Автор |
Тема: Барон-мусоропереработчик-потомок Дантеса (Прочитано 8753 раз) |
|
Guest is IGNORING messages from: .
olegin
Живет здесь
Я люблю этот форум!
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 3520
|
 |
Re: Барон-мусоропереработчик-потомок Дантеса
« Ответить #30 В: 11/28/07 в 12:36:03 » |
Цитировать » Править
|
И я снова,в который раз,настойчиво привожу доводы в пользу неповторимости нашего гения:
С. БУЛГАКОВ
ЖРЕБИЙ ПУШКИНА
Русский народ, вместе со всем культурным миром, ныне поминает великого поэта. Но никакое мировое почитание не может выявить того, чем Пушкин является для нас, русских. В нем самооткровение русского народа и русского гения. Он есть в нас мы сами, себе открывающиеся. В нем говорит нам русская душа, русская природа, русская история, русское творчество, сама наша русская стихия. Он есть наша любовь и наша радость. Он проникает в душу, срастаясь с ней, как молитва ребенка, как ласка матери; как золотое детство, пламенная юность, мудрость зрелости. Мы дышим Пушкиным, мы носим его в себе, он живет в нас больше, чем сами мы это знаем, подобно тому как живет в нас наша родина. Пушкин и есть для нас в каком то смысле родина, с ее неисследимой глубиной и неразгаданной тайной, и не только поэзия Пушкина, но и сам поэт. Пушкин - чудесное явление России, ее как бы апофеоз, и так именно переживается ныне этот юбилей, как праздник России. И этот праздник должен пробуждать в нас искренность в почитании Пушкина, выявлять подлинную к нему любовь. Но такая любовь не может ограничиться лишь одним его славословием или услаждением пленительной сладостью его поэзии. Она должна явиться и серьезным, ответственным делом, подвигом правды в стремлении понять Пушкина в его творчестве, как и в нем самом. О том, кому дано сотворить великое, надлежит знать то, что еще важнее, нежели его творение. Это есть его жизнь, не только как фактическая биография, или литературная история творчества, но как подвиг его души, ее высшая правда и ценность. Пушкин не только есть великий писатель, нет, он имеет и свою религиозную судьбу, как Гоголь, или Толстой, или Достоевский, и, может быть, даже более значительную и, во всяком случае, более таинственную.
Поэт явил нам в своем творчестве не только произведения поэзии, но и самого себя, откровение о жизни своего духа в ее нетленной подлинности. Ныне изучается каждая строка его писаний, всякая подробность его биографии. Благодарным потомством воздвигнут достойный памятник поэту этой наукой о Пушкине. Но позволительно во внешних событиях искать и внутренних свершений, во временном прозревать судьбы вечного духа, постигать их не только в земной жизни, но и за пределами ее, в смерти, в вечности. Очевидно, такое задание превышает всякую частную задачу "пушкинизма". Оно и непосильно в полной мере для кого бы то ни было. И однако оно влечет к себе с неотразимой силой, как к некоему, хотя и тяжелому, но священному долгу, ответственности перед поэтом, нашей любви к нему. Итак, да будет венком к его нерукотворному памятнику и эта немощная попытка уразумения его духовного пути, в котором таится его судьба, последний и высший смысл его жизни.
Столетие смерти Пушкина... Тогда, сто лет назад, эта смерть ударила по сердцам как народное горе, непоправимая беда, страшная утрата. Она переживалась как ужасная катастрофа, слепой рок, злая бессмыслица, отнявшая у русского народа его высшее достояние. Это чувство живо и теперь. И ныне, через сто лет, смерть Пушкина остается в русской душе незаживающей раной. Как и тогда, мы стоим перед ней в растерянной безответственности и мучительном недоумении. И мы снова должны до дна испить эту чашу горькой полыни, сызнова пережить эту смерть во всей ее страшной, вопиющей бессмыслице: как будто свалившийся с крыши камень поразил насмерть нашего величайшего поэта, и отнял его от нас в цвете творческих сил, на вершине мудрости. Даже хотя бы он погиб от вражеского удара, мы еще имели бы, на ком сосредоточить свой гнев. Но нет,
Жизнь его не враг отъял,
Он своею жертвой пал,
Жертвой гибельного гнева.
Пушкину суждено было пасть на дуэли под пулей Дантеса, пустого светского льва, юного кавалергарда, который к тому же выступил на дуэли вместо своего названного отца, по вызову самого Пушкина. Противник после выстрела в Пушкина ждал и принял его ответный выстрел и, если не был им убит, то во всяком случае не по отсутствию желания к тому самого Пушкина. Презренье и гнев всех любящих поэта - во все времена и доныне - обычно сосредоточиваются на этом чужестранце, на долю которого выпала такая печальная судьба. Но если заслуживает всякого порицания его волокитство за женой Пушкина, впрочем столь же обычное в большом свете, как и в жизни его самого, то самая смерть Пушкина не может быть вменена Дантесу как дело злой его воли. Пушкин сам поставил к барьеру не только другого человека, но и самого себя вместе со своей Музой и, в известном смысле, вместе со своею женою и детьми,1 со своими друзьями, с своей Россией, со всеми нами. Естественно, что в течение целого века - и в наши дни даже больше, чем когда-либо, - внимание русской мысли сосредоточивается около этой раны русского сердца, нанесенной ему у проклятого барьера. Как это могло случиться? Кто виноват? В чем причина страшного события? Ответ обычно дается таким образом, что вина и причина дуэли ищется вовне и в других, всюду, только минуя самого Пушкина. Так повелось начиная с Лермонтова, который, впрочем, все-таки не мог не воскликнуть:
Зачем от мирных нег и дружбы простодушной
Вступил он в этот свет завистливый и душный?
Винили и винят "свет", жену поэта, двор. Теперь охотнее всего винят еще императора Николая I, будто бы находившегося в интимной близости с женой Пушкина (лишенная всякой убедительности новейшая выдумка). Иные из этих обвинений, конечно, по-своему бесспорны. Разумеется, светская среда, в которой вращался Пушкин (однако, если не считать немалого числа преданных ему и достойных его друзей) не соответствовала его духовной личности. Ему суждено было одиночество гения, неизбежный удел подлинного величия. Справедливо и то, что он страдал одинаково как от преследований, так и от покровительства власти, и от своего камер-юнкерского мундира, и от двойной цензуры, над ним тяготевшей. Справедливо, конечно, и то, что жена Пушкина со своими светскими вкусами не была на высоте положения, впрочем, может быть, и вообще недосягаемой в данном случае. В совокупности всех обстоятельств, жизнь Пушкина, особенно последние годы, была тяжела и мучительна. Однако из этого все-таки не вытекает того заключения, которое обычно подразумевается или прямо высказывается, как очевидное, именно, что эти внешние силы как будто подавили личность самого Пушкина и что именно они - и только они, - привели его к роковой дуэли. Вообще осмыслить бессмыслицу ищут, лишь находя в злой воле других причину смерти Пушкина. Стремясь сделать его самого безответной жертвой, не замечают, что тем самым хулят Пушкина, упраздняют его личность, умаляют его огромную духовную силу. Такое истолкование является лицеприятным в отношении к Пушкину, который, конечно, принижается этим пристрастием и вовсе не нуждается в такой защите. Он достоин того, чтобы самому ответствовать перед Богом и людьми за свои дела. Конечно, и Пушкин есть только человек, и, как таковой, подлежит влияниям, как и ограниченности своей среды, сословия или класса, и для определения этих влияний, понятно, уместны всякие социологические реактивы, к которым теперь так охотно прибегают. Но ими хотят до конца разъяснить жизнь Пушкина, - а в частности и его дуэль, - и тем устранить самую личность Пушкина в неповторимой тайне ее самотворчества. В этом социологизме упраздняется и самая проблема всего "пушкинизма". И в ответ на такие посягательства надо сказать: руки прочь! Пушкин достоин того, чтобы за ним признана была и личная ответственность за свою судьбу, которая здесь возлагается всецело на немощные плечи этих "лукавых, малодушных, шальных, балованных детей, злодеев и тупых и скучных". Вершина не уничтожается предгориями. Наша задача понять личность Пушкина в его собственном пути и в его личной судьбе. Его жизнь, хотя и протекала в определенной среде и ею исторически окрашивалась и извне направлялась, однако ею не определялась в своем собственном существе.
|
|
 Зарегистрирован |
|
|
|
Nick_Sakva
Живет здесь
Просмотреть Профиль » WWW »
Сообщений: 2660
|
|
Re: Барон-мусоропереработчик-потомок Дантеса
« Ответить #31 В: 11/28/07 в 13:25:19 » |
Цитировать » Править
|
on 11/28/07 в 12:36:03, olegin wrote:| И я снова,в который раз,настойчиво привожу доводы в пользу неповторимости нашего гения: |
|
Ой... В ответ на такое заявление я никак не могу упустить возможность дать "ассимметричный ответ". 
