться на небе.  
В рассказе 129 юного монаха преследует дух отвергнутой им женщины в облике огромной змеи. Монах прячется в храме под большим колоколом, но змея раскаляет колокол своим ядом и монах погибает. Собрат монаха по храму переписывает сутру, и тогда монах и влюбленная в него женщина возрождаются на небе (это предание позже легло в основу нескольких пьес японских театров Но и Кабуки).  
Рассказ 48 сообщает о состязании между двумя чудотворными сутрами: «Лотосовой» и «Сутрой золотого света». Его устроили два монаха, условия были таковы: монахи засевают два поля, и кто соберет больший урожай — у того сутра лучше. Сторонник «Сутры золотого света» работает в поле, а почитатель «Лотосовой сутры» ничего не делает, всецело полагаясь на чудо. Его соперник собирает богатый урожай, а собственное его поле зарастает сорняками. Но среди них есть одна тыква-горлянка: она приносит плоды, и в каждой тыкве оказываются внутри зерна риса, так что в итоге «Лотосовая сутра» побеждает.
В рассказе 128 монах Доко в пути располагается на ночлег под деревом.  Ночью он слышит, как по дороге подъезжают всадники. Один из них окликает кого-то: «Эй, старик, ты здесь?». С дерева ему отвечает старческий голос. Из беседы можно понять, что старика зовут куда-то ехать, чтобы показать путникам дорогу, но тот отказывается, говоря, что лошадь его захромала, а пешком он не поспеет за верховыми. Утром монах находит под деревом изваяние придорожного божества, досодзин, и рядом — подношение в виде таблички с изображением коня. Табличка разбита, и Доко, как может, поправляет ее. Ночью бог рассказывает монаху: всадники — это боги морового поветрия, они рыщут по окрестностям, а он должен служить им проводником. Вылечив лошадь, Доко помог богам, но невольно принес несчастье людям. Бог сообщает, что давно хотел бы избавиться от своего нынешнего грубого тела и отправиться на южный остров Фудараку, в страну бодхисаттвы Каннон. Чтобы помочь ему, монах три дня и три ночи читает «Лотосовую сутру», сооружает лодочку, и на ней бог отплывает по морю на юг.  
Примечателен рассказ 67 — из него можно отчасти понять, как мыслилась действенная сила молений о дожде. Еще в древности божества, ответственные за воду и дождь, в Японии соотносились с образами змеев, иногда — драконов по китайскому образцу. Согласно буддийскому «тайному учению», власть над небесными водами приписывается богу Брахме, яп. Бонтэн. Здесь эти представления сталкиваются. Приведу  рассказ в переводе А.Н. Мещерякова:
 
«В храме Морского Дракона, что в округе Хэгури зем¬ли Ямато, жил-был один монах. Он всегда носил «Сутру лотоса» с собой и разъяснял ее. Каждый день он непре¬менно выбирал одну главу, растолковывал ее и читал. Так множились его благодеяния не один год. И тут вдруг явился дракон. Привлеченный благородной пропо¬ведью, он приходил каждый день в сад, где собирались слушатели. Так внимал он «Сутре лотоса» три года кря¬ду, не пропустив ни единого дня. Монах подружился с драконом. О дружбе той шла молва.
И случись тут сушь. Не выпало ни капли дождя, пять злаков погибли. О монахе донесли государю. Государь же повелел монаху явиться и толковать сутру, а дракону его слушать. Пусть, мол, монах передаст повеление дра¬кону, и тогда выпадет дождь. Если же монах ослушает¬ся, пусть тогда немедля из Японии убирается.
Монах выслушал повеление и, исполненный грустных и печальных размышлений, вернулся в храм и рассказал обо всем дракону. Дракон отвечал: «Уж три года, как я слушаю “Сутру лотоса” и тем избежал многих злых дел, вкушая радость предстоящего воздаяния. Я хотел бы оставить свое мерзкое тело и переродиться человеком, дабы воздать Учителю по заслугам. А дождю я не хозяин. Засуха и другие напасти во власти небесного владыки Бонтэн. По его повелению дождь дождит и прекращается. Если же поднимусь и открою врата дождю, Бонтэн убьет меня. Но я принесу себя в жертву Закону Будды. И тогда три дня будет идти дождь. Ты же захо¬рони мои останки и на том месте поставь храм. Тело мое разделится на четыре. Повсюду отстрой храмы¬ — пусть повсюду будет земля Будды». Сказав так, дракон расстался с монахом. Монах же доложил обо всем государю.
В назначенный срок засверкали молнии и хлынул ли¬вень. Три дня и три ночи, не зная отдыха, лился он. Во¬да наполнила мир, и пять злаков уродились на славу. Государь возрадовался и повелел монаху читать «Сутру лотоса».
Исполняя волю дракона, монах воздвиг храм Мор¬ского Дракона. Кроме него построил еще три храма¬ Врат Дракона, Небесного Дракона и Владыки Дракона. Монах же всю жизнь свою читал «Сутру лотоса». И столько чудес совершил, что обо всех и не расскажешь…»
 
В преданиях этого сборника мало говорится о том, что «Лотосовая сутра» защищает государство, страну, народ в целом. Внимание сосредоточено только на том, как сутра влияет на судьбу отдельного живого существа.
Зарегистрирован

Все люди смертны. Единственное, что примиряет с этой прискорбной истиной, — то, что некоторые из них еще живы (с) И.О.
Saru
Постоянный посетитель
***




   
Просмотреть Профиль » WWW »

Сообщений: 104
Обряды горы Хиэй
« Ответить #47 В: 01/12/09 в 02:01:45 »
Цитировать » Править

Обряд «кругового обхода» горы Хиэй, кайхогё, основал монах Соо, ученик Эннина. Этот обряд со временем менялся, но в обновленном виде сохранился и в наши дни. Он представляет собой обход храмов и святилищ на горе Хиэй. Протяженность пути составляет около 30 км, его проходят несколько раз в течение определенного срока.  
Соо принадлежал к роду Итии, состоявшему в родстве с государевым родом. Его семья жила в провинции Оми недалеко от горы Хиэй, в пятнадцать лет он поступил в обучение в школу Тэндай. Еще будучи послушником, Соо решил, что непременно достигнет просветления — потому что поверил словам бодхисаттвы Никогда Не Презирающего из «Лотосовой сутры»: «…все вы пройдете путь бодхисаттвы и станете буддами».  
По преданию, юноша каждое утро собирал цветы в лесу на горе и подносил их в храм Энрякудзи. Эннин заметил необычного подростка и предложил ему стать учеником по «ежегодному набору» (то есть учиться за казенный счет), но тот отказался, предложив на это место другого послушника, чье желание стать монахом было сильнее. Сам Соо стал монахом позже — и в этом случае тоже показал себя сострадательным человеком. В  856 г. Фудзивара-но Ёсисукэ искал кого-то, кто согласился бы стать монахом вместо него, во исполнение его обета (и соответственно, за учебу платил бы Ёсисукэ). Соо согласился это сделать и взял в качестве одного из иероглифов своего монашеского имени знак из мирского имени Ёсисукэ. С тех пор Ёсисукэ считал Соо своим учителем и не раз обращался к нему за помощью.  
От Эннин Соо принял несколько «тайных» посвящений, в том числе — в огненный обряд гома  и в «Закон Светлого государя Неподвижного», то есть обряд, посвященный Фудо-мёо. Приняв заповеди, Соо поселился вдалеке от основных храмов горы Хиэй, на южном ее склоне, где основал храм Мудодзи. Возле водопада на реке Кацурагава близ этого храма Соо истово подвижничал, пока ему не явился в потоке воды сам Фудо. Монах бросился обнять его, но поймал в воде лишь ветку растения кацура (пуэрария). Кроме того, Соо странствовал на горе Хира, питаясь дикими плодами и травами, — в тех краях ему явился бодхисаттва Фугэн и помог достичь ясного понимания буддийских книг, хотя сам монах сравнительно мало времени уделял ученью.
Фудзивара-но Ёсисукэ и другие столичные чиновники часто приглашали Соо в столицу как целителя. Особенно он прославился как знаток обряда изгнания зловредных духов, связанного с горным подвижничеством сюгэндо. Ёсисукэ передал монаху старинный меч, давно хранившийся в семье Фудзивара — надпись на клинке величала Фудо как сострадательного защитника людей. В 861 г. Соо провел при дворе обряд абися (санскр. «авеша») при котором божества вещали через одержимых-детей — искусство Соо, связанное с почитанием Фудо, позволяло не только избавлять от одержимости, но и вводить в нее.
  Обряд «кругового обхода» восходит к «сосредоточению при постоянном хождении» (одному из главных упражнений школы Тэндай), но здесь подвижник не ходит вокруг изображения будды внутри молельни (как при том «сосредоточении»), а перемещается под открытым небом. Роль «тела» будды исполняет сама гора, в качестве отличительных знаков «великого существа» на теле будды выступают храмы, святилища, камни, отдельные деревья на горе, а также местности, вид на которые открывается с разных точек пути. Тем самым в обряде на деле осуществляется учение о том, что всё в мире есть будда.  
«Обход» может продолжаться тысячу дней или сто дней. (В первом случае весь «обход» должен уложиться в семь лет, во втором — в три года.). В нем разрешается делать перерывы, но когда подвижник отправляется в дорогу, он должен шагать без остановки, пока не дойдет до очередной вехи — молельни, камня и т.п. Достигнув ее, следует совершить один из обрядов. В целом всё подвижничество понимается согласно «тайному учению» — как способ достижения единства со Светлым государем Неподвижным. Долгое воздержание от питья и пищи, как и изнурительная ходьба, соотносятся с «огнем» Фудо, в нем сгорают заблуждения и страсти — те, что мучают и самого подвижника, и людей, ради кого он совершает «обход».  
Содержание отдельных обрядов, как и сами путевые вехи, каждый раз подбираются для данного подвижника его личным наставником — это тоже говорит о «тайном» характере обряда. Странник записывает маршрут своего путешествия в особой «заметке», тэфуми, и никому ее не показывает. Общее направление пути таково: от храма Мудодзи до храма Энрякудзи, оттуда к Восточной пагоде, потом к Западной, далее к пагоде Ёкава и к священному дереву — «драгоценной криптомерии», которая почитается как «тело» государя. Под ней совершается моление за государя и только здесь подвижник может ненадолго присесть. От криптомерии путь ведет к святилищу Хиэ, а оттуда — обратно к храму Мудодзи.  
Подвижник в пути носит белую одежду — цвет, принятый в погребальной обрядности, а также цвет Запада и Чистой Земли будды Амида. Роберт Родс в связи с этим указывает, что «обход», как и некоторые другие обряды сюгэндо, может толковаться как смерть подвижника и его возрождение. В дорогу странник берет с собой шляпу из древесины кипарисовика, хиноки, но надевает ее только в дождь, а в остальное время несет ее в руках. Подвижники, совершившие «обход», после него собираются поблизости от храма Мудодзи для проведения обрядов «затворничества», анго. Во время него монахи по очереди вспрыгивают на большой барабан, который замещает водопад Кацурагава — гулкий звук воспроизводит шум воды, а сами прыжки повторяют прыжок Соо навстречу Фудо. Продолжением «кругового обхода» может быть обход храмов города Хэйан (Киото), причем сохраняется основное требование — двигаться без остановки.  
Вероятно, многие из черт обряда появились не в период Хэйан, а позже. Но общая направленность обряда сохраняется с тех пор: это сочетание «сосредоточения при постоянном хождении» и «таинств», связанных с Фудо, причем основным образом почитаемого выступает не статуя или мандала, а часть японского ландшафта — гора Хиэй или же город Киото.
Про монаха Соо есть рассказ в «Записках о могуществе Лотосовой сутры в Великой стране Японии», о которых шла речь в прошлый раз (в сборнике это №5). Было у Соо желание: в нынешнем теле попасть на небо Тосоцу и встретиться там — не с будущим буддой Мироку, который там обитает, а с буддой Амидой. Странное желание — но Соо истово молился Неподвижному Фудо. Тот его отговаривал — дескать, в земном теле на небо являться неучтиво — но потом всё-таки помог ему. Правда, там оказалось, что во внешние покои небесного дворца войти можно, а дальше охрана не пускает, говорит: ты, глупый монах, до сих пор так и не прочитал «Лотосовую сутру», так куда же ты лезешь? Возвращайся, прочти, подумай, а потом приходи.  
Надо сказать, что не прочесть «Лотосовую сутру», живя на горе Хиэй, — надобно было крепко постараться, ведь в школе Тэндай всё обучение строится на этой сутре. Соо возвращается на землю, плачет, сетует, но сутру так и не читает. И Неподвижному больше не молится, а только кается в своих проступках. Только в старости решил Соо однажды всё-таки открыть «Цветок Лотоса Чудесной Дхармы», начал читать — и увлекся. Да так увлекся, что еле оторвался, когда за ним в смертный час пришел Амида — забрать его с собою в Чистую землю.
Зарегистрирован

