Автор |
Тема: Барон-мусоропереработчик-потомок Дантеса (Прочитано 8752 раз) |
|
Guest is IGNORING messages from: .
olegin
Живет здесь
Я люблю этот форум!
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 3520
|
 |
Барон-мусоропереработчик-потомок Дантеса
« В: 11/17/07 в 23:50:15 » |
Цитировать » Править
|
Проклятие рода Дантесов
“МК” нашел праправнука убийцы Пушкина
В унылом январе 1837 года Дантес вызвал на дуэль Пушкина и убил его. Солнце русской поэзии закатилось…
169 лет спустя, в апреле 2006-го, в эльзасском городке Сульц, в бывшем родовом замке баронов де Геккернов, спецкор “МК”, первый из русских журналистов, встретился с праправнуком человека, закатившего это солнце.
Барон Лотер де Геккерн Дантес, представитель благородной и печально знаменитой фамилии.
— Я знаю, русские должны меня ненавидеть, — укоризненно смотрит месье барон. — Хотя за что, собственно? Ведь все было по-честному. Если бы Дантес не попал в Пушкина, то Пушкин попал бы в Дантеса.
Что ж, с этим утверждением трудно спорить.
Так же как для русского человека с ним невозможно смириться.
Для нас существовала лишь одна правда, впитываемая с молоком матери: Дантесу нет и не может быть никаких оправданий.
Иначе почему сам барон Жорж Дантес так и не сказал ни слова в свою защиту? Почему он ни разу не открыл публично истинные причины рокового поединка на Черной речке? Единственного, кстати, поединка в его жизни. А прожил господин Дантес без малого 83 года, прожил долго и счастливо. И, по мнению многих современников, он никогда не раскаивался в том, что совершил.
Расплачиваться за грехи прошлого пришлось, увы, его потомкам..
Выпьем, добрая подружка
В сульцком замке Дантесов принимали по-пушкински. Но с французским размахом. “Страсбургский пирог нетленный”, гусиную печень запивали редчайшим белым вином, которое хранится только в здешних подвалах. “Как ты можешь намазывать фуа-гра на хлеб ножом? — ужасается моему невежеству барон Лотер. — Это едят вилкой. Если бы на моем месте был Пушкин, известный знаток этикета, он бы немедленно вызвал тебя на дуэль!”
Ах, если бы здесь был Пушкин. Надеюсь, мы поладили бы…
Тем более что третий в такой ситуации никогда не лишний.
Седьмую бутылку баронского вина вперемешку с “креманом” — эльзаским шампанским — мы с Дантесом распили уже под утро.
Проговорив в общей сложности около 22 часов. Весь вечер. Всю ночь. И весь следующий день кряду. В перерывах между вопросами Дантес читал свои стихи. Под мерцание оплавленной свечи. И почему-то под бетховенскую “Лунную сонату”.
Разве это не поразительно: ни один из многочисленных потомков Пушкина, боясь сравнения со знаменитым пращуром, не написал ни строчки. А праправнук его злейшего врага уже издал первый поэтический сборник “Борьба и чувства” — смертельно раненному Пушкину посвящается.
Или иной вариант названия — “Погибнуть вместе с Пушкиным”. Весьма символично.
Хотя стихи нашего главного русского классика сам месье барон читал только в переводе. В очень плохом переводе на свой родной язык.
Почему-то именно Пушкина французы переводят отвратительно. Наверное, для того чтобы было совсем уж непонятно — чего это русские так долго по нему страдают?
— Я не Пушкин, конечно, но все 500 экземпляров моей книги уже распродали в Париже, а это по нынешним временам, когда никто не читает книг, — совсем не шутка, — гордится месье Лотер. — Хотелось бы верить, что люди купили мой сборник ради моих собственных мыслей и чувств, а вовсе не из-за того, что я потомок “того самого” Жоржа Дантеса.
— Я искала вас так долго, больше года, — перебиваю господина барона.
— А чего меня искать? — удивляется он. — Дантес — очень редкая для Франции фамилия. Честно говоря, мы одни такие. Александр Дюма назвал почему-то своего героя Эдмоном Дантесом, но смею утверждать, что тот нам не родственник. Фамилия эта, если переводить с немецкого языка на русский, не слишком благозвучная, Уткины мы. На старинном дворянском гербе у Дантесов, что у входа в сульцкий замок, изображены летящие утки. А я живу в Нанте, хотя фирма моя находится в Германии. У меня завод по переработке мусора, прибыльный нынче бизнес. На поэзии, сама понимаешь, много не заработаешь…
Нет, весь я не умру
Как долго я его искала... С того самого дня, как год назад в Париже в мастерской художника-эмигранта Ильи Дронникова увидела на стене барельефное изображение солидного седовласого господина. Рядом висела копия с посмертной маски Пушкина.
— А это портрет старого Дантеса, — кивнул Дронников на барельеф. — Я делал его с подлинной фотографии, которую мне как-то принесла праправнучка барона.
Однако посодействовать в ее поисках художник не захотел. Уже в России я обзвонила несколько пушкинских музеев тоже с просьбой помочь найти нынешних баронов де Геккернов. Но и там получила категорический отказ.
“Вы не имеете права писать о детях Дантеса. Это подло! — с чувством произносили ученые дамы. — Тех, кто пытается с ними связаться, мы презрительно величаем “дантистами”. Мы обязаны подвергнуть имя убийцы Пушкина полному забвению, и это будет наша ему месть!”
Господи, так два столетия прошло с тех пор. Неужели же не пора расставить все точки над “i”? Даже серийные маньяки в нашей стране получают сегодня право на суд присяжных. А ведь Дантес, кажется, не был серийным маньяком.
“Но никто не забыт и ничто не забыто!” — разгневанно кидали ученые дамы разгоряченные телефонные трубки.
Как все это странно, продолжала думать я. У Дантеса остались дети и внуки. И род его спокойно дотянул до сегодняшнего дня. Они ходят на работу, ездят в машинах, читают газеты, смотрят телевизор и, может быть, на досуге даже размышляют иногда о своем месте в русской истории?
Как это странно и возмутительно, если следовать логике наших ученых-пушкинистов…
Хотя что тут, собственно, странного — те же потомки Пушкина расплодились по всему миру, среди них есть даже китайцы.
И они тоже наверняка смотрят телевизор…
Но если Пушкины на слуху, то о Дантесах практически ничего не известно. Кроме того, что крупный литературовед Павел Щеголев еще в тридцатые годы ХХ века говорил с его внуком, Луи Метманом, сыном Матильды Метман, старшей дочери Дантеса и Катерины Гончаровой, родной сестры красавицы Натали.
Сложно все у Пушкина с Дантесом, перепутано. И кружевное переплетение их судеб, и их дети, ставшие родственниками по крови, по своим матерям, но, как оказалось, до сих пор не подающие руки друг другу…
В большом интервью нашего обозревателя Марины Райкиной с прапраправнуком Пушкина и его полным тезкой, живущим ныне в Брюсселе, вдруг проскользнула случайная фраза, изменившая ход моих поисков и давшая надежду, что Дантесы все же вполне живые люди, имеющие почтовый адрес.
— Вы знаете, что хотят на будущий год сделать потомки Дантеса в Сульце? — говорил Александр Пушкин. — О! Это будет праздник, такие торжества. И в конце потомки Пушкина подадут руку потомкам Дантеса.
— И вы подадите?
— Можно будет поехать, посмотреть, но сказать, что подам руку? Это невозможно. Я не хочу шокировать Россию.
Итак — эльзасский Сульц. Конечная остановка. Родовое гнездо первого Жоржа Дантеса, то место, откуда в начале 30-х годов позапрошлого века он бежал за “чинами и славой” в далекую заснеженную Россию.
И куда вернулся после дуэли в 1837 году. Навеки проклятый русскими. Полгода спустя к мужу приехала беременная баронесса Катрин. Проклятая собственной сестрой, вдовой, Натали.
Чиновница мэрии Сульца Мария дос Сантос чрезвычайно удивилась телефонному звонку из России. “Да, мы знаем сегодняшнего барона Лотера, праправнука барона Жоржа. Но не уверена, что он захочет встретиться с вами, — твердо заявила она. — Это предвзятое отношение русских к Дантесам… Оно совершенно несправедливо. Оно отталкивает туристов от старого замка и портит всю историю нашего мирного и уютного городка. Тем более что никто из Дантесов тут больше не живет. Они продали все, что имели, городу и уехали отсюда, начав абсолютно новую жизнь. Только один барон Лотер еще помнит о прошлом. Впрочем, я передам ему ваш е-мейл”.
Он ответил на следующий же день, с аристократическим изяществом и точностью, словно тоже ждал моего письма всю жизнь: “Приезжайте. Я жду вас в Сульце”.
В поле бес нас водит, видно
— Боже, я так и думал, что эта русская идиотка все на свете перепутает, — барон Лотер казался явно раздосадованным. Еще бы, мы заранее договорились, что он заберет меня с вокзала в Милузе, что в двадцати километрах от Сульца, в два часа дня, специально сделав крюк аж в тысячу километров из Тулузы в Германию, куда он едет на свой мусорный завод.
Барон был готов поговорить с русской журналисткой всего лишь пару часов, именно столько у него нашлось свободного времени. Ни секундой больше. Он ведь серьезный бизнесмен.
Конечно, я согласилась со всеми условиями. Но никто не виноват в том, что мы с переводчицей-француженкой, рассуждающие о превратностях русско-французской истории, в семь утра сели на поезд, который отправлялся вовсе не в Милуз. Он ехал в отстойник для других поездов, без пассажиров и машиниста. В никуда. В исторический тупик.
И теперь, вместо того чтобы на всех парах мчаться к месье Дантесу, мы с переводчицей Люсиль куковали на рельсах. Дожидаясь службу спасения и французскую полицию, я меланхолично поедала бутерброды с сыром. Люсиль нервно объяснялась с Дантесом.
— Извините, месье барон. Эта русская журналистка и правда не в себе. Что она делает? Она читает вслух стихи, месье. Что-то про рассеянного пассажира, который сел не в тот вагон, надев себе на голову сковородку. Она говорит, что у русских крейзи так принято. Нет, вряд ли это стихи Пушкина, в его времена поезда еще не ходили. О да, мы так переживаем о случившемся…
— Переживать — это очень по-русски, — усмехнулся Дантес и положил трубку. Предварительно объяснив, что из-за моей расхлябанности ему придется теперь заночевать в Сульце. Не может же он лишить миллионы русских читателей долгожданного интервью с собой?
