Автор |
Тема: Махно уничтожил Командование ВСЮР (окт.1919) (Прочитано 2806 раз) |
|
Guest is IGNORING messages from: .
Mogultaj
Administrator
Einer muss der Bluthund werden...
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 4173
|
 |
Махно уничтожил Командование ВСЮР (окт.1919)
« В: 11/18/06 в 04:01:24 » |
Цитировать » Править
|
Перенесено с альтернативы - там я не смог это дело продолжать по причине июньского вылетания из сети, а теперь уж поздно. А тут попробую теперь продолжить.
Махно уничтожил Командование ВСЮР (окт.1919)
Преамбула:
В реальной истории, как показали события, к осени 1919 единственной возможностью для сил Белого Юга взять Москву был бы молниеносный бросок на Москву ударным кулаком, независимо от обеспеченности флангов и даже тыла наступающей группировки. Если бы по взятии Москвы красный фронт рухнул сам собой, это дало бы верную победу в войне в целом. Чем больше выяснялось грозное положение белого фронта, чем яснее становился тот факт, что правильным наступлением ВСЮР все равно не поспеет к Москве до полного истощения своих сил, тем более оправданным становилось бы для главного командования такое решение. Однако и Деникин с Романовским (командование ВСЮР), и Май-Маевский с Ефимовым (командование Добровольческой армии) были сознательными принципиальными противниками такой попытки. Причем командование Добрармии скорее противостояло таким попыткам не потому, что само считало их гибельными (Май-Маевский уже в октябре 1919 полагал, что все дело висит на волоске, вопреки оптимизму Ставки), а потому, что в рамках твердо принятой Ставкой стратегии таким попыткам и впрямь не было места, и они могли бы только повредить делу. Поэтому инициативы на эту тему снизы командованием Добрармии пресекались. А инициативы такие были: Шкуро в сентябре 1919 сам порывался произвести такую операцию со своим корпусом, но был, если верить ему, удержан Ставкой, угрожавшей ему даже в случае успеха (в который там, правда, не верили) военным судом ("Я просил о том, чтобы мне было разрешено пробиваться на соединение с корпусом Мамонтова для дальнейшего, по соединении, совместного рейда для освобождения Москвы; доказывал, что, овладев Москвой, мы вырвем сразу все управление из рук кремлевских самодержцев, распространим панику и нанесем столь сильный моральный удар большевизму, что повсеместно вспыхнут восстания населения и большевизм будет сметен в несколько дней. Донцы поддерживали мой план. Однако Врангель и Кутепов сильно восстали против него. Врангель вследствие своего непомерного честолюбия не мог перенести, чтобы кто-либо, кроме него, мог сыграть решающую роль в гражданской войне. Кутепов же опасался, что его правый фланг вследствие моего ухода повиснет в воздухе и он будет отрезан от донцов.
Все эти опасения были напрасны, ибо красная пехота, сильно потрепанная и чувствовавшая себя обойденной, едва ли была способна к энергичным наступательным действиям. Красной же кавалерии, кроме корпуса Думенко, действовавшего в царицынском направлении, почти еще не существовало, ибо Буденный только формировал ее в Поволжье. Однако главнокомандующий не разрешил мне этого движения. Бывая в ставке, я продолжал настаивать. — Лавры Мамонтова не дают вам спать, — сказал мне генерал Романовский. — Подождите, скоро все там будем. Теперь же вы откроете фронт армии и погубите все дело.
В разговоре с генерал-квартирмейстером Плющевским-Плющиком я сказал ему частным образом, что, невзирая на запрещение, на свой страх брошусь на Москву. — Имей в виду, — предупредил он меня, — что возможность такого с твоей стороны шага уже обсуждалась и что в этом случае ты будешь немедленно объявлен государственным изменником и предан, даже в случае полного успеха, полевому суду.
Пришлось подчиниться, но если бы я не подчинился, тогда история России была бы написана иначе" - из воспоминаний Шкуро). А в середине октября на военном совещании командования 1 армейского корпуса некий младший офицер предложил Кутепову увести свой корпус с фронта и бросить его на Москву, поставив вышестоящее командование перед фактом и не обращая внимания на риск падения у себя за спиной Курска и прямую угрозу Харькову. Кутепов отказался, о чем впоследствии сожалел (Из воспоминаний о Кутепове, описываются 20-е числа октября по н.с.: "Добровольцы упорно отбивались, но тончайшая нитка их трехсотверстного фронта стала ежеминутно рваться. Кавалерия Буденного взяла у донцов Воронеж (...). 1-й корпус стал откодить от Орла.
В штабе 1-го корпуса шло совещание. Начальник штаба обрисовал общую картину фронта 1-го корпуса и попросил своих офицеров высказаться по поводу создавшегося положения.
- Ваше первое слово, - обратился начапьник штаба к самому младшему по чину офицеру.
- Мое мнение таково, - начал тот. - Прежде всего надо приказать всем штабам выйти из вагонов, а свои обозы, больных и раненых отправить как можно дальше в тыл. Затем собрать в один кулак все наши полки и обрушиться ими на Латышскую дивизию. Латыши уже сильно потрепаны корниловцами, и 1-й корпус, без сомнения, уничтожит всю Латышскую дивизию. Все остальные советские полки будут потом не страшны. Мы снова возьмем Орел, и, не задерживаясь в нем, нам надо идти быстрым маршем на Москву. За Орлом, кроме только что мобилизованньх частей, мы никоrо не встретим, и Москву мы возьмем. Это произведет сильнейшее впечатление на все Красные армии. Карты большевиков будут спутаны, советские войска потеряют управление. Действительно, кавалерия Буденного будет громить наши тылы, но с нею бысгро случится то же, что было с казаками Мамонтова: у нее разбухнут обозы от награбленного добра, и весь ее порыв спадет. Удар Буденного по Харькову был бы даже полезен для тыла: многим пришлось бы поневоле взяться за винтовки...
- Штаб армии никогда не согласится на ваш план, - прервал кто-то говорившего.
- Об этой операции надо только предупредить штаб армии, а потом немедленно порвать с ним все провода...
С мнением младшеrо офицера никто не согласился.
Несколько лет спустя в кругу близких людей генерала Кутепова зашел разговор о том, что каждому человеку судьба посылает пять минут, ухватив которые, человек может добиться высшей удачи в своей жизни. Так бывает в азартных играх, в любви, в политике. Если же человек упустит эти пять минут, то очень редко или почти никогда не бывает так, чтобы судьба смилостивилась и снова подарила такие же пять минут.
- А скажите, - спросил А.П., - по-вашему, у меня были эти пять минут?
- Ваше Высокопревосходительсгво, - ответил А.П. его бывшй штабной офицер. - Помните обстановку под Орлом? Нe там ли давала вам судьба ваши пять минут?
- Если бы я пошел тогда на Москву, то каких бы собак на меня вешали в случае неудачи, - проговорил А.П.
- Конечно, при неудаче, на вас валили бы всю вину за трагический конец вооруженной борьбы с большевиками, - ответил офицер. - Но нас тогда давно не было бы в живых, все легли бы костьми. Ну а при удаче победителей не судили бы...").
А ведь похоже, что в таких попытках был единственный шанс...
Итак, пока имела место Ставка и подчинение ей, командование Добрармии и 1 Арм.корпуса на такие штуки не пошло бы. А вот если бы Ставка в Таганроге исчезла, и такой рейд на Москву, оставаясь русской рулеткой, стал бы единственным шансов спастись от полной немедленной катастрофы?
И вот тут преамбула кончается и начинается альтернативка.
РАЗВИЛКА.
Махно, как известно, в середине октября - как раз когда шла кульминация боев за Орел, - с несколькими десятками тысяч человек оперировал неподалеку от Таганрога (где была Ставка), к востоку от Днепра - сюда он только что стремительно прорвался неожиданно для белых.
Представим себе, что он ворвался и в сам Таганрог, и Ставка погибла - вся и сразу.