Все люди смертны. Единственное, что примиряет с этой прискорбной истиной, — то, что некоторые из них еще живы (с) И.О.
Saru
Постоянный посетитель
***




   
Просмотреть Профиль » WWW »

Сообщений: 104
Вышел новый перевод «Цурэдзурэгуса»
« Ответить #48 В: 01/12/09 в 02:11:54 »
Цитировать » Править

В переводе В.Н. Горегляда (1970 г.) эта книга называется «Записки от скуки», автор ее поименован как Кэнко-хоси, то есть по монашескому имени. Совсем недавно вышел новый перевод А.Н. Мещерякова (М., издательство «Наталис», 2009). Заглавие тут звучит как «Записки на досуге», автор назван по мирскому имени и прозвищу — Ёсида Канэёси.  
Этот писатель XIV в. принадлежал к роду Урабэ, родичи его издревле были жрецами. В столице они отвечали за святилище Ёсида (то самое, где потом, в XV-XVI вв., будет развиваться одна из двух главных школ синтоистского учения во главе с Ёсида Канэтомо). В исследованиях на европейских языках Ёсида Канэёси чаще всего называют Урабэ Кэнко — такой вот разнобой с именами
Разница между переводами большая. У В.Н. Горегляда перевод, скорее, научный, с подробным комментарием. У А.Н. Мещерякова — скорее, художественный. Как нечасто бывает в наших изданиях японских классиков, здесь переводчик старается все примечания по возможности встроить внутрь текста. Это значит, что всем реалиям подобраны понятные русские названия, упоминаемые лица названы по именам, а не по должностям, и т.п.  
Автор получился совсем другой. И в прежнем переводе, и в новом Кэнко, он же Канэёси — прежде всего, человек ироничный во всем. Но у Горегляда это книжник, педант, шутящий по-старинному, как говорится — «отменно тонко и умно, что нынче несколько смешно». У Мещерякова — вольный мыслитель, наблюдатель жизни, для кого, по словам Мещерякова, «любая догма приобретает относительность».
 
Для сравнения — два небольших отрывка в прежней и новой версиях. Отрывок 131:
У В.Н. Горегляда:
«Тот, кто беден, стремится воздавать почести богатству, тот, кто стар, стремится воздавать почести силе. Если человек не может достигнуть цели, ему разумнее всего остановиться как можно быстрее. Мешать ему значит совершать ошибку. Усердствовать через силу, не считаясь со своими возможностями, значит совершать ошибку самому.
Если бедный не знает своего места, он ворует; если не знает слабосильный, он заболевает».
 У А.Н. Мещерякова:
«Бедняк поклоняется богатству, старик поклоняется силе. Познать себя, не дожидаясь худшего, вовремя остановиться — вот что такое мудрость. Если не остановился по воле другого — грех на нем. Если не познал себя и не остановил себя сам — виноват сам. Бедняк, не познавший себя, станет воровать, слабак, что не познал себя, — занедужит».
 
А вот просто несколько моих любимых историй и поучений из этого сборника:
 
На острове Цукуси жил некий судья, ко¬торый верил, что редька — наилучшее снадобье от любой хвори. Многие годы он съедал за завтраком две вареных редьки. И вот однажды, улучив час, когда никого в присутственном доме не было, его окружили враги. И тут вдруг из дома выскочили два воина и стали сражаться с врагами не щадя живота своего. Когда они рассеяли всех врагов, судья в удивлении произнес: «Я вас не знаю, но вы сражались так смело! Что вы за люди? » — «Мы — те редьки, которые ты съедал за завтраком в течение долгих лет». Сказав так, воины исчезли.
Вот ведь оно как: поверь всем сердцем хоть в редьку, все равно воздастся. (68)
 
Святой Сёся чтением «Сутры лотоса» накопил заслуги многие, а все чувства его пребывали в чистоте. Как-то раз отправился он в дорогу и остановился на ночлег на постоя¬лом дворе. Где-то рядом варились бобы на огне из сушеных стручков. И тут святой услышал разговор бобов и стручков. Бобы с бульканьем говорили: «Как жестоко, что вы, стручки, с которыми мы жили бок о бок, так жестоко обращаетесь с нами!» Стручки с треском отвечали: «Разве мы хотим этого? Разве нам самим хочется сгореть в огне и мучениях? Но что мы можем поделать? Не гневайтесь на нас». (69)
 
У одного высокопреподобного монаха, который ранее был старшим государственным советником, находился в услужении мальчик по имени Отодзурумару. Он свел знакомство с неким господином Ясура и частенько захаживал к нему. Как-то раз он вернулся от него, а его господин возьми да и спроси: «Где ты шатался? » Мальчик отвечал: «Я навещал господина Ясура». — «А этот твой господин Ясура — он монах или мирянин?» Почтительно сложив руки, мальчик произнес: «Поскольку я ни разу не видел его головы, не могу сказать — бритая она или нет».
Странно, как это он головы-то и не приметил... (90)
 
Как-то раз святой Сёку с горы Коя отправился верхами в столицу. На узкой тропе он столкнулся с женщиной на лошади. Из-за нерасторопности слуги, который вел лошадь под уздцы, святой свалился в канаву. Сёку ужасно разгневался: «Где ваша почтительность! У Будды — четыре разряда последователей. При этом монах стоит выше монахини, монахиня выше послушника, а послушник выше послушницы. Что за бесстыдство — послушница столкнула монаха в канаву!» Слуга отвечал: «Почтительно внимал вашим речам, да только понять в них ничего не умею». Сёку же взъярился еще пуще: «Да ты в учении Будды ни хрена не понимаешь!» Но тут у святого сделалось такое лицо, будто он сболтнул лишнего, — он повернул лошадь и скрылся прочь.
Вот такой случился на дороге высокоученый диспут. (106)
 
Некий отшельник сказал однажды: «Ничто не держит меня в этом мире, только с небом расстаться жалко». Да, она прав, возразить нечего. (20)
 
Не надейся на вещи и на людей. Дурак желает всего на свете — оттого, становится зол и гневлив. Не надейся на власть — сильные падают первыми. Не надейся на богатства — разоришься в мгновение ока. Не надейся на мудрость — даже Конфуций не пришелся ко двору. Не надейся на добродетели — ученик Конфуция, Янь Хуай, был добродетелен, но умер рано. Не надейся на милость господина — он скор на расправу. Не надейся на слуг — взбунтуются и разбегутся. Не надейся на доброту другого — он переменится. Не надейся на обещания — слово свое мало кто держит.
Если же не будешь ожидать ничего от себя и от людей, хорошему — обрадуешься, от плохого — не загрустишь. Освободи место справа и слева — никто тебя не тронет. Освободи место спереди и сзади — не уткнешься в стену. В тесноте — сожмут и раздавят. Когда сердцу тесно и трудно — будет биться с надрывом, разорвется на части. Будет место — будет тебе вольготно и покойно, ни один волосок не упадет с головы. (211)
 
Людские рассказы полны лжи. Это, наверное, оттого, что правда скучна.
Даже если человек видел все своими глазами, все равно он привирает, а уж если время прошло и речь о месте далеком, то тогда уж несут, что хотят. Когда же россказни на бумагу положат, тогда и не возразишь. Глупцы и невежи говорят о людях, достигших высот в каких-нибудь умениях, как если бы это были боги, но человек сведущий верить им не обязан. Послушай про то, что видел сам, и обнаружишь большую разницу.
Когда рассказчика понесло и он уже позабыл про слушателей, сразу понятно, что он заврался. Понятно это и в том случае, когда человек сам сомневается в правдивости истории — хмыкает и утверждает, что просто передает то, что ему люди рассказали. И получается, что не он лжец, а другие. (73)
 
Великолепно педантическое занудство Канэёси, особенно во всём, что связано с правилами этикета и с заботой о здоровье:
 
Обычно свиток с сутрой связывают тесемкой так: сверху и снизу перевязывают крест-накрест, а конец пропускают под скрещениями. Видя это, настоятель Косюн из часовни Кэгон расшнуровывал, бывало, свиток и завязывал вновь. При этом он говаривал: «Так только молодые делают, смотреть противно. Надо просто обмотать свиток тесемкой, а конец пропустить под завязкой». Косюн был человеком старым, он в таких вещах хорошо разбирался. (208)
 
Когда человеку больше сорока и ему делают прижигания, но под коленкой не делают, у него может закружиться голова. Никогда не забывайте про коленку! (148)
 
 
И вот еще рассказ про то, как появляются правила:
 
