Автор |
Тема: Шерех - Шевелев (Прочитано 10812 раз) |
|
Guest is IGNORING messages from: .
antonina
Beholder
Живет здесь
Я люблю этот Форум!
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 2204
|
Юрій Шевельов «Внесок Галичини в формування української літературної мови»
Из предисловия
После многих лет жизни в Харькове я оказался в 1943 г. во Львове. Конечно, я и раньше знал, в частности из дискуссии вокруг правописания 1928 г., об отличиях языка Галичины и языка моего родного города, а также языка большинства городов на восток от Збруча. Но только с переездом во Львов языковые отличия стали для меня особо выразительными. И это были не только местные диалектные черты, но и другая традиция литературного языка, поддерживаемая в прессе, литературе, школе, повседневном языке интеллигенции.
Бывает так, что исследователь ищет для себя тему, но здесь тема искала исследователя. Как возникли в границах одного литературного языка – потому что никто, буквально никто не выдвигал программы создания двух литературных языков – назовем их условно передзбручанским и зазбручанским, но в обеих составных частях украинского языка поддерживалась именно местная традиция и ее защищали, иногда очень страстно и упорно, и на протяжении едва ли не столетья. В полемических выступлениях по обе стороны недостатка не было, но никто не задал себе труда объективно, подробно и в исторической перспективе рассмотреть общую панораму развития, приведшего к этому состоянию. У себя дома, в семье мы говорили, писали, думали «по-харьковски» (официально это называлось по киево-полтавски), а по ту сторону улицы, в доме В.Симовича или в библиотеке НТШ то же самое делалось «по-львовски». Тема буквально лежала на уличной брусчатке и нужно было за нее браться.
Я познакомился с Василием Ивановичем Симовичем. Хотя формально он никогда не был моим учителем, - я ведь уже был кандидатом филологических наук и доцентом, но фактически он таким учителем стал. Этому содействовало несколько обстоятельств: он знал украиноязычные дела лучше, чем мои харьковские учителя, знал не только извне, но изнутри, и был он единственным тогда в Украине носителем идей и методов Пражского лингвистического кружка, где общался с «самим Николаем Трубецким», ну и, наконец, отличался той необъяснимой человечностью, которую лучше всего отражает французское слово «шарм».
Симовича захватил мой план, он, можно сказать, безоговорочно благословил меня. (У Симовича были свои счеты с галицкой интеллигенцией вплоть до заявлений: «Я не галичанин, я буковинец», но в глубине души он был горячим – в границах общеукраинской духовной привязанности – галицким местным патриотом)
(…)
В условиях Советской Украины проблематика книги вообще была под строжайшим табу. Как правило, сосуществование двух вариантов украинского литературного языка и соревнование между ними замалчивалось или извращалось. Галичина считалась лишь территорией одного из местных говоров Украины. Редко, а то и совсем отмечалось то, что речь шла не только о проблеме языка и диалекта, но и о проблеме двух вариантов литературного языка. Как эти варианты сближались, действительно ли основание современного литературного языка двухдиалектное – это вопрос, полного ответа на который у нас еще нет.
Галичина в формировании нового украинского литературного языка
В конце 19-го века Борис Гринченко писал о Галичине: «Что такое Галичина? Часть большой Украины, такая же часть, как Буковина, Киевщина, Полтавщина», - и делал из этого вывод: «Языка галицко-руського быть не может, как не может быть языка херсоно-руського».
Но утверждать так – значит игнорировать особенности исторического развития разных частей украинской территории. Большую часть своего исторического существования Галичина жила в ином политическом организме, чем большинство остальных украинских земель. Если не вспоминать раннекняжеских времен с их очередными завоеваниями и потерями «червенских городов», Галичина то полностью отделялась от остальной украинской территории, то объединялась с Волынью, то со всем Правобережьем, но только в 1569-1647 г.г. входила в одно политическое целое со всеми украинскими территориями. Все это создавало в Галичине несколько иные условия народной жизни: она то опережала остальные украинские земли, то отставала от них, а это порождало сложную систему взаимовлияний. Случалось, что эти отличия сглаживались, но до полного тождества дело никогда не доходило.
Это касается всех сторон галицкой жизни, в том числе и языковых особенностей. Проследить влияние Галичины на общеукраинский новый литературный язык – задание нелегкое из-за далеко не блестящего состояния нашей диалектологии. У нас нет фактически ни одного большого словаря языка той или иной местности. Лишь крайние западные окраины, благодаря своей экзотичности, находятся в лучшем положении (труды Верхратского, В.Шухевича), но для данного вопроса эти материалы именно из-за экзотичности не особо полезны.
(Разрешу себе вкратце объяснить одну особенность: среди «передзбручансих» языковых пуристов, к которым принадлежал Гринченко, создатель знаменитого словаря, не было недостатка в тех, кто всячески опасался «галичанизмов» и всячески пытался их элиминировать. Одним из последствий такой языковой политики было то, что если какое-то слово употреблялось и вне Галичины и в Галичине, то оно однозначно трактовалось как негалицкое, а из определения «западноукраинский» тоже далеко не всегда можно было понять, какой ареал распространения имеется в виду: Волынь, Восточное Подолье или все-таки Галичина –А.)
Влияние Галичины на новый украинский литературный язык шло не всегда одинаковыми каналами, в одинаковых языково-смысловых сферах и с одинаковой силой. Можно приблизительно определить несколько хронологических периодов.
Период до 1876 года характеризуется преимущественно не галицким влиянием на украинский литературный язык, а обратным влиянием. Галичина преимущественно усваивает более или менее критически и ограниченно языковые достижения восточных украинских земель. Указ царского правительства о запрете печати украинских книг и периодики в границах Российской империи, как известно, заставил перенести почти всю литературно-издательскую, в частности, газетно-журналистскую деятельность во Львов, в Галичину вообще. По 1905-1906 г.г. наш литературный язык развивается преимущественно на территории Галичины. Это создавало предпосылки для внесения галицких элементов в литературный язык.
Отмена цензурных запретов в России в 1905 г., вознобвление литературной деятельности на Великой Украине (чтобы никого не упрекали в великодержавных амбициях: автор специально подчеркивает, что так обычно называются все украинские земли, кроме галицких, буковинских и закарпатских, не особо удачный термин, но каков есть –А.), возвращение некоторых писателей, журналистов и политических деятелей с Галичины открывают пути для мощного влияния усвоенного раньше в Галичине на литературный язык центральных и восточных областей; встречи с галичанами в годы войны 1914-1918 г.г., общее участие галичан и великоукраинцев в национально-освободительной борьбе 1917-1920 г.г. – все это, пусть и разными каналами, но создает широкие возможности для галицких языковых влияний.
Следующий период – 1920-1939 г.г., когда большевизм соорудил и поддерживал стену между Галичиной с Волынью и Холмщиной, и остальными украинскими землями, но все-таки галицкое влияние просачивалось, особенно в период «украинизации», Наконец, последний период открылся с 1939 г., когда война взломала сооруженную раньше стену и создала возможность для более широкого общения галичан с остальными украинцами. (У нас есть по крайней мере еще одно свидетельство о последствиях этого общения для самого Шевелева. В 1939 г. ему удалось приехать во Львов. Не то, чтобы все увиденное особенно его воодушевило – при более близком знакомстве мы зачастую разочаровываем  , - но «Из Львова я возвратился иным, чем туда поехал. НКВД был прав: меня не стоило туда пускать» -А.)