Известие об этом наутро должно было лечь на стол как минимум Май-Маевскому (Добрармия), Сидорину (Донармия) и Врангелю (Кавармия). Май-Маевский сам по себе был человек рисковый и более чем лихой - в качестве комкора и командарма сам в атаки с цепями, случалось, ходил, - понимая, что с гибелью Ставки регулярная война развалится сама в течение нескольких дней (+ паника), он решает реализовать ту самую безумную попытку - сворачивает силы Кутепова и Шкуро в кулак, рвет фронт и бросает всю эту массу на Москву.
|
| « Изменён в : 11/18/06 в 04:11:52 пользователем: Mogultaj » |
 Зарегистрирован |
Einer muss der Bluthund werden, ich scheue die Verantwortung nicht
|
|
|
Mogultaj
Administrator
Einer muss der Bluthund werden...
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 4173
|
|
Re: Махно уничтожил Командование ВСЮР (окт.1919)
« Ответить #1 В: 11/18/06 в 04:42:36 » |
Цитировать » Править
|
Теперь таймлайн (Смотри схематическую карту положения дел на 15 октября (в РИ)
http://wirmappes.narod.ru/0001cw.jpg
и на исход 17 октября (в данной АИ)
http://wirmappes.narod.ru/0001cv2.jpg).
При анализе дальнейшего следует иметь в виду, что Махно на тачанках и подводах осенью 1919 двигался со средней скоростью 60 км / день (перевозя таким образом ок. 10 тыс. чел.), а рекорд его - 110-120 км/день; что пехотные части дроздовцев под Севском за сутки прошли пешком с боями 60 км, причем с боями; что Мамонтов в рейде за 3 дня прошел (с 15 тыс. чел., в т.ч. пехотой, причем пехотой не полностью посаженной на подводы) 100 км., успев за это время еще и взять Тамбов; что в ноябре-декабре 1919 пехотные части РККА, двигаясь на Харьков и за Харьков, проходили - без подвод. пешком! - по 20-30 км. в день.
Итак...
В РИ в начале октября Махно внезапно ворвался на левобережье Украины, откуда его с боями вытеснили в июне-июле. Здесь численность его организованных войск достигла 40, а с "ополченями", - 80-100 тыс. чел. Гуляй-Поле было взято 7.Х.1919 г., Токмак - 6.Х., Бердянск - 8.Х.,
Мелитополь - 9.Х., Мариуполь - 14.Х, Юзово - 16.Х. В Таганроге
возникла паника и офицеры английского представительства предложили Деникину
покинуть ставку, он отказался. Махновцев остановили в 40 верстах от нее.
Деникинский тыл подвергся полному разрушению. Тыловые части были поголовно
уничтожены, военные склады или уничтожены, или попали в руки махновцев.
Артиллерийская база в Мариуполе / Волновахе и на Бердянской косе была уничтожена. Железные
дороги разрушены.
В нашей развилке в ночь с 14 на 15 октября махновцы внезапно ворвались в Таганрог и уничтожили Ставку ВСЮР; к вечеру 15 октября их разъезды доходили уже до Ростова.
Победоносный Махно разослал об этом вести по телеграфу, в том числе по прямому проводу в Харьков, чтобы поторжествовать над ошеломленным штабом Добрармии, принимающим его передачу; из Ростова в ответ на запросы командармов подтвердили, что Таганрог пал, о Ставке - ни слуху, ни духу. К 19:00 15 октября Май-Маевский - командармдобр - полностью представлял себе ситуацию.
То, что с гибелью Ставки возможности продолжения регулярной антибольшевистской борьбы окончены, он хорошо понимал. Даже если бы все командармы сохранили полную управляемость всеми своимми частями и стремительно выдвинули новое главнокомандование, а также были бы к нему безупречно лояльны, то процесс восстановления единого командования ВСЮР занял бы не менее двух недель - учитывая еще и то, что Ставка была уничтожена как таковая, надо было не только выдвигать новое командование, но и создавать где-то новый центр связи и управления и налаживать оттуда эти самые связь и управление. Этот двухнедельный хаос погубил бы ВСЮР перед лицом красных и сам по себе. А если добавить неизбежную панику в войсках, неизбежное решение казачества (а на Кубани еще и ее правительства) о том, что теперь надежды на победу нет, и надо срочно замиряться с большевиками, пока фронт еще у Воронежа, а не у Ростова, а также неизбежные несогласия по поводу того, кому быть новым главкомом, и неизбежная номинальность его власти по сравнению с главкомом старым, погибшим - того знали с 1918 и повиноваться ему привыкли, - то возможность продолжения борьбы уходила в минуса.
Имея превосходящие в три раза силы красных по фронту (90 тысяч красных против 25 тысяч в 5 кавалерийском корпусе Юзефовича, 1 армейском корпусе Кутепова и конной группе Шкуро) и стотысячную массу махновцев за спиной, от окрестностей Елисаветграда до окрестностой Ростова, Добрармия и шкуринцы, застрявшие в таком положении в центре России тонкой линией от Глухова до Воронежа, были обречены.
Между тем и до этого события, видя безнадежность "регулярной" войны с красными, многие офицеры приходили к мысли, что если что и дает какую-то надежду - то разве что игра в русскую рулетку: прорвать фронт, бросить его и идти рейдом на Москву, надеясь взять ее с налета, вызвав в ней панику и развал власти одной неожиданностью своего нападения, и разгромить весь центр управления большевистской России. Май-Маевский не знал, что о таких идеях поговаривают иные офицеры Кутепова - из молодых, да ранних; зато только недавно Шкуро донимался от Ставки и Май-Маевского того, чтобы ему разрешили провести такую операцию силами одного своего корпуса; те категорически запретили - до Москвы Шкуро, как показывал опыт Мамонтовского рейда, и в самом деле добрался бы без большого труда, но ворваться в Москву ему удалось бы разве что в одном случае из семи, а уж продержаться там до подхода основных белых сил было бы и вовсе невозможно. Сам Шкуро бесшабашно заявлял, что повесит в Москве кого надо, а там хоть пулю в лоб; Май допускал, что на такое лихачество тот способен, но совершенно не собирался давать ему губить - даже столь эффектным способом - ни себя, ни корпус, тем более, что тот нужен был на фронте.
Теперь никому не нужен был сам фронт, и диверсия, за которую ратовал Шкуро, становилась из безрассудной попытки добиться победы в войне - теперь такая победа делась все равно невозможной, - смертельно опасным, но едва ли не единственным способом хотя бы отсрочить гибель Добрармии, а если и нет - то хотя бы громко хлопнуть дверью. Погибать, разгромив большевистскую Москву, было все-таки лучше, чем издыхать зажатыми между красными и Махно в безвестных селениях Курской или Харьковской губернии. Да, кроме того, взятие Москвы и в самом деле могло отозваться у красных таким развалом, что погибать не пришлось бы. Рывок на Москву, разом поставив армию в состояние смертельного риска и смертельного напряжения, мог либо тут же привести к ее распаду, либо, наоборот, скрепить и собрать ее самим выполнением такой задачи; стоя на месте, продолжая "регулярные" бои или пытаясь отступать, армия развалилась бы заведомо. Наконец, рывок на Москву был, пожалуй, тем единственным, чего большевики от белых не ждали.
К 21:00 штаб Добрармии разработал план действий на ближайшие дни (собственно, за истекшие два часа они только прикинули, куда на следующий
день двигаться частям, а график перевозок составляли все следующие 10-12 часов. Этого было достаточно). К этому моменту - 21:00 - Май связался по телеграфу и со Шкуро, и с Кутеповым, разъяснив ситуацию и установив общие намерения. В 21:30 в Воронеж, к Шкуро, в Севск, к Витковскому, в Орел, к Кутепову, а также в Новосиль и под Елец, к марковцам, вылетели аэропланы с подробными приказами (аэропланы 1917-1918 гг. имели дальность полета до 500 км, скорость 200 км/ч, а ночные полеты к этому времени были уже освоены); поскольку аэродромы во всех этих местах отсутствовали, летчики должны были выбрасываться с парашютом. Продублированы эти приказы были тут же, по телеграфу, в штабы всех соответствующих дивизий и корпусов.