Зато вместо двух часов разговора по моей вине у нас окажется целая ночь в запасе. Потому что я тоже останусь ночевать в замке. В спальне первого Дантеса. И пусть призрак прапрадедушки Жоржа, так сказал месье барон, пощекочет мне пятки в наказание. “Она не блондинка? — спросил Дантес у переводчицы. — Я так и думал, блондинки всего мира одинаково глупы. Поэтому нам, Дантесам, всегда нравились брюнетки!”
…Только через 8 часов наш поезд подошел к Милузу. В единственном цветочном магазине на вокзальной площади я купила две белые розы, чтобы положить их на могилу брюнетки Катрин Гончарофф.
Я понимала, что первого впечатления уже не исправить. “Знаешь, по-моему, господин барон очень высокого мнения о себе, — сказала переводчица Люсиль. — В последнем письме он сетовал на то, что мы, обращаясь к нему по электронке, пишем дворянскую приставку “де” в фамилии Геккернов с большой буквы. Хотя по правилам ее надо писать с маленькой. Иначе его фамилия будет звучать уже не так аристократично. Похоже, он из тех редких французов, кто сильно кичится своим знатным происхождением. Надеюсь, он не вызовет нас за опоздание на дуэль?”
Мой мобильный телефон вдруг заиграл “Марсельезу”. Навстречу нам в желтой кофте с эмблемой зеленого крокодильчика под сердцем двигал 53-летний барон Лотер де Геккерн Дантес собственной персоной. Он был такой огромный и важный, такой монументальный, что хотелось немедленно убежать куда подальше.
— Садитесь в машину, — сурово приказал барон. — Пока не стемнело, мы заедем на наше фамильное кладбище, а потом уже отправимся в замок Дантесов. Надеюсь, вы не против? Кстати, за рулем сидит мой единственный друг Филипп Шмербер — это человек, которому теперь принадлежит замок Дантесов. Он купил его лет шесть назад и перестроил в отель.
Филипп, услышав свое имя, весело подмигнул в ответ. Он был простодушный и веселый, этот новый хозяин замка. Он сидел за рулем машины де Геккерна как заправский шофер у большого босса.
— А кто же тогда вы, месье барон?
— Я гость в его доме. Или, вернее сказать, постоялец в гостинице. Один раз, когда я был здесь проездом инкогнито, представляете, мне не хватило номера. И это в замке моих предков, в котором я прожил от рождения до 25 лет! Где я потерял свою невинность, куда приводил на ночь девушек со всех окрестностей. А потом их матери приходили к моей маме, госпоже баронессе, чтобы пожаловаться: ваш сын портит наших дочек! Но баронесса спокойно отвечала им: на то и петушок, чтобы курочек топтать! Да, я слыл негодяем в ранней юности. Но я любил эту землю, этот дом, этот воздух, и, боже мой, вряд ли я уехал бы когда-нибудь отсюда добровольно… Но мы отвлеклись от темы нашей беседы: разумеется, когда мне не хватило комнаты, я не ночевал на улице — как только управляющий узнал мою фамилию, свободный номер в отеле тут же нашелся.
Увидев в моих руках две белые розы, месье барон строго заметил: “Это кому?”
— Тезке Катрин. Мы ведь едем на ее могилу?
— Да, на ее, — барон задумался. — Там есть еще могила Жоржа Дантеса. Почему же вы не захватили цветов ему? А, я знаю, наверняка потому, что вы его ненавидите. Как все русские.
— Вовсе нет. Просто в России женщины не дарят цветов мужчинам. Даже мертвым.
Любовь к отеческим гробам
Католический Христос безнадежно взирал на входе со своего вечного креста. В самом углу городского кладбища, за сравнительно свежими холмиками, располагался семейный уголок Дантесов, унылые ряды могил под тяжкими серыми плитами. Почти вся территория семейного склепа занята. Остались места лишь для трех-четырех новых погребений. Дальше — уже ограда.
— Вы знаете, кто будет здесь еще лежать? — спрашиваю я барона.
— Я и мои дети, — буднично отвечает он. — Это вовсе не тяжело с детства видеть место, где ты будешь похоронен. Так надежнее. Хотя мои братья и сестры, другие родственники не вернутся сюда после смерти. Не хотят. А я ничего не могу с этим поделать.
Могила старшего Дантеса в самом центре. От него до Катерины добираться далеко. До названного отца, голландского посланника в России Луи де Геккерна, гораздо ближе.
Конечно, ведь они умерли почти в одно время. С разницей всего в 12 лет, что в глубокой старости уже не так важно. Де Геккерн, усыновивший бедного эльзасского дворянина Дантеса, ушел из этого мира в 1884 году. Его приемный сын, первый барон Жорж, сенатор Франции и мэр Сульца, в 1895-м.
Больше чем на полвека Дантес пережил свою венчанную жену, Екатерину Гончарову, скончавшуюся от родовой горячки в возрасте 34 лет, на следующий день после рождения младшего сына Жоржа. Единственного из четырех ее детей с Дантесом, чьи потомки дожили до сегодняшнего дня. Барон Лотер — его родной правнук.
Как просила Катерина, чтобы этот ребенок появился на свет! Как ходила босиком — осенью, на девятом месяце беременности — за пять километров от замка в католическую церковь, чтобы вымолить у божьей матери его рождение.
Она шла по узенькой тропинке из едкого лютика, что растет здесь вволю. В чужой храм. Вспоминая про себя православные молитвы.
И полузабытые лица своих сестер.
Три юные девочки Гончаровы, Коко, Азинька и Таша, танцующие на первых балах у Йогеля. Три тонкие барышни-парки, что пряли на Каменном острове осенью 1836-го судьбу русской литературы. Три девицы под окном. Три — роковое для Пушкина число.
Старшая, Катя, с детства читавшая и понимавшая стихи своего зятя. Некрасивая Катя, бесприданница, влюбленная в блестящего французского гвардейца и не смевшая надеяться на его взаимность. Как смешно и нелепо пыталась она столкнуть Дантеса и Натали, чтобы хоть издали полюбоваться его влюбленным взглядом. Обращенным к другой.
Новобрачная Катрин Дантес, единственная из Гончаровых, кто знал о назначенной дуэли. Но, связанная обетом молчания, она так и не предупредила о ней свою красавицу сестру.
Как ждала она потом, в добровольной эмиграции, писем с родины от Натальи Николаевны. А та ей ни разу не написала.
Пусто, холодно, зябко у этой могилы. “Он совсем не любил ее?” — спрашиваю я у барона Лотера. Дантес сразу понимает, о чем я. Кто этот он. И кто она.
— Почему нет? Есть святая любовь, безумная, которая случается один раз в жизни. По крайней мере у нас, Дантесов. Так мой прапрадед любил Натали. А есть любовь-дружба, любовь — уважение к матери своих детей. В день рождения старшей дочери Матильды Жорж приказал посадить огромный дуб у балкона их общей спальни с Катрин. Он цветет до сих пор. И потом, после смерти жены, у Дантеса было много любовниц. Но ни одну из них он так и не назвал баронессой. А это что-то да значит!
Но я все думаю о босой беременной женщине на дорожке из едких лютиков. И о прощении, которое Катя так и не вымолила у французской Нотр-Дам...
Могильная плита Катерины кажется светлее остальных. “Конечно, ведь ее меняли из-за ошибок в надписи, — говорит барон. — Баронесса до последнего скрывала свой возраст, потому что была старше мужа почти на четыре года. И даже после смерти ей убавили два года, написали, что умерла в 32. И то, что она по фамилии Дантес, на плите тоже забыли поставить. Пришлось переделывать”.
Я кладу цветы у изголовья. Туда, где уже стоит крошечный горшочек с засохшими фиалками. Вдруг замечаю, что глаза Лотера Дантеса за стеклами очков становятся влажными. А он не так уж и неуязвим и колок, этот месье барон.
— Могила Катрин не самая моя любимая здесь, знаете, — неожиданно говорит он. — Вон там, у самой ограды, лежит моя первая учительница. Это не принято — хоронить в дворянских склепах нечленов семьи, но ее я приказал положить именно здесь. Она была мне ближе, чем мать. Она научила меня читать, писать, ценить и любить литературу.
— Арина Родионовна? — невольно восклицаю я.
— Кто такая Арина Родионовна? — пожимает плечами Дантес.
Конечно, он не знает биографии Пушкина.
А я не смею поверить, что не только у гениев бывают няни, которые их любят.
— Пойдемте отсюда, уже поздно, — говорит барон. — Остальным моим родственникам нет никакого дела, что будет с родовым кладбищем и всеми теми, кто на нем был похоронен. Это ужасно больно знать, что твое прошлое и ты сам никому не нужны.
Он уходит в машину, а его друг Филипп, нынешний владелец замка, тихо добавляет: “Все вокруг, что мы видим, — поля, холмы, леса — когда-то принадлежало Дантесам. Но налоги на недвижимость сильно возросли, а доходов у них не было. Работать Дантесы не научились из-за фамильной гордости. Им было проще остаться нищими. Они уехали в конце 70-х, оставив в запустении старый замок и поклявшись в страшной обиде никогда не возвращаться сюда. Когда Лотер разбогател на мусоре, что было своего рода домашним позором, он пытался выкупить замок назад. Но его родные восстали…”
Я пытаюсь переменить тему и спрашиваю у Дантеса о его собственной семье.
— Моя семья — это мои дети, — говорит барон. — У меня нет жены. Я сам воспитываю своих четырех детей.
— Ваша супруга тоже умерла молодой, как несчастная Катрин? — поражаюсь я. — Вы прямо совсем как прапрадед.
— Нет, моя жена меня бросила ради другого мужчины. Так что я скорее как Пушкин, если бы Наталья Николаевна все же оставила его и ушла к Дантесу, которого, я верю, искренне любила…
Московский Комсомолец
от 21.04.2006
Екатерина САЖНЕВА, Париж—Сульц—Москва
— Пушкин был гениальным творцом, но был ли он хорошим мужем? — спрашивает барон Лотер. — Мало посвящать жене стихи, делать ей детей и уезжать путешествовать, не пропуская ни одной юбки. Как ей было тоскливо в этом Петербурге, вечно беременной — четверо детей за неполные семь лет брака. Она даже сестер, Катрин и Александрин, к себе из деревни поэтому, наверное, выписала, чтобы родные души были рядом. Ведь Натали вышла замуж за Пушкина очень рано. Ее душа еще спала. И разбудил ее именно Дантес. Он первый увидел в ней живую женщину, со своими чувствами и желаниями, не объект поклонения, не мадонну. А ваш Пушкин, в сущности, так и не попытался ее понять.