Галицкое влияние на новый украинский литературный язык до 1876 г.
Не будем говорить о галицком влиянии в дошевченковские времена. Какое могло быть влияние, если в Галичине процветало язычие? Как на людей, очарованных народной песней и народным языком, могло повлиять «Домоболие проклятых» или иные продукты старокнижного, доромантического взгляда на язык и литературное творчество. «Русалка Дністрова» - единственное тогда проявление романтического подхода к языку в Галичине, осталась почти неизвестной на восток от Збруча. А более поздние годы отмечены влиянием Шевченка, и его гению подчиняются все.
(Опять же вкратце – благодаря посредничеству П.Лукашевича Шевченко имел возможность познакомиться с галицкими диалектами. Но, по ряду причин, не использовал их – А.)
(…)
Вплоть до 60-х годов нельзя говорить о каких-то заметных языковых взаимовлияниях Галичины и остальных украинских земель. Первое путешествие П.Кулиша в Галичину (1858 г.) и довольно частые последующие его посещения в 60-х-80-х г.г, влияние «Основи», культ Шевченка, возникающий с начала 60-х, - все это взламывает стену и дает начало все более активном взаимовоздействию. Но в эти годы основное направление развития – не из Галичины, а с востока на Галичину. «Около 1862 г. началось у нас в Галичине «украинство». Господствовало тогда язычие. Точнее, язычие господствовало повсюду, где его еще не оттеснил польский язык. И вот теперь народовцы вводят руський язык в домах руськой интеллигенции. Когда в 1862 году начали выходить «Вечорниці» и именно тогда пришел транспорт украинских книг, начался у нас перелом в суждении о литературном языке» (Это Верхратский. Поскольку морока с «руським» - не русским, а устаревшим названием украинского, определенно мне надоела, я на будущее себя от этого освобождаю, хотя некоторое очарование оригинала при этом теряется. Но, как убежденная извращенка, сейчас же нагружу терпеливого читателя «языческим» фрагментом. Потому что – А.) …движение было поначалу столь мощным, что ему поддались даже крайние и выразительные консерваторы, москвофилы и сторонники язычия. Не кто иной, как Богдан Дидыцкий писал тогда: «Ми много полагали на сподіваноє сообщеніє словесне з Україною. Звідтам надіялись ми приобрісти в час теперішнього язикового розвою тоє, що нам ілі вовся не стає, ілі, що у нас не точно єсть розвите; навзаїм же ради ми били хоть би показати братной Україні наш домашній плод, щосьмо єго с трудом духа под отмінними обстоятельствами із себе возростили”. («Мы очень много надежд возлагали на языковое общение с Украиной. Оттуда мы надеялись во времена теперешнего языкового развития приобрести то, чего нам совсем не хватало или было недостаточно развито, в ответ рады были бы показать братской Украине плоды своих домашних трудов, взращенных при отличных обстоятельствах»).
Как видим, и консервативные элементы в этот медовый месяц молодого украинского слова согласны идти на сближение с этим словом, только народовцы хотели бы перенимать его целиком, а консервативные элементы согласны только дополнять им то, что считают пробелом в выработанной ими языковой системе, ориентированной отчати на Москву, отчасти – на нормы еще Мелетия Смотрицкого.
(Опять-таки вкратце – встречные галицкие влияния в этот период хоть и очень слабы, но все-таки есть, например, вполне рациональная тенденция не употреблять в заимствованных словах «хв» вместо «ф». Начала также возникать концепция синтетического литературного языка, не совпадающего ни с одним говором. Показательной является дискуссия Сакун-Верхратский, с нынешней точки зрения правым оказывается то первый, то второй собеседник, но, в частности, Верхратскому мы обязаны тем, что галицизмы «файний», «купа більший» уступили более привычным для нас «хороший”, “далеко більший” –А.)
И это подготовило почву для того, чтобы позже, по словам А.Крымского, «вавилонский плен украинского языка в Галичине» не прошел бесследно для всей страны и посодействовал обогащению общего литературного языка. В более поздние годы Галичина смогла повлиять на общеукраинский литературный язык только благодаря тому, что уже раньше приблизила свой литературный язык к великоукраинскому. Иначе отличие было бы столь большим, что возможность влияния отпала бы. Потому что хотя в эти годы Галичина вышивала свои узоры, но по уже созданном и принятом ею общеукраинском основании.
Галицкое влияние на украинский литературный язык в период 1876- 1905 г.г
Этот период начинается указом 1876 г. о запрете украинской печати в Российской империи. Вся литературно-издательская деятельность, а одновременно и ответственность за развитие украинской литературы, украинской культуры и литературного языка переносится в Галичину. И галичане мгновенно осознали это и приняли на себя этот почетный груз. В редакционной заметке «Указ против украинского языка» «Правда» писала: «Пришла пора и для галицких украинцев исполнить свою обязанность по отношению ко всему украинскому народу. Украина дала нам образец народного развития, заложила основания нашей народной словесности, сохранила наше слово от уничтожения. Теперь Галичина должна вести дальше великое и святое дело народного возрождения. Надеемся, что Галичина выполнит свой долг».
И этот свой долг, так сознательно и с чувством ответственности принятый, Галичина выполнила. Лучшим доказательством этому является позднейшее свидетельство человека, которого никак невозможно упрекать в чрезмерных симпатиях к Галичине и всему галицкому, а также в мягкосердечности и уступчивости – Бориса Гринченка. Характеризуя положение украинского писателя с Великой Украины в 1876-1905г., он писал: «Когда бы он не видел работы братьев-галичан и буковинцев, когда бы не было у него надежды на народные массы, то давно бы ему и уста занемели!»
В эти годы Львов стал всеукраинским культурным центром. Здесь издавалась украинская периодика. Здесь концентрировалась политическая жизнь, особенно напрягаясь во времена выборов. Здесь по мере поражений и чем дальше, тем большего отступления москвофилов – украинский язык получал среди интеллигенции все больше прав языка общества и салона. Здесь опять, после первых и еще неуверенных попыток «Основи», на украинском языке заговорила украинская наука в самых различных ее отраслях.
Этот чем дальше, тем больше интенсивно оформляющийся язык развивался не на основании старого язычия, а на основании того, что было наработано раньше на Великой Украине и уже на эту почву накладывались влияния галицких говоров и интеллигентского койне.
Но естественно и понятно, что для развития всеохватывающего литературного языка, который смог бы удовлетворить все потребности, база литературного языка, пересенного с востока, и галицких народных говоров была слишком узкой. Поэтому в Галичине начинают все интенсивнее появляться языковые изменения, а, главное, язык начинает обогащаться новыми элементами. Для слов, возникающих тогда в Галичине, образцом зачастую становились слова тех языков, через которые сюда преимущественно приходили культурные достижения мира, – польского и немецкого.
Появляются многочисленные заимствования и кальки с этих языков. Но одновременно идет и органическое развитие своего словообразования – расширение значения уже существующего слова или, наоборот, специализация.
