Mogultaj Постоянный
посетитель
Moscow
|
Посеребренный
век-1
ДВАДЦАТЬ
ДЕВЯТЬ СЛУЧАЕВ И ОДНО МНЕНИЕ ИЗ ЖИЗНИ ВЫДАЮЩЕГОСЯ ПОЭТА
АЛЕКСАНДРА АЛЕКСАНДРОВИЧА БЛОКА.
Простим
угрюмство! Разве это сокрытый двигатель его? Он весь -
дитя добра и света! Он весь - свободы торжество!
1)
Когда в 1903 году Александр Александрович Блок женился на
Любови Дмитриевне Менделеевой, он сильно ее пугался и не хотел
с ней спать. А чтобы она из-за этого не расстраивалась, он
каждый раз рассказывал ей на ночь смешную сказку про Астарту и
дракона, которой его научил его друг детства Соловьев Сергей.
Но Любовь Дмитриевна все поняла неправильно, и вот не прошло и
шести лет, как она родила Александру Александровичу ребеночка
от совершенно постороннего человека. Правда, ребеночек скоро
умер, но Александр Александрович тогда все равно очень
переволновался. Тут надо добавить, что Любовь Дмитриевна была,
как видно, совершенно не в отца, который все понимал правильно
и, между прочим, придумал известную таблицу своего имени. Уж
скорее она была в маму.
2) А насчет того, чтобы не
спать с женой, это у Александра Александровича вообще был
такой принцип. Вот тоже и про своего покойного тестя, Дмитрия
Ивановича Менделеева, и про его жену, свою тещу, Анну Ивановну
Менделееву, Александр Александрович 27 декабря 1912 года
написал так: "Ученый, по прошествии срока, бросил ее физически
(как всякий мужчина, высоко поднявшись, проникаясь все более
проблемами, бабе недоступными)". Тут, кстати, видно, что
Александр Александрович не очень-то любил свою тещу, а это,
надо признать, довольно-таки человеческая черта.
3)
Александр Александрович Блок был очень доверчивый. Однажды, 8
ноября 1911 года, он написал в своем дневнике: "..."Пьяный
Петр, заставляя заспанного восьмилетнего сына рубить
стрельчонку голову зазубренным топором, действует и как
стоящая выше окружающего или владеющая [им] демоническая сила,
и как жертвенное лицо, принесшее службу свою, всего себя - для
будущей русской цивилизации". В кавычках - мысли
Кузьмина-Караваева, мной воспринятые, взаимное согласие". Это
про топор, значит, придумал Кузьмин-Караваев, а Александр
Александрович взял да и поверил. А между прочим, этот
Кузьмин-Караваев был, наверное, не очень хороший человек. Ну,
куда ему до Петра!
4) Александр Александрович Блок был
очень чуткий. 10 ноября 1911 года он написал в своем дневнике:
"Вечером я собираюсь к Дризену - приходит Ганс Гюнтер с
похвалами "Ночным часам", со своими какими-то нерусскими
понятиями. Несколько слов, выражений лица - и меня начинает
бить злоба. Никогда не испытал ничего подобного. Большего
ужаса, чем в этом лице, я, кажется, не видал. Я его почти
выгнал, трясясь от не знаю какого отвращения и брезгливости.
Может быть, это грех".
А глупый немец так ничего и не
понял!
5) Как мы уже имели случай писать, Александр
Александрович Блок был очень чуткий и даже чувствительный. 22
декабря 1912 года он написал в своем дневнике: "Больно, когда
падает родная береза в дедовском саду. Но приятно, СЛАДКО,
когда Галилея и Бруно сжигают на костре, когда Сервантес
изранен в боях, когда Данте умирает на паперти". Вот как тонко
Александр Александрович дифференцировал свои
чувства!
6) Александр Александрович Блок был очень
рассудительный и поэтому часто признавал возможность двух
разных мнений на один счет. Так что 26 декабря 1912 года он
написал в своем дневнике: "Маленькую Любу лишний раз бранил (а
может быть, и не лишний)".
Тут надо добавить, что
Маленькая Люба - это его жена, потому что Александр
Александрович никогда не позволил бы себе бранить малознакомую
женщину.
