Автор |
Тема: Кстати, о Яреме... (Прочитано 10619 раз) |
|
Guest is IGNORING messages from: .
antonina
Beholder
Живет здесь
Я люблю этот Форум!
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 2204
|
Ярема Вишневецкий
Итак, Ярема… Казалось бы, что у него может быть общего с нашим предыдущим героем, Немиричем? Один – рьяный католик, второй – еретик с причудами, да и сражались в итоге по разные стороны фронта. А, между тем, многое в их биографиях совпадает. Оба родились в 1612 году, оба учились в Голландии, причем в одно и то же время – может, сидели рядом в университетской аудитории? Оба принимали участие в Смоленской войне, оба занимались колонизацией восточных окраин государства, оба смертельно враждовали с Самийлом Лащем, во время элекционного сейма оба поддерживали одного и того же кандидата, Сигизмунда Ракочи. Пропущу уж то обстоятельство, что оба сменили вероисповедование, потому что случилось это в разное время и по разным причинам. Наконец, оба являются обладателями репутации, по меньшей мере, двойственной. О неоднозначности восприятия современниками и потомками Немирича речь уже велась, с Яремой дело не лучше: кто считает его подлинным героем и спасителем отечества, кто – бешеным палачом и фанатиком с садистскими склонностями.
Обе эти ипостаси, по чести, довольно шаблонны и скучны. Однако подлинный Ярема все-таки отличался чертами, которые историков и писателей не особо заинтересовали, но позволяют воспринимать князя Корыбутовича, воеводу русского, хозяина Лубен и прочая и прочая как живого человека. Желающих узнать побольше отсылаю к эссе Юрия Рудницкого «Ієремія Вишневецький», в котором автор попытался, по его же словам, произвести реабилитацию этой противоречивой исторической фигуры (книга была выпущена в 2008 году львовским издательством “Пирамида”. Для всех остальных, темой интересующихся – некоторое ее изложение и дополнение.
Прежде, чем начать, хочу поблагодарить wirago_ghost за популяризацию и комментарии к украинскому варианту нижеследующего текста, а также за очень содержательные ссылки и весьма показательное сравнение Яремы с его почти-современником (с перспективы нескольких столетий  ), герцогом Гизом. ()
Что ж, начинаем. Думаю, следует напомнить – с семьей Вишневецких мы расстались в момент смерти Раины Могилянки, княгини Вишневецкой. Поскольку ее муж, князь Михаил, скончался (предположительно, был отравлен) еще раньше, их дети - Иеремия и Анна осиротели (мне попадались какие-то неясные намеки на то, что детей было больше, но тогда они умерли в довольно раннем возрасте и никакие выразительные следы их земной жизни не зафиксированы). Близкой родни у осиротевших потомков княжеского рода не оказалось – Могилянская ветвь была занята борьбой за молдавский престол, да там и отношения были не самые лучшие, ведь бабку Яремы обвиняли в отравлении отца Петра Могилы, поэтому опекуном княжат стал их довольно отдаленный родственник Константин Вишневецкий.
Первоначальное образование Иеремия получил в иезуитской коллегии (предположительно, во Львове), позже он предпринял общепринятое образовательное путешествие по Европе – Голландия и, похоже, Италия – князь на всю жизнь сохранил пиетет к итальянскому искусству. Приблизительно в 1631 г. Вишневецкий перешел в католицизм – шаг во многом вынужденный, но религиозными вопросами займемся несколько позже. Потом – возвращение на родину, введение в наследство, Смоленская война, а дальше…
Князь Иеремия – фрондер и ребелизант
Смотревшие известный фильм “Огнем и мечем”, возможно, помнят сцену спора между Иеремией и Адамом Киселем, во время которой последний бросает князю в глаза – ежели Ярема не подчинится воле короля и решению сейма, то бунтовщиком будет он, а не Хмельницкий. Эпизод интересен тем, что князь Вишневецкий задолго до него уже имел репутацию бунтовщика, вечного оппозиционера, а один раз даже находился на грани устройства настоящего путча. А началось все, как и приличествует похожим историям, с женщины.
Нет, ничего романтического не ждите, Ярема и романтика – вещи несовместимые. Дело было довольно простым, его почти не заметили ни современники, ни потомки, вплоть до Яна Видацкого, который все это и раскопал. Когда обсуждался вопрос о браке вновь избранного короля Владислава, одной из кандидатур была княжна Анна Вишневецкая, сестра Иеремии.
Существовали весомые аргументы в пользу такого выбора. Он сблизил бы короля с могущественным магнатским родом (правда, еще вопрос, не поссорил ли бы с иными), княжна Вишневецкая принесла бы своему мужу огромное приданое (между тем, приданое двух предыдущих королев, принадлежавших к династии Габсбургов, все еще не было уплачено), в жилах претендентки на звание королевы текла и царственная кровь – не маловажное обстоятельство по тем временам. Не говоря уже о вопросах личного характера: княжна только вступила в брачный возраст, если пошла в мать, то была весьма привлекательной девицей, и, судя по некоторым намекам, весьма нравилась молодому королю. Можем только догадываться, что случилось бы, если бы Ярема в сравнительно молодом возрасте стал приближенным короля и свою недюжинную энергию обратил бы не на интриги против монарха, а, наоборот, на его поддержку, возможно, также на поддержку своего племянника и вероятного наследника престола. Но случилось иначе. Аргументы против брака короля с собственной подданной перевесили, Владислав женился на очередной Габсбургианке, Цецилии Ренате. Анна Вишневецкая, в свою очередь, вышла за Збигнева Фирлея, в дальнейших событиях не участвовала и вообще довольно рано умерла, не достигнув даже 30-летнего возраста. Тем не менее, Ярема, похоже, так и не забыл афронта, нанесенного гордости княжеского рода и не раз в будущем находил возможности отомстить королю – иногда в довольно изысканной форме.
Король пытался загладить возникшую щербину и выступил в качестве посредника при сватовстве Яремы к Гризельде Констанции, дочери великого коронного канцлера Томаша Замойского и внучке коронного гетмана Яна Замойского, когда-то завоевавшего господарский престол для деда и тезки Яремы, Иеремии Могилы. (И здесь ничего особого по части возвышенных чувств не ждите. По собственным словам Иеремии, обращенным к даме сердца, он избрал ее не из-за красоты, “потому что ты вовсе не красавица”, но из-за ее мужского ума, а в еще большей степени – высокородного происхождения и приданого, судите сами, насколько ей это польстило. Заодно воспользуюсь возможностью опровергнуть довольно распространенную в исторической беллетристике легенду о том, что Гризельда ради Яремы отвергла наследника могущественных Острожских, Доминика Заславского, на самом деле, когда Иеремия сватался к Гризельде, ординат Острожский был уже женат). Но еще прежде брака, заключенного в 1639 году, Ярема нажил себе врагов в королевском окружении, впутавшись в так называемую “сеймовую войну за старинные княжеские титулы”.
Дело было таким. Мне уже приходилось писать о концепции раннемодерного времени: королями становятся, князьями рождаются, а также о том, что потомок самого захудалого и обедневшего княжеского рода в общественной иерархии занимал более высокое место, чем самый богатый и влиятельный “пан” некняжеской крови. Стать князем иным способом, чем родившись им, в Речи Посполитой было невозможно. На тех же выскочек, которые пытались получить вожделенный титул за границей, смотрели весьма неодобрительно, так что обладатели подобных “импортных” титулов не употребляли их на родине. Этот устоявшийся обычай нарушил ближайший друг и сотрудник короля, тогдашний подканцлер Ежи Оссолинский – добился у папы и императора Фердинанда предоставления ему титула князя Священной Римской империи и стал его использовать публично. Начались многочисленные протесты и в 1638 г. Оссолинский вынужден был от титула отречься. В отместку он начал требовать того же от “старинных” литовско-русских князей, чьи титулы были подтверждены Люблинской унией. Немедленно возникла оппозиция, возглавляемая 26-летним тогда Яремой. Между прочим, борясь против “новых титулов”, Ярема провозглашал себя безоговорочным сторонником шляхетского равноправия и “золотой вольности”, так что превратился почти что в кумира шляхетского сословия. В итоге оппозиция победила и все новые титулы были отменены, а более давние, до 1569 г., подтверждены, но, конечно, Оссолинский не преминул возможности настроить короля против князя. В свою очередь, Ярема тоже при любой возможности показывал, как невысоко он ценит и короля как личность, и саму королевскую князь. Ему, властителю почти что удельного княжества, нетрудно было это сделать.