В ранних письмах поэт шутя издевается над попытками молодой жены сочинять стихи и просит писать ему в прозе, даже не думая о том, что ее — юную девочку — его насмешки больно ранят. О своем видении семейной жизни Пушкин пишет теще, Наталье Ивановне Гончаровой: “Обязанность моей жены — подчиняться тому, что я себе позволю”.
Да, Пушкин любил свою Натали — за трагический излом левой брови, за тонкую талию и изумительные глаза, за ее покладистый характер, за стыдливую скромность — ведь более стихов она ему в письмах никогда не писала.
Он очень ее любил...
— Вы даже не представляете себе, как это тяжело — быть носителем такой громкой фамилии, — вздыхает барон Лотер. — Конечно, моим коллегам по мусорному бизнесу совершенно безразлично, что я — Дантес. Но стоит мне появиться в компании, где есть хоть один русский, как друзья наперебой представляют меня: “Просим любить и жаловать, потомок убийцы Пушкина!” И наплевать всем, что стрелялся не я, все сразу тычут в меня пальцем. Хотел полюбить преданную русскую женщину, ваши классики так чудесно пишут о них. Представили меня одной — красивая, дорогая. Пошли с ней в ресторан. Она, выпив, сразу же заявила: “А слабо накормить всех окружающих красной и черной икрой?” “Опомнись, милая, — объясняю ей. — На те деньги, которые ты хочешь, чтобы я сейчас потратил, рабочие моего завода живут несколько месяцев. Это непорядочно!” А она: “Ты, Дантес, еще смеешь учить меня порядочности?”
Семейное проклятие имени. Наверное, потомкам Сальери тоже сегодня приходится несладко? А потомкам Иуды?
Одна из родственниц господина барона пару лет назад инкогнито приезжала в Питер. Она мечтала посетить квартиру на Мойке, но сопровождающий предупредил: “Даже не пытайтесь назвать себя. Если хотите, конечно, чтобы вас не растерзали там в клочья”.
Я говорю месье Лотеру о брюссельском Александре Пушкине, пообещавшем никогда не подать руки ни одному из Дантесов. “Чепуха это, — усмехается барон. — Как-то сидел я в ресторане в Париже, напротив, за соседний столик, принесли заказ кому-то из Пушкиных. Я сразу заявил: “А может, вместо ужина пройдемся-ка, брат, на Черную речку?”
— И что потом? — ахаю я.
— Да бухали мы с этим Пушкиным...
После того как жена бросила его, месье Лотер запил. Тогда же он начал писать стихи. От одиночества и депрессии. Алкоголизм и литературное творчество, как выяснилось, в его случае две вещи вполне совместимые.
— Стихи я сочиняю только гусиным пером, — объясняет Дантес. — У меня по всей комнате эти перья валяются. Только вот в ванне писать неудобно, когда купаюсь, чернила расплываются. Написанное месье Лотер читает вслух младшему сыну Ренану.
— Вместе хохочем над понравившимися местами: ай да Дантес, ай да сукин сын, как же классно все сочинил!
— Сукин сын? — недоверчиво переспрашиваю я слова Дантеса у переводчицы.
— Сукин сын, — невозмутимо подтверждает та.
Может, месье Лотер потомок Пушкина, а не Дантеса?
— Как до чертиков надоели нашей семье эти преданья старины глубокой, — жалуется он. — У других Дантесов свои проблемы. Они нигде не работают, получают социальные пособия. Периодически я беру кого-нибудь из родственников на свой завод, но ставлю условие: приходите только за зарплатой. Иначе хлопот не оберешься. Знаешь, какие ленивые и гордые эти представители бывших знатных фамилий?
Со своей родной матерью месье барон не разговаривает c тех пор, как выпустил первый поэтический сборник. Госпожа баронесса творчества сына-мусорщика не поняла и теперь подписывает свои короткие письма ему — инициалами. А он называет ее “мадам”.
— Я — третий сын по счету в семье, а, сама понимаешь, третьему сыну ничего не светит, ни богатств, ни родительской любви, — вздыхает месье Лотер. — Но в глубине души я очень раним и сентиментален.
В молодости в подземном переходе Лотер увидел молодую нищенку и рядом с нею крошечную танцующую девочку, двухлетнюю Джоанну. Он удочерил малышку. “Душа защемила видеть чужую беду”, — охотно поясняет Дантес. С тех пор прошло почти тридцать лет. У Джоанны растут уже двое детишек. “Когда у меня первая внучка родилась, Каттель, я позвонил своей матери, чтобы поздравить ее. А мадам баронесса мне в ответ: “Не с чем меня поздравлять. У этой девочки чужая кровь!” Но ведь богатый де Геккерн тоже усыновил когда-то нашего бедного Жоржа Дантеса.
Осенью этого года месье Лотер собирается поехать в Россию. Первым из всех потомков Дантеса официально. Он хочет посетить все места, связанные с Пушкиным и Гончаровыми.
— Может, кому моя помощь в вашей стране нужна, я имею в виду материальная? — заглядывает барон мне в глаза. — Может, денег дать какому-нибудь талантливому ребенку или целому детскому дому их пожертвовать? Ну скажи, скажи, что я могу сделать для русских, чтобы они нас, Дантесов, наконец, поняли?
— Просто положите цветы на могилу Пушкина…
Любимой быть другим
— Так неудобно брать с вас деньги за ночевку в нашей гостинице, — извиняется менеджер на ресепшн. — Все-таки Дантес убил Пушкина.
На улице накрапывал мелкий дождь. И наша машина, торопливо фырча перед входом, заставляла быстрее паковать чемоданы. В старом замке Дантесов, перепланированном в современный отель, ничто, кажется, не напоминает о его прежних владельцах.
…Сгорбившийся Жорж Дантес сидел на скамейке под старым дубом. Он приказал посадить его перед замком много лет назад, в день рождения их старшей с Катрин дочери. Теперь Матильде уже исполняется пятьдесят. На дворе октябрь 1887 года.
На его коленях — тетрадка с записями, личный дневник. Надо успеть записать в него сегодня что-то очень важное.
Как быстро она прошла, жизнь. Этот седовласый старик, почетный гражданин своего города, ни в чем не мог упрекнуть свою совесть. Он доказал недоброжелателям, что не зря остался в живых на Черной речке. Он стал сенатором Франции и самым лучшим мэром в истории Сульца. Горожане его обожали. Назвали главную улицу в его честь. Еще бы, ведь именно барон Жорж распорядился провести в их город канализацию.
“А если бы Пушкин меня убил, эльзасцы так и продолжали бы пользоваться выгребными ямами, — думал Дантес. — Нет, все, что ни случается в истории, — к лучшему”.
И лишь одно воспоминание до сих пор саднило сердце. Его вечная печаль. После той дуэли, что бы там ни говорили сплетники, он ни разу больше не видел прекрасную Натали. Она давно уже умерла, в 1863 году, в своей постели, от воспаления легких, окруженная детьми от первого и второго браков, внуками. И скромная надпись на ее могиле в далеком Петербурге гласит: здесь покоится почтенная генеральша Наталья Николаевна Ланская.
“Чертов Пушкин, он даже разлучил нас гениально, — усмехнулся старый Дантес. — Дай бог, чтобы второй муж любил ее так же сильно, как когда-то я...”
Лотер де Геккерн Дантес
“Пушкин скончался...”
Сколько пустых слов,
Столько бесполезных книг,
Тогда как моя речь в защиту
Должна быть произнесена во имя правды.
Пусть замолчат те, кто не знал,
Как и те, кто не смог правдиво
Рассказать, как все это было,
Исключая толки и слухи.
Кто были эти два человека,
Когда прозвенел час драмы,
Что подтолкнуло их стреляться
И кто в этом виноват?
Один проводил время, провоцируя,
Другой предпочитал ухаживать.
Первый писал гениальные стихи,
Второй просто хотел быть любимым.
Женщина их столкнула,
А смерть их разлучит,
Ибо поэт, большой любитель дуэлей,
Сам ткал себе саван.
Стоя в стылом январском снегу,
Дантес выстрелил первым,
Пушкин на землю упал,
Целясь из последних сил
В Дантеса, который ждал
Ответного выстрела, не дрогнув.
Пушкин тоже ранил своего противника.
И так закончилась эта печальная повесть.
Дантес сохранил честь мундира,
В этой дуэли он пролил свою кровь.
Он разрешил для последнего творения
Поэту выразить к себе ненависть.
Пушкин умер от ран!
Провоцировать дуэль — это ли не ошибка?
Дантес прожил долго и счастливо,
Делает ли это из него убийцу?
И вы, историки без завтра,
Вы, щелкоперы без этики,
Запомните: это настоящая правда.
О том, что тогда произошло.
Перевод с французского
Люсиль Гамблер.
Московский Комсомолец
от 25.04.2006
|
|
 Зарегистрирован |
|
|
|
olegin
Живет здесь
Я люблю этот форум!
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 3520
|
|
Re: Барон-мусоропереработчик-потомок Дантеса
« Ответить #1 В: 11/21/07 в 21:16:02 » |
Цитировать » Править
|
Хочется еще по этому поводу рассказать о дочери Дантеса-Леони,которая фанатично любила Пушкина и не раз бросала упреки в лицо папаше,считая его виновным в смерти поэта:
Леония - Шарлотта Геккерн Д. Антес.
" Я награжу Вас горькою любовью.."
4 апреля 1840 года Сульц. Франция. - ? 1888 года. Париж.
1.
....Ее жизнь так странна, и о ней сохранилось так мало свидетельств, что я долго думала стоит ли писать о ее Судьбе вообще, стоит ли дотрагиваться до пелены, которая столь надежна скрыла ее Бытие от суетного и горделивого мира, что не осталось даже ее изображения. Ни одного портрета, ни одной миниатюры, ни профиля, ни акварели, ни даже и карандашного наброска за все сорок восемь лет ее странного и страннического, горького и пленительного в своей неизбывной Тайне путешествия - жития по этой Земле!