7) Однажды, 14 ноября 1911 года, Александр
Александрович Блок страшно напугался, что все японцы
переженятся на арийцах, то есть японки на арийцах, а арийки на
японцах, а в результате арийцев вовсе и не останется. Тогда
Александр Александрович написал в дневнике: "Так и мы:
позевываем над желтой опасностью, а Китай уже среди нас.
Неудержимо и стремительно пурпуровая кровь арийцев становится
желтой кровью. Об этом, ни о чем ином, свидетельствуют рожи в
трамвае, беззаботный хохот Меньшикова (ИУДА, ИУДА), голое
дамское под гниющими швами каракуля на Невском. Остается
маленький последний акт: внешний захват Европы. Это произойдет
тихо и сладостно внешним образом".
Тут надо добавить,
что Александр Александрович недолго колебался и в тот же вечер
открыл способ борьбы с опасностью: "Надо найти в арийской
культуре взор, который бы смог бестрепетно и спокойно
(торжественно) взглянуть в "любопытный, черный и пристальный и
голый" взгляд - 1) старика в трамвае; 2) автора того письма к
провокаторше, которое однажды читал вслух Сологуб в бывшем
Кафе де Франс; 3) Меньшикова, продающего нас японцам; 4)
Розанова, убеждающего смеситься с сестрами и со зверями; 5)
битого Суворина; 6) дамы на Невском; 7) немецко-российского
мужеложца... Всего не исчислишь. Смысл трагедии -
безнадежность борьбы; но тут нет отчаянья, вялости, опускания
рук. Требуется высокое посвящение. Сегодня пурпурноперая
заря".
Тут еще надо добавить, что немецко-российский
мужеложец - это, наверное, царский феодал граф барон Ламздорф.
Он был по дипломатической части. А японцы денег Меньшикову за
нас так и не заплатили. Скупердяи!
8) Кстати, Александр
Александрович вообще очень пугался насчет арийцев. А с другой
стороны, он был довольно-таки аристократический и хорошо
образованный человек, в чем-то даже дарвинист. И 2 января 1912
года он написал в своем дневнике: "Для того, чтобы не упасть
низко, для этого надо иметь большие нравственные силы, т.е.,
известную "культурную избранность", ибо нравственные фонды
наследственны. В наши дни все еще длится - и еще не закончен -
этот нравственный отбор; вот почему, между прочим, так сильно
еще озлобление, так аккуратно отмеривается и отвешивается
количество арийской и семитической крови, так возбуждены
национальные чувства". Тут надо добавить, что уже потом, по
смерти Александра Александровича, по поводу нравственной
наследственности и ее соотношения с арийской и семитической
кровью в европейских кругах велась довольно-таки интересная
прикладная дискуссия. Но Александр Александрович до нее, к
несчастью, не дожил.
9) Александр Александрович Блок
очень любил свою жену Любовь Дмитриевну и всегда заботился о
ней. Так, 20 января 1912 года он написал в своем дневнике:
"Воротясь домой и увидав за окном в столовой подушку из снега,
Люба стала представлять, как там идут маленькие человечки на
лыжах вдоль по канату. Придется подарить ей коробку оловянных
солдатиков".
Тут надо добавить, что Александр
Александрович любил Любовь Дмитриевну чистой, а не
астартической любовью. А она как раз хотела, чтобы
астартической. Из-за этого она сильно переживала и даже часто
плакала. А в солдатиков ей хотелось играть значительно
меньше.
Так что тут Александр Александрович, можно
сказать, промахнулся.
10) Александр Александрович Блок
ужасно обрадовался, когда узнал о гибели "Титаника" в 1912
году. Он решил, что это происшествие доказывает существование
Атлантического океана, а то Александр Александрович стал уже
как-то сомневаться на его счет. Чтобы снова не забыть про
океан, он записал в своем дневнике от 5 апреля 1912 года:
"Гибель Титаника, вчера обрадовавшая меня несказанно (есть еще
океан!)".
11) Однажды, 22 мая 1912 года, Александр
Александрович Блок страшно напугался прислуги, потому что у
нее во рту не хватало зуба или даже нескольких. Александр
Александрович уже решился бежать из квартиры, но вышло как-то
так, что вместо этого выгнали прислугу. Натерпевшись страху,
Александр Александрович написал в своем дневнике: "Ужас после
более или менее удачной работы: прислуга. Я вдруг заметил ее
физиономию и услышал голос. Что-то неслыханно ужасное. Лицом -
девка как девка, и вдруг - гнусавый голос из беззубого рта.