По мере увеличения нового в литературном языке возрастает также и отличие развивающегося на галицкой почве литературного языка и того языка, который употреблялся преимущественно среди народных масс Великой Украины. Особо разрастаться этому отличию не позволяло довольно интенсивное, несмотря на все преграды, общение литературно-творческой интеллигенции Галичины и Великой Украины. Следует, однако, учитывать, что это было преимущественно общение письменное, к тому же – охватывающее довольно узкие круги литературно и политически активной интеллигенции. Даже и при этих обстоятельствах кое-что из литературного языка, развивающегося в Галичине, переносилось на Великую Украину, но далеко не в таком объеме, как это произошло бы при непосредственной связи. дальше мы проанализируем, какими путями происходило галицкое влияние на Великую Украину. Но отличие все-таки росло и воспринималось довольно остро. В меру того, как этот стихийный в тех условиях процесс осознавался, в украинской общественности постепенно оформлялись два лагеря: сторонников галицких элементов в языке и их противников. Уже с самого начала связей с Галичиной раздаются голоса на эту тему, а в начале 90-х вспыхивает целая дискуссия, которая проводилась с большой горячностью и внутренней убежденностью.
(Как раз этой дискуссии мы обязаны многими довольно резкими рассуждениями, странным образом иногда получающими повторное хождение: в таком аспекте, что их подлинные авторы весьма бы таким интерпретациям удивились. «Не пишите, люди добрые, писем, а в идеале – и вовсе ничего.» Но разберемся, кто там нам знакомых со школьной парты и отнюдь тогда не обронзовевших классиков в каком лагере оказался. Начинаем с горячего Кулиша, который – субъективно – с галичанами ссорился и еще как (с кем он не ссорился? Он и сам с собой редко был в мире), но объективно был – что скрывать – проводником галицкого влияния –А.)
Кулиш был недоволен галицкими литераторами:
Так нам тепер поети-львівці,
Мов у селі під вечір вівці,
Хрипливий голос подають:
Кастильську бо з калюжі п’ють
(Весьма красочная картина, описывающая львовских поэтов как стадо блеющих овец, пьющих кастильскую воду из лужи. Но этим бедным поэтам-львовцам часто доставалось, в том числе и от своих земляков-критиков – за несоблюдение правил стихосложения. –А.)
Приближение языка Кулиша к галицкому шло не прямыми путями, а было связано с его стремлением внести в язык элементы архаичности. Проявлением такой языковой программы было появление в языке Кулиша значительного числа церковнославянизмов, а также – и элементов книжного языка 16-17 в., т.е. архаизмов и полонизмов. Восстанавливая эти последние, Кулиш менее всего думал о сближении с галицкими языковыми привычками. Но вследствие того бесспорного факта, что галицкие говоры частью из-за своей сравнительно большей архаичности, частью – из-за более частых контактов с польской языковой стихией сохранили кое-что (хоть и не слишком много) из этих элементов, потерянных на востоке, объективно получилось так, будто Кулиш вводил в литературный язык галицкие элементы. Преимущественно это не были активные элементы галицких говоров и употреблялись они нечасто, но все-таки были еще понятными, в то время, как на Великой Украине они казались совершенно искусственными творениями. (Дальше следует несколько страниц примеров –«Нехтував страшну свою _потугу_ -А.)
Итак, Кулиша можно только условно считать проводником галицкого влияния. Но объективно он таковым отчасти являлся и поэтому не случайно то, что его имя написали позже на своем знамени некоторые несомненные сторонники галицкого языкового влияния, как, например, Олена Пчилка. (Но об этой правящей королеве-матери, «Герцле в юбке», матриархине украинской культуре чуть погодя, пока же мы приблизились к воззрениям на вопрос создателя бессмертных бабы Параски и ее врагини-подруги, бабы Палажки, Нечуя-Левицкого –А.)
Во времена написания статьи «Сьогочасне літературне прямування» Нечуй-Левицкий еще не отрицает галицкого языкового влияния, но лишь постольку, поскольку оно исходит от галицких говоров, и наравне с влиянием иных периферийных диалектов. Зато всякое влияние, идущее книжными путями, все, придающее литературному языку синтетически-искусственный характер, вызывает у него решительный протест. «Для литературы образцом книжного языка должен быть именно язык деревенской бабы с ее синтаксисом», - таковым было программное утверждение Нечуя-Левицкого. Дальше он его детализирует: «Книжный литературный украинский язык должен разрабатываться на почве живой деревенской речи, извлекая из нее терминологию, изменяя суффиксы, приставляя их к корням народного языка, он не должен искать новых слов в иных славянских языках, хоть бы и в церковнославянском, а развиваться на основании народных говоров (…) Народные провинциальные говоры неожиданно дают очень хорошие термины даже для литературного украинского языка». Здесь не упоминаются ни Кулиш, ни галицкий книжный язык, но все это – завуалированное выступление и против языковых позиций П.Кулиша, и против заимствований из галицкого книжного языка, который И.Нечуй-Левицкий считал засоренным инославянским влиянием: церковнославянским и польским.
Сложнее была позиция Драгоманова (об этой личности в нашем разделе уже говорилось много – он у нас появлялся и сам по себе, и в роли учителя И.Франка, и как брат Олены Пчилки и, соответственно, дядя Леси Украинки, так что я позволю себе лишь вкратце обрисовать эволюцию его отношения к Галичине вообще: поначалу – восхищение, позже – сильное разочарование («Господи! Ежели хочешь наказать Украину и Россию, то чем угодно, только не присоединением Галичины» - это анекдотическое изречение в несколько урезанном виде и до сих пор употребляется, по крайней мере, по отношению к России . Надо же – объективно он опять-таки оказался проводником галицкого влияния, а еще больше - его умнейшая сестра. Познакомившись хоть поверхностно с написанным ею, могу уверенно утверждать: если какой-то давний спор кажется до крайности непонятным и запутанным, то следует в первую очередь узнать мнение по сему поводу О.Пчилки. Но пока возвращаемся к ее брату –А.)
Такая отрицательная оценка всего галицкого не помешала тому, что в языковом смысле М.Драгоманов заметно поддался галицкому влиянию, как справедливо констатировал в 1913 г. М.Жученко: «Драгоманов, язык которого мы считаем лучшим образцом научного украинского языка, под конец, когда ему приходилось печататься исключительно в галицких изданиях, начал писать больше уже по галицкому образцу».
И – отметим вскользь – это пошло его языку на пользу, поскольку хоть частично отчистило этот язык от русизмов, которыми изобиловали его ранние тексты.
И в свете этого блекнет утверждение Б.Гринченка о том, что не галичане, а надднепрянцы разработали язык науки и перевода с европейских языков. Б.Гринченко упоминает имена публицистов и ученых с Великой Украины: П.Куліша, О.Кониського, І.Левицького, Т.Зіньківского, М.Драгоманова, М.Комара, І.Білика и пр. (список длинный –А.) и делает из этого поучительный вывод: «Пусть же наши братья-галичане не говорят, упиваясь провинциальной гордостью, что они одни и язык вырабатывали и литературу научную и переводную слагали». Да, все эти люди стояли в первых рядах создателей нового украинского литературного языка, но положение было таковым, что большинство из них объективно испытывало и проводило галицкое языковое влияние. В оркестре играли все области Украины, но, вследствие общего политического положения дирижировала этим оркестром Галичина
(П.С., замечания и мысли по поводу принимаются).
|
| « Изменён в : 05/01/13 в 19:19:48 пользователем: antonina » |
 Зарегистрирован |
Нехай і на цей раз
Вони в нас не вполюють нікого
|
|
|
olegin
Живет здесь
Я люблю этот форум!