Но кому, скажете Вы, кому есть дело до дочери того, чье имя в России почти что проклято – и видимым и невидимым проклятием, анафемою сознания и подсознания, корней и крови, души и памяти, сердца и чувства??!
Чье имя, произносится на русской земле уже почти двести лет с тщательно нескрываемым оттенком презрения. Дочерью барона Жоржа Геккерна Д*Антеса… Зачем же нам изучать тщательно ее биографию, читать старые письма, перелистывать альбомы и книги в поисках портрета? Зачем? Ведь не тоько лишь для того, чтобы убедиться, что кара Небес настигла - таки “ котильонного принца”, “смешливого цареубийцу”, шуана Жоржа – Шарля Д*Антеса, сенатора Второй Империи, мэра города Сульц, что близ виноградной долины Амбуаза? Настигла, вдали от петербургских дворцовых зал и казарменной муштры, вдали роскошных покоев венских дипломатических резиденций, вдали от взглядов и насмешливых улыбок того самого светского бомонда, который он ненавидел до глубины души, и которым был пылко презираем взаимно.. Настигла и захватила полностью в свои удушающие объятия ни где – нибудь, а в его собственном доме, а точнее, в - древнем замке Д* Антесов, родовом, фамильном гнезде под розовато – фиолетовой черепицей, с островерхими башенками, витыми перилами лестниц, изразцовыми печами, каминами и гостиными, увешанными фамильными портретами и картинами в позолоченном багете.. Лишь в одной комнате дома не было ни родовых портретов, ни картин, ни хрупких девичьих безделушек.
Там стояли рядами на полках книги с непонятною, славянскою вязью букв и повсюду висели портреты мужчины с высоким лбом, темными завитками на висках и резко очерченными африканскими губами. Перед самым большим из них, как перед алтарною иконою, горела лампада. Леония – Шарлотта Д* Антес, третья и младшая дочь барона Жоржа Д*Антеса де Геккерна, истинного католика и христианина, отказывалась молиться Кресту Господню. Но и русской веры матери, “баронессы Катрин” – тоже не приняла. Все свои чаяния, желания и надежды, она слагала к портрету далекого дядюшки с певуче - победным греческим именем “Александр” и совсем уж непроизносимым отчеством: “Сергеевич” .
Дядюшки, которого далеким петербургским, "черным" январем 1837 года, убил на дуэли ее отец.. Русский язык она знала в совершенстве. Стихи и проза Александра Пушкина стали для мадемуазель Д* Антес "второй Библией", а сам он – почти что Богом. Почти..
2.
Маленькая баронесса Шарлотта – Леония Д*Антес де Геккерн родилась 4 апреля 1840 года (новый стиль), в Сульце, близ Кольмара, в родовом имении Д*Антесов. По свидетельству историка - любителя, биографа семьи, внука “баронессы Катрин”, Луи Метмана : “дом с высокой крышей, по местному обычаю, увенчанный гнездом аиста, просторные комнаты, меблированные без лишней роскоши, лестница из вогезского розового камня – все носило характер эльзаского дома состоятельного класса.. Скорее господский дом, нежели деревенский замок, он соединялся с просторным двором, превращенным впоследствии в сад, и с фермой.. Боковой флигель, построенный еще в восемнадцатом веке, был сразу же, по приезде, отведен молодой чете. Она могла жить в нем совершенно отдельно, в стороне от политических споров и местных ссор *(*читается между строк другое: “в стороне от семьи, которая не слишком любезно приняла невестку – чужестранку, почти погубившую карьеру сына, да и от общества”! – автор.), которые временами занимали, не задевая, впрочем, глубоко, маленький, провинициальный мирок, ютившийся вокруг почтенного главы семейства..”
“Малютка Леони” была более чем прохладно встречена матерью, страстно желавшей угодить обожаемому супругу и ожидавшей только сына – наследника. Менее, чем через месяц после рождения младенца, баронесса уехала вместе с прислугою и детьми поправлять здоровье в “замок - дворец Шиммель” на вершине горы. Чем было вызвано такое заточение? Только ли необходимостью горного воздуха и деревенской тишины расшатанному частыми родами здоровью Екатерины Николаевны? Вряд ли.. Барон Жорж, женившийся от отчаяния на нелюбимой женщине, не красавице, не первой молодости, опутавшей его, как сетями, проявлениями своего пылко – слепого обожания, вероятно страстно желал освободиться от удушающего плена любви супруги хотя бы на время, хотя бы и - призрачно! Еще не оправившаяся от родов, Екатерина Николаевна была сослана его “мстительною заботливостью” в такое место, откуда не могла даже как следует писать родным. Госпожа Анастасия де Сиркур, урожденная Хлюстина, соотечественница Екатерины Николаевны, жена французского писателя и публи ициста, графа де Сиркура, живущая в Париже и изъявившая желание стать крестной матерью Леони, была вынуждена дать согласие крестить ее заочно: баронесса не могла принять единственную подругу в высокогорном родовом шатле: барону Жоржу это бы очень не понравилось.. …
3
Как он сам отнесся к появлению на свет третьей его дочери нам доподлинно неизвестно. На людях – предупредительный, сверхгалантный и любезный, наедине он мог постоянно, изо дня в день, мелочно третировать супругу и ядовито насмехаться над ее привычками, симпатиями, над ее тщетным ожиданием писем из России, и даже над ее, как ему казалось, “неловкою способностью производить на свет лишь барышень, плодя нищету”. Обо всем этом между строк можно прочесть в тех немногочисленных письмах баронессы, отправленных родным , которые она писала при закрытых дверях, всячески скрываясь от мужа и с нервною деликатностью именуя его “ навязчивым посетителем”.
Те же письма, которые она не прятала, мужем - педантично прочитывались, и потому, – буквально светились показным счастьем избалованной всеобщим вниманием, довольной и замужеством и детьми, Женщины.
Нечаянная “коллекция барышень Д* Антес”, от которой бывший петербургский кавалергард всячески отворачивал свое отеческое, капризное лицо и кривил губы, впрочем, была очень мила всякому глазу, ибо, уже в детстве, все три девочки знатной фамилии Эльзаса отличались “неподдельным очарованием женщин рода Гончаровых” (*Строка из подлинного письма Е Н. Д* Антес де Геккерн – брату - Д. Н. Гончарову в Полотняный завод - автор.) Это все же как то смягчало вечное недовольство желчного и скупого барона и его родного отца, Жозефа – Луи Д*Антеса, ведь и нежеланных дочерей и внучек все - таки можно было выгодно выдать замуж.
4.
Как они росли, девочки Д*Антес: Матильда, Берта - Жозефина и Леония - Шарлотта? Об этом тоже - мало известно. Вот лишь несколько строк из письма “баронессы Катрин” родным, в Полотняный завод. Строк, скупо рисующих картину их раннего детства: “ Мои дети так же красивы, как и милы, и особенно, что в них замечательно, это – здоровье: никогда никаких болезней, зубки у них прорезались без малейших страданий, и если бы ты увидел моих маленьких эльзасок, ты бы сказал, что трудно предположить, чтобы из них когда –нибудь вышли худенькие, хрупкие женщины… В любую погоду, зимой и летом, он гуляют; дома всегда ходят в открытых платьях с голыми ручками и ножками, никаких чулок, только очень короткие носочки и туфельки, вот их костюм в любое время года. Все при виде их удивляются и ими восхищаются. У них аппетит, как у маленьких волчат, они едят все, что им нравится, кроме сладостей и варенья.”
В строках отчетливо видна материнская гордость детьми, украшенная строгой заботливостью о здоровье и нраве.. Екатерина Николаевна тщательно занималась своими малышками: постоянное ее уединение тому много способствовало. Матильда и Берта рано начали говорить и отличались, наряду со смышленностью, необычайно кротким характером: они слушались взрослых, по выражению Екатерины Николаевны, “с первого взгляда”. Впрочем, послушанию такому немало способствовала и весьма напряженная атмосфера в семье: отец был вечно раздражен и недоволен, целыми неделями пропадал на охоте или на ферме, которую они вместе с приемным отцом* (*или любовником?), бароном Луи де Геккерном, приобрели в 1839 году. Она располагалась в нескольких лье от замка. Что происходило на ферме, каковы были там порядки, какие велись разговоры и споры, баронесса не знала, ибо ни разу не была допущена на ее порог. Барон и его приемный “сын - отрада” Жорж Д* Антес часто охотились вдвоем.
5.
….И однажды, именно на такой “уединенной” охоте произошло некое загадочное событие, о котором Екатерина Николаевна с содроганием сердца рассказывала в письме к брату, Дмитрию Николаевичу:
“ 28 января 1841 года. Сульц.
В то время, как я писала тебе в письме о всяких пустяках, мой дорогой друг, я и не подозревала, какое ужасное несчастье могло со мною случиться: мой муж чуть не был убит на охоте лесником, ружье которого выстрелило в четырех шагах от него, пуля попала ему в левую руку и раздробила всю кость. Он ужасно страдал, и страдает еще и сейчас; слава Богу, рана его, хотя и очень болезненная, не внушает опасения в отношении последствий; врач говорит, что это - месяцев на шесть.. Это ужасно, когда подумаю, что я могла бы потерять моего бедного мужа, я не знаю, как благодарить небо, что оно только этим ограничило страшное испытание, что оно мне посылает!” Небольшой листок, написанный наспех, с неразборчивым бисером букв, таит в себе много недосказанного, много тайн и недомолвок.
Были ли обстоятельства столь загадочного ранения Д. Антеса в действительности такими, какими он описал их жене? Что он мог скрыть ? Кто знает? Уже в следующем письме, Екатерина Николаевна, благодаря брата за обещание выслать ей 5000 рублей, проговаривается: “Длительная болезнь моего мужа, как ты хорошо понимаешь, стоила очень дорого… Оплатить три счета от врачей, которые были при нем днем и ночью, это не безделица, а теперь еще и курс лечения на водах, если бы ты не придешь нам на помощь мы были бы в очень затруднительном положении..*(*Фраза построена так, что предполагает несколько прочтений: либо Екатерина Николаевна начинала забывать родной ей язык, что не мудрено в чисто французском окружении глухой провинции, где она жила; либо перевод письма не совсем точен; либо Екатерина Николаевна хотела “отрезать” брату “все пути” возможного отказа выслать настойчиво просимую ею в предыдущих письмах сумму?- автор).. Видимо, рана Д* Антеса была все же намного серьезнее, чем Екатерина Николаевна ее описала в том своем первом, испуганном письме.