Как-то раз канцлер Фудзивара Иэхира призвал сокольничего Симоцукэно Такэкацу и велел тому привязать пару битых фазанов к цветущей ветке сливы — чтобы можно было послать их в подарок. Тот отвечал: «Мне неизвестно, как следует привязывать птицу к сливовой ветке. А здесь этих фазанов пара». К кому только, включая кухонных людей, не обращался Иэхира за советом — все было напрасно. Тогда он сказал Такэкацу: «Привяжи так, как найдешь нужным». Такэкацу привязал одного фазана к голой сливовой ветке и преподнес Иэхира с такими словами: «Если уж привязывать птицу к ветке какого-нибудь дерева, например сливы, лучше сделать это тогда, когда бутоны только набухли или когда цветы уже осыпались. Можно использовать и ветку сосны. Берут ветку в шесть или семь пястей, потом косо обрезают ее на пять пальцев. К середине ветки привязывают птицу. Можно привязывать фазана за шею, а можно за ноги. Узел на ветке завязывают в двух местах, используют целые плети глицинии. Расстояние между узлами делать по размаху крыльев, концы глицинии должны торчать, как рога у бычка. В то утро, когда выпадет первый снег, ветку положить на плечо и почтительно войти через средние ворота. Идти следует по каменной вымостке рядом с дворцом, стараясь не испортить следами снег. Надрав пуха, разбросать его, а самого фазана повесить на перила. Когда тебе пожалуют платье, повесить его на плечо, совершить поклон и удалиться. Если снега не выпало столько, чтобы он скрыл носки обуви, подношение фазана не производится. Разбрасывание пуха обозначает, что фазана добыл государев сокол, который и разметал перья».
Непонятно, отчего сокольничий отказался привязывать фазанов к цветущей ветке сливы… (66)
 
 
Канэёси о предсказателях:
 
Хата-но Сигэми состоял в охране государя. Как-то раз он сказал относительно Симоцукэ, соблюдавшего обеты Будды под именем Синган, который служил охранником у отрекшегося государя: «Явлены мне знаки, что он когда-нибудь свалится с лошади. Надо ему быть поосторожнее». Никто предупреждению не внял, но Симоцукэ все-таки с коня свалился и убился до смерти. Тогда люди стали говорить о Сигэми как об искуснике, который знает волю богов. Когда же Сигэми спросили, как удалось ему узнать судьбу несчастного, он отвечал: «Как-как? Да у него задница была вроде персика — в седле не усидишь, а лошадей при этом он любил норовистых. Чем тебе не знак судьбы? А вообще-то я никогда промашки не даю». (145)
 
Настоятель Мэйун как-то спросил у прорицателя: «Следует ли мне опасаться смерти от оружия? » Тот ответил: «Да, такой знак явлен». — «И что же это за знак?» — «На твоем лице ничего такого не написано, но вопрос ты все-таки задал. А это уже нехорошо».
Мэйун и вправду принял смерть от стрелы. (146)
(Это тот самый злосчастный Мэйун, глава школы Тэндай, о чьей ссылке и возвращении говорится в "Повести о доме Тайра")
 
 
Ёсида Канэёси о себе:
 
Услышав имя человека, я тут же уверенно представляю себе, каков он лицом, но только никогда не бывало, чтобы я оказался прав. Когда мне доводится услышать рассказ о делах минувших, мне представляются дома нынешние, а вместо людей тех времен мне видятся люди моего времени. Интересно, один ли я таков...
А вот еще. Не раз со мной бывало так: расскажет ли человек какую-то историю, увижу ли я сам что-нибудь или подумаю, а у меня вдруг такое чувство, что все это однажды уже было. Было-то было, а вот когда — сказать не могу. Про себя-то я это точно знаю, а вот как с другими быть... (71)
 
Режет глаз:
когда в комнате слишком много вещей;
когда в тушечнице слишком много кистей; когда в храме слишком много образов будд;
когда в саду слишком много камней и деревьев;
когда в доме слишком много детей; когда при встрече слишком много болтают;
когда пишут Будде молитву, а там только о собственных достоинствах и говорится.
А вот вид книг в повозке и мусора горы глаза не утомляют. (72)
 
Считают, что неприглядны книги, когда они размера разного, но вот настоятель Кою хорошо сказал: «Тот, кто ставит все рядком ровным, уважения недостоин. Неровное — лучше».
Во всяком деле так — упорядоченность нехороша. Начал что-то делать, да так и оставил — оно и смотреться будет хорошо, и думать станешь, что жизнь продолжается. Один человек рассказывал мне, что и при строительстве государева дворца обязательно оставляют недоделки. В сочинениях прежних мудрецов пропусков тоже немало. (82)
« Изменён в : 01/12/09 в 02:13:11 пользователем: Saru » Зарегистрирован

Все люди смертны. Единственное, что примиряет с этой прискорбной истиной, — то, что некоторые из них еще живы (с) И.О.
Kell
Живет здесь
*****


Дело вкуса...

   
Просмотреть Профиль » WWW »

Сообщений: 2889
Re: Община будд в стране богов
« Ответить #49 В: 01/12/09 в 02:30:51 »
Цитировать » Править

Чем мне этот автор страшно нравится - это тем, как он начинает было выстраивать свой собственный образ в тексте - и вдруг отвлекается и нчинает излагать что-то соврешенно с этим начатым образом не вяжущееся. То он женоненавистник - то уж так жалостно о женской доле печалится; то он миролюбивейший человек - то любуется, как два монаха из мести "потешили душу - друг друга насмерть зарубили"; то он глубоко практичен ("Есть три человека, которые годятся в друзья: человек, которому своего не желко; лекарь; человек мудрый"), то вполне себе эстет и причудник; а уж в однеом отрывке о пьянстве он, кажется, раза три меняет оценку этого занятия... В чем-то мне это гораздо симпатичнее, чем стройно и строго последовательно выстроенные образы, скажем, Сэй Сёнагон и ли Камо-но Тёмэй...
 
А история про помощные редьки мне (и по сходству, и по контрасту) сразу напомнила историю о двух лепешках из "1001 ночи"...
Зарегистрирован

Никому не в обиду будь сказано...
passer-by
Завсегдатай
****


Идут по земле пилигримы...

   
Просмотреть Профиль »

Сообщений: 194
Re: Община будд в стране богов
« Ответить #50 В: 01/12/09 в 12:29:31 »
Цитировать » Править

Просто замечательно!
 
Quote:
Непонятно, отчего сокольничий отказался привязывать фазанов к цветущей ветке сливы…

Это понятно - режет глаз.  Smiley
 
Quote:
Если же не будешь ожидать ничего от себя и от людей, хорошему — обрадуешься, от плохого — не загрустишь.

Совет очень полезный, особено для пессимистов.  Smiley
Зарегистрирован
Saru
Постоянный посетитель
***




   
Просмотреть Профиль » WWW »

Сообщений: 104
Первая школа «памятования о будде»
« Ответить #51 В: 01/28/09 в 22:06:50 »
Цитировать » Править

Выше я говорила о начале почитания будды Амиды и его «Чистой земли» в Японии. Напомню, что первые свидетельства об обрядах Амиде и о чтении «трех сутр о Чистой земле» относятся еще к VII в. До XII в. «памятование о будде» (нэмбуцу) — возглашение хвалы будде Амида — развивается и в храмах, и в среде мирян, но не выделяется как особое направление, не образует самостоятельной школы. Впервые такая школа появляется на рубеже XI-XII в. Ее основатель Рёнин (1072-1132) — старший современник Какубана (наставника школы Сингон, объединявшего амидаизм и «таинства»). Школа Рёнина получила название Юдзу-нэмбуцу — школа «Слитного памятования».
В конце XI в. самым крупным центром храмового амидаизма была школа Тэндай. В ней и учился Рёнин. Позже он странствовал по Японии, а в столичном храме Ниннадзи он освоил также и учение Сингон и прошел «тайное» посвящение. В 1094 г. Рёнин поселился в местности Охара недалеко от Хэйан, где изучал «Сутру цветочного убранства» и «Лотосовую сутру». Видимо, с Рёнина берет начало слава Охара как центра амидаистской проповеди — в следующем столетии здесь же будет проповедовать Хонэн. У столичных жителей Рёнин был известен не только как проповедник, но и как музыкант, сочинитель буддийских песнопений и наставник в пении.  
По преданию, летом 1117 г. будда Амида явился Рёнину во сне и дал ему краткое наставление. Проснувшись, Рёнин записал его так:  
«Один человек — все люди; все люди — один человек; одно деяние — все деяния.  
Это называется возрождением в Чистой земле при помощи силы другого, десятью мирами в одном мгновении мысли, слитным памятованием, всеобщей наполненностью, совершенством добродетелей.»  
(перевод А.Н. Игнатовича)  
1117 г. считается годом основания школы Юдзу-нэмбуцу.  
Трудно сказать, чем эта школа существенно отличалась от других объединений амидаистов. У Рёнина, видимо, был достаточно широкий и относительно постоянный круг последователей — как у Куя и других знаменитых странствующих проповедников «Чистой земли». Часть его учеников составляли монахи — как и в других амидаистских кружках внутри школ Тэндай, Сингон и других. Соединение этих двух образцов, смешанные объединения монахов и мирян ради «памятования о будде», тоже уже были — например, поминальное сообщество при школе Тэндай во времена Гэнсина (об этом я писала выше). Возможно, особенность кружка Рёнина в том, что исходно это была школа пения с более жесткой внутренней структурой, чем в других амидаистских сообществах. И тогда можно предположить, что наставление Амиды играло примерно ту же роль, что «тайные» напевы и приемы исполнения, передававшиеся в собственно музыкальных школах немногим ученикам после тщательной подготовки. Казалось бы, такое замыкание в пределах небольшого кружка учеников противоречит смыслу амидаистской проповеди — однако именно оно делало Юдзу-нэмбуцу школой.  
Понятие «юдзу» встречается во многих текстах школы Тэндай, его можно перевести как «заполнение», «сплавление», «слияние». Запись Рёнина продолжает традицию Рёгэна и Гэнсина — она сводит воедино почитание Амиды и учение школы Тэндай о сосредоточении (о «десяти мирах в одном мгновении мысли», итинэн сандзэн). Десять миров здесь — это все возможные места перерождения, то есть миры «подземных темниц», «голодных духов», обычных людей, животных, демноны-асур, богов, а также «слушателей голоса будды», «подвижников-одиночек», бодхисаттв и будд. Созерцая их одновременно, в «одном мгновении мысли», подвижник понимает, что все эти миры — порождения его собственного сердца-сознания.  
Выражение «один человек — все люди» у Рёнина устанавливает связь между «памятованием о будде» и подвижничеством бодхисаттвы. Это следует из обета Амиды: если живые существа где-либо в мирах услышат его имя, то смогут возродиться в Чистой земле (подробнее об этом я скажу ниже, в отрывке про Хонэна). Молясь о собственном возрождении в Чистой земле, почитатель Амиды произносит имя этого будды, и тем самым приносит благо бесчисленному множеству существ. Так что спасение одного человека означает спасение всех людей. Важно и то, что в запись Рёнина вошло понятие «сила другого», тарики, — позже оно станет главным в учении Хонэна. Под «силой другого» понимается, прежде всего, сила будды Амиды  
С 1024 г Рёнин начал распространять свое учение в столице и в провинциях. Среди его приверженцев был государь Тоба. Главным храмом школы стал Дайнэмбуцудзи, «Храм Великого памятования о будде». При жизни Рёнина школа пользовалась значительным влиянием, однако позже была забыта. В XIV в. ее возродил монах Хомё, а на рубеже XVII-XVIII заново восстановил монах Юкан. Сведения об учении школы Юдзу-нэмбуцу нам доступны только в изложении Юкана.  
Как следует из его построений, школа Юдзу-нэмбуцу принимала учение школ Кэгон и Тэндай о взаимопроникновении «дел», то есть явлений изменчивого мира, и «основы», неизменного начала, скрытого за ними. Однако вместо понятия «взаимопроникновения», которое использовали наставники Кэгон, в школе Юдзу-нэмбуцу берется понятие «слияния», юдзу.  «Дела» слиты, сплавлены как с «основой»,  так и между собой. Это значит, что между явлениями внешнего мира и их «основой» нет никакой границы, разрыва. Сами эти явления по сути также «непрерывны», образуют некую целостность. Тем самым объясняется утверждение «один человек — это все люди, и все люди — один человек».  
Школа Юдзу-нэмбуцу, по Юкану, настаивала на том, что «земля людей не отличается от земли будды», то есть Чистая Земля не пребывает вне сердца человека, но только внутри него. Между «Чистой Землей» Амиды и «землями» всех других будд также прослеживается отношение «слитности». Возрождение в «Чистой Земле» никак не отличается от «становления буддой». Соответственно, подробностям жизни «людей-небожителей» в «Чистой Земле» не уделяется особого внимания. Обретение «Чистой Земли» может достигаться и «собственной силой» данного живого существа, и «иной силой», то есть силой Амиды. Между этими двумя «силами» нет строгого разграничения, они также «слитны». В этом школа Юдзу-нэмбуцу расходится с более поздними школами Чистой земли, где основное значение придается «иной силе».  
«Памятование о будде», по учению школы, бывает двух основных видов: 1) «обособленное», бэцу-нэмбуцу, при котором подвижник молча мысленно обращается исключительно к Амитабхе, но не к другим буддам, или же делает это вслух, но вполголоса; 2) «изустное», кусё-нэмбуцу, при котором слова «Наму Амида буцу» выкликаются как можно более громким голосом — чтобы их было слышно как можно большему числу живых существ. Занятия пением, возможно, служили одним из способов «изустного памятования» или средством подготовки к нему.  
 