Один из раундов этого противостояния случился в середине 40-х годов. Интересующиеся началом Хмельниччины помнят, должно быть, какую роль в ее возникновении сыграл проект короля начать войну против Турции, укрепив при этом королевскую власть. Значительная часть “сенаторов и Речи Посполитой” выступила против антитурецкой кампании (особо не детализируя, отмечу, что аргументы этой стороны были довольно серьезными). Князь Иеремия, несмотря на то, что он уже отличился в противотатарских сражениях и был известен как талантливый полководец и вообще человек, утехи Марса ценящий превыше всего прочего, принадлежал к самым деятельным оппозиционерам. Его не привлекла даже предлагаемая булава польного гетмана (он в это время был уже русским воеводой). Окончательно похоронил королевские планы осенний сейм 1646 г., принявший решение распустить навербованные войска, запретить казакам выход в море и сократить королевскую гвардию до 600 человек.
За два месяца до того злосчастного сейма король посетил Иеремию в его резиденции Белый Камень. Похоже, речь опять шла о булаве, для начала – польной, а в перспективе и коронной. Но Ярема остался непреклонным. При этом он устроил роскошный прием, щедро одарив гостей. Королю достался породистый конь со сбруей, украшенной драгоценными камнями, такая же дорогая сабля и буздыган. Поскольку буздыган – фактически та же булава, то не намекнул ли князь, что он при желании сам мог бы раздавать булавы, а не получать их от других?
В придачу, роскошь резиденции Вишневецких так ошеломила королевских приближенных, что дамы из свиты королевы попросили отпустить их на службу к княгине Гризельде.
Но все это не идет ни в какое сравнение с другой выходкой Яремы.
Согласно нравам своего времени, князь вел многочисленные судебные процессы и соседские войны в борьбе за земельные владения, например, за Ромны, которые его отец когда-то “правом меча” отнял у Московского царства и которые оказались в королевской казне во время малолетства Яремы (конечно, протестов со стороны прежних владельцев тоже хватало, по этому поводу король будто бы сказал: “У князя Яремы больше прав на Москву, чем у московского царя – на Ромны”). Позже случилось дело Хорола, Горошина и Слепорода, но самым громким стал спор между Вишневецким и Александром Конецпольским из-за гадяцкого ключа. Одним из его эпизодов было взятие Иеремией Гадяча штурмом (во главе 7-тысячного войска и при участии артиллерии). В результате Ярема оказался на грани инфамии и лишения шляхетских прав. Его представителям удалось добиться отсрочки принятия судебного решения под предлогом болезни князя, которому пришлось клятвенно заверить факт болезни. Но Александр Конецпольский стал требовать повторной присяги – не столько, должно быть, от недоверчивости, а чтобы унизить противника. В ответ Ярема вместе с личным 4-тысячным войском заявился не куда-нибудь, а в самое столицу; только дальность расстояния помешала ему притащить с собой также артиллерию. Яремины войска окружили здание сейма, в котором как раз заседало правительство. Планы у князя были радикальнейшие: как вспоминал один из его слуг и позднейший мемуарист Богуслав Маскевич, Ярема приказал своим людям в случае принуждения его к присяге рубить всех, поддержавших Конецпольского, хоть бы и самого короля.
Дело удалось замять. Ярему не заставили присягать, оставив, однако, Гадяч за Конецпольским. Но Речь Посполитая приблизилась как никогда раньше к государственному перевороту.
Юрий Рудницкий со всей приятственностью альтисторика рассматривает возможный дальнейший ход событий в случае совершения Яремой подобного переворота, не забыв уточнить, что князь, похоже, больше играл на публику, чем реально строил похожие планы, но события могли выйти из-под его контроля. Вывод, однако, неутешительный: Вышневецкий оказался бы в положении узурпатора и, скорее всего, вызвал бы гражданскую войну, по размаху не уступающую Хмельниччине.
Итак, вот каким было общественное положение Вишневецкого накануне казацкой войны – бешеная популярность у “шляхетской братии” и многочисленные враги среди высшей власти, с королем включительно. Эта двойственность стала причиной многих последующих событий.
|
|
 Зарегистрирован |
Нехай і на цей раз
Вони в нас не вполюють нікого
|
|
|
antonina
Beholder
Живет здесь
Я люблю этот Форум!
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 2204
|
Удельный князь Иеремия
Похоже, историки сознательно или бессознательно замалчивают ту область жизнедеятельности, в которой князь Ярема достиг самых больших успехов. Его упорно представляют только как воина, а то и как солдафона. Между тем, он был талантливым хозяйственником и администратором.
Конечно, ему не пришлось начинать с нуля – предки постарались немало плюс удачная хозяйственная конъюнктура на тогдашнем мировом рынке: спрос на зерно, главную продукцию Вишневеччины, был тогда высоким как никогда. Но все же учтем, что в годы сиротского малолетства Яремы что растащили королевская казна и соседи, что само разрушилось без хозяйского присмотра. Так что молодому наследнику было к чему приложить свою энергию.
Интересовали его прежде всего заднепровские владения, частично отвоеванные от Московского царства и закрепленные за Речью Посполитой после длительных переговоров (на этих землях были основаны Ромны, Лохвица, Чорнухи, Журавка), частично все еще спорные (Охтырка, Вильшана, Недригайлов). Динамику роста можно проследить на примере Красного, где в 1628 году проживало 10 человек, а при Иеремии там насчитывалось 995 хозяйств (для сравнения в тогдашней Полтаве – 812). Количество хозяйств в Лубнах, княжеской столице, составляло 2646 (в том числе 40 мельниц), а в крупнейшем городе, Ромнах – 6000.
Процитирую немного Рудницкого: «А.Лазаревский отмечает возрастание населения Лубенщины во времена Вишневеччины более чем в 10 раз. (..) Согласно разным оценкам, если к концу 20-х – началу 30-х годов население Вишневеччины составляло 4.5-4.6 тыс. человек, то за время Яреминой колонизации оно возросло до 230 тыс. по состоянию на 1646 год. До вступления И.Вишневецким в право владения заднепровским наследством только Лубны, Лукомль и Пырятын можно было считать более-менее полноценными городами, поскольку у них было свое городское самоуправление и своя, пусть и незначительная, ремесленная прослойка. Накануне же Хмельниччины в заднепровских владениях князя насчитывалось 30 городов (с них 20 укрепленных) и многочисленные села».
Любопытно, получили ли города Вишневеччины магдебургское право. Лохвица во второй половине 17-го века им обладала, то когда получила – не знаю (скорее всего, после Яремы, поскольку он сохранял за собой положение суверена городов). Зато знаем бесспорно, что города жили и управлялись согласно цеховой системе.
Для более западных земель цеховая система к тому времени уже несколько устарела, но здесь, на переднем краю цивилизации, граничащим с Диким Полем, положение было иным. Все-таки отметим существенную разницу между «правобережными» и «левобережными» цехами. На Правобережье, тем паче на коронных землях, «теоретически членами цехов могли быть только католики, как это и предусмотрено в многих статутах» (Н.Яковенко). На Вишневеччине ничего подобного не было, более того, там цехи превратились в своеобразные средоточия православной религии (что и естественно, потому что католики были там очень немногочисленны).
Похоже, вводить цеховое устройство начал опекун Яремы, князь Константин (католик и человек западной культуры), но его подопечный, едва лишь достигнув совершеннолетия, активно эту деятельность продолжил. Например, уже 20 января 1633 года (Яреме 21 год, в разгаре Смоленская война, тем не менее…) он составляет акт относительно портновского, кузнечного, башмачного и кожевенного цехов в Прилуках, в котором сказано: «…цехи разние при давних обичаях зоставляю, также права и вольности надаю, якъ и мъсту моему столичному Лубнямъ».