Ужаснее всего - смешение человеческой породы с неизвестными
низшими формами (в мужиках это бывает вообще, вот почему в
Шахматово тоже не могу ехать)... Жена моя, актриса, этого не
понимает и не хочет знать. В маминой прислуге есть тоже нечто
ужасное. Придется сегодня где-нибудь есть, что, увы,
сопровождается у меня пьянством... Найти выход из западни
сейчас. По-видимому, покинуть квартиру, которая в течение двух
лет постепенно заселялась существами, сначала клопами и
тараканами, потом - этим".
Тут надо добавить, что эта
горькая запись сделана как раз 22 мая, а 28 мая 1912 года
Александр Александрович написал уже совсем по-другому: "После
нескольких дней бесприслужья - какая-то девчонка, умеющая
сносно готовить".
Так что эта неприятная история
кончилась для Александра Александровича не так уж и плохо.
12) Александр Александрович Блок, должен напомнить,
был очень жалостливый и чуткий. Поэтому он довольно-таки остро
переживал свое происхождение из среды царских феодалов и
угнетателей и вообще социальные контрасты. Однажды, 19 декабря
1912 года, он записал в своем дневнике: "День начался
значительнее многих. Мы тут болтаем и углубляемся в "дела". А
рядом - у глухой прачки Дуни болит голова, болят живот и
почки. Воспользовавшись отсутствием "видной" прислуги, она
рассказала мне об этом. Я мог только прокричать ей в ухо, что,
"когда барыня приедет, мы ее отпустим отдохнуть и полечиться".
Надо, чтобы такое напоминало о месте, на котором стоишь, и
надо, чтобы иногда открывались глаза на "жизнь" в этом ее,
настоящем смысле; такой хлыст нам богатым, необходим".
Тут надо добавить, что, увлекшись своей идеей насчет
хлыста, Александр Александрович совсем забыл, что глухую
прачку Дуню можно было бы отправить к врачу и сразу, не
дожидаясь приезда Любови Дмитриевны. Тем более, что та в это
время моталась черт-те где со своими театрами и ожидалась не
раньше Нового Года.
К чести Александра Александровича
надо сказать, что когда через десять дней прачке Дуне стало
совсем плохо, 28 декабря 1912 года он записал в своем
дневнике: "Прислуга Дуня больна, вчера возили в больницу,
позову доктора".
Больше про прислугу Дуню в дневнике
ничего не написано. Может, преставилась? А через три дня и
Любовь Дмитриевна приехали.
13) Александр Александрович
Блок в молодые годы, смешно сказать, смерть не любил евреев.
Тут как раз наступила Первая Империалистическая война. В войну
Александр Александрович придумал, что всех жидов надо
перевешать, и поделился своей идеей с Зинаидой Гиппиус. Но
Зинаида Гиппиус никак не могла согласиться с этой мыслью, и
Александр Александрович отложил ее до другого раза. К чести
Александра Александровича надо сказать, что немного погодя,
когда некоторые жиды заделались большевиками и заключили
похабный Брестский мир, он очень переменился и стал думать о
них значительно лучше.
14) Однажды, 23 июля 1917 года,
Александр Александрович страшно напугался, что юнкера
Николаевского училища пили за здоровье бывшего царя Николая.
Он написал в своем дневнике: "Дельмас рассказала мне только
ужасы. Между прочим: юнкера Николаевского кавалерийского
училища с офицерами пили за здоровье царя. Отчего же после
этого хулить большевиков, ужасаться перед нашим отступлением,
перед дороговизной, и пр., и пр., и пр.? Ничтожная кучка хамья
может провонять на всю Россию".
Тут надо добавить, что
Александр Александрович сделал из этой ситуации логические
выводы, и уж с тех пор никогда не хулил большевиков и не
ужасался перед дороговизной, находя в ней много
хорошего.
15) Кстати, он тогда еще совсем перестал
ужасаться перед нашим отступлением, и 19 октября 1917 года
написал в своем дневнике: "У немцев нет никаких сил
распространяться на широком фронте - нет лошадей".
Но
немцы обманули Александра Александровича и пошли пешком. В
результате они взяли у нас много русских городов, в том числе
мать их Киев. Скользкие люди! Все-таки не зря он тогда Гюнтера
выгнал.