Итак, первый опыт создания школы «памятования о будде» удался, хотя она и просуществовала недолго. Ближе к концу того же XII в. появляется новая амидаистская школа — школа «Чистой земли», Дзёдо, во главе с Хонэном. И вскоре оказалось: пока вера в «Чистую землю» и  величание Амиды остаются общим обычаем, они нравятся всем, а когда их выделяют в особое направление подвижничества, в самостоятельную школу — то многие начинают видеть в них нешуточную опасность.  
Зарегистрирован

Все люди смертны. Единственное, что примиряет с этой прискорбной истиной, — то, что некоторые из них еще живы (с) И.О.
Saru
Постоянный посетитель
***




   
Просмотреть Профиль » WWW »

Сообщений: 104
Начало проповеди Хонэна
« Ответить #52 В: 01/28/09 в 22:07:42 »
Цитировать » Править

Среди разных направлений японского амидаизма «Школа Чистой земли», Дзёдо-сю, выделяется тем, что в ней «памятование о будде» — это не один из способов подвижничества в ряду других, а единственно возможный путь к спасению.  
Хонэн родился в 1133 г. в провинции Мимасака в семье Урума-но Токикуни, главы местной стражи. Мать происходила из семьи Хада, китайской по происхождению. Детским именем Хонэна было Сэйсимару — в честь Дайсэйси (Махастхамапрапты), одного из двух бодхисаттв Чистой Земли. В 1141 г. отец Хонэна был убит. Перед смертью он завещал сыну не мстить убийцам, а стать монахом. Вскоре мальчик поступил на обучение в храм, где был монахом брат его матери.  
В тринадцать лет Хонэн был принят в школу Тэндай и считался в ней одним из самых способных учеников. Поначалу его наставником был монах Коэн (1074-1169), принадлежавший к линии Гэнсина. (В это время в школе Тэндай существует несколько линий наставничества, по содержанию их учения во многом различаются.) От Коэна юноша принял посвящение и монашеское имя Гэнку. Начиная с 1150 г. он учился также у монаха Дзигэмбо Эйку (ум. 1179), в местности Куродани, и от него получил «келейное» имя Хонэн, так что полностью его теперь звали Хонэмбо Гэнку.  
Схема: наставнические линии в школе Тэндай. Здесь видно, у каких наставников обучались основатели новых школ XII-XIII вв.
 
Известно, что Хонэн подробно изучал «Собрание сведений о возрождении» Гэнсина и позже составил к нему несколько толкований. После положенной двенадцатилетней учебы на Хиэй Хонэн побывал в городе Нара, где просил наставлений у монахов школ Санрон, Хоссо и Кэгон.  
Несмотря на успехи в учебе, Хонэн еще в молодые годы решил для себя, что не сумеет освоить трех разделов учения Тэндай — «заповедей», «созерцания» и «таинств». Он стал искать иного, более простого пути к спасению, прочел «Толкование к сутре о видении будды по имени Неизмеримое Долголетие» китайского наставника Шаньдао* — и пришел к убеждению, что для освобождения достаточно одного лишь «памятования о будде». Такой подход получил название «исключительного памятования о будде», сэндзю нэмбуцу.
 
*Шаньдао (613-681) считается первым систематизатором учения о «Чистой земле» в Китае.  
Под «исключительным памятованием» имеется в виду «призывание имени», сёмё — произнесение величания будды Амида, Наму Амида-буцу. Основой учения об «исключительном памятовании» служит восемнадцатый обет будды Амида из «Сутры о будде по имени Неизмеримое Долголетие». Он гласит: «Если, когда я стану буддой, живые существа на десяти сторонах всем сердцем обратятся ко мне, доверятся мне и возрадуются, пожелают родиться в моей стране и обратятся ко мне хотя бы десять раз, но не родятся в ней — то да не обрету я истинного просветления! Кроме тех, кто совершил пять самых тяжких проступков и клеветал на истинную Дхарму». «Обратиться» здесь — яп. итару. Этот же глагол можно толковать и как «достичь». Его понимают как обозначение действий живых существ, которые призывают будду, — или как название для действия будды, чье имя достигает слуха живых существ. Ранние японские учения о Чистой земле, особенно те, что находились под влиянием «таинств», не видели здесь противоречия: «обращение» и «достижение» вполне могут совпадать в одном событии. Но в «исключительном памятовании» выделяется то прочтение сутры, согласно которому Амида обещает спасение всем, кто произносит его имя.    
Временем основания школы Дзёдо считается 1175 г., когда Хонэн переселился с горы Хиэй в местность Отани близ города Хэйан. Проповедь нового учения привлекала множество слушателей. Среди них были столичные чиновники, воины, простолюдины, выходцы из общественных низов — разбойники и девицы из «веселых домов». Поначалу Хонэн выступал в привычном для мирян образе «отшельника будды Амида», то есть вел беседы, давал наставления и вместе с мирянами возглашал хвалу Амида. От слушателей он получил почтительное прозвище сёнин, — «возвышенный человек», «святой». Вместе с тем, Хонэн занимался и работой, более обычной для монаха-книжника школы Тэндай, в частности, составил толкования к сутрам о «Чистой земле».
Широко известно «Послание на одном листе бумаги», «Исси ко:сё:соку». Это наставление Хонэна одному из его учеников. Основная установка проповеди Хонэна — не на поиски знания, «мудрости», а на «веру», син, понятую как отсутствие «сомнений», утагаи.  
«Живые существа последнего века способны возродиться в Чистой земле — не надо сомневаться, даже если твое подвижничество и скудно! Один раз вспомнить о будде, десять раз вспомнить о будде — этого достаточно. Не надо сомневаться из-за того, что люди грешны. Даже если корни грехов и глубоки — он [=Амида] тебя не отвергнет. Ведь и те существа, кто будет жить, когда Дхарма совсем исчезнет, должны возродиться — не говоря уж о нас, нынешних! Не надо сомневаться из-за того, что сам ты дурен. Сказал же [Шаньдао]: “Я сам — не просветлен, весь во власти заблуждений и страстей”.  
<…> Изначальный обет Амиды движет нас сейчас к возрождению — и не может быть, чтобы обещанное не было достигнуто! Чтобы двигаться силою Изначального обета, нужно глубоко укрепиться в верящем сердце.
Трудно получить человеческое тело — но мы его получили; трудно встретиться с Изначальным обетом — но мы с ним встретились; трудно пробудить сердце, идущее по пути, — но мы его пробудили; трудно отдалиться от круговорота, что несет нас, — но мы от него отдалимся; трудно родиться в Чистой земле, но мы в ней возродимся — вот радость из радостей!
Что до грехов — веря, что возродятся даже виновные в десяти злодеяниях и пяти преступлениях, надо стараться не совершать даже малых грехов. Даже грешный человек возродится — и тем более добрый человек!** Что до подвижничества — веря, что даже одно памятование и десять памятований не бесполезны, нужно беспрестанно упражняться. Возрождаются и после одного памятования — а тем более после многих памятований! <…>»
** Позже ученик Хонэна, Синран, скажет иначе: «Даже праведный возродится — и уж тем более грешный!».
 