Все цитируемое нами послание баронессы Геккерн наполнено, кроме страха, еще и скрытою, завуалированной тоскою по родным, отчаянием глубокого внутреннего одиночества: “Иногда я переношусь мысленно к Вам и мне совсем нетрудно представить, как Вы проводите время, я думаю, в Заводе изменились только его обитатели.. Напиши мне обо всем, об изменениях, что ты делаешь в своих владениях, потому что, уверяю тебя, дорогой друг, все это меня очень интересует, может быть, больше, чем ты думаешь, я по прежнему очень люблю Завод, ведь я к нему привыкла с раннего детства…”
6.
Иногда, запершись у себя в комнате и посадив на колени детей, Екатерина Николаевна со слезами на глазах показывала им миниатюру в овальной рамке: лицо молодого человека необычайной красоты, с тонкими, одухотворенными чертами и глубокими печальными глазами – это был портрет ее отца, Николая Афанасьевича, которому она не писала: из – за боязни возможных ( и неизбежных!) нравственных укоров – он был очень религиозным человком.. Портрет батюшки сестре прислал все тот же обязательный глава гончаровского майората Дмитрий Николаевич Гончаров, вынужденный по долгу своего старшинства и семейных дел, расчетов и обстоятельств переписываться с баронессою - изгнанницей, хоть и скрепя сердце.. Рассказывала опечаленная баронесса малюткам – дочерям и об “ аnmama Натали”, некогда -удивительной красавице александровской эпохи, фрейлине императрицы Елизаветы Алексеевны; теперь - поблекшей, погрузневшей, ходившей с ореховою палкой, но сохранившей властность манер и гордую несгибаемость осанки. Показывала ее портрет – копию, в палево синем тоне, нарисованном самою Наталией Ивановной еще в далекой юности. Дети, восхищенные красотою старинных изящных миниатюр, нередко просили разрешения поцеловать их. Екатерина Николаевна охотно позволяла это . И писала со щемящей гордостью брату, что несказанно рада тому, что сумела внушить детям любовь к далеким родным. Вероятно, она очень много рассказывала любознательным Матильде и Берте о России, о далекой Калуге, роскошном некогда имении Гончаровых в Яропольце и о пришедшем теперь в упадок дворце “прадедушки Дорошенки”* (*А Пушкин), в котором было более сорока комнат, огромные коллекции картин, фарфора и старинной мебели со старинною библиотекою. Часто она перелистывала свои рукописные альбомы со стихами Жуковского, Козлова, Грибоедова, Вяземского и Пушкина, и тогда ее голос становился еще тише и еще печальнее, а дети, зачарованные странно непонятными, певучими словами на незнакомом им языке, засыпали у нее на коленях. Она никогда не учила их русскому. Не смела.. Не могла.. Не хотела? Просто – не успела?
7.
..Ни грациозная “гримасница и умница” Матильда, ни красавица Берта - Жозефина, позже так и не могли понять, как же самой маленькой из их “неразлучной троицы” сестрицы, Леонии – Шарлоте, которой, в момент смерти матери, было лишь три неполных года, удалось впитать в себя жажду познания незнакомого языка, на котором их мать почти не говорила?! Причем, впитать так, что Леони смогла овладеть им в полном совершенстве, свободно писала и пыталась говорить! Екатерина Николаевна, при всем желании, не смогла бы внушить крошке нарочно такую пламенную страсть ко всему русскому и к поэзии убитого ее мужем зятя! И не только по причинам нравственным и психологическим. Еще и просто потому, что в последние годы жизни ей было, увы, не до малышки! Родив в 1842 году (*в конце января - начале февраля – автор.) четвертого, мертвого ребенка, мальчика, которого столь жаждал ее строгий и желчный красавец муж, Екатерина Николаевна долго и отчаянно болела, страдая не столько от физических недомоганий, сколько от упреков супруга и безысходной тоски. Она совершенно отчаялась вызвать в его душе какое либо ответное к ней чувство, и горькая безнадежность жизни, не согревающей его сердце, окончательно подорвала ее хрупкие силы.Несколько утешило Екатерину Николаевну только нечаянное свидание с братом, Иваном Николаевичем, в Баден – Бадене. Барон Жорж привез туда больную супругу по ее настоянию, как только она узнала из писем родных, что Иван Николаевич и его жена, Мария Ивановна, держат на знаменитых аристократических водах курс лечения. Прихватил Д* Антес с собою и двух очаровательных дочек, он знал, что все Гончаровы обожают детей, и ему можно было беспроигрышно поставить на эту карту, чтобы создать у не принявшего его душою далекого русского семейства иллюзию полного процветания фамилии Геккерн – Д*Антес. Ему это удалось вполне. Иван Николаевич Гончаров писал из Бадена брату Дмитрию: “Катя беспрестанно говорит о своем счастье.. Я это вполне понимаю после того, как увидел, как я тебе сказал, что она счастлива с мужем и своей маленькой семьей. Ее малютки очаровательны, особенно Берта, это просто – маленькое совершенство”.. Внешне все идеально, баронесса счастлива, и она и дети обожаемы отцом и супругом, разделившим с женою по словам И. Н. Гончарова, “почти пять лет совершенной ссылки, ибо Сульц и Баден стоят друг друга в отношении скуки..” Но разве истинное счастье нуждается в том, чтобы о нем “говорили беспрестанно”? Счастья не было, его заменяла лишь неустанная о нем греза..
8.
Но и от грез тоже устают. Устав ждать любви супруга, баронесса истово бросилась в иную крайность: во что бы то ни стало увидеть себя матерью маленького барона. Отчаянно предавшись мечте о сыне – наследнике, баронесса Катрин, едва поправившись, забеременела вновь, и, по свидетельству семейного историка Луи Метмана, “босая, с непокрытою головою в любую погоду ежедневно ходила молиться в часовню Сульца за нескольке лье от дома”. Новая беременность протекала тяжело, но несмотря на это му поехал по настоянию отчима, барона Геккерна, вместе с Екатериной Николаевной в Вену: делать попытки возобновить карьеру. Попытки сии успеха не принесли: двери салонов и дипломатических миссий оказались прочно закрыты перед Д* Антесом, несмотря на его почетное депутатство в Генеральном совете парламента Верхнего Рейна. Никто не хотел протягивать руку дворянину, имевшему “три отечества и два имени” и запятнавшему свое смутное понятие о чести убийством мужа свояченницы! Барон Жорж, раздосадованный донельзя, неудачами, вернулся в Эльзас, оставив жену на попечении “свекра – дядюшки”. Екатерина Николаевна очень тяжело переживала не только эту венскую разлуку с супругом, но и вообще, свою постоянную, собственную причастность к некоему “року” в его карьере. Внутренние душевные терзания, трагическая уверенность в “злосчастности” Судьбы, необходимость постоянно играть некую роль, вести “двойную”, а то и “тройную” жизнь, в глазах светского общества, родных из России, и в собственной, эльзасской, чужой и чуждой, семье, истощала все запасы ее жизненной, душевной энергии, сводило на нет всякое желание жить. Грызла, точила ее и неосознанная до конца тоска по родным. В письмах брату Дмитрию той “свободной” поры *(*Д* Антес отсутствовал в течении нескольких недель- автор.) Николаевичу она с отчаянием сознается, что “писать ему каждый раз только о деньгах для нее сущая пытка”,… и что где то “в самой глубине своего сердца она хранит к родным местам и к России самую большую и нежную любовь!”
Пожалуй, в последние годы страсть к мужу и жажда подарить ему желанного сына приобрела у баронессы какой то маниакальный характер, словно лишь в ней Екатерина Николаевна видела смысл собственного бытия, личного существования..Словно это была некая надежная ниша, в которой она могла укрыться, спрятаться от самой себя, от терзающего ее чувства внутреннего, всепоглощающего одиночества!
9.
Небеса, в конце концов, сжалились над нею, и 22 сентября 1843 года мадам Д* Антес - Геккерн родила долгожданного сына, но, почти месяц спустя, скончалась от родового сепсиса. Это произошло 15 октября 1843 года. Все это – неудивительно. Роды были столь тяжелыми, что домашний врач, видимо, предлагал баронессе жесткий выбор: жизнь ее самой или появление на свет наследника фамилии. По оброненной фразе Луи Метмана: “ Баронесса принесла себя в жертву сознательно.” - можно понять, что Екатерина Николаевна именно выбрала свою смерть. А муж ее молчаливо одобрил сей выбор, тотчас после кончины “обожаемой, незабвенной, святой Катрин” принявшись охотно творить легенду о Женщине, пожертвовавшей собою ради продолжения столь славного эльзасского дворянского рода! Смерть несчастной баронессы как бы развязала Д* Антесу руки. Теперь уже ничто не напоминало ему каждодневно и ежечасно о петербургской, страшной зиме 1837 года. Первое время после кончины Екатерины Николаевны он прожил в Сульце, постепенно подготавливая почву к возобновлению карьеры. Он занимал депутатское кресло в течении ряда лет, несколько раз был переизбран, приобрел вес в родном Эльзасе, стал мэром Сульца, а потом и председателем Генерального Совета Верхнего Рейна. Затем он был избран депутатом Национального собрания и переехал в Париж. Он умел ориентироваться в любой обстановке, неплохо владел ораторским искусством и всю мощь своего личного обаяния направил на то, чтобы сделать большую политическую карьеру и занять подобающее место в обществе. Дочерей его с тщанием вооспитывала незамужняя сестра, Адель Д* Антес Все три девушки выросли замечательными красавицами и, по свидетельству все того же Луи Метмана, унаследовав от матери ее физические и нравственные достоинства, в оособенности, “ грацию ума и стана”, заняли при дворе Второй Империи достаточно прочное положение.
10.
17 июня 1851 года, на заседании Национального собрания Франции, где рассматривалась конституция страны, с четырехчасовою речью выступил Виктор Гюго. Среди правых депутатов, парировавших ему, был и барон Жорж Д* Антес – Геккерн, привлекший своей пылкой и хорошо составленной речью внимание не только противников, но и сторонников Гюго. При всем желании, барона Д*Антеса нельзя было никак смешать с той “тупою грязью и толпой, “что превратится в прах”, о которой с таким презрением говорил знаменитый поэт в своем стихотворении “Семнадцатое июня 1851 года”.