В Харькове всю ночь с 15 на 16 грузили запасы, оружие, снаряжение и материальные ценности в эшелоны, предназначенные для перевозок в рамках начинающейся операции; готовили транспортные эшелоны. Тогда же, в течение ночи, железнодорожники составили графики перевозок. То же самое по приказу из Харькова делали в Курске и Касторном.
В ночь с 15 на 16 октября приказы Май-Маевского были получены и приняты к исполнению на фронте. Дроздовцы, занимавшие фронт к северу от Севска и до Дмитровска, с рассвета 16-го в полном составе покидали позиции и, конфискуя все подводы и всех коней, каких могли, стягивались в Дмитриев-Льговский (на железной дороге), куда из Харькова и Курска к ним подогнали эшелоны для дальнейшей перевозки. В Дмитриеве, что был в 40-50 км. от их передовой линии, дроздовцы немедленно грузились в эти эшелоны; к 18:00 16 октября погрузка была закончена, и эшелоны двинулись в Курск (130 км. по железной дороге), где и встали вечером 16-го.
Корниловские части, прикрывавшие железную дорогу Орел - Елец на участке севернее Орла - Новосиль, в течение того же 16-го стянулись по этой железной дороге в Орел (их забрали эшелоны, вышедшие из Орла). Прочие корниловские части не сдвигались с места; во всей округе Орла все 16-е шла массовая конфискация подвод и коней. То же самое происходило в Курске, Касторном, Воронеже, у марковцев под Ельцом, и, наконец в Харькове. Права собственности при этом не уважались нисколько, но там, где были наличные деньги или товары на складах, платили ими, не стесняясь, втридорога; там, где не было - выдавали квитанции на суммы, в разы превосходящие цены на коней и подводы.
Марковцы в течение 16-го и ночи с 16-го на 17-е стягивались вдоль ж-д. Орел-Елец к Ельцу (в руках красных). Шкуро потратил 16-е на то, чтобы, во-первых, сгрести с округи Воронежа коней и подводы и загрузить на них все, что имелось в Воронеже ценного (почему не в эшелоны, см. ниже - ж-д. мост был разрушен), а во-вторых, чтобы стянуть все свои части в Воронеж с фронта (самые дальние из них были от Воронежа в 70 верстах, что для конницы отнюдь не то расстояние, которое она не может покрыть по хорошим путям при переброске без боев в течение суток). Железнодорожный мост от Воронежа на запад через Дон был еще в начале октября разрушен (как и в РИ); его пытались белые восстановить, но так и не восстановили (в РИ его так и не восстановили до 23 октября, а там и Воронеж оставили. Соответственно, в нашей АИ Шкуро не может выводить эшелоны из Воронежа на запад). Поэтому свою армию и все запасы Шкуро из Воронежа перевел на западнный берег Дона через обычный (неразрушенный) мост на подводах, пешком и на конях в течение вечера 16 -го и ночи с 16-го на 17-е, а уж эшелоны ему подогнали от Касторного прямо к западному берегу Дона, к началу разрушенного ж-д моста, и погрузка в эшелоны произошла там в течение все той же ночи с 16 на 17-е и утра 17-го . Поэтому свои орудия и бронепоезда Шкуро оставил в Воронеже: орудия - чтобы не замедлять ее переброской и погрузкой всю операцию, а бронепоезда - потому что их невозможно было вывести из Воронежа (как и в РИ). Утром 17-го он погрузил свой корпус в эшелоны на западном берегу Дона, и весь этот табор двинулся на запад к Касторному, а потом через Касторное - на север к Ельцу; весь путь до Ельца (170 км. по ж-д) они закончили к 14-15:00 17-го.
В сам Воронеж на смену частям Шкуро пришли с юга части Донской армии (кроме того, входившие в группу Шкуро донцы Мамонтова большей частью с ним на север не пошли и остались в Воронеже).
Из Харькова утром 17-го вышли на север эшелоны Май-Маевского, одновременно из Курска вышли на сквер, в Орел, эшелоны Витковского. Вечером 17 октября все силы корниловцев, дроздовцев, и всего боеспособного, что можно было вытащить из Харькова, сосредоточились в Орле - всего 13 тыс. штыков и сабель, а всего вместе - ок. 17 тыс. чел.
В предвечерние часы 17-го октября марковцы и Шкуро комбинированной атакой взяли Елец и к вечеру сосредоточились в самом Ельце и по ж-д к северу от него (10 тыс. штыков и сабель, всего ок. 13 тыс. чел.).
Начальная фаза плана была выполнена. Красные, не имевшие представления о том, что происходит, не воспользовались в полной мере возможностями, которые открывало перед ними очищение белыми ряда позиций. Силы Буденного осторожно продвигались к Воронежу, обнаружив, что белые перед ними исчезли, силы красных на севском направлении заняли Севск и Дмитровск к вечеру 17-го стояли под Дмитриевым. Пехотные части, стоявшие к северу от железной дороги Орел - Елец, воспользовавшись уходом белых с большей части этого фронта, заняли Новосиль и овладели участком этой железной дороги от района восточнее Мохового до Хомутового. Здесь их никто не тревожил.
5-й кавалерийский корпус, получив приказ от Май-Маевского, стягивался к Сейму.Май-Маевский передал его в оперативное подчинение Драгомирову, как правофланговые войска последнего (времени вытягивать 5-й корпус от Сейма на присоединение к прочим силам Добрармии в Орле не было все равно).
Зато 17 октября совместное заседание Круга и Рады Кубани, возглавленное тордествующими кубанскими "самостийниками", постановило, в силу гибели Ставки ВСЮР, считать союз с Добрармией расторгнутым и немедленно предложить большевикам перемирие и мир. Врангель и Покровский в Царицыне были бессильны этому помешать, хотя и отказались повиноваться этому приказу. Кавармия стояла на грани полного развала.
Одновременно 17 октября происходило заседание Донского круга и правительства. Атаман Богаевский должен был дать разъяснение по поводу того, что он собирается делать в новых обстоятельствах. Его еще не смещали, но к этому шло; а известие о постановлении Кубанской рады дополнительно деморализовало донцов и подорвало позиции Богаевского. Одновременно спешно сосредоточенные донские силы прикрывали от махновцев Ростов и Новочеркасск; Матвеев Курган был уже занят махновцами.
В Киеве и Одессе Драгомиров и Шиллинг уяснили себе ситуацию к концу 16-го, а к концу 17-го ее знали и их войска. Деморализация была немедленной и страшной; Драгомиров принял решение стягивать войска к Киеву и выводить их на юг, к морю - в Одессу или Крым. В 5-й кавалерийский корпус, подчиненный ему теперь, был передан соответствующий приказ.
Смотри схематическую карту положения дел на 15 октября (в РИ) и на исход 17 октября(в данной АИ) (ссылки в началше поста).
|
| « Изменён в : 11/18/06 в 04:49:58 пользователем: Mogultaj » |
Зарегистрирован |
Einer muss der Bluthund werden, ich scheue die Verantwortung nicht
|
|
|
Mogultaj
Administrator
Einer muss der Bluthund werden...
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 4173
|
|
Re: Махно уничтожил Командование ВСЮР (окт.1919)
« Ответить #2 В: 11/18/06 в 04:43:37 » |
Цитировать » Править
|
Продолжение (карта: http://wirmappes.narod.ru/0001cv3.jpg )
Всю ночь на 18-е командиры обеих группировок - орловской (Май-Маевский) и елецкой (Шкуро) - обходили свои войска, разговаривая с ними. Перед рассветом 18 октября в обеих группировках войска получили последние приказы.
Надо сказать, что в предыдущие два дня Кутепов имитировал особое внимание к парированию главного удара 14 армии на Кромы, и у красных созрело полное впечатление, что подкрепления с юга идут в Орел именно для взщятия Кром и наступления на Брянск, на ударную группу 14 армии. Мысль о том, что белые будут прорываться на Тулу, оставляя все главные красные силы у себя в тылу, никому в голову закономерно не пришла.
Положение на утро 18 октября показано жирными черными (РККА) и голубыми пунктирными (ВСЮР) линиями.