Келейные имена
В XII-XIII вв. монахи часто упоминаются под двумя именами. Примеры —Хонэмбо Гэнку, Гэдацубо Дзёкэй, Мёамбо Эйсай. В этих случаях второе из имен — обычное монашеское имя, данное при посвящении, а первое — прозвище по месту принятия монашества или месту проживания монаха, так называемое «келейное имя». Прозвище включает в себя знак бо, что значит «келья» (отсек жилого помещения в храме) или «мальчик», «парень», «монах». Первые два иероглифа прозвища обозначают название местности или одно из понятий буддийского учения (например, гэдацу, «освобождение»). Сочетание бодзу, «хозяин кельи», вошло в европейские языки как англ. «bonze», нем. «der Bonze», русское «бонза».
« Изменён в : 01/28/09 в 22:18:17 пользователем: Saru » Зарегистрирован

Все люди смертны. Единственное, что примиряет с этой прискорбной истиной, — то, что некоторые из них еще живы (с) И.О.
Цидас
Живет здесь
*****


Привидение Ципор

   
Просмотреть Профиль »

Сообщений: 2090
Re: Община будд в стране богов
« Ответить #53 В: 01/30/09 в 01:12:11 »
Цитировать » Править

Что до грехов — веря, что возродятся даже виновные в десяти злодеяниях и пяти преступлениях, надо стараться не совершать даже малых грехов.
 
А почему? В смысле, почему надо в рамках этой картины.
Зарегистрирован

"Идеальный кот, объясненный словами, не есть идеальный кот"(c) Башня Рован
Saru
Постоянный посетитель
***




   
Просмотреть Профиль » WWW »

Сообщений: 104
Re: Община будд в стране богов
« Ответить #54 В: 01/30/09 в 21:12:58 »
Цитировать » Править

Спасибо за вопрос! Он и правда один из самых важных по части хонэновского учения. Отвечают на него в разных случаях по-разному. И сам Хонэн, и его ученики.
У Хонэна в проповедях частый ход рассуждания: Амида сделал так, что мы возродимся в Чистой земле при любых грехах, и как раз поэтому надо стараться не грешить. Тут, как я понимаю, работает логика "отклика на хорошую новость" - не знаю, как лучше это назвать. Вот, допустим, есть какая-то опасная болезнь. Сообщают: разработан новый способ ее лечения, очень действенный. Рассказывают, какие сложные случаи теперь излечиваются. Какой-то человек эти новости слышит - и не начинает вести себя более легкомысленно (мол, теперь-то вылечат, не страшно). А наоборот, начинает более тщательно исполнять обычные профилактические меры по части этой болезни. Логика: вот, ученые-то стараются, они молодцы, давай-ка я тоже постараюсь, насколько я могу.    
А обет будды Амиды всех спасти - всегда новость, этот мотив в амидаистских проповедях звучит почти всюду.  
Зарегистрирован

Все люди смертны. Единственное, что примиряет с этой прискорбной истиной, — то, что некоторые из них еще живы (с) И.О.
Saru
Постоянный посетитель
***




   
Просмотреть Профиль » WWW »

Сообщений: 104
Проповедь Хонэна в 1180-е — 1190-е годы
« Ответить #55 В: 02/09/09 в 21:36:14 »
Цитировать » Править

В пору междоусобной войны Тайра и Минамото простые учения о Чистой земле получили в обществе еще большее признание. Они предлагали подвижничество, доступное каждому в любых условиях, в том числе при отсутствии книг, при невозможности обратиться в храм к обученным знатокам обрядов. К «памятованию о будде» в это время всё чаще стали прибегать и сами монахи государственных школ, вынужденные исполнять обрядовые задачи в военном походе, в опустевшей Столице, в разоренном городе Нара или в небогатых местных храмах, где им пришлось скрываться. Проповедь Хонэна отличалась от наставлений других амидаистов тем, что обещала спасение даже самым закоренелым злодеям: грабителям, убийцам и другим. Она подчеркивала, что для спасения нужна «вера» — доверие к «иной силе», тарики, то есть к силе обета будды Амида. А попытки совершать добрые дела и уклоняться от дурных выражают недоверие к этой силе.
В 1180-е — 1990-ые гг. у Хонэна появилось несколько учеников из числа монахов школы Тэндай. В Охара проходили не только проповеди, но и диспуты с наставниками восьми государственных буддийских школ (например, в 1186 г.). По преданию, после этих диспутов многие противники Хонэна перешли на его сторону. В 1190 или 1191 г. Хонэн был приглашен в город Нара, где прочел несколько проповедей в восстанавливаемом храме Тодайдзи. Видимо, монахи, ответственные за строительство в Нара, заботились о привлечении пожертвований, в том числе и от простых мирян, и для этого пригласили знаменитого проповедника, хотя сами и не считали его учение верным.
Не все ученики Хонэна понимали «исключительное памятование» одинаково. Некоторые делали из наставлений учителя вывод, что не нужно соблюдать заповеди, читать книги, творить обряды, в целом отвергали всю деятельность восьми школ как бессмысленную. Вообще для многих из последователей Хонэна обряд был личным делом человека, а не совместным занятием общины на уровне отдельного храма, школы или всего государства.  
К новой проповеди со вниманием относились отрекшиеся государи Госиракава и Такакура, а также регент Кудзё Канэдзанэ. Хонэн проводил обряды принятия заповедей для государей-монахов. По просьбе Канэдзанэ он в 1198 г. изложил важнейшие положения своего учения. Текст, который Хонэн продиктовал своим ученикам, получил название «Собрание выдержек об избранном основном обете и памятования о будде», «Сэнтяку хонган нэмбуцу-сю». По неизвестным причинам это сочинение не было обнародовано, оно стало известно лишь после смерти Хонэна.  
Перевод «Собрания выдержек» на английский.
«Собрание выдержек» состоит из шестнадцати глав. В каждой главе Хонэн приводит одно из положений учения о Чистой земле, а затем обосновывает его выдержками из «Сутр о Чистой земле» и сочинений китайских наставников — Таньлуаня, Даочо и Шаньдао. Цитаты сопровождаются краткими пояснениями самого Хонэна. При этом он предлагает существенно новое прочтение текстов канона, и для подкрепления своей мысли пользуется ими весьма произвольно. Нередко он подбирает краткие выдержки из текста так, что общий смысл получается совсем другой, чем в источнике. Подобный подход получил название «созерцательного толкования», кандзин-сяку. Он восходит к «таинствам», где признано, что за каждым словом скрывается бесконечное множество значений.  
В первой главе говорится о двух «вратах», которые различал Даочо, — это «врата пути мудрецов» и «врата Чистой земли». Сам китайский мыслитель отверг первые «врата» и предпочел «искать прибежища» во вторых. Таким образом, по Хонэну, Даочо различал две разновидности буддизма, «поиска прибежища у Трех Сокровищ». К «вратам Чистой земли» относится учение сутр о будде Амида, а ко «вратам пути мудрецов» — всё прочее, включая «явные» и «тайные» учения, Малую и Великую колесницы. Хонэн прослеживает разные линии преемственности учения о Чистой земле и своей называет ту из них, к которой принадлежал Шаньдао.
Во второй главе обсуждаются два вида подвижничества, о которых писал Шаньдао. К «правильному» относятся пять способов подвижничества: 1) чтение и возглашение сутр; 2) созерцание; 3) поклонение; 4) повторение имени будды; 5) восхваление будды и бодхисаттв, а также совершение подношений. В школе Тэндай обычно именно эти пять обрядовых действий применялись при почитании будды Амида, и их собирательно могли называть «памятованием о будде». Основной вид «правильного подвижничества», по Хонэну, — это повторение имени будды, четыре других его дополняют. Все прочие виды действий подвижника называются «смешанными», и во «вратах Чистой земли» они неуместны.  
Считается, что у Хонэна различение «правильного» и «смешанного» подвижничества не служит цели привлечь сторонников иных обрядов к «памятованию о будде», а выполняет другую задачу: разъяснить приверженцам нэмбуцу, в чем их путь лучше всех остальных. При «правильном» подвижничестве к будде Амиде относятся как к «родному», к Чистой земле — как к «близкой». Для приверженцев «смешанного» подвижничества Амида — «чужой», Чистая земля «далека». В первом случае подвижничество непрерывно и заслуги обретаются непременно, а во втором обряд прерывен, и заслуги могут быть обретены, но могут быть и упущены.
В главе третьей Хонэн доказывает, что будда Амида в своем «Изначальном обете» обещал людям возрождение в Чистой земле не за какое иное подвижничество, а только за «памятование». Здесь говорится, что у будд есть «общие» и «особые» обеты, и сорок восемь обетов Амиды относятся к «особым», «избранным», сэнтяку. Именно эти обеты Амида выбрал по двум причинам: 1) вся сила благих деяний Амида, всё его просветление полностью содержатся в его имени; 2) произнесение имени просто, доступно каждому.
В четвертой главе Хонэн старается опровергнуть один из самых важных доводов против его учения — тот, что в «Сутре о созерцании будды по имени Неизмеримое Долголетие» указаны разные пути к возрождению для людей с «высокими», «средними» и «низкими» способностями. Если следовать этому положению сутры, то произнесение имени Амиды никак не может быть единственным видом подвижничества. Однако, по Хонэну, будда Шакьямуни в сутре описал разные пути к возрождению именно затем, чтобы показать преимущества «памятования», воодушевить к «памятованию» и подвести людей к тому, чтобы они отвергли всякое иное подвижничество, кроме «памятования».  
Таким образом, в сутре Хонэн выделяет «уловочное» и «истинное» знание, подобно тому, как поступали мыслители школы Тэндай с другими сутрами. Вопросу о достоинствах «памятования» полностью отведена пятая глава «Собрания».
В шестой главе Хонэн доказывает, что только «памятование» останется в мире после того, как за десять тысяч лет «конца Дхармы» исчезнут все прочие виды подвижничества. В сутрах о Чистой земле говорится, что в «последний век» уцелеют только эти сутры, но Хонэн на этом основании делает вывод, что сохранится одно лишь нэмбуцу. Он описывает, в каком порядке будут исчезать разные части Дхармы: сначала погибнет «путь мудрецов» и останется почитание Чистой земли, затем прекратится почитание всех Чистых земель, кроме страны Высшей Радости на Западе, потом угаснет вера во все виды возрождения, кроме возрождения в стране будды Амида, и наконец, исчерпаются все способы возрождения кроме «памятования о будде».
В седьмой главе «Собрания» Хонэн обосновывает то, что «неизмеримый свет» будды Амида освещает не все существа, а только тех, кто «памятует о будде». Исходя из этого учения последователи Хонэна разработали особый вид изображений Амида, где лучи его света касаются только подвижников «памятования» и обходят чтецов сутр, строителей храмов и т.д. Эти картины вызывали у приверженцев других школ даже большую обиду, чем сами проповеди Хонэна.
Согласно восьмой главе, при «памятовании» подвижник непосредственно обретает три свойства «сердца»: предельную искренность, глубину и обращенность к Изначальному обету. «Обращенность», эко:, имеет и иное значение — «передача заслуг». По Хонэну, благие последствия «памятования» ведут к возрождению в Чистой земле сами собою, хочет того подвижник или нет. В этом проповедь Хонэна резко расходится с учениями государственных буддийских школ, особенно школы Тэндай, где от человека всегда зависит, на что он обратит свои заслуги, добытые при подвижничестве, к чьей «пользе и выгоде» он их направит.
В девятой главе Хонэн разбирает «четыре упражнения». Их, по Шаньдао, должен совершать подвижник Чистой земли: 1) поклонение будде Амида, бодхисаттвам Каннон и Сэйси; 2) сосредоточение только на «правильном» подвижничестве; 3) непрерывное «памятование»; 4) «памятование» на протяжении всей жизни.
В заключение Хонэн объясняет, почему он считает себя учеником Шаньдао. Во-первых, Шаньдао взял спасение в Чистой земле за основу своего учения. Во-вторых, Шаньдао был «святым», «высшим человеком». В-третьих, его ученик Хуайкан тоже достиг святости, но Хонэн предпочитает наставника ученику. В четвертых, Шаньдао знал, что непременно возродится в Чистой земле. И в-пятых, Шаньдао был самим буддой Амиды в «превращенном теле», его «Толкование к Сутре о созерцании будды по имени Неизмеримое Долголетие» почитается наравне с сутрами.
Малые сочинения Хонэна его ученики собрали в одну книгу в середине XIII в. Она получила название «Записи у светильника бесед святого из Куродани», «Куродани-сё:нин гото:-року». В нее входят послания Хонэна и его диалоги с разными собеседниками 1170-х — 1180-х гг. Вот один отрывок из этих записей, его заглавие — «Главный смысл памятования о будде», «Нэмбуцу тайи»:
«Живые существа в последнем веке, злом веке, пробудившись к желанию исполнить обет возрождения — не должны заботиться ни о чем другом. Нужно лишь войти во врата единого устремления, исключительного памятования, следуя проповеди Шаньдао. Так, люди, достигшие веры при едином устремлении, вошедшие в эти врата, весьма редки. Ведь люди или погружаются сердцем в другие дела, или не ценят достоинства памятования о будде. То и дело думая об этом, я вижу, как редки люди, могущие поистине проявить свое глубокое сердце, а в нем — обет о возрождении в Чистой земле. Поэтому нужно сперва полностью обрести сердце, эту путеводную основу.  
Для этой цели — прежде всего — не нужно полностью прослеживать сутры и трактаты, учения мудрецов школ Тэндай и Хоссо. Поистине, подвижничество на пути будды должно хорошо соизмеряться с телом подвижника и со временем подвижничества. В четвертое пятисотлетие после ухода будды Шакьямуни трудно совершенствовать мудрость-разумение и пресекать заблуждения-страсти, трудно хранить сердце и удерживать созерцание. Поэтому многие люди перешли во врата памятования о будде. А именно, Даочо, Шаньдао и другие святые из школы Чистой земли были людьми того времени. Что уж и говорить про нынешнее время! Пятое пятисотлетие — время вражды и раздоров, жестокое и грубое, прочие деяния Дхармы стали совсем труднодостижимы. Но от пробуждения к памятованию о будде даже в последние годы конца Дхармы должны быть польза и выгода — а уж тем более в нынешний век, в начале десяти тысяч лет конца Дхармы. Если всего один раз вспомнишь об Амиде — разве не исполнишь возрождения? Вот мы, хотя и говорим, что негодны, но с живыми существами последних времен конца Дхармы вовсе не схожи. Годные же и в ту пору, когда в мире жил почитаемый Шакьямуни, были очень редки — такие, кто пробудился бы к становлению будды в этом теле, как Девочка-Дракон.  
Но вот, хотя они и не становятся буддами в этом теле, но такие, кто хотел бы следовать ко вратам пути святых — бодхисаттвы, слушатели голоса, а также условные воплощения*, мудрецы, а потом и бхикшу, бхикшуни** и другие, вплоть до тех, кто в наши дни изучает сутры и трактаты, держится за «Лотосовую сутру» — ведь есть же они, и их немало! Все они — люди с высокими «корнями», с высокой мудростью. Вот мы и нам подобные: хотя и говорим, что изучаем путь мудрецов, но с теми людьми мы никак рядом не стоим! Будда Амида спас все такие живые существа, в течение пяти кальп он размышлял — и высказал сорок восемь обетов. Среди них в восемнадцатом обете говорится: живые существа на десяти сторонах, если они всем сердцем уверуют, и возрадуются, и пожелают возродиться в моей стране, и хотя бы десять раз вспомнят обо мне, но не возродятся, — то я не приму истинного просветления! — так он клянется. А он уже достиг истинного просветления!*** Так сказано в сутрах, проповеданных почитаемым Шакьямуни, а именно, в «Сутре о созерцании будды по имени Неизмеримое Долголетие» и в других двух сутрах.  
А значит, именно сегодняшние живые существа, подобные нам, должны совершать памятование о будде и надеяться на возрождение. Допустим, живые существа даже и совершили злые деяния, и так далее, но они спасены одной лишь клятвой Амиды — хотя бы даже они и говорили, что не достигли веры — ведь в трех сутрах, каждую из которых проповедал Шакьямуни, нет ни одного пустого слова! Сверх того, свидетельства всех будд на десяти сторонах видны только в этих сутрах. О побуждении к другим делам не видно подобных свидетельств. Раз так, то можно долго упражняться в укреплении созерцания и в мудрости-разумении, изнуряя свое тело, — но для пользы-выгоды в нынешнем существовании надо призывать имя Амиды, о котором свидетельствуют будды.»
 