Устав цехов довольно обычен: запрещает мастерам заниматься ремеслом вне цеха, ограничивается деятельность «партачей». Часть изготовленной продукции должна была отходить «на замок» и оплачивалось «по надлежитости» (что-то типа гарантированного госзаказа). Цеховики были освобождены «от податей и повинностей меньших і частих» - кроме случаев крайней нужды. «Также, сохрани Боже, неприятеля – повинны все быть с ружьем готовы и тотчас до замку, когда дадуть въдати».
Еще немного процитирую.
«На процветание культуры того времени, - читаем также в «Очерках Лубенской старины», указывает изобилие существовавших тогда цехов и ремесел: кравцов, кушнирей, шевцов, слесарей, гутников, котляров, скляров, лучников, бердников, цагельников, муравщиков, стельмахов и пр.» В Ромнах, крупнейшем городе Вишневеччины, рядом с традиционным кузнечным, портновским и ткаческим ремеслами развивалось ювелирное дело. Роменские мастера золотых дел получили известность вне границ Вишневеччины. В городах установился обычай, когда улицы, вдоль которых проживали ремесленники, производившие те же изделия, назывались Гончарными, Ковальскими, Чоботарскими и т.д. Цеховая система укоренилась настолько прочно, что в Лубнах ее остатки сохранялись вплоть до первой половины 19 века».
Как обычно, приходилось заботиться о дорогах (с этой целью князь отобрал от Самийла Лаща каневское староство, благодаря чему стал владельцем караванного пути, а также днепровской переправы). Кроме законных обложенных податью дорог существовали и «запретные», которыми стремились проехать склонные к мошенничеству купцы, желающие сэкономить на налогах: их, в случае поимки, штрафовали. Несмотря на едва лишь окончившуюся Смоленскую войну, процветала приграничная торговля с Московским царством, тут особо отличались пырятынские и путивльские купцы.
Поскольку именно экономический раздел вызвал многие вопросы, то попробую заранее на них ответить. Если структура финансовых потоков за десятилетие не особо изменилась, то до 90% прибыли князь получал как плату за арендованное имущество (в первую очередь мельницы), дорожную пошлину и «капщизну» - монопольное право на производство водки (пиво подданные могли варить сами). Особых сведений о ведении сельского хозяйства у нас нет, но возрастание количества населения свидетельствует о приемлемости условий проживания для переселенцев. Жители пограничных территорий освобождались от любых податей на 20 лет, однако обязаны были нести охранную службу и поддерживать в исправности защитные сооружения. Жители «слобод» (подавляющее число сельского населения) платило «чинш» в размере 5 талеров от хозяйства в год, среди повинностей упоминаются «поволовщина» (откормить 1 вола в год для надобностей владельца) и разные работы по содержанию в порядке сухопутных и водных путей сообщения.
Не особо знаем также, что происходило с крестьянами, чьи «вольготные годы» истекли. Предположительно, их отправляли в «отделенные фольварки», хотя выдвигались гипотезы о том, что по крайней мере некоторые из этих фольварков были чем-то вроде раннекапиталистических мануфактур по производству сельхозпродукции в товарном количестве, прежде всего на продажу и силами наемных работников (Однако не стоит слишклм обольщаться по поводу идилличности нарисованной картины. Слобожане вовсе не были уверены в своем завтрашнем дне – срок большинства слобод истекал в 1648 году, а князь и многие его приближенные не раз высказывались так, что было понятно – льготные годы он продлять не собирается, поскольку считает, что это деморализует население, «крестьянин на слободе становится не работником, а гультяем». Так что Хмельниччина была в значительной степени запрограммирована с точностью до года).
Итак, похоже, не бедствовали ни подданные, ни князь. «Льготное заселение поселенцами новых земель с их богатыми естественными ресурсами, считает А.Яблоновский, «доступность разнообразных занятий и промыслов, легкость, с которой население предавалось разным видам хозяйственной деятельности, даже при зачаточном состоянии земледелия не могло не удовлетворять в достаточной степени крестьянских нужд, более того, при малейшей предприимчивости обеспечивало ему достаток». Что же касается горожан, то некоторое представление об уровне зажиточности некоторых из них дает запись в «Книге пошлинным деньгам» курской таможни, где упоминается «иноземец города Сенчи Семен Алексеев», который 21 июля 1647 года, по пути в Курск за товаром предоставил на таможне денег на сумму 124 рубля.
Для оценивания же имущества князя используется исторический документ, названный “списком Пшездецкого” по имени ученого, который его разыскал (этот документ широко использовал Грушевский). Согласно этим оценкам, ежегодный доход князя составлял 190-200 тыс. золотых. Но и нужды были немалые: больше всего средств съедало войско. Так что случалась и у заднепрвоского магната нехватка денег, когда ему приходилось их одалживать (среди его кредиторов значилась вдова казненного казацкого гетмана Ив. Сулимы) и отдавать в залог часть имущества. Последнее обстоятельство вызывало недовольство поселян, “заставляемых” вместе с движимым и недвижимым..., а нередко и ставало причиной злоупотреблений, когда такие арендаторы пытались навязать населению обычаи, принятые на “коронных землях”, от которых они когда-то бежали на край цивилизации. Правда, князь заранее обязывался возмещать доказанные убытки обиженным, однако на практике, как легко догадаться, случалось всякое.
Тем не менее – долго еще Вишневеччина не могла восстановить того экономического уровня, которого она достигла при Яреме.
Нам еще осталось бы поразмышлять на модную в последнее время тему о том, что Вишневеччина (может, и без прямой воли ее властителя) приобретала черты своеобразного гособразования. По крайней мере, экономическая самостоятельность у нее была, если б еще у Яремы хватило политической воли … дальше начинаются альтисторические построения. У Яремы Вишневецкого сравнительно с Хмельницким было существенное преимущество – княжеское, а частично даже царственное происхождение, ему не пришлось бы с таким тяжким трудом доказывать легитимность своих действий. Но какие-либо признаки этой политической воли не особо заметны, мне трудно поверить, чтобы князь Вишневецкий мыслил себя отдельно от остальной Речи Посполитой даже тогда, когда он потерял надежду на карьеру государственного деятеля и всецело занялся заднепровскими владениями.
Что, однако же, бесспорно, так это то, что Ярема по чисто экономическим причинам не мог вести политики воинственного католицизма на преимущественно православных территориях. Где бы он нашел подданных-католиков, а разгонять уже наличествующих «схизматиков» религиозными репрессиями не было малейшего смысла. Но мы добрались до весьма болезненного и даже запутанного вопроса о религиозности Яремы, для которого придется выделить отдельный раздел.
|
| « Изменён в : 08/25/09 в 13:26:58 пользователем: antonina » |
Зарегистрирован |
Нехай і на цей раз
Вони в нас не вполюють нікого
|
|
|
antonina
Beholder
Живет здесь
Я люблю этот Форум!
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 2204
|
Предатель и клятвопреступник
Думаю, эти эпитеты по отношению к нашему герою слышали все, хоть немного интересующиеся украинской историей. Бесспорные же факты, по крайней мере до начала восстания Хмельницкого, выглядят так: князь Ярема Вишневецкий, сын православного Михаила Вишневецкого и рьяной православной Раины Могилянки, двоюродный племянник православного митрополита, впоследствии канонизированного святого Петра Могилы, в 1631 г. перешел в католицизм. К этому прибавляется мрачная легенда: такой поступок напрямую противоречил последней воле его матери, которая, умирая, будто бы взяла с сына клятву верности религии предков, угрожая в случае невыполнения загробным проклятьем.
Уточним, что Ярема потерял мать в 6-летнем возрасте и попытаемся подумать: так ли уж вероятно, чтобы похожие обеты на всю жизнь брались у столь маленького ребенка (впрочем, может, в менталитет века все это как-то вписывалось, в раннемодерную эпоху все были несколько поведены на античности и о Ганнибаловой клятве слышали) и в состоянии ли был 6-летний мальчик не то чтобы осознать, а хотя бы запомнить происходившее? Вот в последнее слабо верится. Поэтому более правдоподобной кажется версия, приведенная и Ю.Рудницким - «основанием легенды о клятве княгини Раины стал вполне реальный документ, так называемый «фундуш» от 18 января 1619 года, составленный вдовой князя Михаила в Вишневце при основании Мгарского монастыря, где княгиня Раина записала в частности такое: « И хто би колвек тую фундацію нашу нарушити і касовати в напотомнъе часи мъл, або одіймовати, що-с ми раз надали, або на старожитную благочестивую восточного православія въру нашу наступовати, отмъняти, теди нехай будет на нем клятва святих отець, иже в Никеи, и разсудитися со мною маєт перед маєстатом Божіим».