==========================
Д.И. Писарев. Пушкин и Белинский.
==========================
Отношения Пушкина к изображаемым явлениям жизни до такой степени пристрастны, его понятия о потребностях и о нравственных обязанностях человека и гражданина до такой степени смутны и неправильны, что "л_ю_б_и_м_о_е д_и_т_я" пушкинской музы должно было действовать на читателей, как усыпительное питье, по милости которого человек забывает о том, что ему необходимо помнить постоянно, и примиряется с тем, против чего он должен бороться неутомимо. ...
В самом деле, какие человеческие страдания Пушкин сумел подметить и счел необходимым воспеть? Во-первых, - скуку или хандру; а во-вторых, - несчастную любовь, а в-третьих... в-третьих... больше ничего, больше никаких страданий не оказалось в русском обществе двадцатых годов. ...
Если вы пожелаете узнать, чем занималась образованнейшая часть русского общества в двадцатых годах, то энциклопедия русской жизни ответит вам, что эта образованнейшая часть ела, пила, плясала, посещала театры, влюблялась и страдала то от скуки, то от любви. - И только? - спросите вы. - И только! - ответит энциклопедия. ...
Исторической картины вы не увидите; вы увидите только коллекцию старинных костюмов и причесок, старинных прейскурантов и афиш, старинной мебели и старинных ужимок. Все это описано чрезвычайно живо и весело, но ведь этого мало; чтобы нарисовать историческую картину, надо быть не только внимательным наблюдателем, но еще, кроме того, замечательным мыслителем; надо из окружающей вас пестроты лиц, мыслей, слов, радостей, огорчений, глупостей и подлостей выбрать именно то, что сосредоточивает в себе весь смысл данной эпохи, что накладывает свою печать на всю массу второстепенных явлений, что втискивает в свои рамки и видоизменяет своим влиянием все остальные отрасли частной и общественной жизни.
Такую громадную задачу действительно выполнил для России двадцатых годов Грибоедов; что же касается Пушкина, то он даже не подошел близко к этой задаче; далее не составил себе о ней приблизительно верного понятия. ....
.... в произведении мыслящего писателя, задумавшего нарисовать картину данного общества, фигуры, подобные Онегину, могут быть допущены только как вводные лица, стоящие на втором плане, как стоят, например, Загорецкий и Репетилов в комедии Грибоедова. Первые места по всей справедливости принадлежат Фамусову и Скалозубу, которые дают читателю ключ к пониманию целого исторического периода и которые, своими типическими и резко обозначенными физиономиями, объясняют нам и низкопоклонство Молчалина, и глупую сентиментальность Софьи, и бесплодное красноречие Чацкого. Грибоедов в своем анализе русской жизни дошел до той крайней границы, дальше которой поэт не может итти, не переставая быть поэтом и не превращаясь в ученого исследователя. Пушкин же, напротив того, даже и не приступал ни к какому анализу....
.... Белинский ... противополагает Пушкина Шекспиру, Байрону, Гёте и Шиллеру.-- Шекспир, по словам Белинского, "глубокий сердцеведец, мирообъемлющий созерцатель". В Байроне Белинского поражает "ужасом удивления колоссальная личность поэта, титаническая смелость и гордость его чувств и мыслей". Гёте -- "поэически-созерцательный мыслитель, могучий царь и властелин внутреннего мира души человека". Перед Шиллером Белинский преклоняется "с любовью и благоговением", как "перед трибуном человечества, провозвестником гуманности, страстным поклонником всего высокого и нравственно-прекрасного".
Набросав таким образом эти четыре характеристики, Белинский вводит в это избранное общество гениальных поэтов нашего маленького Пушкина. Вводя его, он произносит ту рекомендательную фразу, которую я выписал выше. Благосклонность этой рекомендательной фразы выставляет особенно рельефно то печально-комическое обстоятельство, что нашему маленькому Пушкину решительно нечего делать в той знатной компании, в которую он попал совершенно некстати, по милости своего лукавого доброжелателя, Белинского. Наш маленький и миленький Пушкин, неспособен не только вставить свое слово в разговор важных господ, но даже и понять то, о чем эти господа между собою толкуют. В самом деде, что такое Пушкин и что такое те люди, с которыми сводит его Белинский? Один из этих людей -- глубокий сердцеведец, другой -- смелый и гордый титан, третий -- царь и властелин внутреннего мира, четвертый -- трибун человечества. Как видите, народ все чиновный! Всё тузы литературной колоды и у каждого туза своя собственная физиономия, Ну, а Пушкин-то что же такое?-- Пушкин -- художник?! Вот тебе раз!-- Это что же за рекомендация? А Шекспир, небось, не художник? Байрон -- не художник? Гёте -- не художник? Шиллер -- не художник?-- Кажется, все они художники, но, кроме того, каждый из них оказывается еще крупным человеком с ясно-обозначенным характером и с совершенно своеобразным складом ума.
.....
Соскоблите с этой фразы шелуху гегелизма и переведите ее с высокого эстетического языка на общепонятный русский язык, и знаете ли, что вы получите?-- Получите вы то, что я сказал о Пушкине в третьей части "Реалистов", а именно то, что Пушкин просто великий стилист и что усовершенствование русского стиха составляет его единственную заслугу перед лицом русского общества и русской литературы, если только это усовершенствование, действительно, можно назвать заслугою.
.....
Та фраза, что Пушкин завоевал русской земле поэзию, или не имеет никакого осязательного смысла или заключает в себе тот очень скромный смысл, что Пушкин усовершенствовал русский стих и осмелился заговорить в стихах о пивной кружке и о бобровом воротнике, между тем как его предшественники говорили только о фиалах и о хламидах. Из этого следует, очевидно, то заключение, что Пушкин может иметь теперь только историческое значение, а для тех людей, которым некогда и не за чем заниматься историей литературы, не имеет даже совсем никакого значения.
|
| « Изменён в : 11/30/07 в 14:25:57 пользователем: Nick_Sakva » |
Зарегистрирован |
Перед любыми категоричными утверждениями, автор которых явно не указан, подразумевается наличие слов "по-моему мнению", которые опускаются ради экономии места. Никакие слова и термины в моих текстах НЕ несут оценочной нагрузки. 尼珂
|
|
|
olegin
Живет здесь
Я люблю этот форум!
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 3520
|
|
Re: Барон-мусоропереработчик-потомок Дантеса
« Ответить #32 В: 11/28/07 в 14:53:38 » |
Цитировать » Править
|
Ю. Сорокин. Д. И. Писарев
------------------------------------------------------------------------ ----
Сочинения в четырех томах. Том 1. Статьи и рецензии 1859-1862
М., Государственное издательство художественной литературы, 1955
OCR Бычков М.Н.
------------------------------------------------------------------------ ----
...Но в статьях Писарева отразились и серьезные противоречия его взглядов
на литературу и искусство, характерные для этого периода его деятельности. В
некоторых общих вопросах эстетики он не мог удержаться на уровне воззрений
Чернышевского и пришел к выводам парадоксальным и несправедливым.