* «Условные воплощения», гонгэн, — божества, почитаемые как воплощения будд или бодхисаттв.
** Бхикшу, бхикшуни — монахи и монахини.
*** По Хонэну, из этого восемнадцатого обета Амиды следует, что всем существам следует памятовать о будде. Похоже, такое толкование противоречит самой же формулировке из сутры. Известно, что Амида принял просветление. Значит, все существа уже «уверовали, возрадовались, пожелали, вспомнили и возродились» — или  неизбежно сделают всё это в будущем, так что предписывать им делать это бессмысленно. Однако у Хонэна памятование ради возрождения остается «предписательной» нормой. Нормой «описательной» оно станем позже, у продолжателей Хонэна, в особенно четком виде — у Иппэна во второй пол. XIII в. (Иппэн и его ученики раздавали прохожим грамотки с текстом «Наму Амида буцу», означавшие: этот уверовал и возродится. Считает ли сам прохожий себя уверовавшим и возглашал ли он «памятование» по своему почину хоть раз — не имело значения.)
Зарегистрирован

Все люди смертны. Единственное, что примиряет с этой прискорбной истиной, — то, что некоторые из них еще живы (с) И.О.
Saru
Постоянный посетитель
***




   
Просмотреть Профиль » WWW »

Сообщений: 104
Хонэн и монахи школы Тэндай
« Ответить #56 В: 02/23/09 в 13:42:36 »
Цитировать » Править

На рубеже XII-XIII вв. «исключительное памятование» стало вызывать всё большее недовольство у монахов государственных школ. В 1204 г. монахи горы Хиэй потребовали от главы своей школы осудить учение Хонэмбо Гэнку — ведь формально он еще принадлежал к школе Тэндай. Хонэн ответил на это «Посланием в семи статьях», «Ситикадзё: кисёмон». Здесь он старался отмежеваться от неверного понимания его проповеди, которое сложилось не только у приверженцев других школ, но и у собственных его учеников. Хонэн обязуется:
1) Почитая будду Амида, бодхисаттв Каннон и Сэйси, воздерживаться от принижения других будд и бодхисаттв, а также от нападок на учения об «истинных словах» и о «прекращении и постижении», поскольку сам он не владеет этими учениями. (Можно понять это обещание так, что Хонэн ведет речь о «таинствах» школы Тэндай и ее же «явном» учении, или — что он имеет в виду школы Сингон и Тэндай.)  
2) Признавая собственное невежество и приверженность к одному лишь «памятованию о будде», воздерживаться от споров с мудрыми людьми и от бесед с теми, кто занят иными видами подвижничества.
3) Не смеяться над людьми иных убеждений или занятий, не заявлять, что, по его мнению, им следует бросить их дела (по причине наступления «последнего века», когда эти дела бесполезны).
4) Не говорить, что на пути «памятования» нет соблюдения заповедей, не поощрять монахов к распутству, пьянству и вкушению мясной пищи, не называть тех, кто строго держится заповедей, «людьми смешанного подвижничества», не учить, что верящие в Изначальный обет Амида могут «совершать дурные деяния беспрепятственно», дзоаку мугэ. («Беспрепятственно» здесь — без ущерба для кармы. Любопытно, что ученым монахам, работавшим при пагоде Ёкава на горе Хиэй, вполне разрешалось учить о «беспрепятственном зле», оно составляет важный тезис в «теории исконной просветленности», хонгакурон. Все дело, видимо, в том, что наставники из Ёкава не проповедовали для широкого круга слушателей.)  
5) Будучи непросветленным, не различая истинного и ложного («так» и «не так», дзэ-му), не уклоняться от книжных учений, от того, что Хонэн сам узнал от своих наставников, не выпячивать своевольно свое собственное учение, не затевать напрасных ссор, смеша мудрых и смущая глупых.
6) Будучи несведущим, не увлекаться словопрениями, не зная ничего об истинной Дхарме, не пускаться в разговоры о «ложных Дхармах» и не втягивать в них нестойких монахов и мирян.
7) Не распространять учения, которые не суть учения будды, не называть их истинными учениями, не объявлять их учениями своего наставника.
Во многом этот текст Хонэна похож на те письма-клятвы, что широко распространились в пору войны между Тайра и Минамото (о них я говорила выше). Видно, что противники нового учения укоряли Хонэна с помощью его же доводов: коль скоро ты причисляешь себя к неразумным существам «последнего века», то не берись оценивать более сложные учения, которые тебе и твоему времени якобы недоступны. Обязательство в семи статьях подписали несколько десятков учеников Хонэна. Однако некоторые из них позже открыто заявляли, что сделали это лишь для виду, а сами нисколько не отошли от прежних убеждений.
Зарегистрирован

Все люди смертны. Единственное, что примиряет с этой прискорбной истиной, — то, что некоторые из них еще живы (с) И.О.
Saru
Постоянный посетитель
***




   
Просмотреть Профиль » WWW »

Сообщений: 104
Дзёкэй, непримиримый единомышленник
« Ответить #57 В: 02/23/09 в 13:43:23 »
Цитировать » Править