Вроде бы основание для клятвы с проклятьем ... но:
• княгиня использует довольно стандартную фразу, типичную для юридических документов ее времени. Значительно позже, в конце 18 века, Миколай Потоцкий обещает судиться с дерзнувшими разрушать им созданное пред престолом Божиим (и не особо это помогло)
• фраза не обращена непосредственно к сыну княгини
• выполнить последнюю материнскую волю Ярема мог и перейдя в католицизм.
А теперь порассуждаем, почему князь Вишневецкий переменил вероисповедование и мог ли он поступить иначе. Рудницкий в числе прочего ссылается на аргумент: неприязнь к православию у молодого князя была вызвана обстоятельствами смерти его отца, будто бы отравленного во время причастия каким-то греческим монахом. Но, даже если это соответствует действительности, то обвинять все православие в поступке явного апостата, выдающего себя за монаха, по меньшей мере странно. Почти на той же странице тот же автор утверждает, что за убийством стояла либо протурецкая, либо проваршавская партия, причем же здесь православие?
Сработали, похоже, гораздо более простые причины. Ярема с раннего детства был оторван от православного мира. Воспитывал его дядя-католик, никто из православной родни судьбой осиротевшего ребенка не заинтересовался. Образование он получил в католическом учебном заведении, во время европейского путешествия также не имел возможности познакомиться с высокими православными ценностями. Так что, скорее всего, просто не хотел выглядеть белой вороной в своем круге, где к 30-м годам 17-го века православных почти не осталось. Недооценивающие такое соображение не особо понимают психологию подростков (случаются, конечно, натуры, склонные сознательно противостоять окружению, но Ярема, похоже, к таковым не принадлежал).
Даже если мы не слишком желали бы с этим считаться, то какие у нас основания обвинять Ярему, ставшего католиком едва ли не в последней волне обращений, больше, чем множество его предшественников – Острожских, Корецких, Сангушков, Збаражских ... да хоть бы и многочисленных Вишневецких, которые гораздо раньше Яреминого рождения уже перепробовали все существующие к тому времени оттенки христианства. Только ариан среди них и не хватало (зато они имелись в ближайшем окружении Яремы).
Почему же именно Яреме досталась столь черная репутация? И тут существует довольно обоснованное объяснение, как только мы вспомним о лютой вражде между двумя православными иерархами Петром Могилой и Исаией Копинским. Эта непримиримая борьба имела все черты внутрисемейного спора, а такие, как известно, являются самыми жестокими: Исаия Копинский был личным духовником Раины Вишневецкой, Петр Могила – ее двоюродным братом. Сын княгини абсолютно против своей воле оказался втянутым в противостояние, обе стороны которого рассчитывали на его поддержку. Излишне объяснять, что по возрасту, происхождению, мировоззрению, образованию Петр Могила был своему племяннику гораздо ближе, чем его соперник. Эту близость подтверждает следующий факт: в 1635 г. при поддержке Иеремии Петр Могила отнял у Копинского Мгарский и Густынский монастыри, находящиеся на территории Вишневеччины. Вот, кажется, и весь взнос князя в религиозную борьбу (в рамках одной конфессии), но этого хватило. По иронии судьбы, разъяренные пропагандисты стороны Копинского “достали” не столько Петра Могилу, благополучно помирившегося с православными иерархами и казаками, поддерживающими Копинского, сколько его племянника.
Очередным событием, вбившим клин в отношения между князем Яремой и православным миром, стало так называемое “кизимовское восстание”. Произошло оно в 1637 г. и хронологически примыкало к известному восстанию Остряницы и Павлюка. 20 декабря 1637 года восставшие под предводительством Кизима-младшего (сына) захватили Лубны, “взяли княжеский замок, бернардинский монастырь и Михайловский костел, расправившись с пятью ксендзами и немногочисленными шляхтичами, собравшимися на Богослуженье”. (Иеремии тогда в Лубнах и вообще в Вишневеччине не было, он как раз сватался к Гризельде Замойской). Среди идейных вдохновителей восстания оказались некоторые монахи Мгарского и Густынского монастырей, помимо прочего, недовольных передачей их духовных обителей Петру Могиле.
Восстание, как известно, было разгромлено, оба Кизимы – отец и сын – погибли на пале (по приказу, впрочем, вовсе не Яремы, а Миколая Потоцкого). Часть мятежных монахов сбежала в соседнее Московское государство. Похоже, это обстоятельство вызвало сильное охлаждение в отношении Яремы к обителями, опекунами, а то и основателями которых были его родители. Но до такой степени, чтобы эти обители ликвидировать. Княжеский гнев выразился в прекращении экономической поддержки: если до 1637 года оба монастыри имели многочисленные привилегии, заверенные князем, то позже они оказались в положении «до княжеской ласки», т.е. все предыдущие пожалования сеньор в любой момент мог отобрать.
Разрушенный бернардинский кляштор был восстановлен – при финансовой поддержке князя. Но это, похоже, и все проявления католического миссионерства на православной Вишневеччине. «А.Лазаревский, критикуя труд П.Кулиша «Отпадение Малороссии от Польши», характеризует приведенные ее автором сообщения о строительстве И.Вишневецким католических костелов как «более чем сомнительные», ссылаясь на отсутствие в известных ему печатных или рукописных источниках любых сведений о строительстве костелов в Ромнах, Лохвице или Хороле. Во-первых, считал историк, это помешало бы Иеремии привлекать новых поселенцев в свои имения, особенно после подавления казацких выступлений 1637-38 годов. Во-вторых, «по-видимому, не для кого было их строить, так как католиков в Лубенщине много быть не могло, кроме дворни Вишневецкого, разных его старост и прочих слуг». Итак, делает вывод исследователь, кроме бернардинского кляштора в Лубнах, других культовых католических сооружений на Вишневеччине не существовало».
Кроме того, мы имеем бесспорные сведения о том, что в окружении князя (в том числе и в войсках) было множество некатоликов: православных и принадлежащих к различным течениям протестанства, не исключая гонимых ариан – а для поддержки последних нужно было определенное гражданское мужество (даже воспитание единственного сына князь доверил унитарианке Домарацкой).
В итоге можем уверенно сказать: никаких признаков особого католического фанатизма у Иеремии не обнаруживается (речь идет о мирном периоде до восстания Хмельницкого). Наоборот, куда больше обстоятельств указывают на то, что религиозность князя принадлежала к «прохладно-мужскому» типу (не хочу обидеть тогдашних женщин, но учтем: возможности получить университетское или хотя бы светское образование они не имели, всю духовную пищу получали из рук служителей какой-то из Церквей. Поэтому женщины середины 17-го века, как мне кажется, уступали своим бабкам, родившимся в свободомыслящем 16-м веке).
Вот мы и приблизились к периоду, благодаря которому Ярему и многих его современников, собственно, и запомнили – к Хмельниччине. Честно предупрежу, что о битвах и сражениях написать много не сумею, чтобы людей не смешить. Но некоторые эпизоды из жизни Яремы вспомним.
|
|
Зарегистрирован |
Нехай і на цей раз
Вони в нас не вполюють нікого
|
|
|
antonina
Beholder
Живет здесь
Я люблю этот Форум!
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 2204
|
Падение заднепровской империи
Несмотря на признаки экономического процветания, в «удельном княжестве Вишневецком» собралось немало легковоспламенимого материала. Далеко не было снято религиозное напряжение. Сильно мешали жителям постои кварцяного войска. Нуждаясь в наличных, князь не раз отдавал свои имения в залог – вместе с подданными, что и само по себе их раздражало, и стало причиной многочисленных злоупотреблений.
А, самое худшее, исчерпывалось базисное основание просперити – истекал срок слобод. «Слобожане» небезосновательно подозревали, что продлить для них льготные годы князь не пожелает: к тому времени он и его приближенные не раз высказывались в смысле «крестьянин делается гультяем в слободах, а позже превращается в мятежного подданного».