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 3520
|
Запрет на украинский в российской печати в 1876 г.-это,ИМХО, знаменитый Валуевский циркуляр?А был ли "народовцем" известный Александр Барвинский?
|
|
Зарегистрирован |
|
|
|
antonina
Beholder
Живет здесь
Я люблю этот Форум!
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 2204
|
Барвинские все оказались в лагере народовцев, в том числе Олександр и его брат Владимир, редактор "Правды". Подозреваю, что именно он был автором той редакционной статьи.
По первому вопросу - не только Валуевский, а был еще и Эмский. Там в итоге получился не то, чтобы совсем сухой запрет, но что-то вроде дышать через раз, потом - через два раза. Тем не менее, это именно правительство РИ сыграло в данном случае за тот мифический генштаб. (Интересно, теория генштаба уже тянет на конспирологическую? Мне кажется, да ).
UPD - то ли это совпало так, то ли действительно воля Божья , но где-то с начала 80-х в "украинском" (условно говоря) лагере пошло просто лавинное появление ярких личностей. Какую семью не возьмешь. Нам все это несколько затмевает фигура Франка, но и окружение было вполне ему под стать.
|
| « Изменён в : 03/17/08 в 19:53:45 пользователем: antonina » |
Зарегистрирован |
Нехай і на цей раз
Вони в нас не вполюють нікого
|
|
|
Ur
Живет здесь
Castigare ridendo mores
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 418
|
on 03/17/08 в 10:03:14, antonina wrote:Юрій Шевельов «Внесок Галичини в формування української літературної мови»
Из предисловия
Следующий период – 1920-1939 г.г., когда большевизм соорудил и поддерживал стену между Галичиной с Волынью и Холмщиной, и остальными украинскими землями, |
|
Учитывая, Вашу же, по-моему, статью об истории ЗУНР и её последующем подпадении под польскую руку, как-то странно становится: при чём тут большевики?
|
|
Зарегистрирован |
...Держит в руце копие, тычет змея в жопие... (кажется из Олдей)
|
|
|
antonina
Beholder
Живет здесь
Я люблю этот Форум!
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 2204
|
Так, извините, не я считала, а Шерех, который это видел собственными глазами, притом с Харькова. Возможно, он имел в виду то, что польские власти гораздо спокойнее, чем те, что по другую сторону Збруча, смотрели на то, что на подконтрольной им территории печатаются писатели с другой стороны, не особо возражали, если их граждане ездили туда-сюда, да и "чужих" впускали довольно легко. Чтобы несколько понять порядки в междувоенной Польше... Вот довольно показательный пример: Улас Самчук после своего дезертирства из польской армии числится, конечно, преступником (не знаю, был ли тогда в ходу термин "изменник Родины"). В это же самое время его вовсю переводят и печатают польские журналы. Можете представить нечто в этом роде в СССР вплоть до самых последних его дней?
|
|
Зарегистрирован |
Нехай і на цей раз
Вони в нас не вполюють нікого
|
|
|
olegin
Живет здесь
Я люблю этот форум!
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 3520
|
on 03/18/08 в 09:56:25, antonina wrote:| Так, извините, не я считала, а Шерех, который это видел собственными глазами, притом с Харькова. Возможно, он имел в виду то, что польские власти гораздо спокойнее, чем те, что по другую сторону Збруча, смотрели на то, что на подконтрольной им территории печатаются писатели с другой стороны, не особо возражали, если их граждане ездили туда-сюда, да и "чужих" впускали довольно легко. Чтобы несколько понять порядки в междувоенной Польше... |
|
Недавно прочитал во Львовском Альманахе,выпущенном к 750-летнему юбилею города мемуары сичевого стрельца о польско-украинской войне в 1920-м году (Эта история с польскими "Орлятами").Так вот,когда он получил тяжелую рану в голову саблей,его положили в госпиталь рядом с поляками и польский хирург буквально по частям собрал ему голову.И напоследок заметил,что ему не помешало бы поставить платиновую пластину,но таковых у них нет в наличии и подчеркнул,что поэтому мы их не ставим и своим раненым офицерам.Его командир-офицер раненым лежал в соседнем госпитале для офицеров,а узнав что подчиненный-земляк лежит рядом стал у врачей проситься,чтобы перевели к нему.Но польский фельдшер сказал,что это не положено,т.к. он офицер и его место в более благоустроенном госпитале для командного состава.Попасть к земляку он смог только попросту сбежав оттуда.Автор мемуаров замечает,что в ПМВ выполнялись все решения международной конвенции по правам раненых(Даже в Сибири в России пленные поляки чувствовали себя великолепно)."Все изменилось во время ВМВ и коренным образом"-сетовал автор.
|
|
Зарегистрирован |
|
|
|
antonina
Beholder
Живет здесь
Я люблю этот Форум!
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 2204
|
О, здравствуйте.
Да еще в первую мировую солдаты по разные стороны фронта не считали противника аццкой сотоной. Когда происходил процесс по убийству Перацкого и когда в зал вводили подсудимых, все присутствующие вставали (сначала только украинская сторона, потом - все). Пилсудский просил прощения у интернированных офицеров УНР. Да как-то столетиями люди умели ценить доблесть и своего противника тоже. Бог весть, с чего это пошла противоположная тенденция.
|
|
Зарегистрирован |
Нехай і на цей раз
Вони в нас не вполюють нікого
|
|
|
olegin
Живет здесь
Я люблю этот форум!
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 3520
|
on 03/18/08 в 13:32:21, antonina wrote:О, здравствуйте.
Да еще в первую мировую солдаты по разные стороны фронта не считали противника аццкой сотоной. Когда происходил процесс по убийству Перацкого и когда в зал вводили подсудимых, все присутствующие вставали (сначала только украинская сторона, потом - все). Пилсудский просил прощения у интернированных офицеров УНР. Да как-то столетиями люди умели ценить доблесть и своего противника тоже. Бог весть, с чего это пошла противоположная тенденция.
|
|
Помните речь Яцека Куроня на открытии Пантеона Польских Орлят?Всем бы такую толерантность,выдержку и политкорректность...
|
|
Зарегистрирован |
|
|
|
antonina
Beholder
Живет здесь
Я люблю этот Форум!
