Moscow

К построению «хороших» альтернативок по новой истории России: «если бы не Александр...»
I.
А) Основная геополитическая проблема России, приведшая ее (вместе с большей частью восточной Европы) к краху, заключалась в игнорировании золотого правила: автаркический сосед - враг, враг врага - друг (=дружить надо «через голову»). В итоге геополитическая эволюция 1800-2000 сводилась к следующему:
(0) равновесие сил Австрии, Пруссии, России на востоке континента, Англии с Францией на западе и обеих систем вместе (держалось весь XVIII в.) было взорвано французской Революцией и Империей.
(1) в этой ситуации Россия однозначно бросила свой вес на чашу Срединной (германской абсолютистски-монархической) Европы против Франции. В 1801 Александр категорически разорвал русско-французский союз, сложившийся на исходе правления Павла. В 1804-1805 гг. Россия начала войну против Франции на стороне третьей коалиции без единого реального повода. Тильзитский союз для имп.Александра был вынужденным, исполнять его Россия никогда и не собиралась. В 1809 Александр его предал, на 1811 готовил в условиях полного мира первый удар по французской системе в Польше и Германии; выяснение этого французами и фактический выход Александра из режима антианглийской блокады подготовили 1812 год. Такая политика диктовалась исключительно идеологическими соображениями и маниакальным стремлением Александра выглядеть насадителем и охранителем мировой и внутрироссийской цивилизации; единственным аналогом является политика Горбачева. Александр поддерживал не Пруссию или Австрию, а просвещенный абсолютизм дворянской монархии (которого не было ни в Англии, с ее фактическим купечески-олигархически-республиканским устройством, ни во Франции - империя Наполеона не ставит себе целью никого «цивилизовать», это не аристократически- -воспитательная империя знати, а военно-крестьянская империя нации, вроде Египта Насера, Садата и Мубарака) против «плебейства» и «торгашества».
(2-3) В итоге в начале XIX в. родилась могучая Срединная (германская) Европа [с 1866-1870 выяснилось, что ведет там Пруссия, но это уж была их внутренняя разборка], которая с самого начала оказалась совершенно неприступна ни для Востока, ни для Запада, но сама могла им грозить. До середины XIX в. она консолидировалась порегионально, в 1850-х -1878/1879 - кристаллизовалась под гегемонией Пруссии. На первой фазе Россия питала себя фантастическими иллюзиями того, что она - протектор-гегемон и старший сочлен для семьи монархий Срединной Европы, на второй - Срединная Европа стерла эти иллюзии в порошок одним движением бровей. В 1854 достаточно было австрийского ультиматума, чтобы российская армия убралась из Валахии-Молдавии, в 1856 другой австрийский ультиматум заставил Россию пойти на мир, лишившись черноморских крепостей, в 1878 позиция Бисмарка на Берлинском конгрессе лишила Россию ее балканских завоеваний.
(4-5) После Берлинского конгресса 1878 г. Россия, осознав, куда ее завело протежирование Срединной Европе, лихорадочно начала искать выхода, и вскоре нашла его в сближении с Францией как противовесом центральным державам (1893 - антигерманский военный блок с Францией). «Союз через голову» был заключен, но было уже поздно. Срединная Европа набрала такой невиданный военно-политический и технический потенциал, что не смирилась перед лицом этого союза и после осознания положения дел и достаточно короткой подготовки швырнула этот потенциал в борьбу за всеевропейское, а вместе с ним и мировое господство. Борьба эта шла тридцать лет с перерывами (1914-1945; тот факт, что само появление большевистской России, нацистской Германии и сама вторая мировая война являются прямыми порождениями первой, в доказательствах не нуждается; ср. Фош о Версальском мире: «не мир, а перемирие на 20 лет [пока не подрастет новое поколение солдат взамен выбитого]»). В ходе этой борьбы Срединная Европа дважды крупно разносила Восток, а один раз Запад, и дважды рушилась сама. В итоге она ни разу не смогла победить, но и своих противников ослабила в такой степени, что на этом фоне в два прыжка - и в точности в связи сначала с первой, а потом и со второй мировой войной - выросла Америка как мировая империя.
(6) Дальнейшая борьба между Американской и Русской сверхдержавами привела, по причине неравенства экономического потенциала и, особенно, исключительно низкого социально-психологического качества российских элит сравнительно даже с американской, к краху России.