Одним из таких выводов явилось утверждение, что при дальнейшем развитии
знаний эстетика как наука о прекрасном должна исчезнуть, растворившись в
физиологии. Основой эстетических взглядов Писарев еще в "Схоластике XIX
века" считал субъективные вкусы, не видя здесь возможности открыть общие
закономерности и оставляя на долю физиологии объяснение различных
эстетических склонностей людей особенностями в развитии и функционировании
организма. В этом смысле очень показателен ход рассуждений Писарева в статье
"Разрушение эстетики", явившейся непосредственным откликом на переиздание в
1865 году знаменитой работы Чернышевского "Эстетические отношения искусства
к действительности".
На этот односторонний и неверный подход Писарева к эстетическому учению
Чернышевского указал Г. В. Плеханов в работе "Эстетическая теория Н. Г.
Чернышевского". Чернышевский, конечно, не думал о разрушении эстетики. Он
лишь опровергал идеалистическую эстетику с присущим ей понятием прекрасного
как самодовлеющей ценности, оторванной от реальной действительности.
Чернышевский показал объективность прекрасного, то, что "прекрасное,
несомненно, имеет самостоятельное значение, совершенно независимое от
бесконечного разнообразия личных вкусов". {Г. В. Плеханов, Искусство и
литература, М. 1948, стр. 414.} Это самостоятельное значение прекрасного
определяется наличием прекрасного в самой жизни. Прекрасное в искусстве
является воспроизведением прекрасного в жизни, его отражением. Для
Чернышевского эстетика была не наукой о прекрасном, а "теорией искусства,
системой общих принципов искусства вообще и поэзии в особенности";
центральный вопрос этой теории - вопрос об отношениях искусства к
действительности.
Отсюда - постоянные в эти
годы у Писарева иронические сопоставления искусства Бетховена, Рафаэля,
Моцарта и Рембрандта с "искусством" шахматного игрока, повара или
бильярдного маркера. Музыке и изобразительным искусствам Писарев отводил
чисто прикладную роль, не признавая за ними познавательной ценности. В этом
смысле, "поправляя" Чернышевского, Писарев также существенно разошелся с
ним. Чернышевский, разбирая в своей диссертации вопрос о специфике различных
видов искусства, также отмечал первенствующее значение поэзии, литературы.
Но из этого он не делал относительно других искусств того вывода, что они не
имеют значения в общественной жизни человека. Выступая против
идеалистической эстетики, против взгляда на искусство как на чистое
наслаждение, отрешенное от насущных интересов действительности, Писарев в
оценке изобразительных искусств и музыки по существу сам становился на эту
точку зрения, считая, что вопрос о значении живописи, музыки и т. п.
сводится только к вопросу о наслаждении, которое может получать от них
воспринимающий субъект.
Таким образом, эстетические взгляды Писарева отличаются явной
противоречивостью. В них сочетаются глубокие демократические тенденции,
имевшие большое значение для развития литературы в искусства, с серьезными
ошибками в разрешении общих вопросов эстетики. Эти ошибки проявились и в
литературно-критической деятельности Писарева.
В 1865 году Писарев опубликовал две статьи, объединенные под общим
названием: "Пушкин и Белинский". Эти две статьи, которые нельзя отбросить
при общей характеристике литературно-критических взглядов Писарева, дают
резко полемическую, глубоко несправедливую и предвзятую оценку творчества
поэта.
Появление их в "Русском слове" не было неожиданностью. Для литературной
критики "Русского слова" характерно в эти годы стремление подвергнуть
радикальной переоценке творчество Пушкина и Лермонтова. В 1864 году молодой
критик журнала В. А. Зайцев выступил с рецензией, в которой нигилистически
оценивал поэзию Лермонтова как порождение" легкомысленного дворянского
скептицизма, как одно из явлений "чистого искусства". В статье "Реалисты"
Писарев мимоходом солидаризировался с такой оценкой Лермонтова и уведомлял
своих читателей, что он вскоре даст развернутую переоценку творчества
Пушкина с точки зрения "реальной критики".
Статьи Писарева о Пушкине вызвали при своем появлении шумный отклик.
Одних они увлекали своими парадоксальными и прямолинейными выводами, других
отталкивали как глумление над творчеством великого поэта. Было бы, конечно,
совершенно неправильно отнестись к ним как к обычным литературно-критическим
статьям. Резко полемический их характер, подчеркнуто неисторический подход к
творчеству Пушкина, попытка подойти к Онегину и к другим героям Пушкина с
меркой Базарова - говорят о другом. Статьи были задуманы как наиболее
сильный выпад против "эстетики", то есть "чистого искусства", как один из
актов пропаганды "реального направления". Писарев взглянул на Пушкина как на
"кумир предшествующих поколений". Свергнуть этот "кумир" означало для
Писарева - ослабить влияние "чистой поэзии" на молодежь и привлечь ее на
путь "реализма".
Статьи Писарева о Пушкине нельзя рассматривать вне связи с тем спором о
пушкинском и гоголевском направлениях в русской литературе, который
развернулся еще в критике 1850-х годов. Реакционная и либеральная критика
1850-1860-х годов (Дружинин, Анненков, Катков и др.) пыталась
противопоставить Гоголю, как представителю критического реализма, Пушкина.
Творчество Пушкина при этом ложно истолковывалось как проявление "чистой
поэзии", далекой от "злобы дня", от живых интересов современности; критики
этого направления твердили о примирении Пушкина с действительностью, об
идеализации, "очищении" и "облагорожении" жизни в его творчестве. Эти
критики вели полемику с основными выводами известной работы Чернышевского
"Очерки гоголевского периода русской литературы", с выводами критических
статей Белинского. Но ни Белинский, ни Чернышевский и Добролюбов не
противопоставляли Гоголя Пушкину. Они подчеркивали актуальное значение
критического реализма и в связи с этим отмечали, что в творчестве Пушкина
это критическое направление еще не нашло своего полного развития.
Чернышевский и Добролюбов говорили о том, какое решающее значение для
развития критического реализма в нашей литературе имели творчество Гоголя и
деятельность Белинского. Но творчество Пушкина революционно-демократическая
критика оценивала как очень важный и при этом исторически необходимый этап в
развитии русской литературы, в развитии в ней реализма, народности и
гуманных идей. Белинский, а затем Чернышевский и Добролюбов указывали на то,
что Пушкин открыл "поэзию действительности", создал образцы подлинно
художественного воспроизведения жизни.
Отсюда и шаржированное воспроизведение у Писарева пушкинских героев -
Онегина, Татьяны, Ленского. Критическая интерпретация этих образов уступает
место в статьях Писарева созданию злых карикатур на типичных представителей
дворянской и мещанской среды 1860-х годов. Онегин превращается при этом в
пустого щеголя, пошлого фразера и избалованного барина, Татьяна - в
своеобразную "кисейную барышню" с глупыми мечтами, предрассудками и
мещанской манерой выражения. Отсюда, наконец, отождествление самого Пушкина
с Онегиным (следует отметить, что тот же прием применяется в "Реалистах" и в
отношении Лермонтова, который отождествляется с Печориным), искажение образа
лирического героя в стихотворении Пушкина "19 октября". Писарев не жалеет
бьющих в глаза красок, резких просторечных слов и выражений, предпринимая
ироническую "перелицовку" многих поэтических страниц Пушкина.
В статьях Писарева о Пушкине выступает не только глубоко ошибочная,
неисторическая оценка Пушкина, но и известная недооценка Белинского...
|
|
Зарегистрирован |
|
|
|
Nick_Sakva
Живет здесь
Просмотреть Профиль » WWW »
Сообщений: 2660
|
|
Re: Барон-мусоропереработчик-потомок Дантеса
« Ответить #33 В: 11/28/07 в 16:31:44 » |
Цитировать » Править
|
on 11/28/07 в 14:53:38, olegin wrote:Ю. Сорокин. Д. И. Писарев
....