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 2204
|
Поскольку мы добрались к позиции по обсуждаемому вопросу матриархини украинского национализма Олены Пчилки, она же – Ольга Косач, урожденная Драгоманова, то я считаю уместным предоставить слово ей самой. Дальше воспоследует отрывок из повести «Товаришки», что на русский язык уместнее всего перевести как «Подруги». Очень милая повесть, такая юношески-женская, о том отрезке жизни, который любой человек вспоминает с удовольствием: студенческие годы, первая любовь, следующая любовь… Но, поскольку действие проходило где-то в 70-х – 80-х годах 19-го века (напечатано в 1887), а героиня Люба, alter ego автора была подданной РИ – собственно, из Полтавщины, точнее, из Гадяча, то ей, как женщине, за высшим медицинским образованием пришлось ехать в Швейцарию. Уже получив диплом, она заезжает на несколько недель в Вену, чтобы там _поучиться еще и на акушерских курсах_ получить дальнейшие инструкции генштаба, и тут в неком ресторанчике происходит случайная встреча, достаточно для нее важная. Хоть и не в романтическом плане. Но дальше уже Олена Пчилка, отрывок по первопечатному варианту в альманахе «Перший вінок», предупреждаю, что в многих последующих изданиях авторский текст довольно-таки урезан.
--------------
«Раз Люба только начала свой обед, как вошли два молодых человека, один низенький черноволосый, второй высокий русый, и сели возле того стола, в дальнем угле, где обедала Люба. Молодые люди, наверное, были немцами, Люба слышала, как они сказали несколько слов кельнеру на очень чистом немецком языке и не обратила на них особого внимания. Хороши они собой или нет – что ей за дело! Но вот они заговорили друг с другом. Люба даже перестала есть, ее головка сама собой повернулась в ту сторону, где обедали молодые люди, даже неловко ей стало, что она так ими заинтересовалась. О чем же говорили эти соседи, что Люба так следила за их разговором? О каких-то своих делах, Люба даже не понимала, о чем именно, потому что слышала только отрывок из разговора. Почему же она посматривала на соседей с живейшим интересом? Потому, что услышала язык, которого не слышала очень давно и меньше всего надеялась услышать здесь. Молодые люди говорили между собой по-руськи, и если бы по-руськи в смысле по-русски, а то по-малороссийски, как мысленно отметила Люба; и если бы они вставляли шутки ради несколько малороссийских слов, а то они говорили только на этом языке и притом так свободно, так просто. «Что же это такое?» - думала Люба. Некоторые слова и обороты казались ей странными – она слышала «переконаннє», «відносини», «буду мусів», - и все же общий язык все-таки малороссийский, так что даже за сердце хватает. А молодые люди, говоря среди немцев на этом языке, непонятном окружающим, разговаривают так уверенно. Говорят и не замечают, что молчаливая тихая соседка так внимательно слушает.
- «Дай-но мені, Бучинський, оту часопись! (1) – попросил после окончания обеда черноволосый у русого.
«Часопись», - мысленно произносит Люба. Не газета, а часопись… Берет и Люба какую-то «часопись», но почти не может читать, так заняты ее мысли этими молодыми людьми. А они посидели, расплатились, опять разговаривая с кельнером на хорошо акцентированном немецком, и пошли себе.
На следующий день Люба с расчетом села обедать на том же месте, но молодых людей не было. Это Любу даже несколько задело… Но вот и опять встретила этого же, русоволосого. (Люба даже имя его вспомнила: «Это же Бучинский») Бучинский был сам, без спутника, и сидел молча. Люба не услышала от него ни единого слова, они только вскользь взглянули друг на друга. «Ну, если я еще раз его встречу, заговорю первой. Что же это такое!», - думает Люба и действительно, при следующей встрече заговорила.
- Будь ласка, дайте мені сю газету! – (2). «Часопись» так и не решилась сказать.
Теперь уже Бучинский удивился не меньше, чем Люба когда-то. А Люба сидит, покраснев, читает. Дальше они как-то разговорились, узнав кое-что друг о друге. Итак, Люба узнала, что Бучинский – венский студент, родом с Галичины, русин. «Вот оно что!», - думает Люба, и все более интересует ее этот парень или паныч (3), как мысленно его называла Люба. И действительно, Бачинский выглядел значительно элегантнее, чем русские студенты: высокий блестящий цилиндр, белый воротничок, нарядная одежда, старательнее приглажены волосы и усы, галантные манеры – во всем этом видно было европейца (4); но, когда Люба присматривалась к этому доброму лицу, к простому искреннему взгляду серых глаз, чем-то своим, родным веяло на ее одинокую душу. Особенно его речь! Люба не могла ее наслушаться.
Поговорили, разошлись. И вновь встречались, вместе ходили по городу. Бучинский, прожив в Вене несколько лет, хорошо знал город и любезно показывал его Любе, водил ее в еще неизвестные ей места, советовал, где что лучше купить. И они все разговаривали, с такой охотой! Когда приходилось отвечать, Люба несколько затруднялась, а то и не несколько, а даже совсем была вынуждена перейти на русский язык. Она совсем отвыкла от малороссийского, хоть с ним родилась, росла. Но в Цюрихе Люба так редко слышала и употребляла его, даже среди самых близких друзей. Изредка поговорят с Кузьменком или Корниевичем (5) по-своему, но это так – в обычной шутливой беседе, а когда переходили к более серьезным темам, то и язык меняли – переходили к русскому.
Так что сейчас, когда пришлось разговаривать с Бучинским на родном языке, Любе было трудно. Она попросту стыдилась перед этим интеллигентным русином; он говорит так свободно, нисколечко не запинаясь, на любые темы, а она…должна задуматься, прежде чем решиться и сказать, будто бы сначала перевести мысленно с русского, а еще и далеко не всегда сумеет перевести, слов не хватает, и получается что-то пестрое. Невесть что, самой досадно! Бучинский не смеется над этим, делает вид, что не замечает этих затруднений и этой пестроты в речи, только иногда появляется у него чуть заметная улыбка и тут же исчезает. Но Люба душой ощущает эту улыбку, хоть и не видит… И так бы ей хотелось говорить лучше, как и он. И не потому она оставляет русский язык и переходит, как умеет, как получится, на украинский, что хочет подстроиться под лад этого нового, интересного друга, а просто она чувствует, что это органичный язык его разговора и что так _нужно_, что говорить с ним по-русски не годится, собственно, даже и стыдно. Почему же он умеет, а я нет! Они разработали свой язык и для культурных нужд, а мы? Сразу же переходим на русский, как только разговор касается серьезных тем! Так не годится!
«Просвіта», «напрямок», «враження», - подчеркивает Люба мысленно выражения Бучинского, кажущиеся ей такими новыми и несколько странными, во всяком случае, сама Люба не решается их произнести, - но что же в них такого странного? Почему же не употреблять таких слов? Почему необходимо говорить «просвещение», а не «просвіта», «впечатление», а не «враження»? Единственное преимущество русских слов в том, что мы к ним привыкли. На нас влияет школа, книжка, но ведь и он проходит школу еще более чужую, немецкую, но не оставляет своего, развивает». Чувствуется сильная тенденция, сильнее, чем то полтавское украинофильство, отзвуки которого доносились к Любе перед выездом в Цюрих, которое бросало какие-то лучи и на Кузьменка с Корниевичем.