Он чем - то выделялся из нее. Уверенностью, хваткою, энергией, наружным лоском..
Или это “век – торгаш” уже вовсю наступал на пятки “романтическим бредням” века Гюго и Бейрона? И наступала его время. Время Д*Антеса. Время ловкача, щеголя, истинного буржуа и резонера? ..
Все вокруг увлеченно читали уже не “Собор Парижской Богоматери”, а романы господина Бальзака, пространные “мариводажи”, смешанные с неуклюжими описаниями финансовых операций и афер, ростовщических интриг и вексельных махинаций, человеческих пороков и страстей..
Впрочем, трехэтажный особняк барона Жоржа Д* Антеса, дельца и сенатора, банкира и держателя паев железнодорожных концессий, тоже кипел своими страстями: искренними, подлинными и словно бы просящимися на страницы очередного романа или повести “толстого писаки в засаленном жилете” - так зло и ядовито называли О. де Бальзака парижские бульварные газеты…
11.
На фоне упрочившийся карьеры, важного дипломатического поприща, которое обрел Д. Антес, благодаря покровительству принца - регента, связям в дипломатическом мире, его осведомленности об иностранных дворах, которою он был обязан барону Геккерну” (*Луи Метман), семейная, родительская, отцовская жизнь Д*Антеса была полна ужасных противоречий, боли, холодности, немого отчаяния. Его прелестная красавица Леони, более всех похожая на покойную “русскую баронессу” внешне, отреклась от веселой и беспечной жизни светской девушки, отказалась бывать при дворе. По воспоминаниям ее родного брата Луи - Жозефа, она затворилась в своей комнате и целыми днями наизусть заучивала строфы из “Онегина” и “Кавказского пленника” или “Дубровского” и “Капитанской дочки”..
12.
Эта красивая девушка, умеющая необыкновенно тонко чувствовать, обладала “еще одною особенностью истинно русской женщины”, писал Луи Дантес – Геккерн с любовью и грустным восхищением вспоминая о покойной сестре, - “она любила науку, любила учиться.
В то время дочь сенатора Второй Империи, где бушевало такое шумное веселье, знаете что она делала? Она проходила, конечно, - дома, весь курс Эколь Политекник*(*Высшей Политехнической школы, университета Франции), и , по словам своих профессоров, была первой”!
Барон Жорж любил дочь и потакал, на первых порах, всем ее прихотям, быть может, ему льстило, что красавица Леони считалось в парижском свете “девушкою необыкновенною” (*А. Ф. Онегин – Отто)?
Или так он заглаживал вину свою перед ужасным прошлым, кто знает?
13
Влюбленная в творения, эпоху и жизнь Пушкина до крайности разума, Леони Д* Антес в один из вечеров осмелилась резко и прямо высказать отцу свое истинное мнение о его безобразном поступке, а в ответ на его “жалкий лепет оправданья” о том, что он “тоже человек и защищал свою честь”, заявила, что отказывается говорить с ним понимать его и назвала отца убийцею Пушкина! В доме барона на два года воцарилось тяжелое молчание.. После этого скандала здоровье Леонии – Шарлотты Д*Антес стало резко сдавать.. По свидетельствам современников, брата и сестер вскоре она была помещена в одну из парижских лечебниц для душевнобольных и провела там все годы жизни, вплоть до кончины в 1888 году. В минуты просветления она была оживленна и доброжелательна и все просила родных принести ей только книги “дядюшки Пушкина”! Они были с нею до смерти. В момент кончины ей было сорок восемь лет. Могила Леонии - Шарлотты на фамильном участке кладбища ухожена и на беломраморной надгробной плите без католического креста (! )в любое время года лежат цветы. Значит, недуг ее все - таки не прятали и не стеснялись его? Луи Метман говорит о том, что посещая могилу младшей дочери, “почтенный и одинокий старец барон Д* Антес Геккерн становился необыкновенно грустным и задумчивым и все протирал рукою надгробие, пытаясь поудобнее уложить цветы: маргаритки или фиалки”… О чем он думал в те моменты, не ведал, конечно, никто..
14.
Барон - сенатор нигде не писал и не говорил о том, что кара Божия настигла его и накрыла смертельной тенью, но можно ли подумать иначе, зная короткую историю жизни и судьбы его младшей дочери, Леонии – Шарлотты Д, Антес, русской лишь на пол - четверти по крови, и совсем - совсем не француженки по Духу?!
Кто - то из французских современных писателей сказал: “Мы не можем до конца почувствовать всю боль сердец русских, потерявших Пушкина, но неизвестно, что мы сказали бы и какою грязью забросали пресловутого Д *Антеса, убей он на дуэли, к примеру, нашего гения - Виктора Гюго! Все, увы, познается в сравнении!” (*Цитата дословная – С. М.)
Неужели же Леонии – Шарлотте Д* Антес дано было почувствовать сердечную боль всех русских и она искупила страшную вину отца горьким проклятием посмертной своей любви?!! Что ж! Для Небес нет ничего невозможного. Было ли все это совпадением, насмешкою Судьбы, ее карою: жизнь Леонии Д* Антес, покрытая мраком тайны и безумия? Или все это и есть - таки – истинное возмездие? Я не могу никак и ни о чем судить.. По праву автора. Он обязан сохранять беспристрастное молчание. Пусть думает и судит обо всем мой читатель.
_________
Р.S. Остальные дети барона Жоржа Д* Антеса де Геккерна и баронесы Екатерины Николаевны, урожденной Гончаровой прожили обычно безмятежную жизнь. Умница Матильда вышла замуж за бригадного генерала Луи Метмана и дала начало новой ветви Д*Антесов Метманов, упрочивших древний род и его богатство, положение и репутацию. Берта – Жозефина, красавица и хохотушка, была блистательною светскою дамой, супругою генерального директора почт Франции, государственного советника, графа Вандаля. Сын Д* Антеса, наследник титула и баронских гербов и земель, и вовсе не сделал никакой карьеры. Вышел в отставку в чине капитана гвардии и поселился в Сульце, родовом поместье, где умерла его мать.. Он холил виноградники и сады, фермы и поля и опекал отца – сенатора, умершего в возрасте деяноста трех лет и похороненного рядом с женою.. В судьбе барона Луи Жозефа Д*Антеса де Геккерна не было ничего запоминающегося, увы! Яркая искра памяти на брегах непостоянной, легкомысленно - шаловливой Леты, часто впадающей в океан Истории, досталась только его сестре, озарила только ее Бытие.. Так иногда бывает,увы!
___________________________________________
13 – 18 июля 2005 года.
© Princess, - Макаренко Светлана.
|
| « Изменён в : 11/22/07 в 07:29:09 пользователем: Antrekot » |
Зарегистрирован |
|
|
|
Цидас
Живет здесь
Привидение Ципор
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 2090
|
|
Re: Барон-мусоропереработчик-потомок Дантеса
« Ответить #2 В: 11/22/07 в 20:28:29 » |
Цитировать » Править
|
Интересно, будь Пушкин не поэтом, а лавочником, во сколько по вашему счету уменьшилась бы вина Дантеса перед Пушкиным лично или русским народом в целом? 
|
|
Зарегистрирован |
"Идеальный кот, объясненный словами, не есть идеальный кот"(c) Башня Рован
|
|
|
olegin
Живет здесь
Я люблю этот форум!
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 3520
|
|
Re: Барон-мусоропереработчик-потомок Дантеса
« Ответить #3 В: 11/22/07 в 21:53:41 » |
Цитировать » Править
|
А какое Вы предлагаете "Мерило" или его критерий и в каких единицах,чтобы я Вам дал удовлетворительный ответ на этот вопрос?
|
|
Зарегистрирован |
|
|
|
Цидас
Живет здесь
Привидение Ципор
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 2090
|
|
Re: Барон-мусоропереработчик-потомок Дантеса
« Ответить #4 В: 11/22/07 в 22:04:13 » |
Цитировать » Править
|
Да просто настрой у статей какой-то дикий. Не-забудем-не-простим. (Интересно, потомок Пушкина в самом деле такую глупость сказал насчет шокирования России?) Именно Дантесу и именно гибель Пушкина. На Пушкиным же иницированной дуэли. Потом еще были десятки миллионов покойников, но невообразмая вина именно у убийцы этого. Поэта великого убил потому что...
|
|
Зарегистрирован |
"Идеальный кот, объясненный словами, не есть идеальный кот"(c) Башня Рован
|
|
|
olegin
Живет здесь
Я люблю этот форум!
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 3520
|
|
Re: Барон-мусоропереработчик-потомок Дантеса
« Ответить #5 В: 11/22/07 в 22:42:58 » |
Цитировать » Править
|
Потому что Пушкин был единственным для России и утрата эта так и осталась невосполнимой по сей день.Поэтому и такой настрой-любому интеллигентному человеку понятны эти чувства.Не понимаю:что Вас удивляет?Или Вы считаете гения заурядной личностью на фоне российской культуры 19 века?
|
|
Зарегистрирован |
|
|
|
Цидас
Живет здесь
Привидение Ципор
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 2090
|
|
Re: Барон-мусоропереработчик-потомок Дантеса
« Ответить #6 В: 11/22/07 в 23:00:48 » |
Цитировать » Править
|
Мне непонятны претензии к убийце гения бОльшие, чем претензии к убийце человека обычного.
Если б Пушкин убил Дантеса, чай, не писали и не говорили бы о проклятье на имени Пушкиных? Несправедливо, однако.
|
|
Зарегистрирован |
"Идеальный кот, объясненный словами, не есть идеальный кот"(c) Башня Рован
|
|
|
olegin
Живет здесь
Я люблю этот форум!
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 3520
|
|
Re: Барон-мусоропереработчик-потомок Дантеса
« Ответить #7 В: 11/22/07 в 23:45:19 » |
Цитировать » Править
|
Если бы был убит Дантес,то невелика была бы потеря для культуры человечества:подумаешь на одного ловеласа,повесы и гомосексуалиста меньше.То ли дело с Пушкиным.Вы разницы не чувствуете?
|
|
Зарегистрирован |
|
|
|
R2R
Administrator
STMS
 
Просмотреть Профиль » email
Сообщений: 5667
|
|
Re: Барон-мусоропереработчик-потомок Дантеса
« Ответить #8 В: 11/23/07 в 09:37:09 » |
Цитировать » Править
|
Тут претензия простая.  Пушкин создал - сам, один - огромную часть того словесного пространства, в котором мы сейчас живём. И, если бы не погиб, создал бы ещё, так уж он был устроен. А раз погиб - то, соответственно, не создал.