Тут надо добавить, что, как видно, Александр
Александрович не больно-то понимал в военном деле.
16)
Александр Александрович Блок был очень справедливый. Когда он
видал какое-нибудь зло, так он прямо-таки готов был покарать
кого попало, лишь бы не оставлять это дело без последствий.
Поэтому в 1918 году в статье "Интеллигенция и революция" он
писал: "Почему дырявят древний собор? - Потому, что сто лет
здесь ожиревший поп, икая, брал взятки и торговал водкой.
Почему гадят в любезных сердцам барских усадьбах? - Потому,
что там насиловали и пороли девок: не у того барина, так у
соседа. Я знаю, что говорю".
Тут надо добавить, что к
этому времени вместе с соборами и усадьбами продырявили
несколько тысяч ошевавшихся при них попов и помещиков.
Александр Александрович ничего про них не написал, потому что
это не важно.
17) Но иногда Александр Александрович
немножко увлекался этим методом, чтобы убивать кого попало, и
попадал под справедливую критику современников. Так, в своей
поэме "Двенадцать" Александр Александрович в 1918 году
сочинил, что одна Катька бросила своего Петьку и ушла к
Ваньке. Там сказано так: А Ванька с Катькой в кабаке, у
ней керенки есть в чулке. Ну, Ванька, сукин сын,
буржуй, мою попробуй, поцелуй! Катька с Ванькой
занята, чем, чем занята? За это Петруха ее убивает из
винтовки и говорит: Что, Катька, рада? Ни гугу! Лежи ты,
падаль, на снегу! Эх, эх! Позабавиться не грех! Ты
лети, буржуй, воробышком, выпью кровушку за
зазнобушку, чернобровушку! По этому поводу писатель Иван
Алексеевич Бунин, хотя и контрреволюционер, довольно-таки
грамотно заметил: "Опять буржуй, и уж совсем ни к селу, ни к
городу, буржуй никак не был виноват в том, что Катька была с
Ванькой занята". Тут уж ничего не попишешь, что правильно, то
правильно.
Здесь надо добавить, что в своей книге
"Гамаюн" большой друг и поклонник Александра Александровича
Владимир Николаевич Орлов попытался было пересмотреть этот
вопрос. Он написал: "Знаменательно, что настоящего виновника
гибели Кати Петруха видит в буржуе, именно буржуйскую кровь он
готов выпить за свою "зазнобушку". В этой яростной вспышке
есть глубокая достоверность. У Петрухи свои счеты с буржуазным
миром, с которым спуталась его Катя (гуляла с офицерами и
юнкерами) и который в конечном счете и вправду оказался
виновником ее гибели - ведь Ванька, из-за которого она
погибла, тоже "буржуй"". Но тут уж Владимир Николаевич со
своей идеей явно перебрал. Позиция Ивана Алексеевича,
безусловно, куда сильнее. Во-первых, пока Катька гуляла с
юнкерьем (а вовсе и не с офицерами), Петруха был ей вполне
доволен, а вся-то история вышла, когда Катька стала гулять с
солдатьем, то есть с Ванькой. Во-вторых, Ванька, как солдатье,
никак не может быть буржуем иначе как в ругательном смысле, и,
стало быть, у настоящего буржуя пить за него кровь можно
только по нездоровой ассоциации. О чем и речь.
18) У
Александра Александровича Блока здорово работала фантазия! Еще
в июне 1907 года он сочинил стишок "Рабочему", в котором
писал: Взойдет и всколосится новь, и по весне - для
новой нови прольем ковши их жирной крови, чтоб зрела
новая любовь. И мы подымем их на вилы, мы в петлях
раскачнем тела, чтоб лопнули на шее жилы, чтоб кровь
проклятая текла. Тут справедливая расправа над врагами
революции описана довольно-таки рельефно. Даже дети могут
напугаться. Но вот насчет медицины и физиологии Александр
Александрович понимал относительно слабо. Потому что кровь,
во-первых, не бывает жирной, она не молоко, а, во-вторых, у
повешенного кровь течет вовсе не из жил на шее, а немножечко
изо рта, да и то не всегда. Так что с фактической стороны дела
тут, как говорится, имеется определенная
недоработка.