На рассвете 18.10 орловская и елецкая группировка атаковали вдоль линий железных дорог слабые кордоны, стоявшие против них с севера. От Орла на Мценск атаковали корниловская и дроздовская пд в сопровождении сил, подтянувшихся с Май-Маевским из Харькова и Курска - всего ок. 13 тыс. штыков и сабель, в сопровождении 10 бронеавтомобилей (всего их во ВСЮР было 34, из них 12 в ДА), 4 легких и 1 тяжелого бронепоезда. Одновременно почти вся артиллерия Орловской группы била по красным, наступающим с запада и юго-запада, чтобы прикрыть удар на Мценск. Прорыв, естественно, имел ошеломительный успех: на севере красных было несколько тысяч, а бронепоезда, стоящие там, в РИ боялись больше 10 минут связываться с белыми бронепоездами даже при двойном своем перевесе. К вечеру 18 группа Май-Маевского была за Мценском. По ее следам часть сил 14 армии заняла Орел, но большая часть продолжала наступать от Кром к Юго-востоку и от Орла на юг, по старой инерции, не понимая еще, что бьет в пустоту; и на север от Орла движение развила только небольшая часть красных. В любом слоучае она не могла угнаться за Май-Маневским, ибо тот шел на подводах и эшелонами (войска шли, естественно,
на подводах, а поезда двигались не столько впереди, сколько вместе с ними, по уже расчищенному пути; лишь часть из них делала вылазки вперед, пробивая путь), а красные - пешком.
Одновременно такой же прорыв осуществил Шкуро от Ельца на север (ок.10 тыс. штыков и сабель, 1 тяжелый бронепоезд, 2 легких, 2 бронеавтомобиля).
Дальнейшее показано на карте (действия 18-23 октября).
На исходе 20.10 колонны Май-маевского и Шкуро, непрерывно развивая движения с юга, каждый - вдоль своей железной дороги, почти одновременно ворвались в Тулу и остановились там на ночевку. Шкуро при этом пришлось двигаться немного быстрее, но в пределах возможного.
Пехотные силы 14 армии, преследовавшие Май-Маевского от Орла, ночью с 20 на 21 стояли только южнее Плавска, безнадежно отстав от Май-маевского, причем были совершенно изнурены своим скоростным маршем.
Тем временем прочие силы 14 армии двигались от Орла на юг, и к исходу 20.10 приближались к Курску с северо-запада.
Слабые части Донармии, сменившие шкуринцев в Воронеже 17-го числа, не выдержали ударов Буденного, и 19.10 тот взял Воронеж. Стоявшие там части Донармии бежали на Касторное, преследуемые Буденным.
Положение сторон на исход 20.10 показано жирными линиями - темно-синей и темно-красной.
***
В следующие три дня части 14 армии взяли Курск (21.10 туда вошли авангарды с северо-запада, 22.10 подтянулись главные силы от Орла с севера) и развили движение на Обоянь, на своем левом фланге перехватывая и сталкиваясь с изолированными донцами, отступавшими от Касторного под натиском буденновцев на запад и юго-запад. Буденновцы взяли Старый Оскол и потеснили основные силы Донармии на юг.
Колонна Май-Маевского (включая силы Шкуро) шла тараном на Москву. Вечером 22.10 был взят Серпухов, где стоял штаб Южфронта РККА. За Окой были брошены бронепоезда - штаб Южфронта успел возрвать серпуховский железнодорожный мост: красные военспецы сочли положение дел таким отчаянным, что ликвидировали и свои собственные возможности слать что-то потом из Москвы через Серпухов по ж-д на юг.
На исходе 23 октября Добрармия ворвалась в Подольск.
Пехотные силы РККА, гнавшиеся за Добрармией от Орла, к концу 23 октября стояли севернее Тулы. Они были совершенно измотаны, и оставали от Добрармии еще больше, чем три дня назад. Да и настигни они каким-то чудом ДА, у них не было бы особых шансов: их было не более 10 тыс., у Май-Маевского - 22-23 тыс. штыков и сабель, не считая бронепоездов и прочей сопутствующей силы, которая стрелять все-таки умела.
Изменение положения дел на исход 23 октября показано на карте ярко-красной и светло-синей линиями ( http://wirmappes.narod.ru/0001cv3.jpg ).
|
| « Изменён в : 11/18/06 в 05:26:48 пользователем: Mogultaj » |
Зарегистрирован |
Einer muss der Bluthund werden, ich scheue die Verantwortung nicht
|
|
|
Mogultaj
Administrator
Einer muss der Bluthund werden...
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 4173
|
|
Re: Махно уничтожил Командование ВСЮР (окт.1919)
« Ответить #3 В: 11/18/06 в 04:47:37 » |
Цитировать » Править
|
Продолжение (карта: http://wirmappes.narod.ru/0001cv4.jpg )
На рассвете 24.10 колонна Май-Маевского ударила из Подольска на север. Впоследствии ни участники дела, ни москвичи не могли толком рассказать, что творилось в следующие два дня. Разумеется, если бы не то, что в Гражданскую войну военспецы с тоской называли "психологией", у наступающих не было бы никаких шансов. Однако к полудню 24-го, когда кавалерия белых подошла к городской черте, не выдержали нервы у центральных органов. Кремль был готов к эвакуации еще двое суток назад - так, на случай крайней необходимости. Теперь уже непонятно, кто кого заразил паникой - верх ли своих чекистов, чекисты ли свои верхи, или это вышло как-нибудь по-другому - но только вечером 25-го начальство, войска и беженцы из Москвы (впрочем, разницы между первыми двумя и третьей категорией была не всегда заметна) концентрировались, в общем, у Клина и севернее, в центре Москвы стояло все, что оставалось боеспособного от группы Май-Маевского, а по всему городу шел небывалый, с 1812-го года невиданный погром. Даже если бы белые хотели свести счеты со всеми, с кем их можно было бы свести, это было бы полностью вне их физических возможностей - за дело взялось население. Командование не рассчитывало удержать большую часть войск под контролем - огромный город, погруженный в хаос, обещал неисчислимую добычу и угрожал поглотить их; но сам масштаб происходящего пришел на помощь командарму и комкорам. Лишь небольшая часть чинов осмелилась рассеяться по городу ради добычи: в том извержении вулкана, которым стала Москва, пропасть было куда легче, чем вернуться с добычей. Грабили все: обыватели, бандиты, анархисты, целые красноармейские части и части особого назначения, по такому случаю не пожелавшие уйти из города и превратившиеся на время в обычные охотничьи шайки. Все грабили бок о бок или дрались друг с другом; никто не боялся победителей, сгрудившихся в центральных кварталах - было слишком очевидно, что контролировать миллионный город они не могут, что стоит им попытаться рассредоточиться, как большую их часть безвозвратно унесет Москва. Вечером 25 начались массовые пожары.
26, 27, 28 октября погром продолжался, никем не усмиряемый; ДА стаскивала то, до чего могла дотянуться относительно безопасно, а также никому не нужные в городе оружие, боеприпасы, топливо на восточные и южные вокзалы. Уничтожали средства связи, взрывали и поджигали военные склады, чье содержимое не могли вывезти. О раздаче средств населению никто и думать не стал бы: население уже который день само заботилось о себе так, что к нему было опасно приближаться. Что в городе никто не собирается держаться долго, командование не скрывало ни от своих, ни от чужих, справедливо полагая, что вести об этом отобьют у красных, стоявших у Клина и на Оке, намерение штурмовать город, даже если они такое намерение питают - для чего рисковать, наталкиваясь на бешеное по необходимости сопротивление, если вскоре враг очистит город и так, а ущерб, который он мог нанести, уже нанесен? 28 началась запись желающих уйти вместе с ДА в ее рядах; брали только боеспособных, успевших повоевать на Великой или Гражданской войне, и с большим разбором. Красноармейцев из числа мобилизованных большевиками брали особенно охотно; некоторые роты из красноармейских частей в Москве вступали в ДА в полном составе. Просачивания большевистских агентов при этом не боялись - что они могли бы сделать? Большинство поступивших хотело, вероятно, вырваться из города с добычей и распылиться; это не противоречило расчетам Добрармии. 29 октября на юго-восточной окраине города сосредоточились части ДА, принимая последние пополнения. Всего их число достигло 30 тыс. чел.: около 18 тыс. штыков и сабель первоначального состава (из 22), ок. 3 тыс. сопровождающего состава и ок. 8 тыс. добровольцев.