И Люба все слушает своего нового друга, этого патриота и демократа, то бишь «народовця». Вот они сидят вечером в кафе, пьют венский «melange» - кофе с молоком – и разговаривают о чем-то из народной словесности. Как-то пришлось к слову, и Бучинский рассказал целую народную сказочку, свою, русинскую, вот так , сидя среди немцев, и рассказал. Какая милая сказочка! Как хорошо составлена, какой знакомый отборный юмор! Некоторые слова и здесь новы для Любы, но совершенно ей понятны, такие хорошенькие! Люба смеется и глаза ее сияют от радости. Два немецких господина, сидящих близ нашей пары, наверное, думают, что это двое влюбленных, что этот красивый парень говорит этой junger Dame какие-то романтические вещи, если она слушает с таким удовольствием, но господа наблюдатели ошибаются, ничего романтического ни Бучинский, ни барышня и в мыслях не имеют!
Завтра Люба с радостью будет ждать, что постучит в ее дверь этот новый родной знакомый, чтобы вместе идти в город; но когда они, здороваясь, ласково пожимают друг другу руку, то это – не ухаживание; это по-братски приветствует галицкий русин свою украинскую сестру.
-------------
Отрывок кажется несколько апологетическим, но в нем Олена Пчилка описывает подлинное случившееся с ней самой происшествие, у Бучинского был реальный прототип, и даже имя его настоящее.
В дальнейшем развитии действия этот мотив получает продолжение: еще один герой повести, тот самый Корниевич, привозит любимой девушке очень обрадовавший ее подарок – несколько номеров галицкой «Правды» (Помните? - редактор Барвинский, «надеемся, что Галичина выполнит свой долг» ). Зато еще один герой высказывается в смысле «Се літературщина! Я шаную саму народну мову!» (6). Вот что думает по этому поводу Люба:
«Искусственность, литературщина, признаю только народный язык! Какое узкое народничество, какой узкий национализм! Это – унижать свою народную мысль, обрекать ее стоять только на первичной ступени. И, если так судить о языке, то так же надо рассуждать обо всем: значит, и национального искусства не надо развивать, ни музыки, ничего, пусть все остается на первично народном уровне, значит, и науки не развивать, достаточно мировоззрения простого народа. Это же безумие! С таким национализмом можно только закиснуть на месте… Ну, бери элементы народные, не отказывайся от них, но создавай из них нечто более широкое, лучшее – и это пойдет на пользу самому же народу! Зачем же отрезать его непереступимой чертой от интеллигенции, ушедшей вперед? Нет, этот кузьменковский национализм в лучшем случае может вызвать плач над горькой судьбой, над тем, что ушло и уходит. Не плакать надо и не топтаться на одном месте, уходящем из-под ног, но дело делать!»
Расшифровывая намеки – это писательница высказалась на тему, насколько уместно создавать новые термины, слова вообще, Как тогда выражались – «ковать слова», и если уж решиться, то каким образом это делать. А это возвращает нас к Шереху и дискуссии 90-х годов 19-го века.
=============================================================
(1) –“Дай-ка мне, Бучинский, этот журнал». С грустью отмечу, что слово «часопис», сменившее к настоящему времени свой род, мы сейчас употребляем редко.
(2) Пожалуйста, дайте мне эту газету!
(3) Пожалуй, молодой человек не совсем простонародного вида. Русское «барчук» кажется мне слишком претенциозным.
(4) И все это кануло в Лету вместе с 19-м веком…
(5) Еще раз подчеркну, что никаких романтических интересов между Любой и Бачинским не было, замуж она вышла за упомянутого Корниевича по большой и взаимной любви.
(6) Это литературщина! Я признаю только народный язык! – не такая уж исключительная позиция, так считал, например, Нечуй-Левицкий.
=================================================================
Итак, опять Ю.Шерех.
«Олена Пчилка выступила со своими программными утверждениями по вопросам развития литературного языка в печати, объявив целый манифест на темы развития украинского литературного языка, - и поэтому ее выступление вышло далеко за границы частных дел и взглядов. Она, в первую очередь, отбрасывает обвинения в том, что современный ей украинский язык носит искусственный характер. «Наш новый литературный язык может показаться искусственно созданным прежде всего потому, что он обнаруживает большое количество совершенно народных слов, только неизвестных». Это удар по Нечую-Левицкому, который, хоть теоретически признавал участие всех говоров в развитии литературного языка, практически отбрасывал как ненародное все, что не входило в языковой узус милого его сердцу Приросья. Олена Пчилка принимает его взгляд, что при обогащении литературного языка необходимо прежде всего «грамматическое расширение», то есть словообразование известными в народном языке формантами.
Но она не отбрасывает и того, чего смертельно боялся И.Нечуй-Левицкий: заимствований и выковывания (создания) новых слов. Для И.Нечуя-Левицкого самый серьезный упрек, который можно сделать языку – это объявить его «кованным». Но Олену Пчилку не пугает это обвинение, наоборот, она принимает его как программное: «Пусть наш литературный язык будет и кованным, лишь бы кстати».
(Несколько прерву изложение. далеко не все, созданное этим литературным поколением, прижилось в живом языке. Ничего странного, вспомним аналогичное высказывание Пушкина о формировании великорусского языка. Некоторые тогдашние словообразования кажутся странными, но вовсе не кажутся такими «мрія», «лунати», «розвиток», не говоря уже о классическом примере «байдужий» -А.)
И дальше Олена Пчилка излагает свои взгляды на заимствования из иных языков вообще и на связи украинского языка с польским в частности. «С другой стороны, когда встречается в чужой литературе слово, ничем не противоречащее нашему лексическому составу и фонетическому выговору и имеющее совершенный вид нашего украинского слова, только еще не употребленного в нашем письме, - зачем же его чуждаться? Здесь нам особо полезной может оказаться польская литература: благодаря близости языков она обладает множеством слов, который нисколько не дразнят наш слух и звучат по-украински». Как пример таких слов Олена Пчилка называет слова «належний, цнотливий, урочистий» (все эти слова вполне прижились в современном украинском языке –А.) и дальше пишет: «Бояться таких слов только потому, что они раньше стали употребляемыми в польской литературе, как более давней, - было бы совершенной бессмыслицей».
Не рассматривая очень интересной позиции Олены Пчилки, касающейся отношений украинского и польского языков, мы должны отметить одно: принцип использования слов, общих с польским языком, как своего законного наследия, кроме прочего, широко открыл дверь украинского языка для множества слов, употребляемых в западно-украинских и, в частности, галицких говорах. И больше: практически эти утверждения Олены Пчилки содействовали усвоению галицизмов литературным языком. И вообще от этих заявлений один шаг к принципиальному провозглашению смешанного (относительно украинских говоров) характера основания украинской литературной речи – и Олена Пчилка делает этот шаг.
«Кроме прочего, в моих попытках найдут, возможно, диалектную смесь: я и в самом деле употребляю вместе с левобережными и правобережные формы (лаписька, ручиська, назвисько, відомий, переконатись). Пожалуйста, не считайте таких слов «полонизмами», они совершенно наши, украинские, только сосуществуют вместе с такими же в польском языке. Правобережный говор известен мне благодаря проживанию на Волыни, и я вправе сказать, что он должен был бы каждому, заботящемуся о силе и богатстве украинского языка, быть таким же милым, как и левобережный: настолько искренне и широко он сохранил свой украинский характер». И дальше Олена Пчилка доказывает, что этот говор вовсе не ополяченный, а поэтому «следует уже отбросить мысль о единственно чистой с точки зрения языка Полтавщине. Поэтому кажется, что внимательное объединение правобережных и левобережных говоров было бы очень полезным при нормировании нашего литературного языка».