Критическая интерпретация этих образов уступает
место в статьях Писарева созданию злых карикатур на типичных представителей
дворянской и мещанской среды 1860-х годов. Онегин превращается при этом в
пустого щеголя, пошлого фразера и избалованного барина... |
|
Карикатура или нет, но вот следующий фрагмент заставил меня в свое (школьное) время кардинально пересмотреть свое отношение к Онегину и Пушкину. Кстати, и к теме Дантеса это имеет самое непосредственное отношение.
Писарев. Пушкин и Белинский. Евгений Онегин.
"Но, кроме общей гладиаторской глупости, поведение Онегина в сцене дуэли заключает в себе еще свою собственную, совершенно специальную глупость или дрянность, которая до сих пор, сколько мне известно, была упущена из виду самыми внимательными критиками. То обстоятельство, что он принял вызов Ленского и явился на поединок, еще может быть до некоторой степени объяснено, - хотя, конечно, не оправдано, - влиянием светских предрассудков, сделавшихся для Онегина второю природой. Но то обстоятельство, что он, "всем; сердцем юношу любя" и сознавая себя кругом виноватым, ц_е_л_и_л в Ленского и убил его, может быть объяснено только или крайним малодушием, или непостижимым тупоумием. Светский предрассудок обязывал Онегина итти навстречу опасности, но светский предрассудок нисколько не запрещал ему выдержать выстрел Ленского и потом разрядить пистолет на воздух . При таком образе действий и волки были бы сыты, и овцы были бы целы. Репутация храбрых гладиаторов была бы спасена: Ленский, вполне удовлетворенный и обезоруженный, пригласил бы Онегина быть шафером на его свадьбе, а Онегин, сказавший Ольге пошлый мадригал и оказавший себя мячиком предрассуждений, за все эти продерзости был бы наказан тем неприятным ощущением, которое доставляет каждому порядочному человеку созерцание пистолетного дула, направленного прямо на его собственную особу. Конечно, Ленский мог убить или тяжело ранить Онегина, которому в таком случае не пришлось бы быть шафером на предстоящей свадьбе, но эта перспектива нисколько не должна была конфузить Онегина, если только он действительно был утомлен жизнью и совершенно искренно тяготился ее пустотой. ... Однако он поступил как раз наоборот. Он первый стал поднимать свой пистолет и выстрелил именно в то самое время, когда Ленский начал прицеливаться.
... когда Ленский стал целиться, тогда Онегин смекнул в одну секунду, что милую скуку позволительно ругать и проклинать, но что с нею вовсе не следует расставаться преждевременно.
Пушкин так красиво описывает мелкие чувства, дрянные мысли и пошлые поступки, что ему удалось подкупить в пользу ничтожного Онегина не только простодушную массу читателей, но даже такого замечательного человека и такого тонкого критика, как Белинский."
|
| « Изменён в : 11/28/07 в 16:33:56 пользователем: Nick_Sakva » |
Зарегистрирован |
Перед любыми категоричными утверждениями, автор которых явно не указан, подразумевается наличие слов "по-моему мнению", которые опускаются ради экономии места. Никакие слова и термины в моих текстах НЕ несут оценочной нагрузки. 尼珂
|
|
|
Mogultaj
Administrator
Einer muss der Bluthund werden...
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 4173
|
|
Re: Барон-мусоропереработчик-потомок Дантеса
« Ответить #34 В: 11/28/07 в 18:06:39 » |
Цитировать » Править
|
Большая ошибка. Ленский вызвал Онегина и искал его головы; чего ради Онегин должен был его щадить, а не приложить все усилия, чтобы его нейтрализовать? Онегин мог сожалеть о том, что Ленский пожелал его убить; Онегин мог бы сожалеть и о том, что из-за "пружины чести" он сам не приложил достаточных усилий для того, чтобы убедить Ленского отказаться от этого намерения; но коль скоро дуэль состоялась и Ленский желал его убить (что и подтвердил именно тем, что стал целиться), у него не было ни малейших причин Ленского щадить. Что это проглядел Писарев, не так уж удивительно. Но в рамках какой системы координат мыслимо упрекать человека в том, что он убил на дуэли Икса, чтобы Икс не убил его самого, при условии, что именно Икс вызвал его и начал в него целиться с намерением его убить, причем затеял все это без единой уважительной причины, по чистой вздорности? Ленский вызвал Онегина, повторю, доискиваясь его головы (без адекватных оснований); при начале дуэли он принялся целиться в Онегина, то есть четко обнаружил свое намерение его так-таки убить; какого же черта Онегин должен был подставляться пассивно под его пулю, то есть идти на самоубийство ради человека, пытающегося его прикончить (да еще и без должных оснований)? Напротив: когда определилось, что Ленский так-таки покушается Онегина убить, Онегин, предотвращая это, его и уложил - чего Ленский в данной ситуации целиком и полностью и заслуживал. Упрекать Онегина можно было бы при желании в том, что он не сделал всего, что мог, для того, чтобы Ленский не упорствовал в своем пребывании в этой ситуации (в которую, впрочем, Ленский попал целиком по своей воле и инициативе, да и в пребывании в этой ситуации он упорствовал также целиком по своей воле), но уж никак не в том, что он защитил свою жизнь от человека, желающего отобрать у него означенную жизнь оружием, уложив этого человека уже после того, как тот начал осуществлять попытку убить его, Онегина, но еще до того, как тот успел эту попытку завершить. Интересно, что еще надо делать с имяреком, целящимся в тебя на дуэли с намерением тебя ухлопать, кроме как постараться ухлопать его самого (если только ты не испытываешь перед ним такой вины, какая должна была бы побудить тебя во искупление этой вины без сопротивления принять от него казнь - но ничего и отдаленно похожего в случае с ЕО и ВЛ и быть не могло)?!
|
| « Изменён в : 11/28/07 в 18:20:14 пользователем: Mogultaj » |
Зарегистрирован |
Einer muss der Bluthund werden, ich scheue die Verantwortung nicht
|
|
|
Nick_Sakva
Живет здесь
Просмотреть Профиль » WWW »
Сообщений: 2660
|
|
Re: Барон-мусоропереработчик-потомок Дантеса
« Ответить #35 В: 11/28/07 в 19:25:20 » |
Цитировать » Править
|
on 11/28/07 в 18:06:39, Mogultaj wrote:| Большая ошибка. Ленский вызвал Онегина и искал его головы; чего ради Онегин должен был его щадить, а не приложить все усилия, чтобы его нейтрализовать? Онегин мог сожалеть о том, что Ленский пожелал его убить; Онегин мог бы сожалеть и о том, что из-за "пружины чести" он сам не приложил достаточных усилий для того, чтобы убедить Ленского отказаться от этого намерения; но коль скоро дуэль состоялась и Ленский желал его убить (что и подтвердил именно тем, что стал целиться), у него не было ни малейших причин Ленского щадить. Что это проглядел Писарев, не так уж удивительно. |
|
Недооцениваете Вы Дмитрия Ивановича!
"... Онегин не должен был колебаться ни одной минуты, когда ему надо было решать на практике вопрос, кому жить, ему или Ленскому? Он ни на одну минуту не должен был ставить собственную опротивевшую ему жизнь на одну доску с свежей жизнью влюбленного юноши. Однако он поступил как раз наоборот. Он первый стал поднимать свой пистолет и выстрелил именно в то самое время, когда Ленский начал прицеливаться.
Почему же он это сделал? Или потому, что не сообразил заранее, как ему следовало распорядиться, или же потому, что чувство самосохранения одержало верх над всеми предварительными соображениями. Первое предположение очень неправдоподобно; сообразить было немудрено; если Онегин не умеет подумать даже тогда, когда от его размышлений зависит жизнь юноши, которого он любит всем сердцем, то, значит, он совсем не способен шевелить мозгами. С этим трудно согласиться, хотя, разумеется, умственные способности Онегина очень неблистательны и совершенно испорчены бездействием. Остается второе предположение, которое, по моему мнению, совершенно основательно. Онегин, несмотря на свое хроническое зевание и несмотря на свою замашку ругать жизнь всякими скверными словами, очень любит эту самую жизнь и никак не согласится променять ее не только на "покои небытия", но даже и на какую-нибудь другую жизнь, более разумную и более деятельную. Умирать ему совсем не хочется, потому что, как ни ругай нашу юдоль бедствий, а все-таки в этой юдоли есть для богатого собственника и устрицы, и омары, и бордо, и клико, и прекрасный пол. Устроить себе какую-нибудь новую жизнь ему также совсем не хочется, потому что ни для какой другой жизни он не годится ....