К этому времени почти со всех сторон Москву обложили вновь сосредоточенные большевистские соединения, Подходить близко к городу они боялись: удар засевшей там силы (которую они еще и преувеличивали) по любой из них немедленно привел бы ее к полной гибели. Прерывистый кордон шел от Подольска к Можайску, Клину, Загорску и Орехово-Зуеву. Совнарком и Реввоенсовет переместились в Тверь. В общей сложности в Центральном районе страны Советская власть располагала примерно полумиллионом вооруженных людей, и хотя они в основном были рассредоточены по местам - на них держалась власть, - и ни на что другое почти не годились, на такой случай можно было бы использовать и их. После первого шока к концу октября руководство Советской России пришло в достаточную уверенность относительно исзода войны: как и ста годами ранее, с потерей Москвы Россия вовсе не была потеряна теми, кто располагал большей ее частью.
Известия с юга могли только укрепить большевистских руководителей в их уверенности. 23 октября пала донская власть. 25 Дон и Кубань на совместном заседании Кругов предложили перемирие большевикам. 27 октября командование юго-восточного фронта заключило прелиминарное перемирие с Доном и Кубанью. К концу 29 оно вошло в силу на всем фронте. Кавказская армия Врангеля, ослабленная дезертирством многих кубанцев, изолированная, лихорадочно укреплялась в Царицыне. Деваться ей было некуда.
Положение дел на вечер 29.10.1919 показано на карте http://wirmappes.narod.ru/0001cv4.jpg
Ярко-красным и голубым выделено положение на 22 октября, прочими линиями - на 30 октября. Синий круг вокруг Москвы обозначает зону, где шел тот же стихийный разгром советских складов и учреждений, что в Москве.
|
| « Изменён в : 11/18/06 в 04:58:41 пользователем: Mogultaj » |
Зарегистрирован |
Einer muss der Bluthund werden, ich scheue die Verantwortung nicht
|
|
|
Mogultaj
Administrator
Einer muss der Bluthund werden...
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 4173
|
|
Re: Махно уничтожил Командование ВСЮР (окт.1919)
« Ответить #4 В: 11/18/06 в 05:05:56 » |
Цитировать » Править
|
Через шестьдесят лет югороссийское правительство Георгия Шкуро (на внуках природа, по-видимому, любит отдыхать не меньше, чем на детях) озаботилось проблемой воспитания первенствующего сословия бахадеран в традиционно-патриотическом духе - молодежь сословия уже начинала предпочитать русскому фарси. Этой правительственной заботе обязаны своим существованием многие причудливые произведения человеческого духа, начиная от телесериала «Начохр Предреввоенсовета» (латыш-рабочий Пауль Колцис, назначенный начальником охраны Лейбы Давидовича Троцкого, при исполнении своих ответственных обязанностей в действительности все время работает на ВСЮР, ибо давно отрекся от своей проникнутой марксизмом среды во имя Православия, Самодержавия и Народности, преданностью коим проникся еще на фронтах мировой войны. Творит он такие дела и с такой легкостью, что остается удивляться, почему фильм о нем снимают все-таки в Югороссии, в Тейрани, а не в Санкт-Петербурге, посреди возрожденной Российской империи) до интересующей нас сейчас картины «Генерал Май-Маевский выступает из Первопрестольной Москвы 30 ноября 1919 года». Картину, копии которой лет десять после этого висели в каждой школе Югороссии, соорудил известный скульптор и живописец Всеслав Клыкунов, за год до того прогремевший соооружением конного памятника генералу Шкуро. Генерал был изображен гарцующим на параде по случаю победы над британским экспедиционным корпусом. Правда, памятник получился несколько необычным, ибо фантазия даровитого мастера заставила генерала выставить вперед пятерню (жестом городового, прогоняющего с базара бродяг), а лошадь, наоборот - симметричным движением отставить хвост строго параллельно поверхности земли, что наводило на мысли самого ветеринарно-физиологического свойства; да и вообще впечатление было такое, будто у генерала и лошади разом прихватило живот, только генерал сдерживается, а лошадь - нет.
Картина была еще живописнее; вдохновение автора, по-видимому, отталкивалось от известного шедевра Васнецова «Три богатыря», с Май-Маевским в роли Ильи Муромца (на которого генерал, действительно, походил толщиной более всех своих соратников). В роли Добрыни выступал кряжистый Кутепов, а ухаря Алешу замещал удалой Шкуро. Втроем они конно и оружно стояли посреди широкой улицы, а за ними стройными рядами уходило в перспективу доброармейское воинство (в Югороссии 70-х мало-помалу стали писать при сокращении «Доброармия» вместо старого «Добрармия» - тем самым ненавязчиво давалось понять, кто есть кто). В улице можно было признать Царицынский тракт, но только изображен он был еще более широким и помпезным, чем его отстроили большевики, не говоря уж о действительном облике соответствующей улицы в 1919-м. На тротуарах толпился добрый московский люд, с просветленными лицами провожавший своих героев на новые подвиги (чему он так радовался, понять было трудно, поскольку город, собственно, сдавали большевикам). Сам генерал Май-Маевский, в отличие от своего васнецовского прототипа, не держал угрозно руку козырьком у лба, а, напротив, с открытым и радостным взором осенял себя широким крестным знаменьем, успевая при этом боковым сектором означенного взора ухватить и одобрительно встретить взгляд молодого батюшки, который – согласно замыслу автора, восторженно - высовывался из толпы с медным крестом в косую сажень величиной и осенял им генерала, так сказать, дополнительно. Надо сказать, что талант опять оказался сильнее художника, так как вид у священника был сумрачно-зверский, и казалось, что он не благословляет генерала своим медным орудием, а замахивается на него. При жизни генерал Май-Маевский был атеистом, но вспоминать об этом в 70-х не любили.
Ярко-голубое небо (не столь уж типичное, строго говоря, для ноябрьской Москвы, но для Тейрани и Тавриза в ноябре вполне естественное), любовно выписанные складки знамен и новехонькие шинели воинов (в виде исключения, эта деталь точно отражала реальность: московские склады позволили Добрармии обновить обмундирование) дополняли общий антураж. Мастеру немало повезло, что из участников Волжского похода мало кто остался в живых. Ничего не могло меньше напоминать то состояние духа, с которым Добрармия действительно выходила из Москвы 30 ноября, чем его фабрикат.
|
|
Зарегистрирован |
Einer muss der Bluthund werden, ich scheue die Verantwortung nicht
|
|
|
Mogultaj
Administrator
Einer muss der Bluthund werden...
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 4173
|
|
Re: Махно уничтожил Командование ВСЮР (окт.1919)
« Ответить #5 В: 11/18/06 в 05:08:54 » |
Цитировать » Править
|
Продолжение (карта: http://wirmappes.narod.ru/001fromarch6.jpg )
…Ничего не могло меньше напоминать то состояние духа, с которым Добрармия действительно выходила из Москвы 30 ноября, чем его фабрикат. Не говоря о той обычной опустошенности, которая появляется у людей, когда они выполнили дело величайшего риска и напряжения, а вслед за этим перед ними снова является повседневная боевая работа – подобное похмелье солдаты испытывают после каждой большой победы, если она не привела к миру, - помимо этого, люди ДА ясно чувствовали, что то, ради чего они шли на Москву, обернулось, при внешней видимости полного воплощения, своей противоположностью. Исключением являлись те, для кого поход был прежде всего сказочным набегом за добычей пополам с русской рулеткой. Эти были довольны. Единственное, что составляло предмет их забот, правда, весьма основательных, было то, удастся ли им выбраться с этой добычей живьем.
Большинству, однако, мерещилось иное. Нанести большевикам неожиданный и страшный удар в самое сердце из той пропасти, в который их бросила гибель Ставки; учинить расправу в самом главном логовище большевиков, а там будь что будет – вот чего они хотели. Многие к тому же надеялись, что если уж случится чудо и большевиков в Москве при их приближении постигнет паника и развал, то чудо этим не ограничится, и с падением Москвы развал сам собой пойдет и дальше трещинами по всему зданию большевистской власти, - и, может быть, взятием Москвы будет разом выиграна война? Надеялись и на восстания народа при приближении добровольцев, и на что-то вроде того ликования, которым их встречали в июне Харьков и Белгород.