То, что потенциальные бунтовщики были отнюдь не пролетариями, которым терять нечего, а людьми довольно зажиточными, не особо меняло дело. «Следует помнить, что народ всегда восстает не там, где его удел обременителен, а именно там, где он пользовался большей свободой самостоятельного развития жизни и обеспечивал себе определенный достаток» (А.Яблоновский).
Гарью потянуло с начала 1648 года. Слуга Иеремии, уже упомянутый Богуслав Маскевич, «фиксирует от 15 февраля 1648 года слухи о «некоем Хмельницком», разбившем корсуньский полк, оставленный поляками для присмотра за запорожцами». Получив такое известие (похоже, что Ярема знал Хмельницкого лично, так что он в состоянии был оценить уровень угрозы), князь послал Маскевича к коронному гетману М.Потоцкому с предупреждающим письмом. Но Потоцкий, занятый переговорами с татарским послом, известие проигнорировал. Да и у Яремы планы были иные: в мае он собирался посетить Киев, тамошнее мещанство, не исключая православных иерархов, готовилось устроить ему торжественную встречу.
Но до этого так и не дошло – совсем иной человек в итоге «въехал в Киев на белом коне», зато через посредничество московских бояр и Адама Киселя распространилось известие о союзе Хмельницкого с татарами. Чтобы заранее утихомирить вероятных бунтовщиков, князь распорядился реквизировать у подданных оружие (одних лишь самопалов набралось 60 000). Это лишь подлило масла в огонь, поскольку воспринималось даже лояльными поселянами как поражение в правах – оружие считалось неотъемлемым признаком свободного человека.
В начале мая Вишневецкий вторично посылает Маскевича в Чигирин к коронному гетману – обратно княжеский гонец возвращается с известием о разгроме отряда кварцяного войска под Желтыми Водами. Князь предусмотрительно отправляет семью в Брагин на Полесье (позже в Туров) и в третий раз высылает пана Богуслава, на сей раз в Корсунь. В лагере тот застает «сплошной беспорядок», правда, есть надежда на помощь московских войск (вроде бы царь приказал пограничным воеводам оказать помощь Речи Посполитой). На самом деле, вся корреспонденция с московитами уже блокировалась казаками.
Встревоженный все ухудшающимися известиями, в ночь с 24 на 25 мая Вишневецкий во главе 6-тысячного войска выступил на помощь коронному гетману, но, раньше чем он дошел до Яготына, грянула Корсуньская катастрофа. Князь узнал об этом на следующий день, 27 мая, и почти одновременно - о бунте в его собственных владениях. С тех пор Ярема так и не возвратился в свою столицу, ему едва удалось вырваться из охваченной мятежом территории (на правый берег Днепра его отряд переправился близ Любеча, воспользовавшись тем, что противник отвлекся на взятие Чернигова). Тем временем 9 июня 1648 года 15-тысячное войско мятежников (в более позднем письме к Яреме Хмельницкий подчеркивал, что это были не казаки, а собственные Яремины подданные) захватило Лубны. Гарнизон и в княжеской столице, и в прочих городах либо перешел на сторону восставших, либо был уничтожен. Заодно, согласно сообщению православного священника Петрония Ласка, посланца Адама Киселя, бунтовщики «отцов бернардинов вырезали и многих шляхтичей и шляхтянок».
Эта резня получила, так сказать, археологическое подтверждение. «В 60-х годах 19-го века в этой местности строилась подъездная дорога к Лубнам. Во время строительства рабочие близ въезда на валы нашли глубокие ямы, полностью заполненные человеческими костями. Между ними встречались части оружия, фрагменты парчовой одежды, пуговицы, коралловые и янтарные ожерелья, шпоры и прочее».
Оказывается, весьма пострадали и православные монахи – иноки тех самых Мгарского и Густынского монастырей, уже попадавших в эпицентр предыдущих волнений. В похвалу святым отцам отмечу, что, сами подвергаясь опасности, они нашли возможность приютить тех, для кого угроза была еще больше – предоставили убежище, например, княжеским администраторам Габриелю Домарацкому, арианину и Станиславу Нагорецкому, католику. (знаем это из дарственных записей – в 1650 г. оба спасенные в знак благодарности сделали пожертвования в пользу монастыря).
Похоже, что резня при взятии Лубен превосходила даже военные и бунтовщичьи представления о границе возможного при обращении с неприятелем. Как уверял Б.Хмельницкий в одном из писем к Яреме, виновников погрома он распорядился казнить, «а двоих или троих послал к князю его милости, воеводе русскому, с заверением, что не казаки это сделали, а подданные собственные княжеской милости взбунтовавшиеся». Но князя это не утихомирило. С этого момента он и приобрел облик, известный нам из классической историографии: не останавливающегося перед никакими крайностями и репрессиями противника любых мирных переговоров и убежденного сторонника политики «огня и меча» (не стану утверждать, что Ярема действительно распоряжался казнить казацких послов, потому что по другим источникам казненные были не послами, а схваченными разведчиками. Приписываемых же ему слов: «Пытайте их так, чтобы они чувствовали, что умирают», он почти наверняка не говорил. Эти слова Калигулы ему приписали биографы, чересчур ретиво читавшие античную литературу).
Но, прежде чем карать и вешать, восставших надобно было разгромить, а видов на это не было. Карательный рейд князя на юго-восток Правобережной Украины (во время которого случилась не раз описанная в литературе кровавая пацификация Немирова и Погребища) особых стратегических результатов не принес. «П.Мериме назвал успехи Вишневецкого в этой кампании бесплодными, а польский ученый Шайноха считал, что И.Вишневецкий лишь раздразнил казаков, но ничего не добился» - Ю.Р. Зато Иеремия весьма испортил свою репутацию: нашлось множество людей, не видящих разницы между действиями высокородного князя и, например, Кривоноса. Это обстоятельство, похоже, с немалым злорадством и явным стремлением «опустить» противника подчеркивал Хмельницкий, высказавшись в одном из писем приблизительно так: не удивительно, если бы такие зверства совершал простец Кривонос, но ясновельможный князь… Что характерно, в лагере вроде бы союзников Яремы – ведь он волей-неволей таки возвратился в лоно общего отечества, которое когда-то променял на заднепровское княжество, - нашлось немало желающих видеть князя исключительно в черных красках. Недавние события, когда князь Вишневецкий из-за своих капризов едва не поставил страну на грань гражданской войны, были еще свежи в памяти.
Весь конец июля Вишневецкий ведет изматывающие бои с войском Кривоноса. Тем временем в Варшаве происходит конвокационный сейм, обсуждающий вопросы избрания нового короля. Угрозе, нависшей над восточными воеводствами, уделено минимальное внимание. Правда, избрали региментарей, Заславского, Острогрога и Конецпольского, известных современникам и потомкам как «перина, латина і дитина». За региментерство Яремы был отдан только один голос. С правовой точки зрения князь Вишневецкий лишь один из комиссаров при руководстве, которое с самого начала рассматривает Иеремию не столько как союзника, а как вероятного соперника.
И не зря: многие поступают как шурин Яремы Збигнев Фирлей, приведший свои подразделения именно к воеводе русскому. Ссор между региментарями и Яремой тоже предостаточно, например, из-за нашего давнего знакомого Самийла Ляща, удаления которого из войска князь требовал (хронический банит нашел себе нового покровителя в лице Доминика Заславского, ордината Острожского). Но на захват единоличного военного командования Вишневецкий не решается и подчиняется региментарям. Последствием стал пилявецкий разгром, «под занавес» которого Яреме будто бы предложили возглавить войско. Но он отказался: «Не вовремя, панове, предоставляете мне эту честь, донашивайте ее на здоровье так же охотно, как брались за нее». Князь небезосновательно считал, что предложение булавы имело истинной целью переложить на него вину за пилявецкое поражение.
На этом этапе, кое-как выбравшись из военных дебрей отмечу, что образ князя Яремы начинает сбиваться на довольно шаблонный лубок «страшного для врагов, милостивого и великодушного к приятелям». И действительного, князь прилагал немалые усилия для спасения тех, до кого ему, казалось бы, и дела не было – имеются ввиду не только шляхта, но даже и евреи из угрожаемых территорий (это подтверждается восторженной благодарностью Н.Ганновера, считавшего даже, что Ярема захватил Немиров в отместку за уничтожение тамошнего еврейского населения). Но мы приближаемся к эпизоду, когда придется этот образ омрачить, потому что в нем Ярема бросил на произвол судьбы тех, кого обязался защищать. Причем случилось это с жителями столицы его же собственного Русского воеводства.
|
|
Зарегистрирован |
Нехай і на цей раз
Вони в нас не вполюють нікого
|
|
|
antonina
Beholder
Живет здесь
Я люблю этот Форум!