Весь цикл, как видим, фактически был предопределен в начале XIX в. Раз поднявшуюся Срединную Европу остановить было уже невозможно; прочно одолеть соседей она тоже практически не могла; зато катастрофически ослабить их и себя в ходе борьбы, создав не то что военно-политический вакуум, но, так сказать, всеевропейское поле пониженной военно-политической плотности - могла заведомо; этот «полувакуум» могли заполнить только США и СССР. Выбор 1801-1814 гг. прямо подготовил ситуацию 1950; из нее могли быть самые разнообразные выходы (как показывает пример Китая, крах России объясняется не экономическим отставанием, а разрухой в головах элиты и национального большинства, причем разруха эта царила в разных формах в головах элиты с петровских времен, приведя ее к окончательному сумасшествию к концу XIX в.; к этому же времени она глубоко проникла в народ, приведя его к такому же сумасшествию к концу XX-го), но в любом случае после 1950 г. дело шло уже о русской рулетке, когда любая ошибка становилась для Америки - очередной, а для России - последней. Штаты в XX в. совершили много глупостей размаха горбачевской перестройки - и ничего, успевали выправлять. Россия сделала две (во-первых, надежды тов. Сталина, а-ля Александр I, на крепкий союз с Германией против Запада при гегемонии России [с точки зрения чисто механической «гехаймдипломатии» тов. Сталин все рассчитал, казалось бы, правильно, но не учел, что Срединная Европа скорее погибнет, решившись на самоубийственную войну с ним, чем согласится быть вассалом России - он тоже игнорировал правило «дружбы через голову»], - и тоже по идеологическим причинам; во-вторых, «примирение с Западом по-горбачевски», включая Большую Реформу) - одна ее чуть не убила, другая убила.
Б) Вторая основная проблема России (вызывавшая, в частности, и проблему А), заключается в ценностной и информационной разрухе, царящей, как упоминалось, в головах ее элит, а равно и всех слоев, эти элиты выдвигающих. Монархи и диктаторы России могли быть и прекрасными, и даже просто блестящими национальными правителями (Екатерина II, Александр II, Александр III, Брежнев), но, во-первых, и на них это помрачение умов до известной степени сказывалось, а во-вторых, с такими элитами и им мало чего удавалось добиться. Историческое правило для Англии: блестящих правителей нет вовсе, при нормальных дела идут блестяще, при плохих - нормально, при ужасных - кое-как. Правило для России: при прекрасных правителях дела идут кое-как, средне-нормальных не бывает, при плохих - ужасно (для государства и населения или только для населения, на костях которого резвится и достигает величия государство), при ужасных она гибнет. Деятельность Александра II или Брежнева напоминает попытку остановить и развернуть поток леммингов, устремляющихся в Енисей; они и вправду отклоняют этот поток на хорошие пастбища, но чуть только они утратят дееспособность, как поток рвется к Енисею с новой силой.
В свою очередь, разруха эта имеет глубокие и неустранимые причины, связанные с разностью, так сказать, информационных потенциалов Европы и России по состоянию на 1700 г. Основным источником разрухи (прямым) является некритическое заимствование европейских концепций и тотальное применение их в России к месту и не к месту. При этом заимствующий не берет в расчет не только того, что Россия на Европу не весьма похожа, но даже и того, что в самой-то Европе из этих концепций действительно применяется одна десятая и с оговорками, а остальное только на словах гуторят, и далеко не всегда это применение ведет Европу к добру, а не к худу; наконец, сами эти теории упрощаются при заимствовании и применении до идиотизма, так что и здравая сама по себе мысль начинает идти во вред (самый яркий, но далеко не самый масштабный пример - кукуруза Хруща).
Петр на 100-150 лет превратил страну в концлагерь, обеспечивающий веселье шляхетства, применяя теорию «регулярного государства» европейского предпросвещения, хотя в самой Европе эта теория в реальность переходила очень слабо, а где переходила, там все общины - и городские, и сельские - показывали ей зубы, совершенно не желая, чтобы их «строили» без дела и сосали из них налоги на устроение придворных парадизов (наиболее блестящее «регулярное государство» Европы, успешнее всего строившее парадизы на средства, «не по понятиям» выкачиваемые из подданных, - Французская монархия - и в трубу вылетело громче и страшнее всего по этим причинам). Удачно это сходило только там, где государство - по причине ли силы общественных корпораций, по причине ли своей умеренности - не высасывало из страны соки и не воспитывало ее, а только командовало ей и поощряло рост экономического потенциала самого населения, беря «по понятиям» и на дело (Скандинавия, Пруссия Фридриха II, Австрия при Йозефе II).