Осенью 1205 г. монах Гэдацубо Дзёкэй (1155-1213) из школы Хоссо представил ко двору прошение храма Кофукудзи о запрещении проповеди «исключительного памятования». Текст был направлен не столько против Хонэна, сколько против его последователей, подрывающих устои буддизма и опасных для государства. Его подписали высокопоставленные монахи Кофукудзи.
Несколько слов о самом Дзёкэе. Он доводился внуком Фудзивара-но Синдзэй (ум. 1160), сподвижнику государя Госиракава в пору смуты годов Хэйдзи (1159 г.). Отец Дзёкэй после этой смуты был сослан в провинцию Оки. Два других сына Синдзэй были монахами. У одного из своих дядьев Дзёкэй учился в Кофукудзи— родовом храме семьи Фудзивара.  
В 1180 г. храмы города Нара были сожжены войсками Тайра. После этого разгрома Дзёкэй жил в одной из «особых молелен» Кофукудзи,  где чтили будду Амиду, и славился как почитатель будды Амиды, бодхисаттвы Каннон и особенно — будущего будды Мироку.
Восстановление храмов Нара началось в 1181 г., отвечал за него Кудзё-но Канэдзэнэ, высоко ценивший Дзёкэя как проповедника. Поначалу Дзёкэй участвовал в работе по воссозданию Кофукудзи, но в 1192 г. переселился в горный храм Касаги-дэра, также подчиненный Кофукудзи, близ которого находилась весьма почитаемая статуя Мироку, высеченная в скале. Покидая Нара, Дзёкэй ссылался на обет, данный своему родовому божеству в святилище Касуга, и указывал, что это божество — воплощение (гонгэн) будущего будды Мироку.  
Дзёкэй составил несколько десятков текстов в жанре «руководств к чтениям», косики, где описывал обряды почитания будд Шакьямуни, Амида, Якуси, бодхисаттв Каннон и Дзидзо, богов святилища Касуга и других «почитаемых». В основном эти тексты связаны с теми храмами, где какое-то время жил Дзёкэй. Особенно часто он писал о Шакьямуни, Каннон и Мироку, соотнося их с тремя временами — прошлым, настоящим и будущим. Примечательно, что в каждом из «руководств» речь идет о том, что обращение к данному «почитаемому» — лучший путь спасения, объясняя это различными причинами, в том числе и тем, что это путь «самый простой». Так что Дзёкэй близок к Хонэну и в том, что обращается к «иной силе», тарики, и в том, что признает такое обращение «исключительным» способом подвижничества, и в том, что основное достоинство обряда для него — простота. Разница в том, что для Дзёкэя существуют разные «иные силы», и соответственно, разные «исключительные» обряды, разная «простота» для разных людей.  
Но несмотря на свои успехи в разных храмах, Дзёкэй был одним из тех, для кого уничтожение города Нара означало крушение Японии как буддийской страны. Поэтому он особенно болезненно воспринимал новое движение, согласно которому нужно лишь возглашать имя Амиды, а все прочие виды подвижничества не просто бесполезны, но и вредны. Оно объявляло все многовековые усилия монахов Нара пустой тратой времени, задним числом оправдывало уничтожение храмов Южной Столицы. Дзёкэй возглавил сопротивление этому движению.
Зарегистрирован

Все люди смертны. Единственное, что примиряет с этой прискорбной истиной, — то, что некоторые из них еще живы (с) И.О.
Saru
Постоянный посетитель
***




   
Просмотреть Профиль » WWW »

Сообщений: 104
«Прошение храма Кофукудзи»
« Ответить #58 В: 02/23/09 в 13:45:18 »
Цитировать » Править

«Прошение храма Кофукудзи», «Ко:фукудзи со:дзё:», состоит из девяти статей — по числу «ошибок», допущенных Хонэном и его сторонниками. Дзёкэй признает, что сам Хонэн держится более здравой точки зрения, чем другие приверженцы «исключительного памятования», но и не снимает с него ответственности. «Прошение» увещевает мирские власти принять меры к «исправлению» нового учения.
Суть этого учения Дзёкэй передает так: «Прибежище у Трех Сокровищ — не что иное как возрождение в Чистой земле». В начале XIII в. в Японии буддизм в целом по-прежнему обозначается как «поиски прибежища у Трех Сокровищ». Амидаизма как такового Дзёкэй не отвергает, даже наоборот — приводит много выдержек из трудов китайских мыслителей и с их помощью показывает, каким должно быть настоящее учение о Чистой земле. Его «Прошение» направлено не против амидаизма вообще, а против его извращенного толкования.  
Первой «ошибкой» Дзёкэй называет то, что школу Чистой земли, в отличие от всех других буддийских школ в Японии, Хонэн основал без разрешения государя, а также без правильной передачи учения от китайских или корейских наставников.  
Вторая, еще худшая «ошибка» состоит в изобретении новых изображений, так называемых сэссю фуся-мандара. Это мандалы, где якобы будда Амида всех принимает и никого не отвергает (сэссю фуся). Но на этих картинах лучи света Амида освещают лишь тех, кто занят одним лишь «памятованием», и возвращаются вспять от всех остальных людей — читающих сутры, творящих обряды и т.д. Видя такие картины, пишет Дзёкэй, многие люди отрекаются от совершения добрых дел и даже каются в том, что когда-то переписали «Лотосовую сутру». По Хонэну, подобные изображения соответствуют «Сутрам о Чистой земле», где сказано, что свет Амида озаряет всех, кто призывает его имя. Но в этих же сутрах же сказано, что этот неизмеримый свет охватывает все существа, так что исключения Дзёкэй приписывает сторонникам Хонэна.  
Третья «ошибка» — непочтение к будде Шакьямуни. Приверженцы «исключительного памятования» заявляют: мы не чтим иных будд и не призываем иных имен, кроме имени Амиды. Но чьи вы ученики? — спрашивает Дзёкэй. Кто открыл вам имя «Амида»? В «Сутрах о Чистой земле» повествование ведется от лица Шакьямуни. Китайский наставник Шаньдао чтил и Шакьямуни, и других будд. Так что принижение Шакьямуни — и глупо, и неблагодарно.
Четвертая «ошибка» — отрицание многообразия благих деяний. Это опасно для страны, ибо восемь или девять из десяти прежних почитателей «Лотосовой сутры» и других сутр ныне признали свое подвижничество ложным, отвратились от него, и обрядами для «защиты государства» скоро просто некому будет заниматься. Сам Хонэн не настолько глуп, чтобы призывать разрушить храмы, уцелевшие в годы междоусобиц, сжечь статуи и книги, прекратить обряды — но среди его учеников есть такие глупцы.  
Пятая «ошибка» состоит в том, что последователи Хо:нэн «повернулись спиной к родным богам», не признают соответствия «истинного» и «условного» (гон-дзицу) не почитают ни святилища богини Аматэрасу в Исэ, ни Ивасимидзу, где пребывает бодхисаттва Хатиман, он же древний государь Одзин. А ведь богов чтили и Сайтё, и Энтин, и Кукай, и другие японские учителя прошлых столетий. Если монахи «последнего века» подчиняются мирским властям — то тем более они должны почитать богов!  
Шестая «ошибка» касается понимания самой Чистой земли. Согласно сутрам, к возрождению в ней ведут разные пути, общим счетом девять, и в из число входят и созерцание, и различные благие деяния. Шаньдао, Таньлуань, Даочо и другие китайские учителя признавали это и сами подвижничали различными способами. Путь к спасению, продолжает Дзёкэй, лежит не через «памятование» и не через другие виды подвижничества, а через «сердце». Раскрыть это «сердце» можно по-разному. Дзёкэй сравнивает страну Высшей Радости с праведной державой, где и простолюдин, и чиновник, и сановник занимает подобающее место. Ни от кого не требуется трудов свыше сил, но ничьи способности не пропадают втуне. А «исключительное памятование» равняет всех людей по одной, самой низкой мерке, не объясняет, что к будде каждый может прийти лишь своим собственным путем. Это значит, что многие слушатели Хонэна вовсе не смогут достичь возрождения в Чистой земле.  
Седьмая «ошибка» — неверное толкование самого понятия «памятование». Сосредоточиваясь на будде, мы различаем его имя и сущность, а внутри сущности — «дела» и «основу». Есть «изустное призывание», то есть произнесение имени вслух, и есть «памятование в сердце», синнэн, то есть созерцание будды Амида. Внутри «памятования в сердце» есть поверхностные и глубокие уровни, Дзёкэй в связи с ними указывает на разные виды «дхарм», составных частей познавательного опыта — по учению школы «Видов дхарм», Хоссо (центром этой школы издавна был храм Кофукудзи).  
В этой статье Дзёкэй еще указывает: хотя в Китае у школ Видов дхарм и Чистой земли были разные наставники, но учения их близки, и что сейчас в Японии Хоссо ищет сближения со школой «Чистой земли» — но Хонэн и его ученики с прискорбным равнодушием относятся к своим предшественникам. Они предпочитают «призывать имя» и ссылаются при этом на восемнадцатый обет Амида. Неясно, почему они отбрасывают остальные сорок восемь обетов — но и в восемнадцатом обете речь идет о созерцании будды, а не только об имени. В «Сутре созерцания будды по имени Неизмеримое Долголетие» сказано: можно повторять имя Амида, когда страдаешь так сильно, что не можешь сосредоточиться ни на чем другом. Но там же сказано, что при этом следует думать о будде. И Шаньдао учил, что «думать» важнее, чем «повторять».
Восьмая «ошибка» — это вольности в монашеском поведении. Ученики Хонэна допускают сношения с женщинами, азартные игры, вкушение мяса, хотя среди них есть и такие, кто строго соблюдает все заповеди. Да, в «последнем веке» дурных людей много — но нет ничего хуже, чем объявлять это положение правильным (иначе говоря, делать из «описательной» нормы «предписательную»).  
Наконец, девятая «ошибка» — сеяние беспорядка в государстве. Не почитая будд и богов, презирая все добрые дела, нарушая заповеди и поощряя мирян к тому же, приверженцы нового движения идут против «Закона Будды», а значит, подрывают и «закон государя», ибо эти два закона едины.  
Мы, пишет Дзёкэй, хотим, чтобы сторонники «памятования» и монахи восьми школ жили в согласии, а Хонэн и его ученики бранят все остальные школы и ни с кем не хотят сотрудничать. Если дать им волю, то вскоре в Японии произойдет то же, что в Китае при государе У-цзуне, когда из-за глупости сановников и при подстрекательстве даосов были разрушены храмы, сожжены книги, а монахов убивали или насильно возвращали к мирской жизни.
В заключение Дзёкэй напоминает, что Хонэн уже писал письма в свое оправдание, когда его осудили монахи Тэндай. Но сторонники «исключительного памятования» призывали мирян не верить этим письмам, заявляли, что Хонэн притворяется, кается лишь для вида. В итоге ничего не изменилось. Однако лгать государю — тяжкое преступление, и на такое Хонэн не пойдет*. Государев указ прекратит распространение опасного учения и установит правильный путь «памятования», и монахи Кофукудзи со всем почтением надеются на это.
* Все-таки Дзёкэй не мог не задеть школу Тэндай, с которой у школы Хоссо была вековая вражда. Вот, не внушают Хонэну достаточного уважения его бывшие собратья и учителя с горы Хиэй, и им он лгал. А государю солгать — совсем другое дело…  
Поначалу на «Прошение» никакого ответа не было. Но в 1206 г. двое учеников Хонэна, Дзюрэн&#12288;и Анракубо, проводили моления во дворце. Что произошло при этих молениях, точно не известно, но кончилось дело тем, что две придворные дамы приняли монашество. Не высказали такое пожелание, а прямо-таки уже и постриглись, с непривычной поспешностью. Это вызвало гнев государя Готобы. Против школы Чистой земли начались гонения. В 1207 г. Дзюрэн и Анракубо были казнены, а Хонэн и его приверженцы отправлены в ссылку.  
 Хонэна сослали в провинцию Тоса на острове Сикоку. Там он продолжал проповедовать свое учение. Вернуться в Столицу ему позволили в 1211 г. По преданию, в столице его встречало множество людей, еще не забывших его наставления. Несколько месяцев спустя Хонэн умер.  
Зарегистрирован