Разве в самом деле надо быть героем, чтобы уметь любить своего друга и чтобы не убивать собственноручно, из низкой трусости, тех людей, которых мы любим всем сердцем? Высказывая ту дикую мысль, что эти отрицательные подвиги доступны только героям, Белинский унижает человеческую природу и без всякой надобности является защитником нравственной гнилости и тряпичности. А вводит его в этот тяжелый грех его крайняя впечатлительность, подкупленная тем обстоятельством, что "подробности дуэли Онегина с Ленским - верх совершенства в художественном отношении".
Quote:| Но в рамках какой системы координат мыслимо упрекать человека в том, что он убил на дуэли Икса, чтобы Икс не убил его самого, при условии, что именно Икс вызвал его и начал в него целиться с намерением его убить... |
|
В рамках координат, четко обозначенных Писаревым.
То есть в случае конфликта, даже смертельного, между друзьями, один из которых старше, опытнее и к тому же действительно устал от жизни, а не носит соответствующую маску по текущей моде....
Quote:| причем затеял все это без единой уважительной причины, по чистой вздорности? |
|
... и к тому же старший преднамеренно, хладнокровно и рассчетливо спровоцировал друга "с досады", чтобы "порядком отомстить".
Quote:| Интересно, что еще надо делать с имяреком, целящимся в тебя на дуэли с намерением тебя ухлопать, кроме как постараться ухлопать его самого |
|
Риск, разумеется, был. Но далеко не стопроцентыный.
Quote:| ... если только ты не испытываешь перед ним такой вины ... |
|
Как раз Онегин "обинял себя во многом".
|
| « Изменён в : 11/28/07 в 19:26:24 пользователем: Nick_Sakva » |
Зарегистрирован |
Перед любыми категоричными утверждениями, автор которых явно не указан, подразумевается наличие слов "по-моему мнению", которые опускаются ради экономии места. Никакие слова и термины в моих текстах НЕ несут оценочной нагрузки. 尼珂
|
|
|
olegin
Живет здесь
Я люблю этот форум!
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 3520
|
|
Re: Барон-мусоропереработчик-потомок Дантеса
« Ответить #36 В: 11/28/07 в 23:01:32 » |
Цитировать » Править
|
Образ Ленского-как воплощение всего романтического-не даром выведен поэтом в "Евгении Онегине".И то,что пресыщенный и скучающий Онегин его убивает на дуэли-тоже не случайность.Молодой и пылкий юноша Ленский должен был пасть от пули холодного и расчетливого,умудренного жизненным опытом Онегина-и это с его стороны подлый поступок(Боже,не думал,что у нас будут "разборки полетов" как на уроках по школьной программе-прямо дежавю какое-то 30 лет спустя).Онегин встал с мальчишкой к барьеру и наверняка знал,что убьет его(такова селяви).Другое дело,например,дуэлянт и бретер Ф.И.Толстой-Американец,который развлекаясь застрелил на дуэлях аж 11 человек (Но за это Господь и взыскал с него строго:все 10 его детей умерли в младенчестве) и только последняя девочка-цыганка выжила."Американец" ее вымолил у бога и конец своей жизни провел коленопреклоненно,молясь на образа.
|
|
Зарегистрирован |
|
|
|
eva_himmler
Живет здесь
рожденная от молний
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 842
|
|
Re: Барон-мусоропереработчик-потомок Дантеса
« Ответить #37 В: 11/28/07 в 23:23:13 » |
Цитировать » Править
|
on 11/28/07 в 19:25:20, Nick_Sakva wrote:
Высказывая ту дикую мысль, что эти отрицательные подвиги доступны только героям, Белинский унижает человеческую природу и без всякой надобности является защитником нравственной гнилости и тряпичности.
|
|
(проходя мимо)
" Ты не хочешь пред другом своим носить одежды? Для твоего друга должно быть честью, что ты даешь ему себя, каков ты есть!
Остерегайтесь обидеть отшельника! Но если вы это сделали, так уж и убейте его!"
Ф. Ницше, "Так говорил Заратустра"
|
|
Зарегистрирован |
Что мне до Фауста
феерией ракет
скользящего с Мефистофелем в небесном паркете!
Я знаю -
гвоздь у меня в сапоге
кошмарней, чем фантазия у Гете!
|
|
|
Kell
Живет здесь
Дело вкуса...
Просмотреть Профиль » WWW »
Сообщений: 2889
|
|
Re: Барон-мусоропереработчик-потомок Дантеса
« Ответить #38 В: 11/29/07 в 12:19:58 » |
Цитировать » Править
|
Quote:| Онегин встал с мальчишкой к барьеру и наверняка знал,что убьет его |
|
А "наверняка"-то откуда? Вроде ни военного, ни дуэльного опыта, ни репутации блестящего стрелка у Онегина не было в той же степени, то и у Ленского. Да и попадались мне когда-то стрелковые характеристики тогдашних дуэльных пистолетов - сюрпризы они допускали самые разнообразные...
Так чо насчет селяви я бы не сказал - а вот по обычаям литературным заглавному герою правда не свойственно погибать в середине романа, что правда, то правда 
|
|
Зарегистрирован |
Никому не в обиду будь сказано...
|
|
|
olegin
Живет здесь
Я люблю этот форум!
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 3520
|
|
Re: Барон-мусоропереработчик-потомок Дантеса
« Ответить #39 В: 11/30/07 в 12:26:02 » |
Цитировать » Править
|
on 11/28/07 в 23:23:13, eva_himmler wrote:
(проходя мимо)
" Ты не хочешь пред другом своим носить одежды? Для твоего друга должно быть честью, что ты даешь ему себя, каков ты есть!
Остерегайтесь обидеть отшельника! Но если вы это сделали, так уж и убейте его!"
Ф. Ницше, "Так говорил Заратустра"
|
|
Мне все же более близка философия А.Шопенгауэра и Э.Канта,чем Ф.Ницше или З.Фрейда:
"Юноша полагает,что мир существует для наслаждения,что он обиталище позитивного счастья,которого лишены только те,кому не удалось овладеть им.И вот жизнь его превращается в более или менее обдуманную погоню и охоту за позитивным счастьем...Но эта охота за несуществующею дичью приводит к весьма реальному,позитивному несчастью - к горю,к страданиям,к болезни,к утратам и к тысячам бедствий.Разочарование приходит слишком поздно."(А.Шопенгауэр.Глава V.Правила и максимы.)
|
|
Зарегистрирован |
|
|
|
olegin
Живет здесь
Я люблю этот форум!
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 3520
|
|
Re: Барон-мусоропереработчик-потомок Дантеса
« Ответить #40 В: 11/30/07 в 12:38:42 » |
Цитировать » Править
|
Я снова размещаю воспоминания друзей поэта о его гении.Жду как всегда контраргументов.
Воспоминания дипломата,искреннего поклонника поэта Н.М.Смирнова,мужа А.О.Смирновой-Россет("Черноокой Россети"),которая держала в Петербурге литературный салон,центром и душой которого был Пушкин-"Сверчок".