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 2204
|
Ограбление галицкой столицы
...Во Львов Ярема приехал из-под Пилявцев позже остальных предводителей, на простой крестьянской телеге в сопровождении нескольких солдат. Собрали военный совет, на котором “шляхта и жолнеры долго уговаривали Иеремию взять в свои руки регименторство”. Наконец он согласился. Но на войско катастрофически не хватало средств. Каким способом их раздобыли, можно узнать из «Хроники города Львова» Дионисия Зубрицкого - сочинения строго документального и последовательно «прольвовского»..
«Итак, в рассеянии, без победы, принужденные к бегству, начали они собираться к столичному (metropolim) городу Львову, когда солнце не поднялось и на полнеба, а пан подчаший Остророг и князь егомосць пан Доминик (Заславский – оба предводители) въехали в город, когда уже недалеко было до заката. Они лишь переночевали и отъехали после марсовой неудачи. Князь егомосць Ярема (Вишневецкий) вместе с паном киевским воеводой Тишкевичем и паном ломжинским старостой (Иеронимом Радзейовским) с утра сразу же собрали рыцарский круг в монастыре конвентуальных (Conventualim) отцов. Когда все собрались вместе со всеми военным вождями (primates), то все там бывшие решили мужественно защищаться при Львове как при столице Русского государства в последнем, как казалось, приюте (asylum) в этих краях и мужественно противостоять нападению бушующего, дерзкого (insulttibus atque effraenatae audaciae) и бешеного крестьянства и закрыть путь дальнейшему разрушению Польской Короны и почти неслыханным убийствам. На этом совете (consula) решили и то, чтобы господа львовьяне обязались (obligati) под присягой сообщить обо всех сокровищах как в деньгах, так и в драгоценностях, где бы они не находились и кому бы не принадлежали, и позволили депутатам их собирать, и сами бы собирали денежные средства для уплаты наёмному войску с общины этого города (a communitate hujusce urbis) соответственно благосостоянию и зажиточности каждого. На эту контрибуцию не один из более бедных мещан должен был блеснуть несколькими сотнями, да и от тысячи не отказывались, хотя бы их приходилось из укрытия (ab intimis) извлекать и, как говориться, от сердца отрывать. На столь значительную контрибуцию великим панам, слыша декларацию и решительное мнение (resolutam mentem) искренних мужей, убогие монастыри, желая остаться не так при сохранности здоровья, как при славе маестатного величия, добровольно и с охотой отдавали свои украшения, церковные депозиты, золото, драгоценные камни и все самое лучшее, что только могут отдать горные выси и морские глубины, жалостно обнажив стены, отобрав красоту у чудесных алтарей, ободрав чудотворные иконы достойнейшей матери воплощенного слова, и бросили к ногам господ своих для возлюбленной невесты, как говорили, церкви Божьей. С этого серебра должны были бить деньги, готовить штемпели и другие необходимые инструменты, избрать место и ремесленника, способного к этому ремеслу, замысел и приказ был таким, но, как говорят, гора родила мышь (parturiunt montes nascitur rediculus mus). Ведь, едва лишь получив известие о неприятельском наступлении, забрали деньги на миллион, серебра на трижды по сто тысяч и, даже не успев как следует запастись провиантом, ударили коней острогами, попрощавшись со Львовом, который в это время оплакивал свое сиротство, а, вернее, все позорно (turpiter) сбежали, оставив нас жалкими и обманутыми, поскольку нас лишили и войска, и сокровищ (praesidio i thesauris destituti). Правда, вознаградили нас мизерным солдатским отрядом. Прислали в помощь городу П.Циховского с пятьюдесятью драгунами. Большое вспоможение за такое жестокое разорение (depactatie) осиротевшего и брошенного чудесного города, отданного на уничтожение ненасытным пожирателям нашего добра и крови, отвратительным поганам”.
К этому авторское примечание: «Об этом позорном ограблении Львова собственными господами не вспоминают ни Зиморович, ни кс.Ходинецкий и ни один польский хронист. Главную роль в нем сыграл князь Ярема Вишневецкий и печально известный ломжинский староста, а позже коронный вице-канцлер Иероним Радзейовский. Город требовал вознаграждения, привлекал Радзейовского к суду, но постоянная военная опасность тормозила судебный процесс, а бегство Радзейовского из страны в 1662 году сделало невозможным восстановление справедливости. Русины в этот раз вложили в контрибуцию наличными и изъяли из церквей 27 398 зол. 15 гр., армяне 24 502 зол. 24 гр., а евреи 10 000 золотых (кстати, по этому соотношению можно себе составить представление о сравнительном уровне достатка руськой общины Львова. Еще одна характерная деталь – православное ставропигиальное братство пожертвовало 8 тыс. золотых, больше, чем ордена доминиканцев и кармелитов, вместе взятые – А.)»
Брошенные на произвол судьбы горожане вынуждены были еще и дополнительно собирать деньги на выкуп казацко-татарскому войску: Хмельницкий то ли не хотел связывать себе руки длительной осадой, то ли действительно пожалел город своей юности (а еще правдоподобнее – ему нужен был не Львов, взятый приступом, но Львов, встречающий бывшего ученика отцов-иезуитов открытыми настежь воротами и торжественным колокольным звоном). Но и так город очень натерпелся и пострадал от военных действий.
Этот эпизод, в не слишком похвальном свете представляющий нашего героя, не раз и с пристрастием обсуждался историками. У Вишневецкого находились пламенные защитники, выдвигавшие следующие аргументы. Не было малейшего военного смысла закрываться с войсками во Львове, поскольку неприятель попросту обошел бы его и пошел дальше на беззащитную Речь Посполитую. Иного войска, кроме организованного за реквизированные (какое приятное слово!) у львовян деньги, государство не имело. Приводили пример Кутузова, пожертвовавшего Москвой, чтобы спасти Россию (но Кутузов не прихватил с собой средства москвичей, собранные якобы с целью защищать столицу). Наконец – это уже, как на мой вкус, совершенно убийственный аргумент, - для Львова, исходя из любой точки зрения, самым лучшим выходом было отказаться от обороны и сдаться на милость неприятеля, полагаясь на его вероятные теплые чувства.
(С теплыми чувствами бывает по-разному. Вот довольно показательный пример, найденный здесь: http://www.polityka.pl/buntownik-z-przypadku/Lead30,1143,225302,18/
“Когда Хмельницкий принимал в 1648 году посольство, которое должно было его склонить к прекращению осады города, он сразу же узнал среди городских послов кс.Анджея Мокрского, своего профессора из тамошнего коллегиума. “На людях вида не подал, но, оставшись сам на сам, ноги ему обнял и за науку благодарил”. Это не мешало тому, что не терпел иезуитов на землях, охваченных восстанием”..
Но достойному отцу Мокрскому пришлось сыграть еще одну роль, возможно, против своей воли вмешавшись в большую политику. Он выступил в роли посланца от казацкого гетмана к тогдашнему претенденту на трон, а позднейшему королю Яну Казимиру. Хмельницкий обещал королевичу свою поддержку при выполнении им некоторых условий, одним из которых было отстранение Яремы от командования войсками (попросту удивляюсь, насколько они были единым миром и как хорошо знали цену друг другу!) Ради справедливости, нужно сказать, что это условие полностью совпадало с желаниями Его Королевской Мосци. Князь Ярема со своим обычным политическим везением поддерживал других кандидатов: вначале Ракочи, а после его неожиданной смерти – еще одного брата покойного короля, Карла Фердинанда.
Не удержусь от цитаты:
“Единственной вещью, сделанной коронационным Сеймом ради обороны, было отнятие булавы у Иеремии. Король вымолвил тогда такие слова:
“Служил ты, князь, Речи Посполитой, но не Нам, не хотел, чтобы Мы были королем, а сейчас Мы не хотим, чтобы ты был гетманом. При Нас тебе пребывать не годится, и, пока Мы с ласки Божией являемся королем, ты Нашим войском командовать не будешь. Монархи почитают тех, которые об их здоровье заботятся и добра им желают”.