Москва была взята, но ничего этого не случилось.
Никакого смертельного удара большевики не получили; удар пришелся в каменные нагромождения Москвы. Даже паника в Москве овладела по большей части служащими и мобилизованными; большевистские иерархи принимали решение уходить из города скорее на трезвую голову, сообразив, что на фоне уже определившейся победы на юге было бы неразумно рисковать своими лучшими силами – личной охраной, курсантами, краскомами – посылая их против Добрармии в уличные бои, исход которых, в конце концов, был все же не стопроцентно предопределен.Они предпочли сдать город, чтобы тем вернее и надежнее скоро вернуться туда – теперь уже навсегда. Ничего не вышло и из расправы. Расправляться было, можно сказать, не над кем – вся крупная добыча ушла. Да и останься она где-то, это ничего не изменило бы –чтобы чинить организованные кары, у Добрармии не было ни сил, ни времени. Если какие-то ее чины в частном порядке и зарубили либо пристрелили кого-либо на улицах Москвы,то даже они сами понимали. что гордиться тут в сущности, было нечем: в лучшем случае речь шла о самой мелкой сошке, в худшем – о случайных жертвах, имевших к большевизму ненамного больше отношения, чем их убийцы. Никакими трещинами не пошло большевистское здание: потеря главного транспортного узла была для большевиков и впрямь тяжелым ударом, но всерьез им не угрожала. Большевистский режим оказался не истуканом, которому можно снести голову, а сетью, которую можно до бесконечности рубить мечом. Через два-три дня первоначального беспорядка Реввоенсовет рассылал приказы из Твери не хуже, чем из Москвы. Не было никаких восстаний: в окрестностях Москвы люди боевого склада совершенно не хотели освобождаться, ибо сами были за большевиков, а политические симпатии и антипатии людей склада обывательского перестали интересовать даже их собственных жен. Не было никаких торжественных встреч: Добрармия действительно разбивала большевистские склады, призывая население расхватывать добро, но мародеры не устраивают встреч, а в Москве, к тому же, они обошлись и без помощи Добрармии, превосходя ее числом раз этак в пять.
Зато были всемосковский пятидневный погром (и даже его жители Москвы устраивали сами, Добрармия не имела сил и решимости вмешиваться), пожарище и необходимость после него сдавать Москву, поскольку большевики вовсе не думали разваливаться. Когда Добрармия покидала город, мало кому из грамотных людей не приходил на ум выход Наполеона: тот оставлял за собой приблизительно такую же картину; и этот разгром – не большевизма, а лишь собственной столицы – и был единственным зримым результатом, которым могла бы похвалиться Добрармия.
По мнению большинства специалистов, именно в те дни в Добрармии совершился психологический перелом, предопределивший многие будущие события: на Москву она рвалась еще как часть Вооруженных Сил Юга России, русская армия, отбивающая Россию у большевиков; из Москвы она вышла чуждым всему живому вокруг военным орденом, солдатской корпорацией, спаянной своим боевым прошлым, повиновением и доверием к своим начальникам. Она больше не воевала за Россию, но лишь пересекала ее, как за несколько сот лет до того ее могло бы пересекать кочевое племя. Многие понимали и другое: они не просто пересекают Россию, они покидают ее.
С нашей точки зрения в подобном виде этот взгляд, все-таки, слишком романтизирует и сгущает события. Настроения, о которых здесь идет речь, несомненно, образовали в итоге новый психологический облик Добрармии, но при выходе из Москвы они скорее намечались, чем сложились. Как бы то ни было, 30 октября 26-27 тысяч штыков и сабель ДА выступили в том единственном направлении, где их не ждала и не могла ждать никакая крупна сила красных: на юго-восток. В Твери, разумеется, ожидали попытки ДА вырваться из Советской России по кратчайшему пути – на запад, к полякам, - и именно потому спешно стягивали туда несчетные войска; а ДА, разумеется, именно поэтому туда не пошла. Она двинулась по рязанскому тракту, по-прежнему в основном на подводах, обычно делая в день не менее 30 верст (30 верст были достижением, доступным, как показала практика Гражданской войны, и для обычной пехоты в декабрьские морозы).
3 ноября Май-Маевский перешел Оку в Коломне, без боя отбросив слабый кордон большевиков, выдвинувшийся было сюда от Тулы. 6 ноября он был в Рязани, откуда двинулся прямо на юг, на Тамбов, не отходя от полотна железной дороги. В Тамбове он был 17-го. К югу от Рязани начинались уже края кулацкие, и здесь Добрармия оставляла за собой широкую полосу антибольшевистских мятежей; по дороге к ней даже кое-кто присоединялся. Она раздавала повстанцам оружие и торопилась уйти дальше на юго-восток, чтобы те, соблазнившись слухами о вывезенных ей из Москвы неисчислимых богатствах, не обратили это оружие против нее самой.
24 ноября Май-Маевский был в Ртищево, 29 ноября его авангард вошел в Саратов. Большевики бежали, не решившись взорвать мосты – главное соединительное звено между востоком и центром России в целом; им важнее было сохранить эти мосты для себя, чем лишить Добрармию возможности их использовать. 30 ноября Добрармия встала в Саратове, овладев заодно и тетдепоном на противоположном берегу Волги.
Расчет Май-Маевского оказался правилен: на всем этом пути его было некому встречать. Силы Восточного фронта РККА безвозвратно застряли у Омска, отводить оттуда было некого – в противном случае большевики рисковали бы вновь получиь Колчака не то что на Тоболе, а на Урале, сводя насмарку все успехи последних четырех месяцев.
Правда, от Урюпинска к Иловле тянулось расположение красных войск Юго-Восточного фронта. Перебросив их на север, большевики могли бы угрожать продвижению Добрармии. Однако, во-первых, они не могли знать, куда их перебрасывать и едва ли могли успеть перебросить их в срок; во-вторых, эти войска были достаточно прикованы к Дону необходимостью оказывать давление на Войско Донское, сохранившее нетронутую 50-тысячную армию и неспешно ведущее с большевиками переговоры о замирении и «хведерации» (кроме того, в подкрепление им прибыло тысяч 20 кубанцев, так как ни Кубань, ни Дон, при всем их стремлении к миру с большевиками, не забыли двух предыдущих опытов «замирения» и категорически не желали допустить третьего, а гарантией от него могла быть только большая армия, из-за спины которой велись переговоры).
Между тем на Нижней Волге в ноябре произошло немало замечательного, и виновниками тому были генералы Врангель и Покровский...
(карта: http://wirmappes.narod.ru/001fromarch6.jpg )
…
|
|
Зарегистрирован |
Einer muss der Bluthund werden, ich scheue die Verantwortung nicht
|
|
|
Mogultaj
Administrator
Einer muss der Bluthund werden...
Просмотреть Профиль »
Сообщений: 4173
|
|
Re: Махно уничтожил Командование ВСЮР (окт.1919)
« Ответить #6 В: 11/18/06 в 05:14:50 » |
Цитировать » Править
|
Продолжение. (карты:
http://wirmappes.narod.ru/001fromarch6.jpg
http://img168.imageshack.us/img168/6651/000wsyur011qx.jpg )
..На Кавказе, Волге и в Заволжье в середине октября положение было таково: в
Царицыне и по Волге к юго-востоку от него стояла Кавказская армия Врангеля,
укомлектованная в основном кубанцами. Редкие отряды в центре калмыцкой степи и к юго-
западу от Астрахани (под общей командой Драценко - всего не более 4 тыс. чел) вяло угрожали
этому городу, который без труда удерживал сильный красный гарнизон; мелкие красные
отряды стояли вдоль железной дороги Астрахань - Саратов; к востоку от этой дороги от Каспия
до района оз. Аралсор тянулся прерывистый фронт уральских казаков и союзных им киргиз-
кайсацких частей Алаш-орды; от оз. Аралсор фронт уральцев загибался на восток и шел вдоль
дороги Саратов - Уральск - Актюбинск, к югу от нее. Как раз в середине октября уральцы
неожиданно атаковали на север от Лбищенска в направлении Уральска и Самары, но к концу
октября были отброшены в исходное положение (все это было в РИ).