Ну и, потом, талант - это всегда чудо, и когда оно разрушено, то ощущается это более горько, чем смерть "обычного" человека. Не потому, что обычный человек чем-то "хуже", но с гибелью гения к обычной потере человека как неповторимого чуда добавляется потеря его таланта и несозданных им вещей - как ещё одного неповторимого чуда.
Потом, мы гибель людей в Судане от голода воспринимаем менее эмоционально, чем смерть знакомого человека, родственника, друга. И, соответственно, к неведомому убийце чужих пиплов из Судана мы испытываем меньше недобрых чувств, чем к тому, который стал причиной смерти нашего близкого человека. Правильно?
Вот Пушкин - такой случай почти всеобщего родственника.
|
|
Зарегистрирован |
"Кто играет с динамитом, тот придёт домой убитым"
|
|
|
olegin
Живет здесь
Я люблю этот форум!
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 3520
|
|
Re: Барон-мусоропереработчик-потомок Дантеса
« Ответить #9 В: 11/23/07 в 10:42:37 » |
Цитировать » Править
|
Готов подписаться под этой позицией.Пушкин-потеря национального(если не сказать мирового)масштаба.И,конечно,осиротела и русская литература(да и культура вообще),и мы обделены наследием:неизвестно чем бы еще нас удивил этот искрометный гений.Ай да Пушкин!Ай да сукин сын!
Хочется привести в тему мнение знаменитого российского историка прошлого века Устрялова:
Н. Устрялов. Гений веков
"Гений веков"
проф. Н.Устрялов
I.
Столетие без Пушкина. И нельзя не сказать про него: столетие с Пушкиным. Столетие русской культуры под знаком Пушкина. Физической смертью поэта началась его посмертная жизнь, не менее напряженная и творческая. Посмертная вековая жизнь в нашем общественном бытии, в нашем сознании, в нашей литературе - от Лермонтова и Гоголя до сегодняшнего дня.
Пушкиным насыщены культурно-исторические темы России прошлого века. Но и новый век не прерывает посмертной жизни поэта. Напротив, по всей нашей стране, от края до края, на десятках языках ее, ставших свободными, звучит и славится великое, веселое, беспримерно объединяющее имя Пушкина.
Объединяющее и во времени, и в пространстве. Пушкин - живое воплощение духа культурной традиции. И вместе с тем - живой залог общенародного единства. В этом смысле можно сказать, что Пушкин не проблема: он - аксиома.
Однако бесспорное, как ось русской культуры, историческое явление Пушкина было по содержанию своему, конечно, явлением сложным, многосторонним, бесконечно богатым мотивами. Не случайно окрашивало оно собою различные струи русской общественной мысли, вдохновляло противоположные, взаимно чуждые и враждебные слои русского общества. Известна "борьба за Пушкина", длившаяся у нас многие десятилетия и в отзвуках своих не вполне замолкшая еще и поныне. Пушкина тянули к себе все лагери, все станы. Став классикой, прозвенев бронзой, пушкинское слово не утратило ни живой плоти, ни живой власти. Его стремились превратить в свое знамя и западники и славянофилы, великодержавные националисты и демократические народники, консерваторы и либералы, реакционеры и радикалы. Полвека назад на празднике открытия пушкинского памятника в Москве встретились лицом к лицу И.С.Тургенев с Катковым; встретились, чтобы разойтись. Царское правительство со своей стороны стремилось заклясть и приручить неукротимую память поэта. Но тщетно. Такова логика великих реальностей культуры в условиях раздробленного, несовершенного классового общества: они ускользают от односторонних усвоений. "Односторонность есть пагуба мысли" (Пушкин).
Этого не понимали те немногие представители российской прогрессивной общественности, которые отталкивались от Пушкина, тем самым как бы предавая его, уступая его имя стану реакции. Таков был Писарев в своем разрушении эстетики. Таков был - на нашей памяти - ранний Маяковский в своем временном и быстро изжитом увлечении бестрадиционным новаторством: "...а почему не атакован Пушкин и прочие генералы-классики?"
Но даже и они, воинствующие новаторы, в детской резвости своей атакуя Пушкина, невольно вступали в круг действия его могучего духа. И своими безрезультатными атаками лишь пополняли пушкиниану...
Вспомнить только, каким блистательным, каким прекрасным было истекающее столетие для русской литературы. Сколько великих имен, сколько великих творений! Осматриваясь вокруг себя, поэт жаловался, что "у нас еще нет ни словесности, ни книг", и даже - пусть в порыве досады - мог говорить о "ничтожестве русской литературы". Как странно звучат ныне эти слова! Поистине пушкинский век - век величия и всемирной славы нашей литературы. И только вера в ее будущее мешает его назвать золотым ее веком.
Пушкинский век русской литературы. Это значит, что в нем жив, в нем дышит пушкинский гений.
Но что такое пушкинский гений?
II.
Почти необъятна наша пушкиниана. Все, чего касался Пушкин, становилось историей, и бережно ценим мы каждый ее атом.
И при всем том можем ли мы "определить" пушкинский гений? Всякое определение есть отрицание и ограничение. Существо пушкинского духа есть утверждение. Мы постигаем Пушкина, как постигаем жизнь: мы его "переживаем", мы в него "вживаемся".
Весь он упоен и напоен жизнью. Он был из тех, для кого "видимый мир существовал реально". Он - реалист в глубочайшем смысле слова. Реальностью была для него природа, реальностью - радость, горе, любовь. В глубоком и страстном опыте бытия познавал он радостную осмысленность земного мира. Стихийным, органическим оптимизмом веет от его мироощущения. Не случайно и в трудные минуты жизни всегда манит прикоснуться, прильнуть к Пушкину, вечному спутнику, верному другу сердца и ума. И чем дольше живешь на свете, тем ближе и дороже эти родные созвучия, эти простые и мудрые слова, эти мысли, ясные, как алмаз. И кажется, что с каждым новым касанием к ним открываются в них все новые и новые красоты, и словно все полнее и глубже, с неиспытанной и светлой свежестью ощущения погружаешься в их подвижной, неисчерпаемый смысл: пленительное чудо гения!
И опять-таки меньше всего этот солнечный оптимизм, это легкое дыхание, эти мажорные настроения радости бытия превращались у поэта в какую-либо односторонность. Меньше всего была монотонной и ущербной его целебная радиоактивность. Он умел и страдать, и сомневаться, и ненавидеть. Все краски знала его палитра, ибо все чувства знала его душа. Когда Герцен объявил "грусть, скептицизм, иронию тремя главными струнами русской лиры", - за подтверждением этой мысли он обратился не к кому другому, как к Пушкину: "нет правды на земле, но правды нет и выше". Больше того. Когда сам поэт, оглядываясь назад, оценивал свой жизненный путь, он сказал, что жизнь его "сбивалась иногда на эпиграмму, но вообще она была элегией". Однако и ирония, и эпиграмма, и элегия, все струны и все ритмы, претворенные мощным синтезом, звучали в творческом облике его всеобъемлющей и победоносной гармонией: "я жить хочу, чтоб мыслить и страдать".
Гармония! Еще древние определяли ее, как единство противоположностей. Гераклит Темный, пионер диалектики, "ум великий и могучий" (Гегель), видел в ней сочетание "противоположных напряжений", как в луке и в лире. Гармония в отличие от унисона - богатство мотивов, обилие тем, плодотворная борьба противоречий и их внутреннее, самодовлеющее преодоление.
Можно искать и находить сколько угодно "противоречий" в жизни и творчестве Пушкина. Можно с документами в руках доказывать "расколотость", неустойчивость его сознания и его психики. Но все эти изыскания, порой вполне полезные, не способны отменить основной истины о нем: есть высшая гармония в его "противоречивости" - та "невидимая гармония, которая лучше видимой". Он человечен в своих противоречиях и гармоничен в своей человечности. Не будь он столь "противоречив", не был бы он столь убедителен для нас и столь близок нам теперь, через сто лет.
Он всегда человечен. Человечность, гуманизм - лейтмотив в гармонии пушкинской лиры, неподвижная ось пушкинского самосознания и мироощущения. Гуманизм - аромат пушкинского гения и немеркнущий свет пушкинского дела.
III.
Но гуманизм его не бесплотен и не слащав. Великий реалист, он жил в мире плоти и крови. Он умел распознавать исторические реальности и ценить исторические ценности, условные ценности становления.
Родина, Россия - одна из руководящих тем его раздумий, его творчества.
Сложно, "противоречиво" его отношение к России. Ему ясна безотрадность, порочность современной ему русской действительности. Травимый светской чернью и прикованный к ней роком своего рождения, донимаемый царскими кнутами и пряниками, поэт устремлялся к народной стихии; но и она, в наличном ее бытии, была ему одновременно и близка, и далека, - близка своими чаяниями, своими песнями, далека нищетой и темнотой своей. Так метался он "между пасквилями и дикостью". Родина притягивала и отталкивала его.
Он проклинает "свинский Петербург" и поет ему несравненную, бессмертную славу в "Медном всаднике". Он знает, что "наше современное общество столь же презренно, сколь тупо", и слагает дифирамбы дворянству, ведущему государство слою. Он называет "бессмысленным и беспощадным" русский бунт и объявляет Стеньку Разина "единственным поэтическим лицом русской истории". Он восклицает с горечью свое знаменитое: "чорт догадал меня родиться в России с душой и талантом" - и всей мощью своего творчества, всем жаром гения своего прославляет Россию в веках.
Вспоминается его письмо Чаадаеву:
"...Я далеко не всем восторгаюсь вокруг себя. Как писатель я раздражен, как человек с предрассудками я оскорблен, но клянусь Вам честью, что ни за что на свете я не захотел бы переменить отечество, ни иметь другой истории, как историю наших предков, - такую, как нам Бог ее послал".
Что это? "Фактопоклонство"? Нет, это - мудрый, проникновенный человечный реализм. Реализм, умеющий видеть вещи в их развитии, в их общей связи и тем самым быть не только их зеркалом, но и орудием их преобразования. В отличие от Чаадаева Пушкин не приходил в ужас, в уныние от темных сторон русского прошлого и русской современности. Эти темные стороны не ослепляют его, не мешают ему ценить историческое величие нашего народа и верить в его историческое будущее. Его любовь к родине одновременно зорка и крылата.