Н. М. СМИРНОВ
ИЗ «ПАМЯТНЫХ ЗАПИСОК»
Пушкин (первого выпуска Царскосельского лицея) хотя в юности учился небрежно и посему в выпуске не попал в число первых учеников, но умел приобрести впоследствии обширные познания в литературе и истории. Он читал очень много и, одаренный необыкновенною памятью, сохранял все сокровища, собранные им в книгах; особенно хорошо изучил он российскую историю и из оной всю эпоху с начала царствования Петра Великого до наших времен. Его голова была наполнена характеристическими анекдотами всех знаменитых лиц последнего столетия, и он любил их рассказывать. Государь ему поручил написать Историю Петра Великого, который был идолом Пушкина 1. Он этим делом занялся с любовью, но не хотел начать писать прежде, чем соберет все нужные материалы, и для достижения сего читал все, что было напечатано о сем государе, и рылся во всех архивах. Многие сомневались, чтоб он был в состоянии написать столь серьезное сочинение, чтоб у пего достало на то терпения. Зная коротко Пушкина (и мое мнение разделено Жуковским, Вяземским, Плетневым), я уверен, что он вполне удовлетворил бы строгим ожиданиям публики; ибо под личиною иногда ветрености и всегда светского человека он имел высокий, проницательный ум, чистый взгляд, необыкновенную сметливость, память, не теряющую из виду малейших обстоятельств в самых дальних предметах, высоко-благородную душу, большие познания в истории, словом, все качества, нужные для историографа, к которым он присоединял еще свой блистательный талант как писатель. Нельзя также сомневаться, чтоб у него недостало терпения для окончания столь важного сочинения, ибо он имел в важных случаях твердую волю; и благоговение, которое он имел к Петру I, вооружало его нужным терпением. Он сие доказал трудами своими в собирании справок, долгим изучением своего предмета, и в глазах знающих коротко Пушкина медленность его в начатии писать историю великого государя служила доказательством его твердого намерения посвятить ей все силы своего ума, всю
жизнь свою. Другие судили иначе, ибо его не знали. Хотя он был известнейшим лицом в России, хотя знаменитость его дошла до самых глухих и дальних мест России, по весьма немногие его знали коротко и могли вполне оценить высокие качества его ума, его сердца и души. Любя свет, любя игру, любя приятельские беседы, Пушкин часто являлся человеком легкомысленным, ветреным и давал повод судить о нем ложно. Быв самого снисходительного права, он легко вступал со всеми на приятельскую ногу, и эта светская дружба, соединенная с откровенным обращением, позволяла многим думать, что они с Пушкиным друзья и что они коротко знают его мысли, чувства, мнения и способности. Эти-то мнимые друзья и распространили многие ложные мысли о нем и представили его легкомысленным и неспособным для трудов, требующих большого постоянства. Как мало знали они Пушкина, какое бедное понятие имели о нем, невзирая на то, что оценяли весь гений его как поэта! Кто был ближе к нему, кто пользовался его совершенным довернем, кому доступны были тайные струны его души, те уважали в Пушкине человека столько же, как и поэта, те открывали в нем ежедневно сокровища неистощимые и недоступные пониманию толпы так называемых его приятелей.
Трудно описать блестящие качества, которые соединялись в Пушкине и сделали из него столь замечательное лицо. Его гений известен; но что, может быть, неизвестно будет потомству, это то, что Пушкин с самой юности до гроба находился вечно в неприятном или стесненном положении, которое убило бы все мысли в человеке с менее твердым характером. Сосланный в псковскую деревню за сатирические стихи, он имел там развлечением старую няню, коня и бильярд, на котором играл один тупым кием. Его дни тянулись однообразно и бесцветно. Встав поутру, погружался он в холодную ванну и брал книгу или перо; потом садился на коня и скакал несколько верст, слезая, уставший ложился в постель и брал снова книги и перо; в минуты грусти перекатывал шары на бильярде или призывал старую няню рассказывать ему про старину, про Ганнибалов, потомков Арапа Петра Великого, из фамилии которых происходила его мать. Так прошло несколько лет юности Пушкина, и в эти дни скуки и душевной тоски он написал столько светлых восторженных песен, в которых ни одно слово не высказало изменчиво его уныния. Вдруг однажды ночью его будит испуганная няня и объявляет ему, что вновь воцарившийся государь, находившийся в то время для коронации в Москве, прислал за ним фельдъегеря. Пушкин изумился, он не принадлежал к заговору,
уничтоженному на Сенатской площади 14 декабря, его совесть была чиста, и он чувствовал, что может предстать перед лицом государя без страха; но, с другой стороны, он боялся, что, по его дружбе и переписке со многими участниками заговора, например с Луниным, Кюхельбекером, Муравьевым, могло случиться, что слова какого-нибудь письма, найденного по окончании уже суда над виновными, были истолкованы не в пользу его или что новое донесение на него вело его к новому суду 2. Скоро, однако же, успокоил его фельдъегерь вниманием, которого обыкновенно не дарят тем, которых отвозят под плаху правосудия. По приезде в Москву Пушкин введен прямо в кабинет государя; дверь замкнулась, и, когда снова отворилась, Пушкин вышел со слезами на глазах, бодрым, веселым, счастливым 3. Государь его принял как отец сына, все ему простил, все забыл, обещал покровительство свое и быть единственным цензором всех его сочинений*.
С 1825 до 1831 года была самая счастливая эпоха в жизни Пушкина. Он жил в Петербурге, ласкаемый царем; три четверти общества носили его на руках. Говорю три четверти, ибо одна часть высшего круга никогда не прощала Пушкину его вольных стихов, его сатир и, невзирая на милости царя, на уверения его друзей, не переставала его считать человеком злым, опасным и вольнодумцем. Но Пушкин был утешен в несправедливой ненависти немногих фанатическою дружбою многочисленных друзей своих и любовью всей России. Никто не имел столько друзей, сколько Пушкин, и, быв с ним очень близок, я знаю, что он вполне оценял сие счастье. Осенью он обыкновенно удалялся на два и три месяца в деревню, чтобы писать и не быть развлекаемым. В деревне он вел всегда одинаковую жизнь, весь день проводил в постели с карандашом в руках, занимался иногда по 12 часов в день, поутру освежался холодною ванною; перед обедом, несмотря даже на непогоду, скакал несколько верст верхом, и, когда уставшая под вечер голова требовала отдыха, он играл один на бильярде или призывал с рассказами свою старую няню. Однажды он взял с собою любовницу. «Никогда более не возьму никого с собою, — говорил он мне после, — бедная Лизанька едва не умерла со скуки: я с нею почти там не виделся» 5. Ибо, как скоро приезжал он в деревню и брался за перо, лихорадка переливалась в его жилы, и он писал, не зная ни дня, ни ночи.
Так писал он, по покидая почти пера, каждую главу «Онегина»; так написал он почти без остановки «Графа Нулина» и «Медного всадника». Он писал всегда быстро, одним вдохновением, но иногда, недовольный некоторыми стихами, потом с гневом их марал, переправлял: ибо в его глазах редко какой-нибудь стих выражал вполне его мысль.
В 1831 году он женился на Гончаровой. Все думали, что он влюблен в Ушакову; но он ездил, как после сам говорил, всякий день к сей последней, чтоб два раза в день проезжать мимо окон первой. Женитьба была его несчастье, и все близкие друзья его сожалели, что он женился 6. Семейные обязанности должны были неминуемо отвлечь его много от занятий, тем более что, не имея еще собственного имения, живя произведениями своего пера и женясь на девушке, не принесшей ему никакого состояния, он приготовлял себе в будущем грустные заботы о необходимом для существования. Так и случилось. С первого года Пушкин узнал нужду, и, хотя никто из самых близких не слыхал от него ни единой жалобы, беспокойство о существовании омрачало часто его лицо. Я помню только однажды, что, недовольный нянькою детей своих, он грустно изъявил сожаление, что не в состоянии взять англичанку. Домашние нужды имели большое влияние на нрав его; с большею грустью вспоминаю, как он, придя к нам, ходил печально по комнате, надув губы и опустив руки в карманы широких панталон, и уныло повторял: «Грустно! тоска!» Шутка, острое слово оживляли его электрическою искрою: он громко захохочет и обнаружит ряд белых, прекрасных зубов, которые с толстыми губами были в нем остатками полуарабского происхождения. И вдруг снова, став к камину, шевеля что-нибудь в своих широких карманах, запоет протяжно: «Грустно! тоска!» Я уверен, что беспокойствия о будущей судьбе семейства, долги и вечные заботы о существовании были главною причиною той раздражительности, которую он показал в происшествиях, бывших причиною его смерти.