Весь XIX в. и правительство, и общество в России было под полным гипнозом стандартной европейской концепции «комплексной социальной-и-политической эмансипации», по которой ослабление экономического угнетения низов со стороны верхов неотделимо от расширения политических свобод; «прогрессисты» радели за то и другое вместе, «консерваторы» выступали против того и другого вместе. Между тем в Российской империи политическая свобода была равносильна свободе высших и средних слоев бесконечно грести под себя, дезинтегрируя и прямо разрушая государство и разоряя (или, в лучшем случае, ограничивая чуть ли не неолитическим уровнем потребления) основную массу населения*, а проблема обеспечения достаточного количества земли для крестьян и повышения покупательной способности народной массы была главной экономической проблемой. Иными словами панацеей для России был бы «цезаризм/бонапартизм» - поощрение «кулака» и крепкого крестьянина, забота об их земельном достатке, охрана крестьянства от массового разорения, некоторые гарантии рабочим + железное подавление «революционной интеллигенции» и антиправительственных поползновений аристократии и средних слоев. Но сочетать это в рамках заимствованного европейского мировидения (где эти принципы до появления итальянского фашизма лежали в разных, считавшихся тотально противоположными, идеологических «наборах») было невозможно. В итоге Россия «дергалась», теряя то на одном направлении, то на другом, пока недостаточное продвижение по пути социально-экономического обеспечения основной массы населения в сочетании с чрезмерным предоставлением политических свобод не взорвало ее окончательно. Характерно, что Столыпин интуитивно нащупал правильный курс: усиленно вешать эсеровских бомбистов, усиленно обеспечивать землей крестьян - но мог проводить его (особенно во второй части) и слишком ограниченно, и слишком запоздало.
В XX веке Россия попробовала осуществить еще две европейские теории - марксизм/социал-демократический проект и теорию открытой либеральной экономики (кстати, легко заметить, что нынешнее процветание Европы базируется в точности на сочетании этих двух блоков). От разгрома, причиненного реализацией первой теории, страна пришла в себя только около 1960 г., а в наследство получила от него все-таки отличную тяжелую, в том числе военную промышленность, и потенциал сверхдержавы. От разгрома, причиненного реализацией второй теории, непонятно, оправится ли страна вообще, а наследство от него сведется к выжженной земле (поскольку элитное жилье капитанов новой революции, размещенное в Москве и Испании, национальным наследством не назовешь). В обоих случаях российские прогрессоры совершенно игнорировали тот факт, что сами же европейские авторы перенятых ими теорией строго оговаривали их поле применимости, и Россия туда никаким боком не попадала. (марксистский рецепт требует огромного процента наемных рабочих, открыто-либеральный - исходное количественное доминирование «средних слоев», т.е. людей, наделенных достаточной покупательной способностью, чтобы национальное производство могло существовать за счет их обслуживания. Российские юзеры этих теорий открыто полагали, что применение европейских рецептов само вызовет появление условий, изначально необходимых для того, чтобы эти рецепты сработали!)
Хотелось бы подчеркнуть, что дело вовсе не в том, что теории это европейские, а в упомянутой выше разрухе в головах: «что ни делает дурак, все он делает не так». Если Россия примется осуществлять «свой особый» путь, эффект будет тот же или еще хуже (хотя, казалось бы, уж некуда - но пример Болгарии при коммунистических правителях а-ля Зюганов в 1990-х доказывает, что еще очень даже есть куда), потому что и раньше использовать европейские теории по-умному, а не «как всегда», не мешало ничего, кроме отсутствия совести и здравого смысла (сравни с Японией, Египтом и Китаем), а при таком отстутствии и отечественные теории не помогут (скорее наоборот: европейские теории хотя бы доводили до ума люди с некоторым царем в голове, только заимствовали и осуществляли граждане без оного. Отечественные теории уже и придумывать должны будут люди без царя в голове - за отсутствием сколько-нибудь значимого числа остальных - с понятными последствиями).

*И вовсе уж неограниченно наваливаясь на «низы». В конце концов, это империя (довольно безуспешно) пыталась проводить в жизнь указ об ограничении барщины тремя днями; безыдейные черноземные помещики любили переводить крестьян на постоянную работу на барской земле за паек (то есть полностью превращать их в рабов), а петербургские, северные декабристы собирались освободить крестьян без земли, что было бы равносильно для крестьян тому же переводу на постоянную барщину (точнее, вечное батрачество на чужой земле), только уже не принудительному, а сугубо «добровольному» - под угрозой голодной смерти.