Вспомнили Яреме и о львовском займе... Ради приличия, король гетманскую булаву никому не отдал, а командование войсками оставил за собой.
На этом пока конец. Не так много нам осталось, но это был самый напряженный и самый яркий период в жизни князя Иеремии.
|
| « Изменён в : 09/02/09 в 12:40:45 пользователем: antonina » |
Зарегистрирован |
Нехай і на цей раз
Вони в нас не вполюють нікого
|
|
|
antonina
Beholder
Живет здесь
Я люблю этот Форум!
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 2204
|
Збараж, Берестечко и конец
Новый, 1649 год, князь Ярема встречал в такой ситуации:
• он, безусловно, был лучшим полководцем по свою сторону фронта. Такую оценку полностью разделяла противоположная сторона. Войско его обожало и шло за ним в огонь и в воду.
• в высших слоях власти он имел столько врагов, что на пост главнокомандующего мог даже не рассчитывать. Все, ему подчинившиеся, делали это исключительно на добровольных основаниях.
• с финансовой точки зрения князь был совершенно неплатежеспособен. Большинство его имений находились на территориях, охваченных восстанием. Семья ютилась у родственников. Едва удалось раздобыть деньги на вербовку полуторатысячного военного отряда.
• и, в придачу, князь был очередной раз обвинен в попытке рокоша, причиной стали его переговоры с кем-то из Ракочи.
Что касается общегосударственных дел, то формально все еще длилось перемирие, но ясно было, что оно долго не продержится. Очередной тур войны начался в середине лета. Мы знаем его под названием Збаражской эпопеи.
Этот город князь Иеремия мог считать своим (в действительности же Збараж принадлежал молодым Вишневецким, Константину Криштофу и Дмитрию Ежи, опекуном которых он был). Может, по этой причине он и согласился возглавить оборону города, впрочем, после усиленных просьб со стороны тогдашних региментарей, А.Фирлея, Ст.Лянцкоронского и М.Остророга, при этом отказавшись от очередной попытки передать ему булаву: «Не я вашим милостям давал булаву, не я ее отнимать буду». Рудницкий допускает, что знания о фортификации князь Ярема получил во время своих голландских студий. Возможно.
Цитируя польский сайт, посвященный Вишневецким, с подходом неприятеля «Ярема устраивает банкет, что, перед лицом противника, могло бы показаться сумасшествием, но имело громадное моральное значение».
Можно, я не буду подробно рассказывать о героической обороне Збаража (думаю, среди моих читателей множество тех, кто сумел бы это сделать гораздо лучше). Защитники отбили 17 приступов и выдержали плотную осаду. Юрий Рудницкий не находит для князя надлежащих слов похвалы: «Что касается воеводы русского, то он раскрылся и как полководец и как человек. Практически все зависело от Иеремии, и он выложился целиком, сделав все возможное и невозможное. Действия И.Вишневецкого в Збараже дали повод для размышлений как его современникам, так и более поздним исследователям о том, каким путем пошла бы дальше война, если бы за князем все-таки осталась булава коронного гетмана.
Перенося наравне с осажденными бои, жажду и голод, князь Иеремия в труднейшие мгновения не раз удерживал защитников города от бегства, а региментарей от капитуляции, ночевал на боевых позициях, лично навещал раненых, участвовал во всех вылазках. Хроники приводят слова князя, прозвучавшие в ответ на очередное предложение региментарей сложить оружие: «А куда же подеваете слуг, горожан, простолюдинов? Они же христиане, грех их бросить. Разве вам жизнь дороже чести? Но мы сохраним и жизнь, и честь, если будем сопротивляться». Во время одного из тяжелейших штурмов, когда главный удар пришелся на позиции князя и войско запаниковало, И.Вишневецкий вышел наперерез сбегавшим солдатам с обнаженной саблей и словами: «Кто сделает шаг назад, либо сам погибнет, либо меня уложит!» - и повел войско в контратаку. «История русов» сообщает, что во время одного из сражений за Збараж Иеремия был тяжело ранен в ногу «и отнесен в город на плаще жолнерском», но продолжал руководить военным советом защитников крепости».
(Я же из всей Збаражской эпопеи больше всего заинтересовалась эпизодом, который Н.Яковенко привела в «Параллельном мире». Во время какого-то религиозного праздника, которых летом предостаточно, было объявлено перемирие на несколько часов. Солдаты с обеих сторон, среди которых было немало приятелей и даже родственников, обменивались хлебом, яблоками и табаком, дружески разговаривали, сожалели, что кровь христианская проливается. Наверное, ничего из этой давно ушедшей эпохи не жаль так, как этого умения видеть в противнике такого же человека!)
Окончилось все, как известно, Зборовским миром. Согласно нему, осада со Збаража была снята. Но -
«Акцент, оканчивающий героическую оборону, к сожалению, непохвален, потому что сразу же после осады между Остророгом, Фирлеем и их войсками началась подлинная битва из-за старой, 16-го века, пушки, брошенной казаками как устаревшей». (Вовсе не с целью кого-то обидеть, просто я со своим извращенным вкусом больше люблю такие эпизоды, чем героические эпопеи).
Теперь уже невозможно было не считаться если не со збаражским героем, то с его невероятной популярностью. И на словах Его Королевское Величество оказался щедрым, но на деле: «Вишневецкий получил в благодарность за все свои подвиги из всех вакантных староств то, что давало наименьший годовой доход – всего лишь 4 тыс. золотых (пшасницкое староство). Интересно, что придворному королевскому скрипачу Грембошевскому при этом же распределении досталось староство, дававшее доход в 4 раза больший.
Правда, позже, в королевской инструкции на сеймики накануне собрания очередного вального сейма, деяния князя Иеремии получили наивысшую оценку. Но, как отмечает Ян Видацкий, «чтобы сразу же после на равных прославить неудачников из-под Зборова».
За поддержкой (его финансы были в, как пишут польские источники, «отчаянном состоянии») князь обратился к местным сеймикам, разослав многочисленные письма. Реакция была сверх ожидания сильной – «сеймики просили, умоляли, требовали не оставлять подвиги князя без внимания, оплатить из казны его войско».
В декабре князь приезжает в Варшаву, чтобы стать участником сейма, который должен был ратифицировать Зборовский мир. Весь город, не исключая сеймовых депутатов, вышел его приветствовать. Князя встречали с большими почестями, чем короля.
Итак, Его Королевская Милость пошел на некоторые уступки. Хотя, ежели разобраться, весьма иллюзорные!
Князь Иеремия все-таки получил булаву коронного гетмана, но только до возвращения из плена М.Потоцкого и М.Калинвского (занимая гетманский пост, князь занимался не столько военными делами, сколько выбиванием денег на войско). Пшасницкое староство сменили на Новотарское (на целых две недели), а позже на Перемышельское. правда, одно из богатейших в стране, но князь, согласно тогдашним законом, не мог этого использовать, поскольку оно располагалось на территории его же собственного воеводства Русского. В придачу, щедро отдали когда-то спорный Хорол (давно и надежно занятый неприятелем). В знак благодарности князь не возражал против ратификации Зборовского мира.
Военное командование Иеремии продлилось до 30 марта 1650 года, когда он, исполняя королевский приказ, передал М.Потоцкому верховную власть над войском.
Конец 1650 – начало 1651 года князь провел в Кжешове (владение Замойских). Там же он написал свое завещание – желающие ознакомиться с этим документом могут сделать это здесь. Князь не сомневался в своем возвращении на Заднепровье, поскольку в завещании предусмотрел щедрые пожертвования для костёла на этой территории.
«Что интересно, завещание после смерти князя осталось тайным и никогда не было исполнено, а нашел его (точнее, его копию) в междувоенный период профессор Владислав Томкевич, автор первой биографии Яремы».
За одолженные деньги (брал взаймы даже у собственных слуг и офицеров) князь собрал едва ли не лучшее частное войско в Речи Посполитой и прибыл с ним в королевский лагерь под Сокалем.