Все люди смертны. Единственное, что примиряет с этой прискорбной истиной, — то, что некоторые из них еще живы (с) И.О.
Saru
Постоянный посетитель
***




   
Просмотреть Профиль » WWW »

Сообщений: 104
Начало японской традиции Дзэн
« Ответить #59 В: 03/09/09 в 12:39:21 »
Цитировать » Править

На рубеже XII-XIII вв. в Японии начинают развиваться школы Дзэн. Понятие «созерцания», дзэн — кит. чань, запись санскритского слова «дхьяна» — использовалось уже давно, с VIII в. Чаще всего им обозначали упражнения по сосредоточению, принятые в школе Тэндай. Теперь же Дзэн, как и ранее «памятование о будде», выделяется в самостоятельное движение.  
По преданиям, начало традиции Дзэн положил Будда Шакьямуни. Он дал бодхисаттве Махакашьяпе (яп. Дайкасё) особое несловесное наставление — просто молча показал ему цветок. Таким способом Будда открыл Махакашьяпе «сердцевину» своего учения, не выразимую словами.
Основателем Чань в Китае считается Бодхидхарма, яп. Бодайдарума или Дарума — монах родом из Индии или из Средней Азии (VI в.). Его почитают как двадцать восьмого «патриарха» Чань. По преданию, он жил в знаменитом храме Шаолиньсы. Там он провел девять лет, не прерывая «сидячего созерцания», дзадзэн. Все это время он хранил молчание и «глядел в стену».  
Бодхидхарме приписывают изложение сути Чань в виде стихотворения в четыре строки:
«Особая передача вне учения
Не опирается на письменные знаки:
Прямо указывает сердцу человека —
Стань буддой, увидев свою природу».
Традиция Чань продолжает махаянское учение о «пустоте». Все различия «пусты», то есть относительны, призрачны. Подвижник должен избавить от них свое сознание, «опустошить» его, прийти к «недвойственности». «Видеть свою природу» возможно в состоянии «недеяния» и «безмыслия», «беспамятства». «Отрицание самости» здесь мыслится или как полное отгораживание от мира и погружение в «пустое» созерцание, или как растворение в нем. По учению Чань, природа будды присутствует в «сердце» каждого человека, каждой вещи, явления, и вне «сердца» найдена быть не может. В этом наставники Чань вполне согласны с мыслителями школ Хуаянь (Кэгон) и Тяньтай (Тэндай), а также «тайного учения». Главная установка Чань — на достижение внезапного просветления. Чаще всего его называют «озарением», сатори.
Поначалу традицию Чань в Китае представляли странствующие монахи-проповедники. Они находились под сильным влиянием даосизма, поэтому нередко противники Чань объявляли его небуддийским учением. Позже возникли храмы школы Чань. Другое название этой школы — «Школа Будды в сердце», Буссин-сю.  
К VIII в. относится деление Чань на «южную» и «северную» ветви — традиции наставников Хуэйнэна (638-713) и Шэньсю (605-706). О расхождении во взглядах между ними говорится в «Сутре помоста Шестого Патриарха» (VII-VIII вв.). Хотя эта книга и называется «сутрой», но в ней приводится не проповедь кого-то из будд, а рассказ о событиях в китайской монашеской общине.
Решение о том, произошло «озарение» или нет, в школах Дзэн принималось наставником. Ученику выдавалась особая бумага с «печатью», ин, подтверждающая, что он достиг «озарения».  
Не считая обязательным совершение каких-либо обрядов, Чань признает почитание будд, особенно Будды Шакьямуни, а также «патриархов» — Махакашьяпы, Бодхидхармы, китайских учителей, бывших в разные времена главами того или иного направления Чань. Почитание наставников привело в храмах Чань к возрождению почитания «шарира». Под этим словом понимаются уже не останки земного тела Будды Шакьямуни, а предметы, связанные с учителем, — частицы его праха, монашеские одежды, книги, записи, сделанные его рукой. Некоторые наставники Чань подтверждали свое единство с буддой, еще при жизни являя чудо — выделяя из своего тела «шарира», небольшие светящиеся кусочки, необычайно прочные, как и останки Будды. Исследователи видят в этом еще одну черту, сближающую Чань с даосским учением о достижении телесного бессмертия.  
В целом для Чань характерен отказ от обучения с помощью канонических текстов. Основное значение придается прямой устной передаче учения от учителя к ученику. Сутрам и трактатам отводится меньшая роль, чем сочинениям наставников Чань: «Сутре помоста Шестого Патриарха», «Записям Линьцзи» и другим. В то же время последователи Чань делают исключение для некоторых текстов канона: для «Сутры о Вималакирти», «Сутры-сердца», «Трактата о пробуждении веры в Махаяну» и других.
Используются и особые тексты, которые должны вызвать у ученика внезапное «озарение». Их общее название — коан, кит. гунъань. В Китае это слово обозначало «казенный документ», а также «прецедент» в судебном обиходе. Коан представляет собой задачу, обычно изложенную как описание случая из жизни одного из наставников Чань. Например:  
«Ба-цзяо сказал собравшимся монахам:  
— Если у вас есть палка, я вам ее дам. Если у вас нет палки, я заберу ее у вас» (из сборника «Застава без ворот», кит. «Умэньгуань», яп. «Мумонкан». Его составитель — Умэнь Хуэйкай, 1183-1260. Рассказ № 44).  
В роли коана может выступать не только высказывание, но и действие, например — внезапный удар палкой. Часто, хотя и не всегда изложение завершается указанием на то, как кто-то из учеников понял смысл коана и в тот же миг достиг озарения. Таким образом, весь рассказ является «прецедентом» успешного обучения. Сама задача обязательно звучит как нечто несообразное, противное обыденному разуму.
Начиная с VII в. Чань в Японии проповедовали «наставники созерцания», дзэндзи, прибывавшие из Кореи и Китая, их японские ученики, а также японские монахи, обучавшиеся в Китае. Но распространение Чань (Дзэн) как особой традиции начинается в Японии в конце XII в.  
Она пользовалась поддержкой воинского сословия, а позже — и столичной знати, и простолюдинов из числа крестьян и горожан. Успех проповеди Дзэн связывают с ее относительной простотой, отказом от сложных и дорогостоящих обрядов, от требований усвоить многочисленные тексты канона. Важно и то, что учению Дзэн свойствен определенный оптимизм: повседневная деятельность любого человека может привести его к озарению. Озарение может быть только «сиюминутным», и способы его обретения должны быть в каждом случае разными: «сидячее созерцание», размышления над коаном, окрики и побои, работа по храму, занятия поэзией, живописью, совместные чаепития и др.  
Первой японской школой Дзэн была Нихон-Дарума-сю, «Японская школа Бодхидхармы». Ее основал в конце XII в. Дайнитибо Нонин (ум. в 1190-х гг.). Этот монах доводился дядей знаменитому воину Фудзивара-но Кагэкиё, принятому в семью Тайра. Нонин в молодости учился в школе Тэндай. Прозвище «Дайнитибо» — от Дайнити, имени Великого Солнечного будды. Вероятно, Нонин изучал в Тэндай «тайные» обряды по «Сутре о Великом Солнце», «Дайнити-кё».  
Нонин осваивал учение Чань по источникам, доступным в Японии, много занимался созерцанием и однажды достиг озарения. Основав в провинции Сэццу храм Самбодзи, Нонин стал проповедовать Дзэн и нашел множество последователей из мирян и монахов.  
Два его ученика в 1189 г. побывали в Китае у знаменитого наставника Чань по имени Чжоань Дэгуан (1121-1203). (Этот наставник, видимо, был уже известен в Японии, в «Повести о доме Тайра» к нему посылает гонца с дарами Тайра-но Сигэмори.) Ученики Нонина доставили Дэгуану письмо, где Нонин сообщал о своем озарении. Дэгуан подтвердил истинность сообщения и передал Нонину дозволение проповедовать учение Дзэн.  
После возвращения учеников из Китая слава Нонина в Японии еще больше возросла. Его ученик Какуан был приглашен проповедовать Дзэн в Тономинэ, родовой усыпальнице Фудзивара. По преданию, Нонин был убит своим племянником Кагэкиё, который заподозрил, что дядя выдал его врагам дома Тайра.
Школа Нихон-Дарума уделяла больше внимания размышлениям над коанами, нежели «сидячему созерцанию». Двумя источниками ее учения были ранняя «северная» традиция Чань, представленная в Японии школой Тэндай, и более поздняя «южная» школа Линьцзи, к которой принадлежал Дэгуан. Учение Нонина известно в основном по его критике у Эйсая и у более поздних мыслителей периода Камакура.
Проповедь Нонина вызвала резкое неприятие у монахов Тэндай и других сторонников «явно-тайного» буддизма. Противники школы приписывали ей слишком буквальное понимание запрета «опираться на письменные знаки», пренебрежение к учениям Будды и прежних учителей. Ее упрекали в отрицании каких-либо видов подвижничества, в отказе от соблюдения заповедей и нравственных установлений. Все эти ложные взгляды школы, будто бы, исходят из того, что она полагает достаточным осознать «исконную просветленность» каждого существа, после чего никакое самовоспитание уже не нужно. С деятельностью школы Нихон Дарума связывают запрет на распространение Дзэн в Японии, введенный в 1194 г.  
Зарегистрирован

Все люди смертны. Единственное, что примиряет с этой прискорбной истиной, — то, что некоторые из них еще живы (с) И.О.
Страниц: 1 2 3 4 5  Ответить » Уведомлять » Послать тему » Печатать

« Предыдущая тема | Следующая тема »

Удел Могултая
YaBB © 2000-2001,
Xnull. All Rights Reserved.