II
Там самым альтернативка, в рамках которой автор желает обеспечить величие и процветание страны, должна считаться с необходимостью нейтрализовать вышеуказанные факторы А-Б, причем сделать это правдоподобным образом, не заставляя своих героев по десять раз подряд выбивать десятки при стрельбе с закрытыми глазами. Раз возникшее могущество Срединной Европы Россия физически не могла уничтожить; подчинение ему означало бы превращение в колонию. Следовательно, необходимо найти точку, в которой Срединной Европе не дали бы подняться. Последний раз возможность сделать это без сверхчрезвычайных и имеющих очень низкую вероятность успеха усилий существовала в начале XIX века. Только тогда, поддерживая настоящий союз с Наполеоном, можно было предотвратить появление могучей и гибельно амбициозной Срединной Европы. Кроме того, Наполеон предагал Александру в 1807-1808 гг. в качестве цены за поддержку французского протектората над Срединной Европой раздел Турции и свободную экспансию в Иран и на Инд, против Англии (что технически было вполне осуществимо). Предав союз и тайно действуя в пользу Австрии, когда она напала на Францию в 1809, Александр перечеркнул саму возможность такой постановки вопроса.
При этом наполеоновская империя - создание гения одного человека, а не Франции как социума - не пережила бы своего создателя, так что не только не стала бы новой угрозой России, но, напротив, ее неизбежный распад создал бы вакуум и в самой Срединной Европе, который, кроме России, занимать было бы попросту некому; это обеспечило бы России превосходную, просто автоматическую возможность вмешаться и получить часть франко-имперского наследства вплоть до Рудных гор - Эльбы - Альп минимум и до Рейна максимум.
А поскольку Англия была бы устранена из Азии еще при жизни Наполеона, (причем доминирующие позиции на Инде отошли бы именно к России - больше просто не к кому), то на этой фазе Россия автоматически оказалась бы единственной доминирующей силой во всей Евразии к востоку от Рейна и Альп! В свою очередь, Америка в этих условиях никогда не могла бы подняться до положения гегемона мира (возможность бы не появилась) - она была бы заключена в рамках «доктрины Монро».
Перспективы такого геополитического положения ясны. Подчеркнем, что все это просто автоматически следовало бы из первых же двух шагов:
- при Наполеоне: устранение Срединной Европы (к Франции), Турции (к Франции и России), Англии из Азии (англ. сфера влияния - к Франции и России);
- приобретение части наполеоновского наследства (прежде всего Срединной Европы и Балкан) при неминуемом распаде империи Наполеона в первые же 15-30 лет после его смерти.
Для того, чтобы стать после этого повелителем большей части Евразии, стараться России было бы уже не нужно; наоборот, ей нужно было бы сильно постараться, чтобы им не стать.
Вторая беда России также могла быть преодолена, пожалуй, только в союзе с Наполеоном. Дело в том, что разумно устранить обезьянничанье у Европы после Петра было практически невозможно. Выбор был невелик: либо такое обезьянничанье - либо не менее (а когда так даже и более) дурацкое славянофильство/«элитарный консерватизм» Тютчевско-Аксаковско-Леонтьевского образца. Осуществить разумный отказ от послепетровского европеизма ни в реальности, ни в альтернативке правдоподобным образом было бы нельзя, не прибегая к марсианским гипноизлучателям.
Тем не менее некая половинчатая с принципиальной точки зрения, но крайне важная реально подвижка произойти все же могла и здесь: могло бы случиться, что обезьянничать в Европе Россия стала бы у кого-то, чей опыт хорошо подходил бы к самой России. Принцип обезьянничанья от этого лучше бы не стал, но реальные последствия его применения в данном конкретном случае оказались бы весьма благодетельны - и, может быть, изменив жизнь страны в лучшую сторону, даже способствовали бы оздоровлению ее психики и отказу от самого обезьянничанья. Представим себе для примера, что было бы, если бы Россия в 1985-1990 принялась бы подражать не Европе, а Китаю того же 1990 года!