19) Тут надо еще добавить, что в 1918 году
Александр Александрович любил употреблять при описании
народной расправы над реакционными интеллигентами формулировку
"величественно вешать". Тут опять неправильно. Кто сам вешал,
знает, ровно ничего тут величественного нет! Только что обоим
партнерам неприятность.
Ну да то, что Александр
Александрович насчет физиологии понимал относительно слабо,
это видно уже из случая с Любовью Дмитриевной.
20) Я
так думаю, все сами помнят, что Александр Александрович Блок
был очень тонкий и впечатлительный. Вот зимой 1917-1918 года у
него за стеной жила одна барышня, которая иногда тихо напевала
по случаю своего сексуального и морального удовлетворения.
Александра Александровича это очень расстраивало. 5 января
1918 года он написал в своем дневнике: "В голосе этой барышни
за стеной - какая тупость, какая скука: домового ли хоронят,
ведьму ль замуж выдают? Когда она наконец ожеребится? Ходит же
туда какой-то корнет. Ожеребится эта - другая падаль поселится
за переборкой, и так же будет выть, в ожидании уланского
жеребца. К чорту бы все, к чорту!" А 21 февраля приписал:
"Барышня за стеной поет. Сволочь подпевает ей (мой
родственник). Это - слабая тень, последний отголосок ликования
буржуазии".
Я все-таки думаю, что эта барышня была
виновата не так сильно, как казалось Александру
Александровичу. И потом, с кем же она это самое, - с уланским
корнетом или с его уланским жеребцом? Неужели с
обоими?
21) Но, наверное, эта барышня в самом деле
сильно расстраивала Александра Александровича. Потому что 13
января 1918 года он написал в своем дневнике: "Тычь, тычь в
карту, рвань немецкая, подлый буржуй. Артачься, Англия и
Франция. Мы свою историческую миссию выполним. Вы уже не
арийцы больше. И мы широко откроем ворота на Восток. Мы на вас
смотрели глазами арийцев, пока у вас было лицо. А на морду
вашу мы взглянем нашим косящим, лукавым, быстрым взглядом; мы
скинемся азиатами, и на вас прольется Восток. Ваши шкуры
пойдут на китайские тамбурины. Опозоривший себя, так
изолгавшийся, - уже не ариец. Эволюции, прогрессы, учредилки -
стара штука. Последние арийцы - мы".
Нет, она его
действительно довольно-таки сильно расстроила.
22) Но,
надо сказать, кто совсем надоедал Александру Александровичу в
трудные годы Гражданской войны - это один буржуй, который жил
у него за стеной. 26 февраля 1919 года Александр Александрович
написал о нем в своем дневнике: "Я живу в квартире, а за
тонкой перегородкой живет БУРЖУА с семейством (называть его по
имени, занятия и пр. - лишнее). Он обстрижен ежиком,
расторопен, пробыв всю жизнь важным чиновником, от него пахнет
чистым мужским бельем, его дочь играет на рояли, его голос -
тэноришка - раздается за стеной, на лестнице, во дворе у
отхожего места, где он распоряжается, и пр. Везде он. Господи,
Боже! Дай мне силу освободиться от ненависти к нему, которая
мешает мне жить в квартире, душит злобой, перебивает мысли. Он
такое же плотоядное животное как я. Он лично мне еще не делал
зла. Но я задыхаюсь от ненависти, которая доходит до какого-то
патологического омерзения, мешает жить. Отойди от меня,
сатана, отойди от меня, буржуа, только так, чтобы не
соприкасаться, не видеть, не слышать; лучше я или еще хуже
его, не знаю, но гнусно мне, рвотно мне, отойди,
сатана".
Тут надо добавить, что Александр Александрович
сделал одну маленькую ошибку. Потому что важные чиновники -
это совсем не БУРЖУА и даже не совсем буржуа, а только их
пособники в обмане и угнетении трудящихся. В остальном все
правильно. Вот я только не знаю, куда делся потом этот
неприятный человек. Будем надеяться, расстреляли.
23)
Однажды, 21 февраля 1918 года Александр Александрович очень
напугался, что силы реакции отомстят ему за его любовь к
народу и большевикам. Он записал в своем дневнике: "Слух о
больших проскрипционных списках у кадет". Тут он, надо
сказать, все перепутал. К тому времени вся кадетская партия
была объявлена большевистским правительством вне закона, и
проскрипционные списки составлялись как раз на нее.
