Поверяя бумаге то, что удалось мне ценою многих опасностей и немалого риска разузнать о Царстве Плутона, я не могу не испытывать сомнений на тот счет, удастся ли мне возбудить в других, не видавших того, что видел я, своими глазами, хотя бы тень доверия к тому, что мною описано; ибо Ад есть совсем не то, что о нем думают.

Я не нашел там никаких особенных мучений и пыток, кроме тех, что есть и у нас, и ни разу не видел Дьявола и его Присных, и вообще никого, кроме людей, вполне подобных нам, с тем исключением, что они не могут умереть совершенно (да и это отличие не из важных, потому как и мы не можем умереть подобным образом, чему лучший свидетель и есть сам Ад). Можно сказать, что Адское Царство весьма похоже на земное, с одним лишь чудесным отличием, о котором я найду время поговорить ниже, да и это отличие направляется скорее в хорошую сторону, чем в дурную, если, по крайней мере, посмотреть на дело без лишних толков. Но прежде чем перейти к дивам Адской Природы, или, к примеру сказать, Домашней обстановки, надо бы описать Домочадцев, или Обитателей Ада; к числу каковых относится девятьсот девяносто девять умерших из тысячи и даже больше, ежели судить по тому, что все без исключения, кого я знал за покойников, оказались там и могли сказать то же самое о себе.

Каждому в Аду, можно сказать, воздается по его вере, ибо он принужден служить одному из пяти Могуществ, подходящему к его обычаю и нраву своими установлениями. Ибо оказывается, что, впрочем, каждый и сам мог бы заметить, что люди склонны думать о своих делах по-разному, но если посмотреть на них как бы со стороны, то все они словно образуют пять Партий.

Люди первой Партии существуют ради одного того, чтобы являть миру собственную доблесть и добиваться славы блестящими подвигами; а если кто не хочет вести такую жизнь, желая избежать великих опасностей и кровопролития, с нею связанных, тех они считают людьми низкими, словно самим Богом предназначенными на одно то, чтобы прислуживать благородным и дивиться их деяниям, а, впрочем, заслуживающими и великодушия от тех, кто наделен Силой, если только не переступают границ приличествующего им Смирения. Все люди, которые в душе полагали так при жизни, в Аду служат Первому из Могуществ; их цвета - Золото и Синева. Среди них множество славных рыцарей и князей со всей Европы, равно как и воинов, правивших на Востоке, вроде мамлюков каирских и делийских, или раджпутов из краев между Авророй и Гангом, или владетелей Великой Бухарии и множества других; равно видим среди них Александра и других царей империи македонян. Есть там и допотопные халдейские государи, из которых благороднейшим заслуженно почитается Билгамис, - такие древние, что это Могущество по праву гордится своим первенством и знатностью.

А те, кто принадлежат второй Партии, - это все, кто при жизни полагал, что людям должно собираться воедино для того, чтобы, отнюдь не потакая собственным вожделениям, непрестанно совершенствоваться и укрепляться в добродетели под попечительством мудрого и отечески сурового Правления, назначенного на то, чтобы неуклонно вести их к истинному благу, примерно сказать, словно любящие родители своих чад, а равно и тщательно отделять дурных овец от добрых, дабы не оставлять неспособных исправиться жить на развращение прочих. Могущество этого рода - сильнейшее по числу подданных и полководцев, и могло бы без труда покорить весь Ад, если бы не частые раздоры между его баронами и королями, происходящие из рассуждений о том, в чем же заключается истинная добродетель, ибо в отличие от того, что кажется благом человеку обычному, исполненному всяких Пороков, настоящая Добродетель мало кому понятна, а потому всеми и толкуется по-разному. Из-за этого было в том Могуществе много кровопролитных прений, пока не порешили они, что каждый владетель в своих пределах устанавливает свои порядки, против других Могуществ бьется вместе с прочими, а от усобиц остерегается. Цвета их: черный, белый и алый, у всякого в своем роде. У тех - черный изломанный крест на алом и белом, а у иных - сплошь алое полотно; у этих мне не довелось разузнать имен, но первые из названных мной почитаются самыми стойкими, а вторые - самыми удалыми в бою. Из прочих слуг этого Могущества достойны упоминания такие: цари и дружины Катая, что все, как один, поклоняются Конфуцию, Магомет с его сарацинами и другие калифы и махдии, в числе коих хорошо знакомые нашему миру Альморавиды и Альмогады, из прочих магометан - Великие Турки, спартанцы со своим Герцогом Леонидом и другими, некоторые Государи России или Московии, а также многие славнейшие Римляне, как суровый Катон и Великий Август; впрочем, всех их утомительно перечислять. Стоит все же сказать, что, хотя большинство добрых Французов нашего века, подвластных Бурбонскому Дому, не говоря об их Королях и Принцах, с охотой примкнуло к этому Могуществу, Месье де Тюренн и другие гугеноты сделали это лишь после долгих колебаний.