Нельзя более выразительно высказать мысль о синтетичности диалектной основы украинского языка. Правда, Олена Пчилка говорит все время о Волыни и совершенно не вспоминает Галичины, но мы вправе распространить ее размышления и на Галичину.»
Дальше Ю.Шерех обширно цитирует отрывки из раньше названной повести «Товаришки», в частности, употребляющиеся там галицкие выражения: «відчит», «равлики», «сестриниця». Анализируя же отрывок, касающийся общения героини повести Любы и ее галицкого друга, Ю.Шерех пишет:
«В этих высказываниях нужно подчеркнуть два момента. Во-первых то, насколько импонирует Олене Пчилке (т.е. Любе) галицкий литературный язык своей универсальностью, а из общего языковедения известно, что импонирование какого-либо языка является первой и решающей предпосылкой для заимствований из этого языка. Второе – то, что Олена Пчилка подчеркивает искусственный, выработанный характер этого языка, а, следовательно, определенную отстраненность, приподнятость относительно этнографически-языковых истоков».
Думаю, пока об Олене Пчилке достаточно. Не менее смелым языковым новатором был ее литературный побратим М.Старицкий. Он, правда, больше использовал говоры Подолья, чем галицкие. Но вот что замечу. Здесь, конечно, необходим более тщательный количественный анализ, но так на первый взгляд кажется, что неологизмы, созданные Оленой Пчилкой, прижились в языке лучше.
Неосвещенной осталась позиция оппонента Олены Пчилки, И.Нечуя-Левицкого. Его оставляю для следующего раза. Но честно предупреждаю: вынудившие меня цитировать этого классика, могут услышать в свой адрес (не свой лично, а своей – как бы это сказать? – партии) выражения весьма резкие. Куда более резкие, чем те, что были обращены к Грушевскому.
|
| « Изменён в : 03/24/08 в 17:38:21 пользователем: antonina » |
Зарегистрирован |
Нехай і на цей раз
Вони в нас не вполюють нікого
|
|
|
olegin
Живет здесь
Я люблю этот форум!
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 3520
|
 |
[b][/b]Re: Шерех - Шевелев
« Ответить #9 В: 03/26/08 в 22:27:10 » |
Цитировать » Править
|
Интересное "выудил" о коллеге Олены Пчилки-Михаиле Старицком-авторе бессмертной пьесы "За двумя зайцами":
Михаил Старицкий обратился к личности Ивана Мазепы вовсе не случайно: дилогией «Молодость Мазепы» и «Руина» он продолжал реализовывать задуманную им серию историко-приключенческих романов о национально-освободительной борьбе украинского народа против иностранных поработителей.
Абсолютное большинство упомянутых выше произведений М. Старицкого было написано на русском языке. Причины довольно банальны: цензурные запреты на украинское слово, отсутствие украиноязычной периодики, которая бы взялась печатать масштабные эпические полотна, наконец — возможность заработка на проживание. Израсходовав все свое немаленькое состояние на организацию театра, Михаил Петрович вынужден был жить и содержать семью с помощью литературного труда. А еще — глубоко и искренне сожалеть по поводу иноязычия своих исторических повестей и романов. «А это разве нормально? — с болью писал М. Старицкий М. Комарову, — насущника ради, я вынужден писать по- русски романы и повести из украинской истории и жизни... А «Киевская старина» не может оплатить их хотя бы дешево, чтобы были по-украински».(просто парадоксы:чисто украинский писатель был вынужден писать свои произведения на русском! ).
И несколько ранее, в письме Цезарю Билиловскому, речь шла о том же: «Снова я получил вот заказ из Москвы на исторический роман «Мазепу»: хотел бы вместе писать по-русски и по-украински, чтобы хоть в Галичине печатать пока что...»
У Старицкого были налажены хорошие связи с издателями газеты «Московский листок», в которой печаталось немало прозаических произведений писателя. Газета проявляла интерес к историко-приключенческой беллетристике, которая привлекала внимание читателей к изданию. Однако цензура уже после печати первой части дилогии обратила пристальное внимание на крамольное произведение. Поэтому редактор «Московского листка» вынужден был обратиться к Старицкому с предложениями немного «подкорректировать» образ главного героя. «Добрейший Михаил Петрович! Простите, что долго не отвечал: дел так много, что не найдется свободной минуты. Николай Иванович (Пастухов, издатель газеты. — В.П. ) предлагает продолжить «Мазепу», но я боюсь одного: на первую половину уже обращено внимание; в первой половине Мазепа — чуть ли не идеальный человек, герой и т. п. Не таков ли он будет и во второй половине романа? Это неудобно, лучше тогда возьмите другую тему; говорю это ради Вас же, чтобы не вышло после нежелательных недоразумений...»(Образа Мазепы после Петровской анафемы,ИМХО,боялись в РИ как огня! )
Оригинал статьи:ЗДЕСЬ
|
|
Зарегистрирован |
|
|
|
olegin
Живет здесь
Я люблю этот форум!
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 3520
|
Как поссорились Иван Семенович с Михаилом Сергеевичем:
Имеется в виду ссора между Грушевским и Нечуем-Левицким. Произошла она из-за расхождений по вопросу, который, казалось бы, споров у них вызывать не должен. По вопросу об украинском языке.
Как известно, вплоть до революции 1917 года во всех сферах общественной жизни Украины (кроме западной ее части, входившей в состав Австро-Венгрии) господствовал русский язык.
Все это не нравилось деятелям украинского движения (украинофилам). Они (в том числе Нечуй-Левицкий и Грушевский) считали необходимым вырабатывать, в противовес русскому, самостоятельный украинский язык. Однако при этом Иван Семенович был уверен, что вырабатывать язык следует на народной основе, опираясь на сельские говоры Центральной и Восточной Украины. А вот его бывший ученик стоял на иной позиции. Перебравшись в 1894 году на жительство в австрийскую Галицию, Михаил Грушевский завязал тесные контакты с тамошними украинофилами. У последних был свой взгляд на языковой вопрос. По их мнению, говоры российской Украины являлись сильно русифицированными, а потому недостойными стать основой украинского литературного языка. При издании в Галиции сочинений украинских писателей из России (Коцюбинского, Кулиша, Нечуя-Левицкого) народные слова беспощадно выбрасывались, если такие же (или похожие) слова употреблялись в русской речи. Выброшенное заменялось заимствованиями из польского, немецкого, других языков, а то и просто выдуманными словами. Таким образом, галицкие украинофилы создавали "самостоятельный украинский язык". В это языкотворчество включился и Грушевский.