24)
Потом еще 4 марта 1918 года Александр Александрович очень
напугался, что левые эсеры протащат в революцию всякие
моральные идейки. Он написал в своем дневнике: "Философия
этого - помирить мораль с музыкой. Но музыка еще не помирится
с моралью. Требуется длинный ряд антиморальный (чтобы
"большевики изменили"), требуется ДЕЙСТВИТЕЛЬНО похоронить
отечество, честь, нравственность, право, патриотизм и прочих
покойников, чтобы МУЗЫКА СОГЛАСИЛАСЬ ПОМИРИТЬСЯ С
МИРОМ".
По-моему, про музыку не совсем понятно, а так
сказано очень глубоко и сильно.
25) Александр
Александрович Блок схватывал отличительные черты современности
прямо на лету. Так, 11 июня 1919 года он написал в своем
дневнике: "Чего нельзя отнять у большевиков - это их
исключительной способности вытравлять быт и уничтожать
отдельных людей. Не знаю, плохо это или не особенно. Это -
факт". Можно себе представить, как сурово и сдержанно он
написал бы про айнзатцгруппу!
Тут надо добавить, что
уничтожать отдельных людей большевикам удавалось даже лучше,
чем думал Александр Александрович. К середине осени 1919 года
они истребили на Юге России с общим населением около 45 млн.
чел. один миллион семьсот пятьдесят тысяч контрреволюционных
элементов, а сколько еще осталось!
26) Александр
Александрович Блок умел поговорить с народом на его языке.
Так, представляя широким пролетарским массам комедию Шекспира
"Много шуму из ничего", Александр Александрович сделал это в
следующих живых словах: "Посмотрите-ка теперь, как бойкая
и красивая девица, по имени Беатриче, поклялась, что никогда
не выйдет замуж и никогда не полюбит мужчину; как простоватый
и славный парень, по имени Бенедикт, тоже обещался, что ни за
что ни в кого не влюбится и никогда не женится. Много мы
видели таких историй, а, может быть, и сами давали такие
обещания; только всегда это кончалось так же, как кончится в
этой веселой комедии". Тут надо добавить, что как раз шел
декабрь 1919 года, было голодно и холодно, и такое живое слово
было нужно пролетарским массам не меньше самого
Шекспира.
27) Ну, думаю, тут уж нет необходимости
поминать, что Александр Александрович Блок был очень чуткий и
впечатлительный. 4 января 1921 года он написал в своем
дневнике: "Все, что я слышал от людей о Горьком, все, что я
вижу в г. Тихонове, - меня бесит. Изозлился я так, что
согрешил: маленького мальчишку, который, по обыкновению, катил
навстречу по скользкой панели (а с Моховой путь не близкий,
мороз и ветер большой), толкнул так, что тот свалился. Мне
стыдно, прости меня, Господи".
Тут надо добавить, что
когда Александр Александрович выгнал дурака Гюнтера, он еще
сомневался, грех это или не грех, а тут уже точно знал. Он,
значит, все это время нравственно развивался.
А
здорово, должно быть, тот мальчишка напугался Александра
Александровича! Интересно, что с ним потом было? Если не умер
от голода, не расстреляли и на войне не убили, так ведь мог бы
и уцелеть.
28) Александр Александрович Блок был, как мы
помним, очень доверчивый. Вот еще тоже он писал, что русские
попы, икая, торговали водкой. Так этого не было, потому что
русские попы вообще водкой не торговали. Это Александру
Александровичу кто-то, видно, рассказал про попов. И наврал,
собака.
29) Однажды, в марте 1921 года Александр
Александрович Блок очень напугался румынского оркестра. Тогда
как раз начался НЭП и их только разрешили снова. Услыхав после
долгого перерыва румынский оркестр, Александр Александрович с
непривычки страшно напугался, и, как пишет его большой друг и
поклонник Владимир Николаевич Орлов в своей книге "Гамаюн",
вбежал в свою квартиру в полубезумном состоянии, долго не мог
успокоиться, звал маму и кричал: "Я думал, что эти звуки давно
и навсегда ушли из нашей жизни, - они еще живы... Мама,
неужели все это возвращается? Это страшно!" Но румынских
оркестров было очень много. Из-за этого Александр
Александрович все время расстраивался и вскоре умер 7 августа
1921 года.
30) Парцифаль, мать его!
|