Но всего страшнее врагам среди них аннамиты, алых кхамиры, кои в борьбе за общее благо не щадат собственную плоть и кровь, и народ с дальнего берега Океана, почитающий богов Кимов, равно усердный на войне и в учении, что, поистине, встретишь нечасто.

Достойно упоминания, что в этом-то Могуществе подвизаются великие и почитаемые рыцари Иудеи, такие как Навин и Маккавей со всем своим воинством, Иосия, Эзра, Неемия, и вообще все те, кто всякому известен из священной истории за истинных Служителей Божьих. Привлеченные славой их имен, многие Христиане поступали на службу названному Могуществу, прежде чем, если будет нам позволено так выразиться, могли убедиться, что не все то золото, что блестит. Да, надо сказать, Иудеи и не пользуются в том Могуществе большой властью, как по своей Неуживчивости, так и из-за вражды, которую ведут с ними те упомянутые мной выше Чернокрестные, как и властные Персидские Аятоллы, или наставники персов в праведной жизни, пользующиеся, кроме прочего, помощью Ассасинского Старца, родного им по крови и вере.

Можно бы и еще многое рассказать об этом Могуществе, а особенно о том, с каким попечением поддерживается там благочестие, свое в каждом округе, равно как и о непреклонной суровости, с которой они обращаются на войне с жителями вражьей страны, как, впрочем, и своей, но и без того мы наговорили о них достаточно.

Что до Третьего Могущества, то ему служат те, кто полагает, будто люди собираются воедино ради одного лишь довольства, которое они и ограждают Клятвами. Так что Клятвы, как и Власти, нужны им лишь для того, чтобы можно было, пожертвовав немногим, в безопасности потакать своим желаниям и наслаждаться любыми радостями, лишь бы они не причиняли другим прямого вреда. Здесь видим Ахава, царя Израильского; множество беззаконных восточных царей Вавилона, Каира, Александрии, Магогов и Суз; персидских императоров, вроде Ксеркса и Дария, темнокожих князей Короманделя и Малабара, да всех и не перечесть. Однако ж людей, родившихся после Рождества Христова, видно среди них очень мало, из чего всякому видна сила Святого Крещения, угнетающего развратные помыслы даже в тех, кто его не принял. Разве что можно указать здесь Скандинавских правителей и одного необычайно могущественного Императора Французов, каковой не жил еще в мое время, ибо родился одним столетием позже меня, почему и имя его показалось мне без надобности, тем более, что назвать его знатным было бы, пожалуй, далеко от правды. Впрочем, из Французов, к нашему стыду, пребывает у них еще и Анри Бурбонский. Из Римлян здесь, - упомянем для тех, кому это может показаться достойным упоминания, - одни только Юлий Кесарь, Веспасиан и Скипион Африканский, каждодневно оплакивающие то, что им приходится сражаться против соотечественников, во множестве находящихся во Втором и Пятом Могуществах. Вообще, Третье Могущество не особенно многочисленно и давно было бы уничтожено, если бы прочие смогли сговориться против него; да, надо сказать, и в бою оно так упорно и яростно, как никто другой, поскольку его слуги по своему разврату и гордости чуждаются всякого Уныния и Раскаяния, а, кроме того, благодаря своему пристрастию к взаимным обязательствам, являют немалую Верность. Цвета их: Зеленый и Золотой.

В Четвертом Могуществе о человеческом уделе полагают примерно то же, что в Третьем, однако считают, что довольство вовсе не нуждается в Верности и обременительных Клятвах, ибо достаточно все устроить с Умом и тратить как можно больше Денег, чтобы дело двинулось словно само собой, да так и пошло само чем дальше, тем лучше. И вправду, благодаря своим неисчерпаемым богатствам они могут обойтись золотом и порохом там, где другим приходится применять Доблесть. Впрочем, им присущи и немалые слабости, ибо, во-первых, они изрядно трусливы, а, во-вторых, желая, чтобы все у них было по-хорошему, но не в силах ни устроиться таким образом, ни признать себя побежденными, они вынуждены прибегать ко Лжи чаще, чем это пристало бы честному человеку, и так привыкают к ней, что перестают отличать ее от Правды, особенно если это им на руку. Этому Могуществу служат все больше поздние народы с обоих берегов Атлантического Океана. Их Цвета: Золотой и Белый.

Пятое Могущество описать всего проще; попадают на его службу те, кто думает, будто людям нечего делать друг с другом, кроме как обманывать, грабить и притеснять, и кто в таких обстоятельствах добьется наибольшей корысти, тот и лучше всякого другого. В этом Могуществе видим Бразильцев и жителей Новой Испании, Чили и прочих краев этого Материка, многих Африканцев и Московитов некоего позднего времени. Это Могущество было бы совсем слабосильно, если бы к нему по необходимости не примкнули все те, кто считает, что таким образом, то есть грабежом других, должна жить целая страна, и лишь порядки внутри нее следует устанавливать более справедливо. Разница между ними и обыкновенными людьми названного Могущества, в сущности, велика, но находятся им и поводы для сближения, так как те тоже полагают, что свойственными им занятиями лучше заниматься не в одиночку, а шайками. Итак, находятся здесь воинства Афин, Ниневии и Карфагена, как и морские короли Севера, не говоря о множестве варварских племен; в то время, как они храбро воюют, прочие пронырством и хитростью раздобывают для них Сведения и Средства. Цвета этого Могущества так грязны, что никто не умеет их различать.