Между тем горе России заключалось в том, что в Европе с толком подражать ей было в XVIII-XIX веках попросту некому - за исключением той же военно-буржуазно-крестьянской Наполеоновской империи! Ее опыт, даже воспринятый некритически (сочетание сильной военно-бюрократической, имперской власти, с неким представительством от земли, достаточно раболепным в спокойных условиях, но подающим голос в критические моменты - при Наполеоне такой «совещательный парламент, голос нации» отлично существовал и работал; сочетание государственной заботы о некоем прожиточном минимуме для всех, с соответствующим регулированием цен и прямым «потрошением» фондов частных магнатов при крайней необходимости, - с протекционизмом собственному промышленному производству и его капитанам, тем же частным магнатам [при несомненном приоритете государственной власти]; гражданское равенство при реальном выдвижении элиты не за счет ограбления, порабощения и «опускания» массы, при чрезвычайной заботе государство об опоре на массовые крепкие крестьянские хозяйства. Короче, в социально-экономическом аспекте это нынешний Китай или нацистская Германия с поправкой на условия 1800 г. - и при этом, в отличие от фашистских и корпоративных держав XX века, без иррациональной воинствующей идеологии, массовых политических преступлений и несправедливых притеснений и казней, с сохранением чести и великодушия, Наполеону вполне свойственных; «здорово-плебейский» характер государства, полное отсутствие шляхетско-культуртрегерских мифов, оправдывающих паразитарность и/или жестокость элиты и одинаково чудовищно деформировавших историю России в 1720, 1930 и 2000 гг., кто бы ни считался кастой прогрессоров, воспитывающей и цивилизующей «туземцев» за их счет и на их костях - петровские опричники, большевики или либералы; программное и общеизвестное отвращение Наполеона к «идеологам» как таковым) - этот опыт оказался бы для России в высшей степени благодетелен и прямо отвечал ее основным потребностям.
Особенно важно это было бы для правления Николая I: по своим царским качествам вполне пригодный правитель - ответственный, дельный, честный, справедливый в меру своего понимания справедливости, ограниченно великодушный (не по зову сердца, а из чувства чести в своем понимании - эмоционально/подсознательно он был человек скорее отрывисто-злой), достаточно рационалистический, заботящийся о государстве - он вместе с тем унаследовал петровскую легенду о царе, воспитывающем и «образующем» шляхетство и о шляхетстве, воспитывающем и поддерживающем в добродетельном виде народ, сам по себе представляющий массу ленивых варваров-туземцев, лежащую «вне истории». Имел бы Николай другую головную начинку (эта шла от русского общества первой половины XIX в.), он был бы государем, что называется, на крепкую четверку с плюсом, и для России весьма полезным. Подражай он Наполеону, а не собственному брату (которого очень не любил - лично он был совершенно другим человеком - но базовую мифологию которого полностью воспринял), эффект был бы именно такой.
III
Условия реализации альтернативки: основное условие - устранение или фактическое безвластие Александра I, или его обращение на путь прочного союза с Францией. Алексагдр всю жизнь играл в живых солдатиков всеми своими подданными, руководствуясь единственным принципом - «все в дерьме, посередине я весь в белом», и реализуя его преимущественно путем погружения всех в дерьмо. Был он, по-видимому, полубезумен, и уж в любом случае фантастически безответствен, болезненно иррационален, нарциссистичен, невероятно труслив, непорядочен (в том смысле, что слова не держал и обязательств не признавал никаких), жесток (не в гитлеровско-сталинском, а в егор-тимурович-гайдаровском смысле - что не сильно меняет дело) и всегда готов платить за свое самолюбие и/или прихоти сотнями тысяч жизней подданных. Достаточно вспомнить предписанное им (и без малейших колебаний исполненное дворянскими военачальниками - кроме, кстати, Кутузова, который это фактически пресек) массовое сожжение российской армией российских же деревень и всех запасов по всей полосе отступления; это, конечно, немало досаждало французам, вот только зимой от голода и холода в этой полосе вымерло больше полутора миллионов человек, спокойно брошенных монархом и элитой на алтарь тотальной войны, на которую эта элита и пошла-то только ради охраны своего самолюбия (никакой дружбы с плебеем Наполеоном!) и кармана (никакой вражды с Англией, покупающей сырье у русских помещиков и государства!). За последние три века никто, кроме Александра и Гитлера, не приказывал собственным войскам сознательно уничтожать при отступлении средства, необходимые для выживания собственного населения, чтобы таким способом осложнить положение врага; да и в предшествующие века этим приемом пользовались только самые отчаянные отморозки.