Когда во второй половине октября Кубанское правительство и рада разорвали со ВСЮР,
заключили перемирие с большевиками и предписали кубанцам Кавказской армии немедленно
покинуть ряды <генералов-черносотенцев>, положение Врангеля в Царицыне сделалось
невыносимым. Войска еще оставались ему верны, но сколько это могло продолжаться? К тому
же перемирие с Доном давало войскам Юго-Восточного фронта РККА, усилив левый фланг,
раздавить изолированные и немногочисленные силы Кавармии в Царицыне. Отступать на
Северный Кавказ по железной дороге, шедшей по территории враждебно-нейтрального Дона, а
потом - просто враждебной Кубани было немыслимо. Врангель и Покровский собрали все, что
могли, оттянули отряды из-за Волги в Царицын и 2 ноября ушли из Царицына на юг, в
калмыцкие степи, с несколькими тысячами оставшихся им верными штыков и сабель, не говоря
о прочих. Шли на повозках и на конях. Красные заняли по их следам Царицын, но не
преследовали их на юг - это было слишком трудно и бессмысленно: маршрут, который выберут
отступающие, был все равно неизвестен. В общем направлении отхода Врангеля красное
командование Царицына, однако, не колебалось: это должен был быть Ставрополь, тем более,
что Врангель и сам объявлял это в приказах и обращениях к войскам перед выступлением.
В действительности на Ставрополь Врангель отправил лишь беженцев и ничтожную
горстку солдат. Всеми остальными силами он за три недели прошел по степи более 400 км и 23
ноября вышел на дальние подступы к Астрахани, восточнее Утты. По дороге он вызвал большое
движение калмыков.
Калмыкам еще с 18 года нечего было ждать пощады от большевиков, и им замирение
Дона и Кубани с красными не несло ничего, кроме разорения и гибели. Врангель, проходя через
калмыцкую степь, широко информировал кочевников о происшедшем, и призывал их к
ополчению как единственному способу хотя бы на время прикрыться от красных, которые рано
или поздно, но неминуемо придут с севера после занятия Царицына. Калмыки выставили
конные ополчения у Сарпинских озер и дали самому Врангелю 10-15 тыс. всадников. С ними,
имея в общей сложности до 20 тыс. чел. Врангель вышел в Утту, где его никто не ждал, вошел
разъездами в контакт с Драценко и неожиданно как для него, так и для большевиков приказал
комбинированную атаку Астрахани с запада. Драценко подчинился.
Астраханский гарнизон вот уже полгода без напряженных боев оборонял Астрахань от
4-х тыс. чел., подступавших к ней с запада, и сам имел соответственные силы. Когда его
неожиданно атаковало 24 тыс. Врангеля и Драценко вместо 4-х, судьба города была
предрешена. 26 ноября Врангель ворвался в Астрахань. 27-29 ноября уральцы и алашордынцы с
востока, продвинувшись ему навстречу, общими усилиями с ним отбросили за Енотаевск остатки
астраханского гарнизона, поспешно отступавшие на север. Одновременно
уральцы атаковали с востока станции Эльтон и Баскунчак и взяли их.
В то же время уральская армия начала еще одну операцию на крайнем северо-западе
своего фронта, от района Аралсора. Вызвана она была гибельной для уральцев обстановкой. С
распадом ВСЮР уральскому казачеству, непримиримому к большевикам, оставалось одно:
организованно уходить на юго-восток, через Мангышлак (в РИ этот путь остатки уральской
армии совершат в январе-феврале, почсти полностью погибнув по дороге). Однако путь этот
осенью и зимой был так страшен, что пока держался фронт, уральское командование не
решалось начинать подобное отступление (тем более, что в середине ноября, как в РИ, красные
взяли Уил на правом фланге Уральской армии, нависнув над маршрутом отступления на юго-
восток). Между тем в начале 20-х чисел из сообщений, перехваченных у красных, уральцы
узнали что 17-го Май-Маевский миновал Тамбов, двигаясь на юго-восток. Начштаба Уральской
армии Моторный не сомневался, что Май-Маевский двинется на Саратов, и решился выслать
навстречу ему конный корпус. У красных на фронте уральцев почти не было кавалерии,
поэтому даже если бы с Май-Маевским встретиться не удалось, корпус мог бы без большого
риска вернуться обратно; а если бы удалось, то - учитывая падение Царицына и стоявшие по
Дону и в Царицыне войска Юго-Восточного фронта РККА - Май-Маевскому было бы
возможно двигаться дальше разве что к уральцам вместе с высланными ему навстречу
казаками; а такое подкрепление было бы для уральцев на вес золота.
Поэтому 28-29 ноября уральские конные группы ударили от Аралсора и только что
взятого Эльтона в направлении на Красный Кут (от Эльтона они шли сюда вдоль железной
дороги). Противостоять им на этом направлении было некому, и 5 декабря они вошли в город -
в тот же день, как с севера к нему подошли покинувшие Саратов (при этом они взорвали
тамошние мосты через Волгу, не в пример большевикам) и двигавшиеся вдоль железной дороги
по Заволжью войска Май-Маевского. Он пошел именно так, как от него ожидали уральцы, и
именно по тем причинам, каких они ожидали. Соединение 5 декабря считалось позднее одним
из наиболее памятных дней в истории Добрармии: добровольцы впервые после полутора с
лишним месяцев увидели <своих>. Вместе с уральцами они двинулись обратно на юг по той же
железной дороги, вдоль которой уральцы шли к ним от Эльтона несколькими днями ранее. 15
декабря они вошли в Эльтон; к этому времени Врангель с уральцами и алаш-ордынцами на
Нижней Волге, продолжая наступление от Астрахани вверх по реке, оттеснил красных за
Владимировку и Черный Яр, вступив к западу от Волги разъездами в связь с калмыками,
стовяшими кордонами от Сарпинских озер. Красные к этому же времеи закончили переброску в
Заволжье крупных сил из районов Саратова и Камышина, и те заняли линию Николаевск -
Палласовка, войдя своим восточным флангом в соприкосновение с западным флангом
противоуральских большевистских сил, вернувшихся в Александров Гай. Далее к востоку (как
и в РИ) красные потеснили уральцев в начале декабря вниз по реке Урал и 18.12 (как и в РИ)
взяли Калмыков на этой реке.
20 декабря, придя во Владимировку, Май-Маевский соединился с Врангелем.
Полуторатысячеверстный поход, начавшийся под Мценском, окончился. (О знаменитом
совещании во Владимировке 22 декабря будет рассказано позднее).
Тем временем к 20 декабря войска Новороссии (Шиллинг - Драгомиров) эвакуировались
с линии Одесса - Херсон в Крым и разместились там. Оборону перешейков, как и в РИ,
возглавлял Слащев.
В результате всех этих перемещений силы сторон группировались следующим образом:
- ВСЮР и союзные им уральцы: 25-30 тыс. в Крыму под началом Шиллинга и Слащева;
ок. 3 тыс. на линии Новороссийск - Сочи; ок. 10 тыс. на Тереке и в смежных районах (войска
Эрдели), ок. 7 тыс. калмыков у Сарпинских озер, ок. 15 тыс. уральцев к востоку от Волги, ок.2
тыс. чел. в Красноводске; и, наконец, ок. 50 тыс. чел. (Добрармия, остатки Кавармии, отряд
Драценко, уральские части и калмыки) на Нижней Волге у Ахтубы - всего ок. 110 тыс. Резервов
не было, мобилизационных возможностей - тоже.