Пушкинская философия русской истории - последовательная и патетическая апология динамизма, преобразования, строительства. Недаром медный всадник на невском берегу в глазах уже нескольких русских поколений выглядит цитатой из Пушкина. Мы воспринимаем его образно и музыкально, как пластическое воплощение революционно-государственного порыва.
IV.
Бывают служители муз, ценимые больше на Олимпе, чем на Парнасе. Творческая слава таких служителей обычно умирает вместе с ними, а то и раньше их.
Слава Пушкина, петербургским чиновным Олимпом затравленного, вступает во второе столетие, разгораясь все ярче и ярче. Его гений, в созвучьи слов живых побеждая завистливую даль веков, утверждает себя все с новой и большей силой.
"Я принадлежу всей стране", - говорил поэт друзьям на пороге смерти.
Только теперь можно в полной мере осознать пророческий смысл этих слов.
Мечты великого поэта сбываются. Слух о нем и впрямь идет по всей необъятной нашей советской земле. Пришла пора, когда действительно вся великая наша страна, - "всяк сущий в ней язык" - называет имя Пушкина. Если прежде культура была пленницей тончайшего верхушечного социального слоя, то теперь она становится подлинно всенародным достоянием. Гигантские массы хлынули не только в историю, но и в культуру.
Ушло сто лет. Многие из конкретный тем, волновавших Пушкина, утратили всякую остроту. Многие конфликты, ему отравлявшие жизнь и даже доводившие его до мучительных срывов, могут показаться беспредметными человеку нашего времени. Канула в Лету вся среда, вся обстановка жизни и деятельности поэта. Дворянская Россия - навеки потонувший мир.
Но великий поэт, ею взращенный и ею погубленный, поднят на недосягаемую высоту в нашу эру, нашей юной социалистической культурой. Есть глубочайшее созвучие между музыкой наших дней и гармонией пушкинской лиры. Тот же мажорный, жизнеутверждающий оптимизм, та же вера в разум, в объективную реальность бытия и высокое призвание человека. То же горение свободы, та же поэзия борьбы и победы. Та же глубинная связь с истоками народной мудрости и народных сил. Та же "способность к всемирной отзывчивости" и волевая устремленность к мировому будущему, "когда народы, распри позабыв, в великую семью соединятся". И при всем этом - то же трезвое, цепкое чутье исторических реальностей во всей их суровой жесткости и противоречивой драматической пестроте.
Проникая в массовое сознание народов нашей страны, Пушкин продолжает посмертно творить великое культурное дело. Оно скажется и уже начинает сказываться во всех областях нашей жизни. Культурная революция советской эпохи, вдохновляемая сталинским лозунгом социалистического реализма, была бы неосуществима без усвоения наследства пушкинского века. Не "назад к Пушкину", а "вперед от Пушкина" и "вперед с Пушкиным", - таков путь современной советской культуры.
Вслед за Пушкиным будет воспринят советским сознанием весь культурный пантеон минувшего века. Воспринят критически и в то же время творчески. В то время как нынешний буржуазный мир захлебывается в потоках сумеречно-упадочной литературщины, с одной стороны, и "культурной" реставрации доисторического варварства - с другой, когда на одних клиросах храма Европы извращенно воют джаз-банды центробежных, распыленных, какофонических идей, а на других трубят в писательские трубы Вольтеры из фельдфебелей, - в это время молодая страна социализма, наша родная страна поднимает знамя нравственно здоровой и чистой реалистической культуры, знамя гуманизма, деятельной любви, в которой нет ничего упадочного, ничего патологического, - ясный стяг великого Пушкина!
Это показательно и отрадно. Но вместе с тем нельзя забывать: имя Пушкина - знамя гуманизма - не только мобилизует народную гордость, но и обязывает. Оно обязывает быть на уровне великих задач, поставленных историей перед первой страной социализма. Оно обязывает к труду и дисциплине, свободе и культуре, к последовательной и действенной человечности. Оно обязывает к доведению до конца великого дела всечеловеческого освобождения, творческого преобразования земли.
"Известия", 18 декабря 1936, с.3
|
| « Изменён в : 11/23/07 в 11:45:03 пользователем: olegin » |
Зарегистрирован |
|
|
|
Oetavnis
Завсегдатай
Я люблю этот Форум!
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 189
|
|
Re: Барон-мусоропереработчик-потомок Дантеса
« Ответить #10 В: 11/23/07 в 11:55:57 » |
Цитировать » Править
|
Это всё конечно очень хорошо, но почему пиетет перед гениями такой избирательный? Почему только Пушкин и только Дантес?
Вот Грибоедова тоже убили. Давайте мы поедем в Иран, найдём потомков убийц и всенародно заклеймим их род!
И вот Эвариста Галуа тоже убили на дуэли. Ужасная и невосполнимая потеря для математики. Кто там его убил, я что–то не припоминаю?
И как быть с самоубийствами? Следует ли проклинать Есенина за то, что он убил себя, в результате чего осиротела и русская литература(да и культура вообще),и мы обделены наследием: неизвестно чем бы еще нас удивил этот искрометный гений.
|
|
Зарегистрирован |
|
|
|
olegin
Живет здесь
Я люблю этот форум!
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 3520
|
|
Re: Барон-мусоропереработчик-потомок Дантеса
« Ответить #11 В: 11/23/07 в 12:34:49 » |
Цитировать » Править
|
Грибоедов в отличие от Пушкина не оставил такого богатейшего литературного и исторического наследия(основная бессмертная комедия у него,как известно,"Горе от ума").Когда случилась эта трагедия в помещении русской миссии в Тегеране,то растерзанное тело дипломата и писателя удалось опознать только по перстню на пальце.Персидский шах Аббас решил замять дело и презентовал Николаю І огромный алмаз "Шах",на что был августейший ответ:"Я предаю это дело забвению".Но как видим ни Грибоедов,ни эта трагедия не забыты.С Есениным все гораздо серьезней:есть версии,что его убрали сотрудники НКВД(дело темное и грязное).Однако это совсем другая тема-мы отвлеклись.Думаю со временем мы поговорим и об этом.
|
|
Зарегистрирован |
|
|
|
Цидас
Живет здесь
Привидение Ципор
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 2090
|
|
Re: Барон-мусоропереработчик-потомок Дантеса
« Ответить #12 В: 11/23/07 в 16:52:36 » |
Цитировать » Править
|
R2R, про потерю понятно, но вот про чувства к убийце - не очень. Учитывая, к тому же, то, что это была честная дуэль, а не убийство из-за угла. Повторюсь: имя Пушкина не было бы проклято, убей он Дантеса, так Дантеса тогда за что проклинать? Он должен был отказаться от дуэли со ссылкой на то, что Пушкин есть солнце русской поэзии? Меня смутил именно пафос обоих статей.
|
| « Изменён в : 11/23/07 в 16:54:06 пользователем: Цидас » |
Зарегистрирован |
"Идеальный кот, объясненный словами, не есть идеальный кот"(c) Башня Рован
|
|
|
R2R
Administrator
STMS
Просмотреть Профиль » email
Сообщений: 5667
|
|
Re: Барон-мусоропереработчик-потомок Дантеса
« Ответить #13 В: 11/23/07 в 17:58:40 » |
Цитировать » Править
|
on 11/23/07 в 16:52:36, Цидас wrote:| R2R, про потерю понятно, но вот про чувства к убийце - не очень. |
|
Ну.. чувства у каждого свои, видимо.
Пафос мне тоже не нравится. И Дантес... ну что Дантес... нехорошо он с Пушкиным поступил - не что на дуэли убил, а так, по жизни, за Наталь Николаевной ухлёстывал.
Что застрелил - это фишка ему легла удачно, мог и он погибнуть. А вот что дело до дуэли довёл - это было паскудство.
Quote:
Повторюсь: имя Пушкина не было бы проклято, убей он Дантеса, так Дантеса тогда за что проклинать?
|
|
Ну... если бы Вася Пупкин ухаживал за женой солнца французской поэзии, а потом это солнце застрелил пусть даже и в честном поединке, французы бы сходные чувства, наверное, испытывали. Дантес "сам по себе мальчик, свой собственный". Убей он такого же "сам по себе мальчика" - не проклинали бы. Но Пушкин-то нам не чужой.
Я Дантеса не проклинаю - что ему русская поэзия. Но обидно чудовищно, что поэта вот так вот - бестолково же - можно взять и убить. Их, э, земля не каждый год рождает, как у Семёновой в "Волкодаве" было сказано.
И это не только к поэтам относится - было бы точно так же обидно за гениального токаря. Только поэта мы лучше знаем. А когда Гагарин разбился - люди ведь тоже переживали, и куда больше, чем за его напарника. Потому что не чужой.
|
|
Зарегистрирован |
"Кто играет с динамитом, тот придёт домой убитым"
|
|
|
Kell
Живет здесь
Дело вкуса...
Просмотреть Профиль » WWW »
Сообщений: 2889
|
|
Re: Барон-мусоропереработчик-потомок Дантеса
« Ответить #14 В: 11/23/07 в 21:14:31 » |
Цитировать » Править
|
Ага, тут, как часто, пафос оказывается объяснимым именно что через "свой - чужой". И это мне кажется вполне достаточным объяснением - хотя и не обязательно причисление пушкина (или еще кого-либо) к "своим" должно вынуждать к пафосу.
Quote:| если бы Вася Пупкин ухаживал за женой солнца французской поэзии, а потом это солнце застрелил пусть даже и в честном поединке, французы бы сходные чувства, наверное, испытывали. |
|
Вообще тут вышеприведенный пример с Галуа хорош, по-моему... Видимо, разная степень "свойскости" работает.
Quote:| А вот что дело до дуэли довёл - это было паскудство. |
|
Ну, ради справедливости надо сказать, что дело до дуэли доводил далеко не один Дантес - много кто руку приложил...  Ему-то как раз она ничего особо хорошего не принесла и принести не могла - как Геккерн еще раньше и твердил. Но в белом фраке Дантес, конечно, всяко в этой истории не получается.
|
|
Зарегистрирован |
Никому не в обиду будь сказано...
|
|
|
|