Напротив, для осуществления союза с Наполеоном прекрасно подошли бы: Николай, неизменным задушевным желанием которого было разделить Турцию со всяким, кто согласится участвовать в таком разделе; Павел - сам не в себе, но при всем том куда более полезный для основной массы населения страны царь, чем утонченный Александр, и куда лучше чувствовавший и защищавший национальный интерес (если понимать под ним не своекорыстный интерес дворянской элиты, а совокупный интерес монархии и простолюдинов), да к тому же и прямо договорившийся с Наполеоном о вражде с Англией и разделе всего Востока в 1800-1801 гг.; люди типа Державина и Кутузова - сам Кутузов был таким упорным сторонником континентального союза с Францией и экспансии на юг, что сознательно выпустил Наполеона из России осенью 1812 и до последнего часа противился намерению Александра дальше воевать с Наполеоном в Европе (в частности, хитрый старик фактически парализовал наступление собственных войск зимой 1812-1813, так что к активным действиям Александр смог перейти только по его смерти!). При всем своем царедворчестве, осенью 1812 г. он как-то раз прямо сказал английскому эмиссару Вильсону, что вообще не видит пользы в полном сокрушении Наполеона и его империи, так как «выгоду от этого извлечет не Россия и не какая-либо иная держава континента, а те, кто и сейчас своим тиранством на морях всех в отчаяние приводят» - то есть Англия! Еще раньше он, как известно, принял под Москвой Лористона, взял у него послание Наполеона к Александру и переправил его самому Александру. «Патриотическая» школа русской историографии сочла за лучшее проглотить это и даже рисовать позицию Кутузова на этих переговорах в духе «войны до победного конца». В действительности Александр был разъярен поведением Кутузова в этой истории именно как «профранцузским»: он-то, в отличие от авторов популярных работ, отлично знал, что с самого начала строжайше предписывал Кутузову ни в какие переговоры не вступать, никаких эмиссаров Наполеона не принимать, никаких посланий от них не брать и не передавать. Кутузов попросту наплевал на все эти громоносные приказы, что в данных обстоятельствах говорит само за себя. Да и мог ли Кутузов - служилый худородный (не столично-элитный и не особенно поместный) человек времени Екатерины, всю жизнь проведший в войнах на юге, а по своим индивидуальным качествам совершенно внеидеологический человек, добродушно-хитрый циник, всегда видевший в простолюдинах таких же живых людей (если угодно, животных), как и все прочие, и чувствовавший перед ними достаточную ответственность (приблизительно как старший, привилегированный член семьи - «большак» - перед младшими или офицер перед рядовыми солдатами и мирными жителями = отношение к делу служилых XVII века, до внедрения культуртрегерского мифа Петра) - мог ли он относиться к делу как-то по-другому?
Итак, варианты для осуществления альтернативки лежат между 1801 и началом 1813 года. Перечислим несколько из них:
а) Павла не убивают, он правит... ну, до 70-летия: мужичок был крепкий - то есть примерно до 1815 года. Александр и Константин после неудачного заговора 1801 сидят где-нибудь в монастыре, Павлу преемствует Николай.
б) Русские в 1807-1808 одерживают несколько блестящих побед на юге, выводящих их за Дунай (война с турками там шла еще с 1806). В этом случае Александр волей-неволей вынужден был бы прочно втянуться в южную экспансию, да так и не вышел бы из нее.
в) Наполеон в декабре 1812 удерживает Литву (это было более чем возможно), в 1813 наносит Александру новое тяжелое поражение (о возможности и даже вероятности такого хода дел с чисто военной точки зрения пишут редко, но отттого оно не становится менее ясно); Александра устраняют заговорщики, правит номинально 17-летний Николай, фактически - магнаты типа Кутузова и чуть ли не с ним во главе. Прекрасный вариант: при нем Николай (который сам по себе обдумывал и готовил отмену крепостного права, но с самого начала был так напуган декабристами - в данном варианте не появляющимися в принципе - что так и не осуществил эту меру), скорее всего, проведет отмену крепостничества и прочие полезные реформы Александра II еще в 1820-х-30-х (параллельно с реформой государственных крестьян, которую он провел вполне реально именно как черновик освобождения), отнюдь не потакая «свободам» в стиле судов присяжных, оправдавших Веру Засулич. Неприятная сторона варианта: Срединная Европа уже не раздавлена (Австрия и Пруссия - победоносные союзники Наполеона), Россия с неясными шансами на успех должна оспаривать у Наполеона первенство по сравнению с ними - и уже среди его фактических вассалов, а не союзников.