Неизвестно, чем бы закончилась эта история, если бы не перемены в России. В 1905 году был отменен запрет на издание украиноязычной прессы. "Национально сознательные" галичане сочли, что настал момент для распространения своего языка на всю Украину. С этой целью стали открываться газеты, журналы, книгоиздательства. "Языковой поход" на восток возглавил Грушевский. Тут и выяснилось, что создавать язык на бумаге легче, чем навязывать его людям. Такая "рідна мова" с огромным количеством польских, немецких и выдуманных слов еще могла кое-как существовать в Галиции, где украинцы жили бок о бок с поляками и немцами. В российской Украине галицкое "творение" восприняли как абракадабру. Печатавшиеся на ней книги и прессу местные жители просто не могли читать. "В начале 1906 года почти в каждом большом городе Украины начали выходить под разными названиями газеты на украинском языке, — вспоминал один из наиболее деятельных украинофилов Юрий Сирый (Тищенко). — К сожалению, большинство тех попыток и предприятий заканчивались полным разочарованием издателей, были ли то отдельные лица или коллективы, и издание, увидев свет, уже через несколько номеров, а то и после первого, кануло в Лету".
Нечуй-Левицкий тяжело переживал неудачу. Он попытался еще раз образумить Грушевского. Но тот не желал признавать, что с введением новых слов перестарался. И тогда Иван Семенович выступил публично. Свои взгляды писатель изложил в статье "Современный газетный язык на Украине" и брошюре "Кривое зеркало украинского языка". Он протестовал против искусственной полонизации украинской речи, замены народных слов иноязычными, приводил конкретные примеры. Так, вместо народного слова "держать", указывал Нечуй-Левицкий, вводят слово "тримати", вместо народного "ждать" — слово "чекати", вместо "предложили" — "пропонували", вместо "ярко" — "яскраво", вместо "обида" — "образа", вместо "война" — "війна" и т. д. Известное еще из языка киевских средневековых ученых слово "учебник" Грушевский и К° заменили на "підручник", "ученик" — на "учень", вместо "на углу" пишут "на розі" ("и вышло так, что какие-то дома и улицы были с рогами, чего нигде на Украине я еще не видел").
Классик украинской литературы настаивал на том, что украинский литературный язык нельзя основать на "переходном к польскому" галицком говоре, к которому добавляют еще "тьму чисто польских слов: передплата, помешкання, остаточно, рух (да-да, это тоже не украинское слово — Авт.), рахунок, співчуття, співробітник". Указав на множество таких заимствований ("аркуш", "бридкий", "брудний", "вабити", "вибух", "виконання", "віч-на-віч", "влада", "гасло", "єдність", "здолати", "злочинність", "зненацька", "крок", "лишився", "мешкає", "мусить", "недосконалість", "оточення", "отримати", "переконання", "перешкоджати", "поступ", "потвора", "прагнути", "розмаїтий", "розпач", "свідоцтво", "скарга", "старанно", "улюблений", "уникати", "цілком", "шалений" и много-много других, не хватит газетной полосы, чтобы привести все) Иван Семенович констатировал: это не украинский, а псевдоукраинский язык, "чертовщина под якобы украинским соусом".
Следует еще раз подчеркнуть: Иван Нечуй-Левицкий был убежденным украинофилом. Не меньше Грушевского и его компаньонов хотел он вытеснения из Украины русского языка. Но, стиснув зубы и скрепя сердце, вынужден был признать: этот язык все же ближе и понятнее народу, чем навязываемая из австрийской Галиции "тарабарщина".
Возможность отомстить появилась у него после 1917 года. Грушевский вознесся к вершинам власти. Ивану Семеновичу повезло меньше. В царской России он жил на пенсию. Но царской России больше не было. Да и Украина стала независимой. Пенсию платить перестали. Старый писатель остался совсем без денег. Некоторое время помогали знакомые. Однако общее понижение уровня жизни затронуло и их. Ждать помощи было неоткуда…
Мария Гринченко (вдова Бориса Гринченко) попыталась хлопотать о назначении писателю пособия. Она обратилась в министерство просвещения. Вот тут и вспомнились старые обиды. В министерстве всем заправлял Иван Стешенко. Правда, отказать прямо он не посмел. Наоборот, обещал помочь, но, естественно, обещания не выполнил.
…А несчастный старик оказался в богадельне и медленно угасал от хронического недоедания. Уже потом, когда писатель умер, деятели Центральной Рады заявили, что хотели назначить ему пенсию, даже приняли такое решение, но, дескать, опоздали. Наивная ложь людей, каждый из которых мог выдать нужную сумму просто из собственного кармана. И тысячу раз был прав галицкий литератор Осип Маковей, осудивший центральнорадовских "заумных лилипутов-политиков", распоряжавшихся миллионами, но пожалевших немного денег для того, кто лилипутом не был…
Ну а "крамольные" произведения Ивана Семеновича предали забвению. Между тем они актуальны и сегодня. Созданный в Галиции язык был включен в школьную программу во время советской украинизации 1920-х годов и так в ней и остался. Через несколько поколений он стал привычным. Прогноз Стешенко оправдался.
Полная версия статьи:ЗДЕСЬ
|
|
Зарегистрирован |
|
|
|
antonina
Beholder
Живет здесь
Я люблю этот Форум!
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 2204
|
Quote:| Так, вместо народного слова "держать", указывал Нечуй-Левицкий, вводят слово "тримати", вместо народного "ждать" — слово "чекати", вместо "предложили" — "пропонували", вместо "ярко" — "яскраво", вместо "обида" — "образа", вместо "война" — "війна" и т. д. Известное еще из языка киевских средневековых ученых слово "учебник" Грушевский и К° заменили на "підручник", "ученик" — на "учень", вместо "на углу" пишут "на розі" ("и вышло так, что какие-то дома и улицы были с рогами, чего нигде на Украине я еще не видел"). |
|
Самое странное, что все слова из этой цитаты прижились, а множество других новаций были языком отброшены. Но потерпите, следующий подраздел будет о позиции Нечуя-Левицкого. Вкратце: Нечуй-Левицкий был несколько пристрастен: к Олене Пчилке и Лесе Украинке, очень активно и сознательно проводившим "галицкое влияние", он претензий не имел.
|
|
Зарегистрирован |
Нехай і на цей раз
Вони в нас не вполюють нікого
|
|
|
Ur
Живет здесь
Castigare ridendo mores
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 418
|
on 03/27/08 в 00:20:29, olegin wrote:| [ Созданный в Галиции язык был включен в школьную программу во время советской украинизации 1920-х годов и так в ней и остался. |
|
Quod Erat Demonstrandum
|
|
Зарегистрирован |
...Держит в руце копие, тычет змея в жопие... (кажется из Олдей)
|
|
|
antonina
Beholder
Живет здесь
Я люблю этот Форум!
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 2204
|
Почтенный Ур, и как мы без Вас такое время прожили. Погодите, вскорости будут и взгляды Нечуя-Левицкого по этому вопросу.
(Не обижайтесь, пожалуйста, это я попросту несколько заскучала без стимула к действию )
|
|
Зарегистрирован |
Нехай і на цей раз
Вони в нас не вполюють нікого
|
|
|
Ur
Живет здесь
Castigare ridendo mores
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 418
|
Давайте-давайте. Нечуй - он, знаете ли, Левицкий. За что и любят его все. А этот его бессмертный Мыкола, который Джеря...
|
|
Зарегистрирован |
...Держит в руце копие, тычет змея в жопие... (кажется из Олдей)
|
|
|
|