Приступаю теперь к рассказу кровавой драмы, лишившей Россию ее любимого поэта; но прежде должен сказать несколько слов об его жене, которая казалась виновницею смерти своего мужа. Красавице, которая с первого шага на светском поприще была окружена толпою обожателей, при очаровательной красоте, принятой в Петербурге с восторгом, не остереженной мужем, который боялся казаться ревнивым, и подстрекаемой в самолюбии старою теткою, фрейлиною Загряжскою, — ей было извинительнее, чем всякой другой женщине, быть неосторожною. К несчастью ее, Пушкина и России, нашелся человек,
который неосторожностью или непреодолимым чувством своим компрометировал ее в глазах мужа. Барон Дантес (да будет трижды проклято его имя), молодой человек лет 25, приехал эмигрантом в Петербург после Французской революции 1830 года и по неизвестным мне протекциям был прямо принят корнетом в Кавалергардский полк 7. Красивой наружности, ловкий, веселый и забавный, болтливый, как все французы, он был везде принят дружески, понравился даже Пушкину, дал ему прозвание Pacha à trois queues*, когда однажды тот приехал на бал с женою и ее двумя сестрами. Скоро он страстно влюбился в г-жу Пушкину. Бедная Наталья Николаевна, быть может, немного тронутая сим новым обожанием, невзирая на то что искренно любила своего мужа, до такой степени, что даже была очень ревнива (что иногда случается в никем еще не разгаданных сердцах светских женщин), или из неосторожного кокетства, принимала волокитство Дантеса с удовольствием. Муж это заметил, были домашние объяснения; но дамы легко забывают на балах данные обещания супругам, и Наталья Николаевна снова принимала приглашения Дантеса на долгие танцы, что заставляло мужа ее хмурить брови. Вдруг Пушкин получает письмо на французском языке следующего содержания. «NN, канцлер ордена Рогоносцев, убедясь, что Пушкин приобрел несомнительные права на этот орден, жалует его командором онаго» 8. Легко представить действие сего гнусного письма на Пушкина, терзаемого уже сомнениями, весьма щекотливого во всем, что касается до чести, и имеющего столь пламенные чувства, душу и воображение** 9. Его ревность усилилась, и уверенность, что публика знает про стыд его, усиливала его негодование; по он не знал, на кого излить оное, кто бесчестил его сими письмами. Подозрения его и многих его приятелей падали на барона Гекерена; но прежде чем сказать почему, я должен рассказать важное обстоятельство в жизни Дантеса, мною пропущенное.
Барон Гекерен, нидерландский посланник, за несколько месяцев перед тем усыновил Дантеса, передал ему фамилию свою и назначил его своим наследником. Какие причины побудили его к оному, осталось неизвестным; иные утверждали, что он его считал сыном своим, быв в связи с его матерью; другие, что он из ненависти к своему семейству
давно желал кого-нибудь усыновить и что выбрал Дантеса потому, что полюбил его10. Любовь Дантеса к Пушкиной ему не нравилась. Гекерен имел честолюбивые виды и хотел женить своего приемыша на богатой невесте. Он был человек злой, эгоист, которому все средства казались позволительными для достижения своей цели, известный всему Петербургу злым языком, перессоривший уже многих, презираемый теми, которые его проникли. Весьма правдоподобно, что он был виновником сих писем с целью поссорить Дантеса с Пушкиным и, отвлекши его от продолжения знакомства с Натальей Николаевной, исцелить его от любви и женить на другой. Сколь ни гнусен был сей расчет, Гекерен был способен составить его. Подозрение падало также на двух молодых людей — кн. Петра Долгорукова и кн. Гагарина; особенно на последнего. Оба князя были дружны с Гекереном и следовали его примеру, распуская сплетни. Подозрение подтверждалось адресом на письме, полученном К. О. Россетом; на нем подробно описан был не только дом его жительства, куда повернуть, взойдя на двор, по какой идти лестнице и какая дверь его квартиры. Сии подробности, неизвестные Гекерену, могли только знать эти два молодые человека, часто посещавшие Россета, и подозрение, что кн. Гагарин был помощником в сем деле, подкрепилось еще тем, что он был очень мало знаком с Пушкиным и казался очень убитым тайною грустью после смерти Пушкина. Впрочем, участие, им принятое в пасквиле, не было доказано, и только одно не подлежит сомнению, это то, что Гекерен был их сочинитель. Последствия доказали, что государь в этом не сомневался11, и говорят, что полиция имела на то неоспоримые доказательства.
По получении писем все друзья Пушкина не сомневались более, что гроза, кипевшая в груди Пушкина, должна скоро разразиться; но он сдержал ее и как будто ждал случая и предлога требовать крови Дантеса. Быть может, также он хотел дождаться, чтобы слухи о сих письмах сперва упали. Дантес же не переменял поведения и явно волочился за его женою, так что скоро вынудил Пушкина послать ему вызов через графа Соллогуба (Владим. Александр.). Что происходило по получении вызова в вертепе у Гекерена и Дантеса, неизвестно; но в тот же день Пушкин, сидя за обедом, получает письмо, в котором Дантес просит руки старшей Гончаровой, сестры Натальи Николаевны12. Удивление Пушкина было невыразимое; казалось, что все сомнение должны были упасть перед таким доказательством, что Дантес не думает об его жене. Но Пушкин не поверил сей новой неожиданной любви; а так как не было причины отказать в руке свояченицы,
то и было изъявлено согласие. Помолвка Дантеса удивила всех и всех обманула. Друзья Пушкина, видя, что ревность его продолжается, напали на него, упрекая в безрассудстве; он же оставался неуспокоенным и не верил, что свадьба состоится. Она состоялась и не успокоила Пушкина. Он не поехал на свадьбу и не принял молодых к себе. Что понудило Дантеса вступить в брак с девушкою, которой он не мог любить, трудно определить; хотел ли он, жертвуя собою, успокоить сомнения Пушкина и спасти женщину, которую любил, от нареканий света; или надеялся он, обманув этим ревность мужа, иметь, как брат, свободный доступ к Наталье Николаевне; испугался ли он дуэли — это неизвестно.
Но какие бы ни были тайные причины сей решимости, Дантес поступил подло; ибо обманывал или Пушкина, или будущую жену свою. Поведение же его после свадьбы дало всем право думать, что он точно искал в браке не только возможности приблизиться к Пушкиной, но также предохранить себя от гнева ее мужа узами родства. Он не переставал волочиться за своею невесткою; он откинул даже всякую осторожность, и казалось иногда, что насмехается над ревностью не примирившегося с ним мужа. На балах он танцевал и любезничал с Натальею Николаевною, за ужином пил за ее здоровье, — словом, довел до того, что все снова стали говорить про его любовь. Барон же Гекерен стал явно помогать ему, как говорят, желая отомстить Пушкину за неприятный ему брак Дантеса. Пушкин все видел, все замечал и решился положить этому конец. На бале у Салтыкова он хотел сделать публичное оскорбление Дантесу, который был предуведомлен и не приехал на бал, что понудило Пушкина на другой день послать ему письменный вызов и вместе с тем письмо к Гекерену, в котором Пушкин ему объявляет, что знает его гнусное поведение13. Письма эти были столь сильны, что одна кровь могла смыть находившиеся в них оскорбления. 27 января, в 4 часа пополудни, они дрались на Черной речке, за дачею Ланской. Барон Даршьяк, находившийся при французском посольстве, был секундантом Дантеса; подполковник Данзас, с которым Пушкин был дружен и в то утро встретил его на улице, был его секундантом. Дантес выстрелил первый. Пушкин упал; но, встав на одно колено и опираясь на землю, другою дрожащею от гнева рукою он прицелился, выстрелил, и Дантес также упал14. Пушкин вскрикнул с радостью: «Браво!» Но раны двух соперников были различные. Надежда, слава, радость, сокровище России был смертельно ранен в живот, а презренный француз легко ранен в руку и только сшиблен с ног силою удара.