Причем дела в Аду поставлены так хитро, что вовсе не берется в расчет то, что человек всю свою жизнь думал относительно собственного Убеждения, а смотрят лишь на то, каково оно на деле. А поскольку люди преизрядно склонны заблуждаться на свой счет, то не раз оказывалось так, что тот или иной был весьма удивлен Знаменами, под которыми очутился. Так, некий поздний Регент Лиссабона по имени Саласаро, как и многие русские Капитаны и Генералы того же времени, известные своими походами против разнуздавшейся черни, все оказались на службе Третьего Могущества, хотя первый был добрым католиком, а прочие, если можно так выразиться, добрыми схизматиками, коли только схизматик может быть добр. И пришлось им воевать под изрядно досаждавшими им штандартами с изображениями Баалов, Астарт и других непристойностей, о чем они немало сожалели. Точно так же один итальянский Дука Бенита, современник тех людей, о коих я только что сказал, полагавший на свой счет, будто он является служителем Второго Могущества, да еще одним из главнейших, оказался в Третьем, что вполне и заслужил по своим делам. Или иное недоразумение, которое доставило всем в Аду много веселья: был, или, точнее бы сказать, будет некий германец, вообразивший себя персидским мудрецом Зороастром, или подобным ему двойником, или чем-то в этом роде; ну, словом, глупость из числа тех, до которых может додуматься только философ. Проповедуя со всей возможной ревностью учения то ли Первой, то ли Второй Партии из перечисленных выше, и передавая, что, дескать, так и говорил Зороастр, этот человек оказался в Аду причислен к Лжепророкам Второго Могущества, - говорю "Лжепророкам", ибо что бы такое истинному Пророку делать в Аду? - и немалым ударом было для него узнать, что сам Зороастр от начала времен служит Третьему Могуществу, каковое названный человек презирал всей душой; говорят, что от горя он совсем помешался, чему я не верю, ибо, по всему, он был более чем безумен и при жизни.

Далее, диву можно даться, если подумать, как мало значит в Аду различие веры и языка. Ведь в каждом Могуществе оказываются люди разного толка и происхождения, однако же это не мешает им держаться вместе, если только не говорить о раздорах, случавшихся в свое время во Втором Доме, о чем мы имели уже случай сообщить. И наоборот, люди, родные друг другу по крови и стране, видят себя перед необходимостью драться друг против друга, так как они служат разным Могуществам; ибо оказывается, что в общем для них отечестве ценили они вещи столь различные, как огонь и вода, и каких в нем, может быть, вовсе и не было. И бывает жалостно смотреть, как из-за этого они плачут и мучаются, в чем, собственно, и состоит назначение Ада. А иные, напротив, радуются, что могут теперь невозбранно сводить счеты с врагом, посягать на которого раньше их не допускала общая Клятва; и в применении к таким людям назначение Ада выглядит, пожалуй, не так уже явно, как к тем первым.

Здесь, однако, следовало бы заметить, что разность между Могуществами меньше, чем это могло бы показаться на первый взгляд. Так, Первое Могущество сходствует со Вторым в том, что оба полагают, будто люди делятся на лучших и дурных, а у лучших превыше всего жалуют воинские подвиги; Третье и Четвертое Могущества равно ценят удобство и благополучие; Четвертое и Пятое не желают связывать себя многими обязательствами и весьма любят Свободу; и, словом, у каждой пары из них найдется одна общая черта, какая при иных обстоятельствах побудила бы их объединиться против остальных; однако Ад устроен так тонко, что они никак не могут сделать это из-за разделяющих их великих разногласий в остальных делах.

Так, Первое Могущество всех прочих держит за Малодушных, а в чужих глазах само мнится Орденом Насильников; Второе Могущество видит во всех прочих одних Невежд, хотя среди них само считается средоточием Безумия; Третье упрекает иных в несправедливой Лжи, будь то из-за жестокости или по малодушию, а само среди прочих почитается Развратнейшим, ибо сластолюбивая откровенность его переходит всякие границы; Четвертое порицает всех прочих за чрезмерную, на его вкус, Взыскательность, но и само, в свою очередь, осуждается за слабодушное Лицемерие; Пятое полагает всех прочих редкостными Глупцами, а среди них слывет за оплот Бесчестия. На взгляд же человека постороннего все они в чем-то хороши и плохи, каждое на свой манер.

(Окончание текста не сохранилось, исключая остаток подписи: ...ян, маршал Франции).