- РККА: Южный фронт вдоль черноморского берега и западных границ Донской сферы
(Махно и его силы вновь - до поры - считались частями РККА, как последней весной); Юго-
восточный фронт вдоль Дона и до волжских районов ниже Царицына, Отдельная группа у
Палласовки и части Туркестанского фронта в Уральске и вокруг него против уральских казаков
- всего ок. 190 тыс. чел., не считая 30-40 тыс. Махно. Резервы были, мобилизационные
возможности - тем более. Из всех сил РККА, однако, против ВСЮР было сосредоточено лищь
меньшинство - остатки 11 армии, отступившей из Астрахани на север, подкрепленные
незначительными силами, высланными из Царицына, занимали позиции к северу от
Владимировки, Особая группа и части Туркестанского фронта- линию от Палласовки на
Калмыков и Уил.
Дон и Кубань сохраняли пока самостийность.
При таком соотношении сил у иных голов в лагере белых родилась мысль, восстановив
единое командование, вновь идти в наступление, нанося удар обоими сложившимися кулаками
- 30-тысячным из Крыма и 50-тысячным с Нижней Волги. Предполагалось, что этот удар разом
образумит Дон и Кубань и привлечет их снова на сторону ВСЮР, а там... Читатель, знакомый с
врангелевскими стратегическими идеями в РИ-1920 г. (да и в РИ-1919 г.) не удивится, если
узнает, что план этот выдвигал Врангель.
На совещании начальников во Владимировке 22 декабря Врангель энергично выступил с
требованием нового наступления. Действительно, никогда еще за всю Гражданскую войну
белые не сосредотачивали в одном месте такой массы войск, какая оказалась теперь на
нижневолском участке. С 50 тыс. чел. было бы нетрудно взять Царицын, а там воображение
Врангеля рисовало приведение в чувство донцов и наступление вместе с ними единым фронтом
на Москву с юго-востока; на этом направлении Врангель рассчитывал также получить помощь
повстанцев, боровшихся с большевиками на Тамбовщине с того момента, как Добрармия
прошла по ней месяц назад и оставила тамошним антибольшевистским отрядам (включая
знаменитую антоновскую банду), а также местным зажиточным крестьянам оружие.
Одновременно крымские войска должны были наступать на север и северо-восток, чтобы,
отбросив Махно, соединиться с донцами с запада и далее наступать во взаимодействии с ними
на Харьков - Курск и Воронеж.
Для себя самого Врангель во всей этой операции испрашивал роль командующего всеми
кавалерийскими силами, которые собрались бы на донском направлении наступления на
Москву. Точнее, только этого он испрашивал открыто. Однако мало для кого было секретом,
что он успел сам или через посредников переговорить с большинством высших начальников о
своих претензиях на главнокомандование в целом. Да, Добрармией - главной частью ВСЮР - с
весны 1919 командовал Май-Маевский, и он же еще с первых месяцев 1919 командовал как
комкор-2 главной частью Добрармии - <цветными> пехотными войсками. Но Врангель
командовал Добрармией еще раньше, чем Май-Маевский, и был тогда, в частности,
начальником самого Май-Маевского как комкора-2. Кроме того, кавалерист Врангель был куда
более амбициозен, порывист и энергичен, чем грузный пехотинец Май-Маевский, да и моложе
его на 10 лет. Врангель был недоброжелателем и соперником Май-Маевского с тех пор, как
того в мае 19-го Ставка выдвинула в командующие Добрармии вместо кандидатуры, которую.
отстаивал сам Врангель (ген. Юзефовича, литовского татарина-мусульманина). И теперь, 22
декабря, ни у кого не возникало сомнений в том, что Врангель предлагает свой план не для
того, чтобы остаться в рамках его выполнения подчиненным. В том случае, если бы этот план
был принят начальниками, то тот, кто осмелился его выдвинуть, и был бы признан ими
главнокомандующим; психологически одно было неотделимо от другого.
После того, как Врангель сказал все, что хотел (Май-Маевский не без расчета
предоставил ему говорить первым), к начальникам обратился Май-Маевский. Начал он с того,
что прямо сказал: война проиграна безоговорочно, чудом является само их сегодняшнее
совещание и то, что под их рукой все еще находится несколько десятков тысяч человек - да и те
стоят с ними только потому, что - по их понятию - без привычных начальников их положение окажется еще
более безнадежным, чем с этими начальниками; с таким настроением можно отходить и обороняться, но не
идти в стратегическое наступление. Казачество Дона и Кубани не поднимется вновь на войну
ни добровольно, ни тем более под угрозой - любая попытка силового давления лишь отбросит
их еще теснее к большевикам. <Если здание зашаталось и начало рушиться, можно ли заставить
строителей не бежать прочь от него, а продолжать стройку, хотя бы на непокорных и были
заготовлены веревки?> (подлинные слова М.-М. в РИ). Да если бы донцы и согласились
примкнуть к новому походу, их действия, как это уже было дважды - летом 1918 и летом 1919
- ограничились бы охраной собственных земель. В новом наступлении, да еще зимой, при
полном изнурении войск, проделавших многосотверстные походы, можно будет только
понапрасну растратить остатки еще имеющихся сил. Главная сила России - мужик и казак - в
большинстве своем навсегда отвернулись от белой армии; большевики во многом ненавистны
им, но свою судьбу они будут искать на путях сделок с большевиками и самостоятельного давления на них, пусть даже вооруженного - но только не в попытках
сбросить большевиков под руководством белых, навсегда пропустивших случай возглавить
население минувшим летом (Май-Маевский и в РИ думал примерно так: он добивался летом
1919 от Ставки немедленного разрешения аграрного вопроса в пользу крестьян-захватчиков
помещичьей и прочей земли, и считал отказ Ставки от такого решения катастрофическим для
белого дела).
Единственным разумным планом в этих условиях является не вторая попытка завоевания
Центральной России, а уход на такую окраину павшей Империи, где возможно будет
устроиться и защититься от большевиков, владеющих прочими ее землями. Единственный
край, подходящий для этого - Закавказье. Не только войска, которым нечего более терять,
двинутся туда по призыву своих начальников, но и три народа - терские казаки, уральские
казаки и калмыки; все они не могут ожидать от большевиков ничего, кроме гибели, не имеют на
этот счет никаких иллюзий и, несомненно, предпочтут великий исход под охраной и в союзе с
Добрармией тому, чтобы погибать от красных. Закавказские режимы не выдержат и легкого
военного толчка, ничтожные численно отряды англичан на столкновение с этим переселением
народов не пойдут, Армения окажется на стороне пришельцев, которые станут для нее
спасением от турок, грузин и татар [азербайджанцев]. Эту операцию и надо готовить и
осуществить под прикрытием имеющихся немалых - но заведомо последних - сил, а не растрачивать их в бессмысленном наступлении.
После этого на совещании начался хаос. - Ваше Высокопревосходительство намерены
сделать из нас евреев, а из себя Моисея? - спросил в ярости Врангель - Но Каспий не
расступится перед нами, чтобы утопить красных, да и блуждать сорок лет большевики не
дадут! Май-Маевский не ответил. В отличие от Врангеля, он ничего ни с кем не обсуждал
загодя, кроме Ефимова и неизменного <Андрюши> - генерала Шкуро (в РИ тот еще в сентябре-
октябре обсуждал с Май-Маевским, как лучше было бы устроиться за границей в случае
поражения). Он любил играть ва-банк. Теперь он попросту ждал, пока все желающие не
откричатся и не охрипнут.
Через полчаса он постучал пустой кобурой по столу. Люди стихли. -Я принимаю на себя
командование Вооруженными Силами Юга, - сказал, не повышая голоса, Май-Маевский, -
несогласных с этим прошу встать и ручаюсь словом, что если их окажется достаточно, то
покину армию и не буду помехой тому, кто поведет ее иными путями.
Встали трое: Врангель и двое комбригов.
- Таким образом, я вступаю в командование, - сказал еще более скучным голосом Май-
Маевский и распустил совещание.
См. карту http://img168.imageshack.us/img168/6651/000wsyur011qx.jpg (стрелки - действия сторон в ноябре - середине декабря; темные толстые линии - положение сторон на 22 декабря).
Ту би конт.
|
| « Изменён в : 11/18/06 в 05:22:02 пользователем: Mogultaj » |
Зарегистрирован |
Einer muss der Bluthund werden, ich scheue die Verantwortung nicht
|
|
|
|