Вынос тела в Александро-Невскую лавру назначен был 30 января, но полиция неожиданно приказала вынести 29-го числа вечером в Конюшенную церковь15: боялись волнения в народе, какого-нибудь народного изъявления ненависти к Гекерену и Дантесу16, жившим на Невском, в доме к-ни Вяземской (ныне Завадовского), мимо которого церемония должна бы проходить, если бы отпевание было в Невском монастыре. На отпевание приехал весь дипломатический корпус17 и вся знать, даже те, которые не стыдилась кричать против Пушкина. Общее мнение их вынудило отдать сей долг любимцу России.
3 февраля, в 10 часов вечера, отпели панихиду, отправили тело в Святогорский Успенский монастырь (Псковской губ. Опочковского уезда), где погребены предки Пушкина.
Несчастная вдова вскоре уехала к своему брату Гончарову в его имение Полотняные заводы в Калужской губернии; там прожила все время траура, два года, ей назначенные мужем, вероятно, в том предположении, что петербургское общество не забудет прежде сего времени клевету, носившуюся насчет ее. Но если клевета могла бы еще существовать, то была бы совершенно разрушена глубокою, неизгладимою горестью жены о потере мужа и ее примерным поведением. Юная, прелестная собою, она отказалась от света и, переехав в Петербург, по желанию ее тетки, посещает одних родственников и близких друзей, невзирая на приглашения всего общества и самого двора.
Дантес был предан военному суду и разжалован в солдаты. На его плечи накинули солдатскую шинель, и фельдъегерь отвез его за границу как подданного нерусского. Барон Гекерен, голландский посланник, должен был оставить свое место. Государь отказал ему в обыкновенной последней аудиенции, и семь осьмых общества прервали с ним тотчас знакомство. Сия неожиданная развязка убила в нем его обыкновенное нахальство, но не могла истребить все его подлые страсти, его барышничество: перед отъездом он публиковал о продаже всей своей движимости, и его дом превратился в магазин, среди которого он сидел, продавая сам вещи и записывая продажу. Многие воспользовались сим случаем, чтобы сделать ему оскорбления. Например, он сидел на стуле, на котором выставлена была цена; один офицер, подойдя к нему, заплатил ему за стул и взял его из-под него18. Небо наказало Гекерена и Дантеса. Первый, выгнанный из России, где свыкся, лишенный места, важного для него по жалованью, презираемый даже в своем отечестве, нашелся принужденным скитаться по свету. Дантес, лишенный карьеры, обманутый в честолюбии, с женою старее его, принужден был поселиться во Франции, в своей провинции, где не
может быть ни любим, ни уважаем по случаю своего эмигрантства19. Сего не довольно: небо наказало даже его преступную руку. Однажды на охоте он протянул ее, показывая что-то своему товарищу, как вдруг выстрел, и пуля попала прямо в руку.
Познакомясь с Пушкиным в 1828 году и живя в одном кругу, я с ним очень сблизился и коротко его узнал; посему я из числа тех людей, которые могут дать верные о нем сведения. Я не встречал людей, которые были бы вообще так любимы, как Пушкин; все приятели его делались скоро его друзьями. Он знакомился скоро, и, когда ему кто нравился, он дружился искренно. В большом кругу он был довольно молчалив, серьезен, и толстые губы давали ему вид человека надувшегося, сердитого; он стоял в углу, у окна, как будто не принимая участия в общем веселии. Но в кругу приятелей он был совершенно другой человек; лицо его прояснялось, он был удивительной живости, разговорчив, рассказывал много, всегда ясно, сильно, с резкими выражениями, но как будто запинаясь и часто с нервическими движениями, как будто ому неловко было сидеть на стуле. Он любил также слушать, принимал участие в рассказах и громко, увлекательно смеялся, показывая свои прекрасные белые зубы. Когда он был грустен, что часто случалось в последние годы его жизни, ему не сиделось на месте: он отрывисто ходил по комнате, опустив руки в карманы широких панталон и протяжно напевал: «грустно! тоска!» Но веселый анекдот, остроумное слово развеселяли его мгновенно: он вскрикивал с удовольствием «славно!» и громко хохотал.
Он был самого снисходительного, доброго нрава; обыкновенно он выказывал мало колкости, в своих суждениях не был очень резок; своих друзей он защищал с необыкновенным жаром; зато несколькими словами уничтожал тех, которых презирал, и людей, его оскорбивших. Но самый гнев его был непродолжителен, и, когда сердце проходило, он делался только хладнокровным к своим врагам. Некоторая беспечность нрава позволяла часто им овладеть; так, например, женщина умная, но странная (ибо на пятидесятом году не переставала оголять свои плечи и любоваться их белизною и полнотою) возымела страсть к гению Пушкина и преследовала его несколько лет своею страстью*20. Она надоела ему несказанно, но он никогда не мог решиться огорчить ее, оттолкнув от себя, хотя, смеясь, бросал в огонь, не читая, ее ежедневные записки; но, чтобы не обидеть ее самолюбия, он не переставал часто навещать ее в приемные часы ее перед обедом.
Пушкина сделали камер-юнкером; это его взбесило, ибо сие звание точно было неприлично для человека тридцати четырех лет, и оно тем более его оскорбило, что иные говорили, будто оно было дано, чтобы иметь повод приглашать ко двору его жену. Притом на сей случай вышел мерзкий пасквиль, в котором говорили о перемене чувств Пушкина; будто он сделался искателен, малодушен, и он, дороживший своею славою, боялся, чтобы сие мнение не было принято публикою и не лишило его народности. Словом, он был огорчен и взбешен и решился не воспользоваться своим мундиром, чтобы ездить ко двору, не шить даже мундира. В этих чувствах он пришел к нам однажды. Жена моя, которую он очень любил и очень уважал, и я стали опровергать его решение, представляя ему, что пожалование в сие звание не может лишить его народности; ибо все знают, что он не искал его, что его нельзя было сделать камергером по причине чина его;21 что натурально двор желал иметь возможность приглашать его и жену его к себе и что государь пожалованием его в сие звание имел в виду только иметь право приглашать его на свои вечера, не изменяя старому церемониалу, установленному при дворе. Долго спорили, убеждали мы Пушкина; наконец полуубедили. Он отнекивался только неимением мундира и что он слишком дорого стоит, чтоб заказать его. На другой день, узнав от портного о продаже нового мундира князя Витгенштейна, перешедшего в военную службу, и что он совершенно будет впору Пушкину, я ему послал его, написав, что мундир мною куплен для него, но что предоставляется его воле взять его или ввергнуть меня в убыток, оставив его на моих руках. Пушкин взял мундир и поехал ко двору. Вот объяснения его производства в камер-юнкеры, по поводу которого недоброжелатели Булгарин, Сенковский, литературные его враги, искали помрачить характер Пушкина. Сии подробности показывают также, сколько он был внимателен к голосу истинной дружбы и сколько добрый нрав его позволял иногда друзьям им владеть.
Сноски
* С тех пор Пушкин посылал государю через Бенкендорфа все свои сочинения в рукописях и по возврате оных отдавал их прямо в печать. Государь означал карандашом места, которые не пропускал. Государь был самый снисходительный цензор и пропустил многие места, которые обыкновенная цензура, к которой Пушкин обращался за отсутствием государя, не пропускала 4.
* Трехбунчужный паша.
** В то же время Карамзины, Вяземский, Хитрова, Россет и Соллогуб получили через городскую почту те же пакеты, в которых находились письма на имя Пушкина; некоторые, как будто из предчувствия, раскрыли пакеты и, найдя пасквиль, удержали их, другие же переслали Пушкину.
* Пушкин звал ее Пентефрихой.
|
|
Зарегистрирован |
|
|
|
|