Дальше следовала битва под Берестечком. Подробности я, по милостивому согласию читателей, пропущу. Перед князем наконец-то возникло яркое видение, казалось бы, потерянного и обретенного левобережного княжества.
Но увы.
В августе 1651 года войско, возглавляемое двумя гетманами и неофициальным лидером Яремой, шло на Фастов для соединения с Я.Радзивилом, как раз занявшим Киев. Такое решение было принято во время военного совета, проведенного в палатке князя Вишневецкого и при его выразительном предводительстве. На радостях князь устроил небольшой банкет, на котором впервые в жизни нарушил свое жизненное правило – «ни вина, ни женщин». Поэтому на следующий день, 14 августа, чувствовал себя не лучшим образом и решил поправить дело огурцами с медом. Было ли это пищевым отравлением или инфекционной болезнью – волны эпидемий проходили по территориям, охваченным военными действиями, - либо же, как подозревали некоторые, яд? Бог весть. 20 августа 1651 г. в Паволочском замке князь умер, не достигнув и сорокалетнего возраста. Сказала бы – мир праху его! – но из-за многочисленных потрясений последующих лет точно неизвестно, где он похоронен.
В завершении несколько слов о единственном сыне князя Вишневецкого, Михаиле Томаше Корибуте Вишневецком.
Осиротел в 11 лет. Долгие годы жил за счет вспоможения от родственников отца и матери. Тем не менее, «получил очень хорошее образование» (учился в Вене).
Этому Вишневецкому удалось то, что так и не удалось его отцу: в 1668 году он был избрано королем Речи Посполитой. Случилось это с учетом заслуг отца, а также потому что в приступе ксенофобии, охватившей страну после Потопа, решено было искать короля-Пяста (т.е. не импортного, а собственного. Конечно, ни на какую чистоту крови этот потомок литвинов, поляков, русинов и молдаван претендовать не мог). Избрание было подкреплено браком с очередной Габсбургианкой.
Но быстро оказалось, что сын пошел не в отца. Новоизбранный король не отличался ни умом, ни энергией, ни военными или политическими талантами. Не помогло лучшее возможное образование – «зная 8 языков, ни на одном не мог ничего умного сказать». Ему противостояла «французская партия» с тогдашним коронным гетманом (позднейшим королем) Яном Собесским во главе. Подписал позорный для Польши Бучацкий мир с Османской империей. Что касается его личных предпочтений, то, по свидетельству хронистов, объедался цитрусами, а также отличался склонностью, очерченной названием «одевичиванье».
Это слово (по-польски произносится «здеєвчиненне») весьма меня смутило. Может, я не Бог весть какой полонист, но с пониманием вроде бы трудностей не имела, а тут вдруг… Происхождение понятно, но «что бы это значило»? Кое-как сориентировавшись в ситуации (как синоним использовался термин «метрофилия»), я решила было, что так называется стремление внешне уподобиться прекрасному полу. Не знаю, сережки король носил или же косметикой пользовался… Зато я узнала, что подобное отклонение довольно часто проявлялось у «русских княжат» после перехода в католицизм, ею, например, страдал Доминик Заславский (внимание – не путать с гомосексуализмом )
Возвращаясь к бедному королю: скончался 10 ноября 1673 года во Львове в возрасте неполных 32 лет. Согласно некоторым сведениям, возможно, апокрифическим, подавился огурцом на банкете, устроенном архиепископом в его честь. Какая-то у них семейная непереносимость огурцов была, что ли… На нем королевская ветвь Вишневецких оборвалась.
|
|
Зарегистрирован |
Нехай і на цей раз
Вони в нас не вполюють нікого
|
|
|
olegin
Живет здесь
Я люблю этот форум!
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 3520
|
on 08/31/09 в 10:35:36, antonina wrote:[b]
Брошенные на произвол судьбы горожане вынуждены были еще и дополнительно собирать деньги на выкуп казацко-татарскому войску: Хмельницкий то ли не хотел связывать себе руки длительной осадой, то ли действительно пожалел город своей юности (а еще правдоподобнее – ему нужен был не Львов, взятый приступом, но Львов, встречающий бывшего ученика отцов-иезуитов открытыми настежь воротами и торжественным колокольным звоном).
|
|
Есть еще одна версия (более мистическая):Св. Ян из Дукли-покровитель города-явился в небесах ошеломленным Б.Хмельницкому и его верному соратнику Туган-Бею.Это событие и решило участь города.Богдан-Зеновий приостановил осаду и велел привести к нему парламентеров для переговоров об условиях сдачи Львова.По этому сюжету была написана великолепная картина классиком польской живописи Я.Матейко.
|
|
Зарегистрирован |
|
|
|
antonina
Beholder
Живет здесь
Я люблю этот Форум!
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 2204
|
Ы-ы-ы, я вполне религиозный человек, но подобные версии к рассмотру не принимаю
|
|
Зарегистрирован |
Нехай і на цей раз
Вони в нас не вполюють нікого
|
|
|
olegin
Живет здесь
Я люблю этот форум!
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 3520
|
Я также,но обожаю мифы и легенды старого Львова.Если помните,в картине Е.Гофмана "Огнем и мечом" Ярема садит на кол Максима Кривоноса,хотя реально он погибает от холеры во время осады Замостья.За что же князь его так ненавидит или так захотелось расправиться с ним самому режиссеру?
|
|
Зарегистрирован |
|
|
|
antonina
Beholder
Живет здесь
Я люблю этот Форум!
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 2204
|
Я думаю потому, что Кривонос, что бы мы не думали о его моральных качествах, чертовски хорошо воевал. Ведь если ему удалось занять Высокий Замок, то оттуда уже лупануть из пушек по центру города - простейшее дело, слава Богу, обошлось. А, кстати, в смысле политики и Ярема и Кривонос были примерно равноценны и, говоря современным сленгом, "прості як двері".
|
|
Зарегистрирован |
Нехай і на цей раз
Вони в нас не вполюють нікого
|
|
|
olegin
Живет здесь
Я люблю этот форум!
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 3520
|
Насчет Кривоноса согласен,а князь не был так прост,как казался или же хотел представиться.Кстати,у нас во Львове "Пирамида" когда-то издала книгу Ю.Рудницкого «Ієремія Вишневецький. Спроба реабілітації».Не читали?
|
|
Зарегистрирован |
|
|
|
antonina
Beholder
Живет здесь
Я люблю этот Форум!
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 2204
|
Самореклама из первого же поста темы:
"Желающих узнать побольше отсылаю к эссе Юрия Рудницкого «Ієремія Вишневецький», в котором автор попытался, по его же словам, произвести реабилитацию этой противоречивой исторической фигуры (книга была выпущена в 2008 году львовским издательством “Пирамида”"
Ну, воевать он, может, и умел, и крепости защищать - тоже. Но в политических вопросах сущее дитя. Посмотрите, сколько раз его вокруг пальца обводили - король, Оссолинский, Кисель, а он только ушами хлопал.
|
| « Изменён в : 09/02/09 в 18:21:56 пользователем: antonina » |
Зарегистрирован |
Нехай і на цей раз
Вони в нас не вполюють нікого
|
|
|
olegin
Живет здесь
Я люблю этот форум!
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 3520
|
На этой картине художник Н.Самокиш изобразил вероятный поединок между князем Яремой и М.Кривоносом,которого на самом деле не было.Кругом одни легенды. А как Вам версия о шотландском происхождении Кривоноса?
|
| « Изменён в : 09/02/09 в 22:45:42 пользователем: olegin » |
Зарегистрирован |
|
|
|
antonina
Beholder
Живет здесь
Я люблю этот Форум!
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 2204
|
Ну, кто знает. Во всяком случае, в том шотландском клане (забыла фамилию, Мак- кто-то) уже перебрали поименно и никого подходящего не нашли. Может, он из таких шотландцев, о которых вспоминали в беларусском разделе. В Киеве тоже были шотландские купцы.
|
|
Зарегистрирован |
Нехай і на цей раз
Вони в нас не вполюють нікого
|
|
|
Veber
Живет здесь
Я люблю этот Форум!
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 474
|
Большое спасибо, читаю с интересом. А нельзя ли попродробнее о положении крестьян на данной территории? Чем оно отличалось от положения в Речи Посполитой и на Москве в целом?
|
|
Зарегистрирован |
|
|
|
|
